Красавица и Страшила (1/1)
— Разве ты не можешь слезть?— Нет, мне в спину воткнули шест. Если ты меня с него снимешь, я буду тебе чрезвычайно признателен.Л.Баум, «Удивительный волшебник страны Оз»
Сегодня нас четверо. Далеко за полночь, пластиковые стаканы и сигаретный дым. Ничего нового. Кроме того, что нас четверо. И запах у дыма не тот, что каждый день. Сегодня мы, как настоящие мужики, хвастаемся друг перед другом, как нас в первый раз трахнули и где это было. Мой черед. Я думаю, сейчас уже можно.— В клубе анонимных алкоголиков, — отвечаю я на вопрос «где?». И все взгляды устремлены на меня.Пожалуй, эта история больше подошла бы Трою, не знаю, как случилось, что произошла она именно со мной. Наверное, я был потерян чуть больше, чем мне казалось.Это было некоторое время спустя после того, как я вернулся с «каникул» из Ирландии. Мама настояла, чтобы я закончил свой курс с психологом, и я закончил. Прилежно ходил в школу, учил уроки, приходил домой и пялился на четыре стены своей комнаты. Ничего не происходило. Совершенно ничего. Мне даже подло и жестоко хотелось, чтобы еще что-нибудь грохнуло, хоть какой-нибудь захудалый взрыв. Лишь бы что-нибудь произошло. Но дни продолжали складываться бетонными буднями в недели. Я виню во всем школьную форму, она приводила меня в особое остервенение. Однажды, я пришел домой и порезал ножницами пиджак и галстук. Прямо не снимая покромсал. Попал по себе пару раз. Стоял потом перед зеркалом и любовался на это великолепие: лохмотья, жалкие капли крови. Потом мне, конечно, купили новую.Не знаю, читали ли вы книжку «Бойцовский Клуб». Может, хотя бы фильм смотрели. Там был чувак, который ходил на всякие анонимные собрания, типа, всяких алкашей, больных и обделенных. Как энергетический вампир. Приходил и плакал со всеми хором. Вот не поверите, я пошел в клуб анонимных алкоголиков и встретил там свою Марлу. Конечно, ее звали совсем по-другому, но это неважно.Никакой романтики в таких мероприятиях, конечно, нет. Но никто не обвиняет во лжи, когда говоришь, что тебе 18 лет и ты пошел по стопам папы-алкаша. Папа, конечно, Большая Шишка, пить у него времени нет. У меня нет намерения очернять его светлый облик, я вообще не знаю, насколько наш народ осведомлен о жизни политических деятелей нашего времени, чтобы знать, как выглядит сын нашего местного Героя. Это смешно вообще, я накатываю перед походом на встречу. Сотоварищи качают головами и уговаривают. Говорят добрые слова, жалеют. Я тут самый младший. Верно, какой еще дебил в моем возрасте и здравом уме пойдет в клуб анонимных алкашей? Для нашего поколения это же не проблема, это норма ежедневного существования. Они считают, что я славный мальчик, который борется со своими демонами. Мне не стыдно.А она меня не жалеет. Она вообще ничего не говорит в мой адрес, только улыбается — сама себе на уме. Она вообще не похожа на пьянчужку. Лет сколько-то немножко за 30, наверное, очень красивая. Но не такой холодной красотой городской стервы, а статная, благородная. В разноцветном шарфе, коротких джинсах и пляжных шлепках. И вообще, не скажешь, что у нее какие-то там проблемы. Так вот, она ничего не говорит, но подходит ко мне первой. Мы просто говорим ни о чем. В нечестности она меня не упрекает, но я вижу, что она мне не верит. Мы правда так хорошо говорим, что я не хочу портить эту беседу ложью.— У меня, на самом деле, нет проблем с алкоголем, — признаюсь я.— Хм, — она знающе улыбается, но я не отчаиваюсь спросить, как она сама тут оказалась: по делу или тоже просто дуркует.— Я — плохой человек, — толкаю я дальше. — Отнимаю время у людей, которым действительно нужна помощь.— А тебе помощь не нужна?Я думаю, наверное, нужна, раз я такой херней со скуки занимаюсь. Она пока продолжает:— Это хорошо, терапия эта. Когда сам отговариваешь от того, что самому нельзя, сечешь?И говорит она, как мальчишка.Мы потом идем гулять и долго беседуем. Я ей рассказываю всякое вперемешку: про то, что у меня папа — Большая Шишка, а мама встречается с другими дядями, и вообще они в разводе; потом еще про дядю Пита и Пенелопу, которые живут в Ирландии, и их ничего не связывает, и немножко про своего странного психолога, которая делает пометки карандашом в блокноте, прямо как в кино. Мы пьем колу из автомата; колу и ром, который я стащил из старых домашних запасов. У нее не очень длинные волосы, темные, заплетены в косичку с ленточкой. Я думаю, это мило. Мы успеваем попасть в метро до закрытия, хотя небо уже почти черное.