24. (1/1)
Пастор Эштон оказался отличным человеком. Дядя был прав, его японский не очень хорош, но у меня сложилось впечатление, что он реально старается учить его. Он достаточно знал язык, чтобы произнести хорошую проповедь. Я задумался, а что он думает об этом? Возможно, проснулась моя философская сторона.
— Итак! — воскликнул он, когда мы с Котоми сели напротив него, — я так понимаю, вас можно поздравить! — видя мое озадаченное лицо, он продолжил, — Фурукавы сказали, что вы собираетесь пожениться.— Да, — ответил я, — стыдно признаться, но мы забыли пригласить проповедника на свадьбу, и они сказали поговорить с вами.— Это было очень любезно с их стороны, — сказал он, — они бывают здесь не так часто. Что ж, когда ваша свадьба?— 15 июня.— Тогда у нас мало времени.— Это не так. Но, я понимаю, если вы будете заняты.— А ну, подождите, — сказал он, подняв руку вверх, — не будем забегать вперед, — он откинулся на спинку стула, — 15 июня – это воскресенье, не так ли?— Так, — подтвердила Котоми.— Тогда, может получится, — он потер подбородок, — вы что, сами пытаетесь всё организовать?Я моргнул, осознавая его правоту; кроме Кё, Фудзибаяси и Нагисы у нас не было никакой реальной помощи. Это правда, нам удалось позаботиться о костюме, платье, украшениях и прочих вещах, но что касается планирования…— Я не осознавал этого до сих пор, но да, в основном мы делаем все сами, — я посмотрел на Котоми, — и то, что Нагиса умерла, сделало лишь хуже. Мы долго справлялись с потерей.— Дочь Фурукавы, да? — спросил он, — это ужасно; она была милой девушкой. Значит, она была вашей подругой?— Очень дорогой подругой, — сказала Котоми, — я скучаю по ней. Это тяжело и для Томои-куна, потому что она была влю…— АА! — воскликнул я, в панике размахивая руками — Это… не так… не думайте…— Она была влюблена в тебя, — пастор грустно улыбнулся мне. — Извините, я только что понял, что не спросил ваших имен.— Оказаки Томоя и Ичиносе Котоми, — я вяло кивнул, после чего опустил голову. — И да, так всё и было.— Она говорила тебе?— Да, незадолго до смерти.Я услышал сочувственный вздох.— Мне очень жаль, Оказаки-сан. Вам пришлось нелегко, — подняв глаза я увидел его взгляд сострадания. — Я надеюсь, вы не вините себя в её смерти?— Да, вроде как, — я закрыл глаза.— Томоя-кун, её родители…— Знаю, Котоми-тян, — перебил я, — мы говорили об этом раньше, но я ничего не могу с собой поделать; всё же она умерла от стресса, после долгого сдерживания чувств, — я хлопнул себя ладонями по ногам, — я пытался убедить себя, но…— Ичиносе-сан, мы можем повторять ему снова и снова, что это не его вина, но его продолжает разрушать сильное чувство вины, — сказал он Котоми. — Он не должен чувствовать себя ответственным за смерть, но факт остается фактом. Нужно учитывать это.Я услышал встревоженный вздох и посмотрел на свою невесту.— Котоми-тян, ты в порядке?Котоми застыла на месте с открытым ртом. На её глазах выступили слезы. Наконец, она посмотрела на меня.— Томоя-кун, прости! Я не понимала… Я-я причиняю тебе боль…— Всё хорошо, — сказал я в попытке успокоить её, — это не так…— Не хорошо! — настаивала она. — Вместо того, чтобы принять то, что ты чувствуешь, я пыталась навязать тебе другие чувства!Я понятия не имел, что мне ответить на это, когда она заплакала и посмотрела на пастора в поисках чего-то.— Она просит, чтобы ты простил её, — сказал он как ни в чем не бывало.Что? Неужели всё так просто? Мне нужно было лишь простить её? Это странно.— К-Котоми-тян?Всё еще плача, она взглянула на меня. Это поразило, ибо если она плакала, то всегда тянулась ко мне, а на этот раз она осталась на своем месте.Одна.Я не мог этого оставить.— Котоми-тян, пожалуйста, не плачь.— Ты предлагаешь ей отрицать свои чувства? — я ахнул; голос пастора пронзил меня до глубины души; я наконец всё понял. То, что я сказал ей, могло привести к тому, что она подавит свои чувства, а я этого не хотел.— Х-хорошо, продолжай, но пожалуйста, послушай меня.Она кивнула и позволила мне взять её за руки.Я закрыл глаза и открыл сердце.— То, что ты говорила мне, причиняло боль, но я понимаю, ты пыталась помочь. Ты очень заботишься обо мне, — открыв глаза, я продолжил. — Я прощаю тебя. Пожалуйста, не вини себя за это, — я криво улыбнулся ей, — отдай мне свою ненависть к себе.Я боялся, что она не поймет моей шутки, поэтому был рад смешкам, пробивающимся сквозь слезы.— С-спасибо, Томоя-кун, но… больно слышать, как ты мучаешься из-за этого, — она немного успокоилась и отпустила мою руку, чтобы вытереть глаза. — Нагиса-тян решила держать всё при себе; я не хочу этого говорить, но… это была её вина.Я взглянул на пастора, который просто одарил меня улыбкой, означавшая ?продолжай, теперь ты всё понял?— Думаю, мне легче винить себя; если я ответственен, то должен что-либо предпринять, — я немного прикусил нижнюю губу.— Не в самое выгодное положение вы себя поставили, — заметил пастор.— Да, — согласился я, усмехнувшись. — Хотя, уже ничего не предпримешь. Просто нужно… отпустить её. Оглядываясь назад, я мог что-либо сделать, но сейчас я ничего не вижу… кроме как поучиться на ошибках, я думаю, — закончил я, обменявшись улыбками с Котоми.Скрип стула пастора привлек наше внимание; он поближе подсел к нам.— Вы очень хорошие молодые люди. Я хотел бы помочь вам двоим, чем смогу. Так, почему бы вам не рассказать о себе, немного вашей совместной истории, до того, как вы встретились?Мы с Котоми провели остаток дня, рассказывая истории жизни, попутно справляясь с некоторыми переживаниям. В целом, я не сомневаюсь, что наша беседа пошла на пользу.