Глава 12 - Когда весь твой мир окрашен в черное (1/2)

Он уже был мертв. Теперь уже ничто не могло изменить этого факта. Он смирился с этой судьбой. Он понимал, каковы будут последствия, и находил их гораздо более терпимыми, чем позволять всему идти своим чередом. Он не будет говорить. Он не откроет им ничего, что они могли бы использовать против его друзей, его товарищей, его страны. Разумеется, они должны были это знать. Они должны были ожидать этого от него и таких людей, как он. Ответ, который они получат на любой заданный вопрос, будет всегда один и тот же. Неважно, что это было. Какими бы методами они ни пытались это сделать. Несмотря на пытки, несмотря на угрозы и обещания. Они устанут слушать этот ответ, устанут задавать вопросы, устанут от угроз, пыток, от его криков боли – ведь он не питал иллюзий и не стыдился того, что кричит – и тогда они выставят его напоказ вместе с другими плененными, а потом выстрелят ему в голову, как публичное напоминание о том, что происходит с такими преступниками, как он. Британнская публика только поприветствует смерть еще одного японского воина. Японский народ будет испытывать гнев, либо страх. Пожалованные будут благодарны, что приняли то, что они считают правильным решением, считая себя способными подняться выше, в то время как земля готова рухнуть под ними. Он не доживет, чтобы увидеть свою нацию, свой народ снова свободным, хотя это и произойдет. Однажды Япония станет свободной. Со временем. Так это работало. Это была война, которую они вели против непримиримого, безжалостного врага. Половина его тюремной камеры была плохо освещена. Его запястья были связаны за спиной, а лодыжки – привязаны к ножкам стула. Позади него стояли двое вооруженных людей, если можно было назвать британнских военных "людьми". Они носили кожу людей. Под ней скрывалось нечто гораздо худшее, чем любой дьявол. Человек, сидевший перед ним, не нуждался в представлении, да и не предлагал его именно по простой причине. Все в Японии знали его в лицо. Этот человек в настоящее время возглавлял британнское правительство, пока не был назначен новый Наместник, готовый продолжить наследие Кловиса. Временами Британния напоминала ему греческую легенду. Гидру. Отрежь одну голову, на ее месте вырастут другие. Но ведь в конце концов Геракл все же одержал верх, верно? — Странное место для пленения, не правда ли? — сказал Джеремия Готтвальд, опершись локтями на стол. Это был человек, который наслаждался своей работой даже слишком сильно. — Жилой район. Сдан оперативником Фонда Спидвагона. Какой позор. Захвачен не военными, а организацией, публично посвятившей себя научным исследованиям и образованию. Ты был просто без сознания, в то время как один из твоих друзей был довольно сильно побит, а у двух трупов, которые мы нашли, были сломаны шеи. Неужели гражданские оказались чуть более бойкими, чем вы ожидали? Он дал свой ответ. Единственный ответ, который он собирался дать. Молчание. Его не спровоцируют на разговор так легко. Кроме того. Его захват был более постыдным, чем Готтвальд мог себе представить: безоружная, необученная девушка, совершенно очевидно напуганная почти до потери сознания. — Анализируя детали произошедшего, совершенно ясно, что вы искали нечто иное, чем то, что утверждал ваш так называемый "Чудотворец". Отвлекающий маневр, пока вы не достигли своей настоящей цели. Интересно, что это была за цель? Почему не было Бураев? Очевидно, если бы вы охотились за заложниками, ранее это позволило бы вам защитить свою позицию. Если только вашей целью не был захват чего-то.... или даже кого-то? И снова тот же ответ. Молчание. Пусть он гадает, сколько ему угодно. Он не удостоил бы этого человека даже намеком на то, что слышал. И все же Готтвальд по-прежнему казался уверенным в себе. Все еще улыбался так, как будто он что-то знал. Психологическая уловка? Пытается вызвать у него какую-то реакцию? Но это ему не удастся. Ему придется придумать что-нибудь получше. Маркграф щелкнул пальцами, и на стол упала папка. На ней было написано ?Детали места преступления?. — Хорошо, — сказал Готтвальд. — Если не хочешь говорить, то слушай. Перед тобой конфиденциальный отчет о месте трагического убийства нашего любимого Наместника. Я бы хотел, чтобы ты его прочел. Я бы хотел, чтобы ты запомнил его. По причинам, которые очень скоро станут очевидными. Это почти заставило его рассмеяться. Если этот человек чего-то хочет, то он определенно будет иметь с этим ничего общего! Хотя это заставило его задуматься: что же он задумал? Какую тактику он использует, чтобы заставить его говорить? Какая-то форма тактики, в основе которой лежит замешательство? Неужели они намеревались позволить ему сбежать в довольно неудачной попытке заставить его выдать ложную информацию? Почему именно то место, где Кловис был— Его лицо мгновенно побледнело. — Ах, я знаю, о чем ты, наверное, думаешь, — дернул плечом Готтвальд. — Ты скорее умрешь, чем поможешь Британнии, а Япония снова воспрянет. Что-то вроде этого. Мне все же несколько сложен для понимания ваш менталитет. Как можно быть патриотом нации, которая не существует уже почти десять лет? Если это поможет, не думай о том, что это поможет Британнии. Подумай обо всех этих одиннадцатых, которые занимаются своими делами. Многие из них ведут самую лучшую жизнь, какую только могут, не прибегая к преступному поведению. Подумай о стариках. Подумай о детях, играющих на улицах. А потом подумай о кровавой бойне. Подумай об этих маньяках. Хотя мне и противно называть их британцами, но это именно так! Психопаты угрожают каждой жизни в Зоне! И не ошибайся! Даже если мы остановим их, они почти наверняка начнут с населения из одиннадцатых. Его голова шла кругом. Такого рода план... он даже может быть успешным при таких условиях. Разве не по этой причине они отправились на эту миссию в первую очередь? Искать средства, чтобы не дать случиться этой трагедии? Но это было одно, а осуществление и следование плану, разработанному британнскими военными – совсем другое! — Итак, имея это в виду, ты остановишь эту бойню до того, как она начнется? Или ты предпочтешь смотреть, как погибает десятая часть всех одиннадцатых. Потому что я задержу твою казнь достаточно долго, чтобы заставить тебя смотреть, как они умирают. Не сомневайся в этом. — Не надо, — сказал он со слезами на глазах, глядя на обложку папки. Тряхнув головой, он заставил себя продолжить. — Не притворяйся, что они тебе небезразличны! Ты скорее предпочел бы убить их сам! Чертов британец! Человек позади него двинулся вперед с намерением ударить его в челюсть прикладом винтовки, но Готтвальд поднял руку, и тот сделал шаг назад.

