Железный Дровосек и стремный город (1/1)

У него были руки и ноги, но стоял он совершенно неподвижно, словно не мог пошевелиться.Л.Баум, «Удивительный волшебник страны Оз»

Есть такое выражение про мужчин, так сказать, образ: «высокий, загадочный, красивый». Так вот, это не про Майка.Во-первых, Майк не высокий, почти на голову ниже меня, еще вечно сутулится, будто ему лень стоять прямо.Во-вторых, Майк не загадочный. Я бы сказал, скорее странный. Нет, может, и загадочный, если принимать во внимание то, что его лицо по большей части не выражает ничего, кроме скуки. Майк смотрит в одну точку и не шевелится. Он, кажется, и не моргает почти, этот пришелец из других миров. Короче, Майк — странный. Но если считать, что странный — это новый черный, да будет так.В-третьих, Майк нихрена не красивый. Симпатичный, может быть. Но будь я девчонкой, я бы второй раз на него не взглянул, если бы не гитара. В нем нет изящества, он не похож на андрогинно-женоподобное существо, от которых млеют девочки. Майк просто тощий, невысокий, с большими почти черными глазами и длинным носом.Короче, если собрать в кучу, то выходит «мелкий, странный, стремный».Иными словами, я честно-честно не могу понять, что находят в нем девушки. Может, это некий налет «небрежности», которого другие пытаются добиться недюженными усилиями. Может, они видят в нем поэтичного юношу, может, одинокую душу. Я не знаю. Может, это британское обаяние, которого мне в жизни не понять.Я делюсь своим непониманием с Троем, а он смеется так, что стол трещит. Еще и кулаком стучит по нему.— Чуваааак! Да ты что, Майки охрененный! Я бы вдул.Я знаю, что он не серьезно, но на самом деле подмывает спросить: «А мне?» Все равно я продолжаю смотреть вопросительно, он так и не объяснил.— Ну он… не знаю, — теряется Трой, вытирая рукой холодные капли со свежего стакана с коктейлем. — Он такой… его хочется вскрыть.Будто это что-то объясняет.В этот самый момент объект обсуждений на другом конце мажорного клуба обжимается с какой-то девкой, пока мы просто сидим тут и чешем языками. У Майка простой критерий отбора: «у кого сиськи больше».— Чем больше сиськи, тем больше с ними можно делать разных вещей, — делится Майк своей философией.— Ептить, доить что ли? — подкалывает Трой, на что получает холодный взгляд и:— Ты не врубаешься.Я уже знаю, что не хочу слышать подробности на следующее утро. Вообще, в подробности он не пускается, но не гнушается кинуть ненароком пару фраз, чтобы мы не забывали, кто у нас в группе герой-любовник.— Сидите тут как два педика, — подначивает Майк. Его спутница только-только удалилась в дамскую комнату, а он уже стреляет взглядом по залу, потирая руки.— Ладно Гордон, — продолжает он, — у него только на барабанщиков встает, а ты чего? — кивает он мне.— Остряк, — Трой цокает языком и бросает в него зубочисткой на манер дротика, а тот ржет, очень довольный своей шуткой.— А что? Сначала Солнышко, теперь П.— Дурак, — обижается Трой.— Фетишист, — парирует Майк. — Ну ладно, ладно, что случается в Амстере, остается в Амстере.Трой недобро щурится и переходит к угрозам, размахивая указательным пальцем.— Дождешься, обдолбыш, сейчас даму у тебя уведу.У Троя, вероятно, повышенное уважение к слабому полу, потому что только он может назвать «дамой» особу, которая больше всего походит на дешевую шлюху. Наверное, он еще под впечатлением от своего дефиле на каблуках в барселонском клубе, после которого он долго вещал о том, что женщины невероятно «ловкие и могущественные» создания, раз умудряются ходить на таких ходулях каждый божий день.— Да слабо тебе, — опять нарывается Майк.Я думаю, что зря он петушится, потому что Трой сейчас решит, что «это вызов!» и кинется в бой, а он фыркает и молча качает головой.Трою не нравится Амстердам. Мы ехали сюда как в Диснейлэнд, а попали в город-призрак. Амстердам холодный, угрюмый и пустой, как утро после бурной вечеринки. Квартал Красных фонарей в беспощадном свете дня нагоняет депрессию. Продажные девицы на витринах больше походят на офисных работниц, которые кропотливо раскладывают канцелярские принадлежности и включают компьютер, готовясь к рабочему дню. Мы минут десять стоим на обочине, втыкаем в развороченные экскаваторами дороги, пытаясь понять прелести разгульной жизни, пока Трой не делает вывод о том, что скучно, когда можно все:— В чем тогда смысл? — он пожимает плечами, наблюдая за тем, как наш Дороти лежит на земле после чудо-кекса, изображает звуки природы и жалуется, что его ни черта не торкает. Но он славный, правда, наш Дороти. Славный, когда тянет меня за рукав, чтобы я сел рядом с ним, а потом держит за руку, и, захлебываясь от восторга, рассказывает про некую Роуз… Ей богу, Маленький Принц, застрявший на другой планете.— Ведь ты понимаешь меня, Саймон? Ты должен понять, да?Я не знаю, почему я должен, но в первый раз замечаю, что глаза у Ральфа голубые-голубые и совсем невинные. Да и вообще он весь хороший. Душевный.А Майк мне не нравится. По крайней мере, не сегодня. Мне кажется, что эти двое удивительно подходят друг другу: столица Голландии и наш гитарист. Будто нужно приложить усилия, чтобы докопаться до сути. «Вскрыть», как говорит Трой, и мне представляется консервная банка и открывашка.Вот только, в отличие от Троя, мне кажется, что под грубой крышкой этой жестянки нет ничего, кроме пустоты.