Про folie a deux (1/1)

Четыре часа дня. Два часа до выступления. Бар гостиницы, тридцать минут до часа «два коктейля по цене одного».— Готов?— Что это?На Трое серый вязаный кардиган с вытянутыми карманами и темные очки в розовой пластмассовой оправе.— Эспрессо, на что это похоже?— Эспрессо…— Но-но, — он хлопает ладонью по столу. — Мы делаем эспрессо шоты. Мы: ты, я.Я уже говорил, что мы страдаем от синхронной бессонницы?Я плюхаюсь на соседний стул, завидуя его очкам и энтузиазму; смутно припоминаю опыт с текила шотами на Хэллоуин, когда Трой свалился после первого раунда, Майк отмазывался, что ему нельзя много соли из-за повышенного холестерина, и это все, когда наша спутница уже лежала готовая на столе с зажатой в зубах лимонной долькой и в очень расстегнутой блузке. Было бы невежливо отступать.— Скажи, что мне не придется слизывать с тебя сахар или еще что-нибудь.— Никакого сахара. Черный эспрессо, без сахара, без сливок.Я уже держу в руке миниатюрную чашечку, мы чокаемся и опрокидываем залпом.— Ух,? : %; @!Он прав. Эспрессо горячий, но не обжигает. Кофеин моментально ударяет в голову, горечь сушит горло.— Гадость.— Ага, — он ставит передо мной вторую «стопку» и салютует. — Твое здоровье.Я думаю, вдруг следующая порция будет не такой отвратительной…— Огосподиисусе…Трой высовывает язык и косит глаза, пытаясь разглядеть его без зеркала. До того, как подвинуть ко мне третью чашку. Я делаю глубокий вдох.— Это вообще легально?— Надеюсь, нет, — Трой кашляет и бьет себя кулаком в грудь. — Никогда больше.— Никогда.Третья.— Я как-то слышал про парня, который выпил 50 банок Ред Булла за ночь и свалился с сердечным приступом.— Верю.— Шот!Четвертая.— Мне нужна закуска.Трой шарит по стойке в поиске вазочки с орешками, но находит только карамельки.— Сойдет.Он бросает мне одну, я умудряюсь поймать. Это хороший знак. Без нормальной реакции садиться за барабаны бесполезно. Барабанщик задает ритм. Если лажает барабанщик, лажает вся группа. Я не люблю никого подводить.— На счет три? Раз, два…Пятая.Туман от недосыпа выветривается, головная боль сменяется с нудной на острую. Шевелиться легче, конечности словно пружинят при каждом движении. Я готов на подвиги. Я знаю, что опять не усну ночью.* * *

Я немного завидую Трою. Конечно, он долбанутый на большую часть головы, и быть Троем Гордоном вообще небезопасно… Порой мне кажется, что у Троя отсутствует какой-то участок мозга, потому что я не понимаю, как даже в 20 лет каждый день можно приходить в восторг по поводу любой мелочи. Он порой походит на ребенка, который впервые в жизни видит мир и с энтузиазмом изучает все, что его окружает. Это было бы, пожалуй, умилительно, если бы он не срывался на маты через слово и не пускался в отвратительные эксперименты.— Скрипит на зубах, — радостно сообщает он сплевывая песок. Конечно, избавиться от песка во рту куда сложнее, чем его туда запихнуть.— Ты лизнул побережье, — констатирую я. — Не слышал, что песок на зубах скрипит?— Слышал, но не пробовал. А ты?— Ага.Когда мне было четыре.У нас есть оправдание — бутылка шампанского. Точнее, у Троя. Я прилип к своему пиву, и оно на меня совершенно не действует. Да, Трой предпочитает шампанское. «У него бутылка больше», — поясняет он. Хлещет прямо из горла. Никогда не приканчивает до конца. Но пузырьки вершат свое дело. Иными словами, Трой не умеет пить. Да какой там, его уносит от газировки.У нас есть еще одно оправдание — день был длинный. Обычный длинный день, состоящий из дороги, трейлера, гостиницы, саундчека, выступления… И все бы хорошо, только перед этим был еще один день. А перед тем — целая череда.Я задаю вопрос.— Так почему скучно быть богом?Это прерванный диалог. В первый раз мы сидим вчетвером, когда Трой упоминает, что наверное, богом быть скучно.Майк закатывает глаза:— Мы можем поговорить о чем-нибудь… о девчонках, например?— Да-да, давай, — резво отзывается Трой. — Ходят слухи, ты отказался от боди-шотов с той девчонкой на вечеринке, хочешь об этом поговорить?— Она была так себе.— Да ну?— Ляжки как у коровы.Трой укоризненно цокает языком:— Полегче, ты говоришь о чьей-то будущей матушке.— Да она уже, видать, тройню родила, как минимум, — фыркает Майк.Разговор, конечно, уходит в другое русло.Теперь, лежа здесь на берегу, Трой говорит, что ребята считают его претенциозным. Не жалуется, просто сообщает.— Типа, я позер и все такое.Трой не претенциозный. И я преувеличил, когда сказал, что Трой любит себя слушать. Он говорит, что думает, надеясь, что кто-нибудь включится в дискуссию. Он хочет услышать обратную связь. А это все равно, что запускать сообщения в космос в попытках найти отклик от внеземных цивилизаций. Просто Трой говорит много, и никто не воспринимает его всерьез.