Дорога из желтого кирпича (1/1)

— Тебе придётся идти туда пешком. Это долгое путешествие, иногда приятное, иногда не очень. Но я призову на помощь всё своё волшебство, чтобы уберечь тебя от бедыЛ.Баум, «Удивительный волшебник страны Оз»

Выступать, конечно, весело. Если не считать того, что обычно два часа настраиваешь аппаратуру для того, чтобы потом отыграть полчаса, и все — занавес. Нудно, конечно, но что поделаешь? Вот записывать демки невыносимо скучно. У Ральфа своя система: мы пишем инструменты по-отдельности, потом он собирает всю эту какофонию воедино на своем ноутбуке. Не знаю, как он справляется, по-моему, надо быть страшным занудой, чтобы в этом разбираться. Он и дергает нас как последний зануда: мы пишем и переписываем одни и те же куски снова и снова, чтобы было «четко и ясно». Студии у нас нет, только гараж. Бардак тут страшный, так что пишемся на честном слове.Трой стоит на коленях перед микрофоном, который держится на стойке-треножнике на столе и замотан куском поролона, потому что поп-фильтр порвался после того, как Майк пытался натянуть его в качестве клоунского носа на нашего солиста. Когда он пишется дома, то обычно использует в этих целях носки: просто берет одну штуку и натягивает его на микрофон. Конечно, обычно, это мой носок.— Я же не могу петь в свой носок, правда? — аргументирует он.Хуже всего то, что они всегда теряются. Потом я хожу ищу парные носки по всей квартире, а они словно в Лету канули.— Я куплю тебе новые, — обещает он. — Когда мы станем богатыми и знаменитыми.Как же…Ральф ворчит на него, потому что самопальные атрибуты здорово портят качество записи, а Трой только отмахивается и заводит шарманку на тему «когда будем записываться в настоящей студии, все будет по-другому».Трой стоит перед микрофоном на коленях, сложив руки за спину, покорно опустив голову. Пальцы пощелкивают в такт неслышимого постороннему уху метроному.Трой, наш беспардонный золотой мальчик, стоит на коленях перед микрофоном и поет о самых прекрасных вещах на свете, в которые никто из нас, кроме него, не верит. Ральф называет это «агрессивным оптимизмом», а Майк — «бредятиной про пони и радуги».— Никогда мы не прославимся, — глаза Майка вдруг загораются, когда он пристально смотрит на меня снизу вверх, пытаясь донести нечто архиважное. — Никто не становится знаменитым с песнями про то, как все было хорошо. Великие истории обязаны заканчиваться плохо, иначе в историю они не войдут, понимаешь?Объясняется он, как всегда, путано и нескладно, я подсказываю:— Как «Ромео и Джульетта»?Он не стесняется в сравнениях:— Как история Иисуса Христа.— Эээ, он воскрес, — возражаю я, но он мотает головой со знающим видом:— Его распяли. Конец истории.Я не спорю. Майк давно не выказывал озабоченности нашим репертуаром, так что я просто доволен, что он очнулся.* * *

А потом, когда Трой говорит, что мы едем в тур по летним рок-фестам, на несколько секунд наступает тишина.— Вот так просто: раз и едем? — сомневается Майк, делая вид, что еще не привык к чудесам, которые иногда случаются в этом гараже.Но его сомнения угасают, когда Трой предоставляет полное расписание нашего европейского турне:— Я обо всем договорился.— Когда? — Ральф вопросительно смотрит на меня. Вроде как, мы живем вместе, я должен знать. В этот раз я уверенно киваю:— Вы же знаете, Трой мало спит.* * *

Когда наступает лето, мы собираем чемоданы и отправляемся в Европу.