— Я этого и не отрицаю. С другой стороны, я полагаю, что ты испытываешь то же самое к британнским гражданам. А теперь, когда ты заговорил, скажи мне. Что ты видишь, когда смотришь на меня? Лучшую породу людей? Кого-то, кто упорно трудился, чтобы достичь и сохранить свое положение? Врага? Захватчика? Или, возможно, ты видишь что-то еще. Видишь ли ты вообще человека? Раз уж мы здесь честны: когда я смотрю на одиннадцатого, то вижу мусор. Вы ниже нас. Полностью побежденная раса, которая сдалась перед лицом нашего превосходства, но все же продолжает наступать нам на пятки. Может быть, это твоя гордость удерживает тебя от того, чтобы согласиться перед лицом жизней, которые ты мог бы спасти этим простым действием? Тогда подумай о моей собственной гордости, когда я прошу мусор помочь мне спасти эти жизни в первую очередь! Если не это, то, может быть, твоя верность? — еще один раскат грома, на этот раз громче. Свет в комнате зловеще замерцал, словно предупреждая о чем-то, но было слишком поздно, чтобы что-то предпринять. — Твой народ или твоя гордость!? — Мой... народ... — сказал он, и его голос прозвучал так тихо, как он никогда не мог вспомнить.

Всегда его народ. Навсегда его народ. Навсегда его нация. Навсегда Япония. Готтвальд был прав. Он снова подумал о девушке, которая казалась такой беспомощной. Она была такой же, как и все остальные. Как маньяки, угрожающие массовым убийством. Не просто гетто, а целой стране в попытке отомстить одному человеку. Эта жестокость выходила за пределы обычных глубин Британнии до такой степени, что вызывала отвращение даже у них самих. Зло. Настоящее, реальное зло. Какой у него был выбор перед лицом этого, кроме как пожать руку дьяволу, какого он знал, если это означало остановить того, какого он не знал? План был очевиден. Этот план почти наверняка увенчается успехом. Он все равно умрет. Его все равно казнят за то, что он сопротивлялся... но в процессе казни ему будет дан шанс утащить с собой самого худшего человека. Теперь, по крайней мере, его душа могла найти хоть какой-то покой в том, что будет дальше. — Я рад видеть, что у тебя есть хоть капля здравого смысла, — он повернулся к одному из солдат. — Пошлите за Дитхардом, он должен сообщить этому человеку всю необходимую информацию. Спектакль должен быть убедительным, иначе все это будет совершенно бесполезно. О. И принесите салфетку. Он действительно выглядит жалким с этими слезами, даже по меркам одиннадцатых. — Просто пообещай мне! — сказал он, когда Готтвальд поднялся, чтобы выйти из комнаты. — Ты поймаешь этих ублюдков! Ты остановишь их, чего бы это ни стоило! — У меня нет привычки давать какое-либо обещание преступнику, — Готтвальд вышел из комнаты, даже не обернувшись и не сбавив шага. — И уж тем более обещание, которое я уже дал самому себе.*** Довольно часто говорят, что в основе самой убедительной лжи лежит истина. Что она опирается на поверхностное знание фактов, достаточных для того, чтобы прийти к выводу, что все, что лежит под известными фактами, также должно быть истинным. Британнские СМИ были особенно искусны в создании собственного нарратива, используя общедоступные факты, чтобы изобразить себя победоносными героями или жертвами трусливого нападения. В зависимости от обстоятельств. Все было для того, чтобы построить хороший нарратив, чтобы люди чувствовали себя комфортно в том мире, каким бы он ни был. Поэтому даже хорошие люди могли быть втянуты в это. Никогда не задавай вопросов человеку, стоящему за сценой. Никогда не имей для этого никаких причин. Это была почти совершенная система, разработанная и поддерживаемая людьми, наделенными властью, чтобы удержать всех, кто ниже их, от выяснения истинной природы мира. — Алло, — сказал он в трубку, одним глазом следя за девушкой, прислонившейся к его плечу, а другим – за парящим призраком, наблюдавшим за ними с большим удовольствием. — Я нашел ее. Она в порядке, просто немного нервничает из-за всего, что происходит в последнее время.

Он замолчал, прислушался и ответил на только что заданный ему вопрос.