В этот момент я знаю, что когда у Троя появятся фанаты, он будет самым счастливым человеком на Земле. Они будут слушать и восторженно кивать.— Так почему скучно быть богом? — повторяюсь я.— Знаешь все наперед, — поясняет он. — Как только запускаешь в жизнь новое существо, уже знаешь, что с ним станет потом, от начала до конца, никаких неожиданностей.— Не думал, что ты веришь в бога…— Конечно. Кто-то же должен управлять этим хаосом, — он грызет горлышко бутылки. — Кто не любит сюрпризы, все любят сюрпризы… Все сидят и ждут сюрпризов. Поэтому мы — артисты — мы должны удивлять толпу, будить ее, не позволять ей затонуть в океане рутины. Ты когда-нибудь тонул?— Как? По-настоящему?— Тонуть можно по-разному, — он поворачивается ко мне, торжественно взирая из-под полуприкрытых ресниц. — Скажи, Саймон, ты когда-нибудь тонул?— Неа.По-разному… Мне не хочется углубляться в воспоминания, как я тонул в рутине.— А ты?— Нет, — отвечает он, к моему удивлению, когда я уже решил, что вопрос он задал лишь для того, чтобы самому на него ответить. Зато на лице его такое выражение, будто он жаждет попробовать прямо сейчас. Из любопытства. Но он отводит взгляд и задается другим вопросом.— Интересно, бог плачет, когда убивает своих созданий?Я пожимаю плечами. Я вообще не верю в бога.Он ставит бутылку у самой кромки воды и жует шнурок толстовки.Дело в том, что мы с Троем страдаем от бессонницы. Это жестокое издевательство, и совсем некстати в разгар гастролей. То есть это даже смешно! Мы изо дня в день мотаемся туда-сюда, выкладываемся на репетициях, на концертах, а заснуть не можем. На следующий день мы нахерачиваемся кофе, потому что мне надо попадать по барабанам, а ему — в ноты. И я попадаю — еще как попадаю! Несколько кружек эспрессо выливаются в пугающую степень концентрации. Я переживаю за свое сердце — оно колется там внутри, доставляет дискомфорт. Кто я такой, чтобы свалиться от сердечного приступа, верно? То есть, мне всего 18, господи помилуй, какое может быть сердце?Так вот, мы исправно отрабатываем смену, а потом оказываемся здесь, на пляже, каждый со своей бутылкой — Трой и я. Здесь адски холодно — градусов 8, не больше. Поэтому пусто. Бутылка Троя уже опрокинута, выдохшийся напиток впитывается в песок. Он лежит на спине, укутавшись в толстовку так, что его едва видно из-за капюшона. Я сижу, упершись локтями в колени. Он смотрит на звезды в небесах, я — на их отражение в воде.— Думаю, наши биоритмы синхронизировались, — изрекает он. — Как, знаешь, бывает…Я не знаю. Я очень хочу спать и не могу.Троя никогда никто не одобряет. По большей части. Потому что, не дай бог, ему получить комплимент за какую-нибудь шутку, шутка затягивается настолько, что никому уже не смешно. Трой не знает границ.— Мне жаль, что с твоими друзьями так случилось… — произносит он.— С какими друзьями?— Из той группы. Я видел ролик на ю-тюбе.Бинго. Мои пять минут славы на похоронах, которой я не хотел.— Мы не были особо близки.— Нет, — он так мотает головой — я боюсь, что он подавится своим шнурком. — Нельзя создавать что-то вместе и оставаться друг другу чужими. Я знаю, что тоже так себе лажу с ребятами. Но если я умру, я уверен, они будут плакать. Это нормально. Судя по твоим словам, тот хрен был тем еще другом, но… Мне правда жаль, что так вышло.Он говорит от чистого сердца, и я понимаю, что в первый раз слышу совершенно искренние соболезнования по этому поводу. Я проглатываю комок в горле и совершенно искренне отвечаю:— Спасибо.Может, он прав. Может, творчество в самом деле сближает. Пускай Кори и был засранцем, нам приходилось открывать друг другу душу в едином музыкальном порыве. Трой первый, кто понимает. Первее меня.— Наверное, мне нужно было это услышать, — признаюсь я.— Наверное, — совсем тихо соглашается он, и больше мы к этой теме не возвращаемся.Трой не знает границ. За редким, но очень своевременным исключением.Все еще лежа на спине, он зажигает сигарету, делает пару затяжек и бросает ее в песок, который совсем недавно пробовал на вкус.— У меня руки заледенели…Он ворочается, прячет ладони в рукавах; голос звучит хрипло и неуверенно. Солистам вообще следует держаться подальше от адского холода, выпивки и сигарет. Мы хватаемся за все сразу.На следующий день он борется с похмельем, а я все с той же простудой. Еще через пару дней наш общий недосып достигает катастрофических размеров и получает статус folie à deux*. Через несколько дней мы будем дома… А пока мы выходим на сцену, и безропотно отрабатываем свой час выступления.