Собрания проходят в старой школе, далеко за пределами центра города. Я обычно добираюсь на автобусе, в несколько пересадок. Там все как-то по-другому. И чувствуешь себя другим человеком немножко. Я вообще немножко другой человек последние несколько дней. Что-то приятное затаилось внутри, это сильнее школьной формы. В тот день мы много молчим и пересмеиваемся. Когда сеанс терапии заканчивается и все идут на выход, мы теряемся в пустых коридорах. Я никогда не делал ничего подобного, не оставался в школе допоздна. Где-то по этажам ходит охранник, это раззадоривает. Я немножко пьяный, как обычно, а она — не знаю, она хихикает, прикрывая рот рукой — сорванец в женском обличьи — и тащит меня куда-то с такой настойчивостью, будто знает эти коридоры от и до. Оказывается, она, в самом деле, знает. Рассказывает, что некоторые кабинеты опечатаны специальной печатью, а некоторые просто закрыты на ключ. В ее руке мелькает шпилька, чуть-чуть терпения — она распахивает дверь и пихает меня внутрь. Черт знает, что за кабинет, но стол большой. Первый раз неуклюжий, не комфортный и смешной. После она говорит мне, что мечтала это сделать еще лет в 15, давным-давно, вот на этом самом хреновом столе. Потом еще говорит, что я страшно худющий, хотя сама тоже — локти да коленки. Но все равно красивая, очень-очень. Сидит в нижнем белье на кафедре и болтает ногами, пока я курю вторую сигарету. Я думаю о том, что хотел бы встречаться с такой девушкой, но ей что-то там за 30, наверное. Она совсем не похожа на Пенелопу, но с ней тоже хорошо. Я тогда ей рассказываю про свою дурацкую школьную форму, про то, как люблю представлять, что лежу на кафельном полу в луже крови, и про то, что хочу, чтобы на моем надгробии написали, что я был так себе барабанщиком. А она говорит, что вообще не хочет умирать, и что рада, что меня встретила. Она вообще не говорит о грустных вещах, но слушает с любопытством. Я провожаю ее до метро и не чувствую в себе никаких перемен. Мне просто хорошо.В один день она берет с меня обещание, что я больше не буду приходить на собрания пьяным. Я говорю, что не проблема, а в следующий раз снова закидываюсь перед походом. В принципе, мог бы и без этого, но думаю, что туда страшно скучно ходить в трезвом виде.— Ты говорил, что у тебя нет проблем с выпивкой.— Что! Я более или менее ирландец, у нас с этим проблем нет, мы просто… пьем, — отшучиваюсь я.— Хм, — она что-то там себе улыбается, говорим мы мало.* * *
— Проблема даже не в том, сколько ты употребляешь, а сколько времени в день думаешь о том, что не мешало бы пропустить стаканчик, — она говорит со знанием дела. Я бы такое нарочно не придумал.У меня плохое настроение. Я не люблю, когда меня поучают. У меня кончился аспирин и хвосты по четырем предметам. Я бы послал это все к черту, а она заявляет:— Мне надо, чтобы ты бросил.Я немножко злюсь, честное слово, я слегка пьяный, как обычно, но уже близок к похмелью. Нахрена мне еще проблем на свою голову, спрашивается? Но все равно говорю:— Ладно.Правда в том, что на таких собраниях многие находят себе не помощь, а собутыльников.Она предлагает, чтобы я звонил ей каждый раз, когда хочется закинуться, и дает свой номер. Я бросаю ходить на собрания, мы не видимся, но следующий месяц очень часто слышимся по телефону. Я рассказываю ей про новые любимые песни, про хренов набор значков, который купил и цепляю на школьную форму; про дурацкие привычки маминого ухажера… Сколько бы ни звонил, каждый раз есть, о чем рассказать. И она, вроде, звучит обрадованной, хорошо звучит.— И? Чем все закончилось? — не унимается Майк.— Да ничем. Мы до сих пор держимся на связи, — подытоживаю я.— На какой именно связи? — Майк ржет, выпуская едкое облачко дыма, а Трой перебивает:— Ты был в клубе анонимных алкашей? — некая зависть звучит в его голосе, мол, как же я сам до такого не додумался. — Охренеть, чувак…Майк согласен присудить мне победу, если я покажу фотки в подтверждение того, что она охрененно красивая.— Это же, постой… нелегально? Сколько тебе было? — он аж свистит от восторга.Ральф смотрит с недоверием:— Ты уверен, что это произошло с тобой?Оказывается, я произвел фурор. Я допиваю заслуженную текилу и курю в потолок.