— Извини, но я не думаю, что сейчас это хорошая идея. Ей нужно немного отдохнуть. Я приведу ее обратно в комнату для встреч, когда она немного успокоится. Первая фаза была завершена. С этим остальная часть студсовета не должна будет искать его. С другой стороны, зная Милли, она могла просто схватить не тот конец палки и все равно пойти искать, пытаясь поймать их на месте преступления. Что ж. Хорошо. Пусть ее воображение приведет ее туда, куда она хочет. Потому что намерения Лелуша были совсем в другом направлении. Ширли была хорошей девушкой, насколько британнская модель гражданского могла. Она продолжала жить своей жизнью, даже не задумываясь о подлинной природе своей нации. СМИ отвлекали ее и таких же, как она, людей – в основном хороших и порядочных – от жестокости и несправедливости, которые увековечивала их нация. В том, с чем нумерные должны были сражаться ежедневно, она видела лишь крохотную часть и даже тогда приписывала эту часть только реальным преступникам. Первая задача, стоявшая перед ним, была связана с необходимой жестокостью. Ему придется снять маску и позволить ей увидеть монстра, которое скрывается под ней. Лелуш должен был позаботиться о том, чтобы Ширли увидела истинное лицо Британнии, чтобы она могла принять свою собственную маску и помочь ему изменить мир к лучшему. — Спасибо, — прошептала она, хотя он был уверен, что она не перестанет благодарить его к концу этого дня. — Я не думаю, что смогу встретиться с ними прямо сейчас. — Оу-у-у, и это дает тебе такой замечательный шанс провести некоторое время с нашим дорогим Лулу! — ворковал ее Стенд. — О, пожалуйста, утешай меня в это время отчаяния! Держи меня в своих объятиях, и позволь мне–... — Не обращай на него внимания, — сказал он, заметив, что Ширли крепко зажмурилась, как будто пытаясь отгородиться от всего этого. Интересно. Если то, что эта штука выражала, было, возможно, какими-то глубоко укоренившимися чувствами, то ею будет легче манипулировать. — Ты совсем не такой человек. — Ты тоже его слышишь? Я имею в виду...он ...он так же плох, как и през! Такой же извращенный, и он не з-затыкается! — Да, я его слышу, — он указал рукой прямо на него. — Я также его вижу. Он парит прямо там, заложив руки за голову. Это не просто дух. Это... твой Стенд! — Мой Стенд, — повторила за ним Ширли. — Что это означает? Теперь наступил первый из многих деликатных моментов. Ее реакция здесь могла испортить все остальное, что он обдумывал, а это означало, что он должен был жонглировать этим довольно осторожно. Ее реакция на Стенды вызвала бы либо полное неприятие того, что он намеревался сделать, либо это сделало бы более вероятным, что она окажет ему необходимую поддержку. "Ты играешь с сердцем девушки, чтобы превратить ее в преступника." Но была еще одна проблема, с которой ему предстояло разобраться. Лелуш был из тех людей, которые посвящают размышлениям гораздо больше времени, чем любому другому виду деятельности. Даже когда он просто читал книгу, у него возникало сразу несколько мыслей: его первоначальное впечатление о том, что он читал, размышление о том, что эта реакция означала для него как личности, и, наконец, то, что он мог узнать с объективной точки зрения об обеих этих предыдущих мыслях. Там был одновременно критик и наблюдатель. И все это в одном уме. Дело в том, что Ширли была не единственной, кто постоянно боролся с мыслями, клокочущими из самых глубоких уголков своего сознания. Разница лишь в том, что Лелуш делал это с собой намеренно. Ширли заставляла себя это делать. "Как будто ты собираешься заставить ее–..." Да. Будто он собирался заставить ее играть роль, которую доверить можно было только ей. А почему нет? Она только что была готова покончить с собой! У Ширли, должно быть, совсем помутился рассудок, и вот он здесь, чтобы дать ей то, ради чего стоит жить! В этом не было ничего дурного. — Да. Твой Стенд, — сказал Лелуш. — Это дух, что стоит по твою сторону. Я думаю, что именно отсюда и происходит это название. Только те, у кого есть Стенд, могут видеть большинство других Стендов. Вот почему тебе должно было казаться, что видела его только ты. Так ведь? — Значит... У тебя тоже есть Стенд? — Да, — ответил он. — Он и меня немного пугал, пока я не научился его контролировать. Ободряюще сожми ее руку, дай ей немного утешения. Тем лучше сыграть на ее неуверенности и превратить ее в инструмент. Оружие, с помощью которого Британния будет поставлена на колени, и в то же время это даст ей возможность жить дальше. Для нее это был фокус, чтобы оправиться от шока.

— Хочешь, я тебя научу? — она кивнула. — Тогда пойдем со мной, — сказал он, поднимая ее на ноги. — Есть некоторые вещи, которые я хотел бы тебе показать. Вещи, за которые она не поблагодарит его. Вещи, что заставят ее взглянуть на мир шире, о чем она не могла даже вообразить. Вещи, которые он сможет использовать, чтобы сыграть на ее нынешнем хрупком психическом состоянии, чтобы превратить ее в то, что он – что мир должен будет сделать, чтобы отойти от своего саморазрушительного прошлого. Да. Средства были бы грязными, без сомнений. Но цель... цель была благородна! И этого было достаточно, чтобы оправдать эти средства!*** Цель никогда не может оправдать средства. Когда что-то добывается злыми средствами, это омрачает все вокруг. Хладнокровно убить одного человека, если это означает спасение других жизней... это все равно неправильно, независимо от того, насколько человек уверен, что это сработает. Потому что жизнь была бесценна. Потому что жизнь имеет значение. Это была его главная причина жить, вера в то, что он может использовать свою собственную жизнь для достижения чудесной цели бескорыстными средствами. Более возвышенная жизнь, возможность доказать, что "нумерные" не были никчемными и заслуживали такой же свободы и прав, как и любой британнский гражданин. А затем в комнате появился еще один человек, для которого личное продвижение было настолько же главным мотивирующим фактором. Однако. У нее не было никаких стремлений к изменению системы. Да и зачем ей это? Это было бы все равно что укусить саму руку, которая ее кормила. Она обладала властью, но хотела немного больше. Достаточно для того, чтобы та перешла к следующему поколению ее семьи. Как только она заполучит первое, она начет работать над вторым. В этом и был смысл ее жизни. Ее причина продолжать борьбу. Один из них сумел значительно продвинуться по лестнице общества, но не пошел дальше благодаря, в частности, определенной политической фракции, которая в настоящее время контролировала данную Зону. Другой столкнулся со значительными трудностями и сомнениями и обвинил первого. И вот они здесь. В одной комнате и в одно время. Один стоял по стойке смирно, а другой прислонился к письменному столу. Они смотрели друг на друга со спокойным напряжением. "По словам P2F, ее люди пытались обвинить меня в смерти Кловиса", — подумал Сузаку. — "Но слова этого безумца едва ли можно назвать убедительным доказательством..." "Итак, мы наконец встретились лицом к лицу", — подумала Вилетта. — "Пилот Ланселота. Белый Рыцарь, который все время приходит мне на помощь. Давайте посмотрим, что он скажет..." Между ними возникло напряжение. Ни один из них не мог полностью доверять другому. Сузаку был удивлен, услышав, что она попросила его побеседовать с ней, и хотя он надеялся, что это была просто благодарность за помощь, он почему-то сомневался в этом. Что касается Вилетты, то она была раздражена тем, что ей приходится общаться с пожалованным, который приложил руку к ее унижению. Однако. Если она собиралась провести расследование, то полностью намеревалась сделать это правильно. А это означало разговор со всеми доступными свидетелями. А самой легкодоступный свидетель... — Вчера, — начала она, сохраняя осторожный и твердый взгляд, который, очевидно, не так сильно пугал его, как она надеялась. — Японский Освободительный Фронт захватил контроль над различными местами в пределах поселения. Их силы были отброшены, захвачены в плен, либо убиты в ходе этого процесса. Во время этого сражения вы пилотировали Ланселот в направлении Академии Эшфорд вместо других мест с более высоким количеством заложников или вражеских сил. В этот момент вы в одиночку прогнали их превосходящей огневой мощью. — Да, — сказал Сузаку, все еще не понимая, о чем она хочет спросить его. — Верно. Все подробности в моем рапорте. Вилетта наклонилась вперед. Она была не в том настроении, чтобы иметь дело с типичной пожалованной глупостью, поэтому собиралась сразу перейти к делу и постараться покончить с этим как можно быстрее. Если Куруруги что-то знал, она намеревалась это выяснить. Здесь. И сейчас. — Почему Академия Эшфорд? — спросила она наконец. — Почему не в любое другое место, которое могло бы нуждаться в вас больше? — Это место было дальше всех остальных, — объяснил он, повторяя то же самое объяснение, которое он привел в своем рапорте. — Кроме того, это была единственная школа, на которую они напали. Это показалось мне подозрительным, и я запросил разрешения направится туда. Но была и другая причина. Тот человек, с которым он встретился в Синдзюку, человек, который застрелил человека, сидящего прямо перед ним, был одет в форму Академии Эшфорд. Может быть, именно поэтому она притащила его сюда? Неужели она разглядела форму лучше, чем ожидала, и поверила, что между ним и этой школой или тем невидимым человеком, который стрелял в нее, есть какая-то связь? Быть может, именно в этом направлении она думала? Воспоминания о том, что сделал Лелуш, разъедали его изнутри почти так же сильно, как и то, что она сделала с теми солдатами. Хладнокровно расстрелять их... это было ужасно, но ему не было никакого оправдания, чтобы выстрелить в нее, чтобы украсть эту стрелу! Но мог ли Сузаку так легко оставить его безнаказанным за его преступление? Сможет ли он заставить себя сдать своих самых старых и дорогих друзей? Нет. Нет, он не мог их предать. Только не так! Это был ужасный конфликт, который продемонстрировал, что не существует такой вещи, как простая система морали! Что же было правильным сделать? Каков был этический курс действий в подобной ситуации? Все, что он мог сделать, это следовать зову своего сердца, а его сердце требовало, чтобы – пока – он верил, что они поступают правильно. Что Лелуш держит стрелу в безопасности, пока его не убедят отдать ее кому-то, кто сможет сохранить ее в безопасности на более длительной основе. Это было еще до того, как он вляпался в то, чем была С.С. Она добавила столько новых морщин, что он даже не знал, с чего начать! Вилетта действительно ощутила перемену в языке тела Куруруги, когда он обдумывал эти вопросы, но не была уверена, что с ними делать. Была ли еще одна причина, по которой он отправился защищать Эшфорд? Они были главными причинами, по которым она думала, что что-то было не совсем правильно, анализ после этого факта показал большую непоследовательность, которая имела смысл только в том случае, если эта Академия была основной целью. Он в чем-то не признавался?

— Были ли это единственными причинами? — спросила она. — Ну... я не хотел говорить об этом, но... невеста Ллойда Асплунда посещает школу. Она президент студенческого совета. Насколько я понимаю, это была договоренность между их семьями. Однако. Я узнал об этом только после того, как попросил направить меня в Академию. — Вот как? — Вилетта покачала головой.

Это было что-то вроде кумовства, не так ли? Возможно, Асплунд упомянул это не для того, чтобы Куруруги рассказывал об этом. Что ж. Это было то, что она могла понять. Она едва ли могла сделать ему такой выговор, как бы сильно ей этого ни хотелось. — Хорошо. Я согласна с вашими доводами. Но в вашем рапорте, по-видимому, отсутствует кое-какая жизненно важная информация: зачем ЯОФ понадобилась школа, из всех мест? Сузаку сразу же подумал о четырех причинах, по которым они могли напасть. Лелуш. Наннали. Стрела. С.С. Любой из них мог сам по себе оправдать это нападение. Все четверо находились в одном месте... но как они могли знать, что кто-то из них был там? Как ЯОФ удалось обнаружить то, чего не обнаружили военные Британнии? Знали ли они вообще о существовании стрелы? О С.С.? И снова Сузаку придется пойти на компромисс ради них. И снова ему придется быть очень осторожным с тем, что он говорит, но он, по крайней мере, будет уверен, что это чистая правда. — Я не знаю. — Не знаете? — повторила Вилетта, позволяя своему сардоническому презрению свободно вытекать из каждого сказанного ею слова. — Как это беспечно с вашей стороны. Вот почему мы не посылаем пожалованных для проведения расследований. Вам не хватает ни воображения, ни стремления довести их до конца! Кроме того, им нельзя было доверять, и у нее возникло смутное подозрение, что Сузаку был не совсем честен с ней. Сейчас. С того момента, как P2F объявили об их намерении подставить Куруруги, им вряд ли сойдет с рук запланированный показательный процесс и хлипкие доказательства. Им нужно было что-то более существенное, если они хотели что-то сделать с ним. Вполне может представиться возможность упрятать его за решетку, возможно, даже казнить за настоящее преступление, за настоящее предательство. Если ее инстинкты были верны, он что-то скрывал. И что бы это ни было, оно было связано с Эшфордом, причиной, по которой ЯОФ вчера предприняли кажущийся бессмысленный тактический ход, возможно, даже что-то еще. — Именно поэтому я и направлюсь в Эшфорд, чтобы лично провести расследование, — сказала Вилетта, продолжая говорить прежним тоном.

Она уловила вспышку удивления, возможно даже проблеск страха в его глазах и наслаждалась этим моментом, хотя и задавалась вопросом, что же он на самом деле скрывает.

— И пока я буду там, я лично выясню причину, по которой ЯОФ начали атаку на эту школу. Не сомневайся, Куруруги, что я закончу то, что вы едва начали. Ни один камень не останется нетронутым, пока я не получу ответ. А до тех пор, если вы сможете придумать что-нибудь еще, что могло бы помочь данному расследованию, вы можете передать это в любое время, когда пожелаете. Свободны. — Так точно, — сказал Сузаку, стараясь, чтобы его голос не дрожал.

Полное расследование? Независимо от того, насколько тщательно Эшфорды скрывали истинные личности Лелуша и Наннали, полный военный анализ учеников наверняка выявит расхождения в их прошлом! Такого рода внимание было последним, в чем они нуждались. Если Британния обнаружит их в такое время, как сейчас, они вновь станут политическими шахматными фигурами, перетасованных по усмотрению Империи. И С.С. тоже... И он вернулся тому, чтобы быть человеческой морской свинкой в попытке понять чудесные способности, на которые она была способна. Он смог выйти из комнаты прежде, чем ему пришлось прислониться к стене напротив ее двери, чтобы отдышаться. Что же ему делать в этой ситуации? Если бы он вмешался в расследование, это еще больше осложнило бы дело, причем не только для него самого (ему было все равно, с какими личными проблемами он столкнется), но и для других пожалованных британцев! Мало того, это заставило бы их активизировать расследование и сделать еще более вероятным, что Лелуш и Наннали будут раскрыты! Он продолжал идти вперед, собравшись с мыслями, ища в своем уме и сердце правильный курс действий, и вышел из здания в глубокой задумчивости. Быть может, какое-нибудь предупреждение? С интеллектом Лелуша и Гиассом Наннали, возможно, они могли бы— Краем глаза он уловил какое-то движение, и волосы у него на затылке встали дыбом. За ним следили. Он повернулся к тому месту, которое, как он знал, должно было быть кабинетом Вилетты, и увидел ее в окне, смотрящую на него со скрещенными руками, и понял, что она все-таки что-то задумала. Ждет, когда он оступится? Ждет, когда он совершит ошибку? Пока за ним наблюдали таким образом, он не мог даже попытаться связаться с Лелушем или со школой, чтобы сообщить ему— "В школе учится невеста Ллойда Асплунда. Она президент студенческого совета." Если только он не будет менее прямолинеен и не позволит кому-то другому передать предупреждение довольно окольным путем. Ради своих друзей Сузаку примет этот вариант. Это было самое большее, что он мог для них сделать. Вилетта смотрела ему вслед. Он слишком старался быть хорошим маленьким солдатиком, если спросить ее. Только посмотрите на него. Он даже не подозревает, какой ущерб нанес ее репутации среди соратников. Она слышала шепотки других Чистокровных: "Спасенная одиннадцатым дважды за столько же дней! А правда ли она заслуживает своего положения? Это все ее вина, что наш план с Куруруги провалился. Если бы только она не была такой Это было похоже на сон. Ее мысли были тяжелы, тело казалось легким, и по крайней мере три невозможные вещи происходили одновременно. Лелуш взял ее за руку и вывел наружу, строго наказав "держаться в тени". Таким образом, именно это она и делала. Держалась в тени. Держалась поближе к Лулу, он вывел ее за пределы школьной территории. В этом не было ничего особенно плохого. Школа явно была закрыта. Судя по атмосфере, все, мимо кого они проходили, явно не собирались приближаться к классам. И разве можно их винить? — Их нигде не видно, — Ривалз стоял, прислонившись к внешней стене школы. — Похоже, их тоже никто не видел. Они словно растворились в воздухе. — Ну, тогда просто продолжай искать! — сказала Милли. — Где бы ни прятались эти голубки, я намерена их поймать. О, как романтично! Она наконец-то привлекла внимание своего мужчины после того, как так долго чахла по нему! Ривалз покачал головой и усмехнулся. — Мир сходит с ума, а эти двое решили сблизиться. Интересно, это делает их сумасшедшими или всех нас? — Все вместе, я считаю! Это довольно мило, не находишь? Признаться любови друг к другу, в то время как все вокруг них разваливается на части! Ох! Если бы только мне посчастливилось испытать это! — ...Я буду иметь это в виду, — сказал Ривалз. — Теперь, когда ты упомянула об этом, я... — Пошли, нам нужно их найти, — сказала Милли. Ширли помахала рукой перед лицом Милли. Никакой реакции. Как будто она даже не могла видеть. — Впервые я захотела получить немного грязного бельишка на Лулу. И будь я проклята, если позволяю этому ускользнуть! — Они нас не видят, — прошептал Лелуш. — Вот что делает мой Стенд. Пока мы остаемся в тени, нас никто не видит. — Все... Стенды могут так? — Нет. Они все разные, уникальные для человека. Пойдем. Я хотел тебе кое-что показать, помнишь? Она позволила потащить себя вниз по улице, рука об руку с Лелушем. Неудивительно, что ему удавалось так легко ускользать с территории школы. Никто не мог его увидеть. Люди, мимо которых они проходили, казалось, смотрели прямо сквозь них. Как на привидений. — Ну разве не будоражит? — сказал ее Стенд. — Это все равно что отправиться в приключение с парнем, который тебе нравится. Будто улизнуть вместе, незаметно? Насколько же это романтично? — Все совсем не так, — ответила она прежде, чем Лелуш успел что-то сказать. — Я просто... я хочу научиться управлять этим, вот и все. — Все в порядке, — он сжал ее руку, и Ширли чуть не померла от счастья прямо здесь и сейчас. — Я знаю, как тебе сейчас страшно. Страшно. Да. Вроде правильно. Страшно от этой странной силы, о которой она не просила. Страшно, что у Лелуша – и, очевидно, у остальных членов студсовета – сложилось совершенно неверное представление о том, что здесь происходит. Страшно, что происходит в мире. Страшно, что он может отпустить ее руку. Страшно. И все же была на седьмом небе.

— Я не позволю, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Я обещаю. — Ты ему нравишься, — прошептал ее Стенд. — Он ведет тебя в более уединенное и нелюдное место, чтобы вы могли вместе повеселится. Только. Вы. Вдвоем. Нервный глоток – и эту теорию быстро отмели. Это не совсем сходилось, но тогда все это не имело для нее никакого смысла. Она чувствовала себя Алисой, идущей за белым кроликом. Интерес. Страх. Смятение. И все же ее постоянно тянуло вперед любопытство к тому, что могло лежать в конце норы. Мальчик, ведущий ее в кроличью нору, не был из тех, кто отвечает на вопросы, пока сам не будет готов ответить, а это означало, что любые вопросы, которые у нее возникнут, придется отложить до тех пор, пока она не найдет более подходящий контекст для их обсуждения. С другой стороны, откуда ей вообще знать, что такое правильный контекст— — Мы пришли. Ширли моргнула и впервые по-настоящему посмотрела туда, где стояла. У нее перехватило дыхание в горле. В этом не было никакого смысла. Зачем он привел ее сюда, из всех мест? Разве это не гетто Синдзюку? По улице бродили одиннадцатые, жалкие, немного потрепанные на вид. Ширли слегка попятилась, чувствуя себя еще более не в своей тарелке, чем раньше. — Все хорошо, — прошептал Лелуш. — Они не видят нас, помнишь? Но... они смогут услышать нас, если мы будем слишком шуметь, так что веди себя тихо и оставайся в тени. Если бы она когда-нибудь оказалась в таком месте, как это, тени, как правило, были бы последним местом, куда она хотела бы идти. Они двигались по улицам, и Ширли нервно таращила глаза на развалины, на то, в каком плачевном состоянии они находились. Это было даже хуже, чем сообщали в новостях. Как эти люди могли так жить... — Неужели все это правда сделали террористы, — прошептала Ширли. — Террористы? — тихо сказал в ответ Лелуш. — Зачем им делать что-то подобное со своим собственным народом? — Я не знаю! Зачем вообще кому-либо выпускать газ в людном–... К ее губам приложили палец, и Ширли замолчала.

— Не было никакого ядовитого газа, — сказал Лелуш. — Все, что ты видишь здесь, было сделано военными. Нашими военными. — Это имеет больше смысла, — заявил [Schizoid Man], осматривая окружающие повреждения. — Одного газа будет недостаточно, чтобы вызвать такие разрушения. В этих стенах есть пулевые отверстия и следы гари. Газ не может отравить здания. — Откуда... — Ширли заморгала и попыталась собраться с мыслями. Внезапно она почувствовала как близко Лулу и отступила назад, слегка покраснев. — Откуда ты можешь это знать? — Помнишь тот день, когда произошло нападение? — ответил Лелуш. — Я возвращался домой после игры, где обыграл одного особенно высокомерного аристократа в шахматы. По дороге домой мы с Ривалзем... разделились. Я оказался в Синдзюку как раз перед тем, как все это началось. Ширли почувствовала, как краска отхлынула от ее лица. Она почувствовала гнев, который обычно испытывала по поводу того, что Лелуш занимался только азартными играми, никогда не учился в школе, никогда не саморазвивался... она чувствовала, как этот гнев также уходит, сменяясь каким-то растущим ужасом, который грыз ее изнутри. Выражение его лица стало серьезным. — Красавчик, — прошептал [Schizoid Man].

Ширли тряхнула головой. Сейчас было не самое подходящее время для подобных вещей, вот совсем! — Я видел это собственными глазами, — Лелуш уставился вдаль, возвращаясь к воспоминаниям, которыми она хотела бы, чтобы он поделился с ней. Это заставляло ее чувствовать себя почти эгоисткой – ее собственные проблемы были ничем по сравнению с тем, что ему пришлось пережить, чему он должен был стать свидетелем. — Я видел солдат, расстреливавших одиннадцатых, убивавших их. Всех, кого они видели. Если бы не [Painted Black], я бы тоже–... — Нет, я в это не верю. Они сказали, что это был ядовитый газ в новостях! Зачем им было делать что-то подобное? Может быть, они сотрудничали с террористами или что-то в этом роде? Должна же быть какая-то причина! Должна! Да, должна быть какая-то причина. Что-то, за что она могла бы ухватиться. Спасательный трос. В кроличью нору была брошена веревка, по которой, по крайней мере, она могла взобраться к хоть чему-то, что могла понять. Мысли Ширли были в смятении, ее сердце билось то туда, то сюда. Лелуш, почему ты хочешь ей это доказать? Если это правда, то какая у тебя может быть причина показывать это ей сейчас? Если это не так, то зачем лгать об этом? Все это не имело никакого смысла! Абсолютно! Мощная вонь ударила ей в нос, словно мчащийся грузовик, заставив Ширли моргнуть и оглянуться на здание, в которое только что завел ее Лелуш. Как только ее глаза привыкли к темноте, она полностью застыла на месте. Ее взгляд был устремлен в одну точку. Немигающий. Она не могла отвести взгляд, как бы сильно ей этого ни хотелось. — Разве они похожи на жертв ядовитого газа? — прошептал Лелуш.

Ширли очень медленно покачала головой, и ее вырвало. Аппетит, который она накопила за ночь, полностью исчез.

— Разве они похожи на людей, которые могли бы помогать террористам? Или они выглядят как невинные люди всех возрастов? От детей до стариков. Как они выглядят, Ширли? Трупы. Изрешеченные пулями, свежие трупы. Одиннадцатые выстроились в шеренгу, ожидая, когда их подготовят к похоронам. Так много тел, что вряд ли можно было удивляться, что они не смогли справиться со всеми даже через несколько дней. И... и Лелуш тоже был бы здесь. Если бы не его Стенд. Если бы не [Painted Black]... — Ты мог умереть, — прошептала она.

Он ребячески взъерошил ей волосы и потащил на улицу. И это тоже хорошо. Вонь была просто невыносимой. — Но я не умер, — сказал он. — Я даже использовала [Painted Black], чтобы спасти нескольких, спрятав их, но их было слишком много. Я не мог находиться сразу в нескольких местах. Может быть, если бы мне помогли, там было бы меньше трупов... может быть... — Но зачем? — спросила она, с благодарностью втягивая в себя относительно свежий воздух. — Я хочу сказать... в этом нет никакого смысла. Зачем их убивать? Я знаю, что мы склонны к дискриминации в отношении одиннадцатых, но–... — Но не до такой степени? — Лелуш печально покачал головой. — Разве это не очевидно? Военные хотели сохранить что-то в тайне и посчитали, что единственный способ сделать это – убить всех в гетто. Поэтому они начали хладнокровную резню этих людей, расстреливая их, как животных, в их собственных домах или на их собственных улицах. Невинных людей. Людей, которые не сделали ничего плохого, кроме того, что оказались не в том месте и не в то время. — А затем, когда они закончили, в прессе появилась фальшивая история, чтобы скрыть эти смерти. Они свалили это на своих врагов, пользуясь ситуацией, чтобы разжечь еще больший страх и ненависть, давая все больше поводов для того, чтобы воспользоваться слабыми! Гнев. Настоящий, честный гнев. Она никогда раньше не видела его таким. Такой серьезный, полный ярости и решимости. Что еще он видел в тот день? Одно дело пережить последствия, но увидеть их воочию... Она не осмеливалась представить, через что ему пришлось пройти, хотя и не требовалось много усилий, чтобы понять, почему он никогда никому об этом не рассказывал. Над ним бы просто посмеялись. Никто бы ему не поверил. Никто бы даже не обратил на это внимания. Какой ужас! Какой кошмар! — Он немного так горяч, когда становиться таким! — Тихо, ты! — зашипела она на [Schizoid Man], слишком поглощенная болью Лулу, чтобы заметить, что сама причина, по которой она пыталась покончить с собой раньше, больше не имела для нее никакого значения. — Лулу, если тебе нужно с кем-то поговорить... все в порядке, я здесь. Я тебя выслушаю. — Ширли... спасибо, — сказал он, поворачивая ее лицом к восстанавливаему зданию. — Но я не уверен, что ты понимаешь. Разве ты не видишь? Такова истинная природа Британнии. Мы делаем все, чтобы получить то, что хотим. Мы будем лгать нашим собственным людям, мы будем убивать невинных. — Мы будем даже переписывать прошлое.*** Было странно – снова стоять перед морем репортеров и камер. Всего несколько дней назад он был в таком же положении, с такими же лицами, на такой же трибуне. Атмосфера была совсем другой. Как день и ночь. До этого это были поминки принца с легким намеком на личное продвижение. Политика. Взбирание на замасленный столб. Амбиция. Гордость. Намек на достойное зрелище. Но не сегодня. Джеремия не искал никакой награды за сегодняшние действия, хотя его лучшие люди на родине могут решить это сделать. Его непосредственные подчиненные указывали на такую возможность. Его правда не волновало. Странно все это. Если он здесь потерпит неудачу, то его репутация и карьера могут кануть в лету. Чистокровные не потерпят повторных неудач, и он уже слышал жалобы на то, что Вилетта Ню сохранила свое положение. Они не видели той работы, которую она проделала, той приверженности, которую она имела к их делу! Но... это было не то, что он делал из личных амбиций или ради гипотетического вознаграждения, которое он мог бы получить. Он не продвигал вперед дело Чистокровных. Он даже не собирался воспользоваться этим, чтобы наброситься на ЯОФ. В голове Джеремии вспыхнули образы. P2F унизил его на предыдущей пресс-конференции. Кьюэлл, превращенный в призрак и вынужденный действовать против собственной воли. Десятая часть лиц в толпе сменилась надгробными плитами. Ни личных, ни политических амбиций. Месть была его правой рукой, а справедливость – левой! Впрочем, для Джеремии эти две вещи вполне могли сойти за одну! Он будет стоять перед этими людьми и лгать им в лицо. Странное вид правосудия, да. Но необходимый. Одиннадцатый, сотрудничавший с ними, был преступником, и в свое время он будет казнен за свои преступления. Одиннадцатый был простой приманкой. Ничего больше. Он будет использован в сложном, поставленном спектакле, чтобы выманить пользователей Стендов. Один преступник, которого используют, чтобы выманить куда более опасных преступников. Но сначала о главном. Тон должен быть задан до того, как бомба будет сброшена. — Это было тяжелое время для всех нас, — начал Джеремия. — Смерть нашего любимого принца Кловиса, прерывание его поминок психопатом в маске, вчерашнее нападение на Токийское поселение Японским Освободительным Фронтом... но я хочу заверить вас всех, что мы неустанно работаем над тем, чтобы положить конец этим невзгодам! Мы восстановим порядок до назначения следующего наместника, в этом даю я вам свое слово! — Начнем с того, что Японский Освободительный Фронт совершил трусливое нападение на людей под предлогом предоставления им защиты! Они произносят это так, как будто британнских военных недостаточно для выполнения этой задачи! На эту вопиющую попытку захватить заложников для последующего их использования нельзя было ответить ничем, кроме незамедлительного возмездия, и с этой целью мы прогнали их, бросив обратно под камень, из которого они выползли! Эти беспринципные собаки были научены своему месту в мире, и им будут преподаны дальнейшие уроки, как только будут решены еще более важные вопросы! Хорошо. Вот оно. Позвольте страсти вести вас через это. Пусть ваши эмоции воссияют, пусть они плывут по волнам вашего огненного пыла. Пусть это сделает всю работу за вас. Пусть это их убедит, пусть эти камеры покажут миру приманку! — Однако! — продолжил он, едва ли даже сделав паузу, чтобы дать им время обдумать то, что он им сказал. — Это не та причина, по которой мы собрали вас здесь сегодня! За сим я объявляю населению Одиннадцатой Зоны: трусливый убийца принца Кловиса взят под стражу! Услышьте, как они возбужденно переговариваются между собой. Услышьте, как вопросы срываются с их губ. Это был звук надежды. Звук здравомыслия. Звук восстановления веры народа. Джеремия поднял руки в знак молчания, и журналисты неохотно подчинились. — Я отвечу на ваши вопросы через несколько минут, — заверил их Джеремия. — Но сперва, как бы мне ни хотелось полностью взять на себя ответственность за поимку, похоже, что преступный одиннадцатый больше не мог выносить сокрушительного груза своей вины и сдался полиции. В настоящее время мы не считаем, что он связан с ЯОФ. Еще одна ложь, потому что это было бы подозрительно, если бы он был, в свете вчерашних событий.

— Вместо этого мы считаем, что он связан с группой, которая была ответственна за кражу военной техники, приведшей к трагическим смертям в гетто Синдзюку. Вы там, у вас есть вопрос? — Насколько вы уверены, что это виновная сторона? — Полностью, — ответил Джеремия. — В свете этих печальных обстоятельств мы, естественно, скептически относились к каждому признанию, которое получали от одиннадцатых, пришедших с улицы. Всем, кто это делал, мы задавали несколько простых вопросов об их преступлении и предъявляли объявления тем, кто не мог ответить, в трате времени следственной группы. Признание, которое дал преступник, было точным, и более того, оно включало в себя некоторые детали, скрываемые от общественности, которые мог знать только убийца. Признание также "утечет в интернет анонимными источниками" в течение следующего часа.

— Следующий вопрос, вы там! — Вы передадите его P2F и его сообщникам? Он изо всех сил старался не казаться оскорбленным этим вполне разумным вопросом. Конечно, он видел по глазам женщины, что она уже знает ответ. Она спрашивала не потому, что хотела знать. Это была отличительная черта хорошего репортера – задавать вопросы, на которые их аудитория хотела бы получить ответ, и вполне естественно, что каждый хотел бы получить ответ именно на этот вопрос. — Определенно нет! — прогремел он.

Это могло показаться неразумным ответом, но все это было частью приманки. Если бы он сказал "да", они бы почуяли ловушку за много миль отсюда. Вместо этого ему пришлось дать отрицательный ответ. Все остальное оказалось бы неправильным. Подозрительным. Хорошая приманка не выглядит как приманка.