Часть 5.5 - Средство от бессонницы (1/1)

Гокудера вставляет вполне себе умные и даже заумные словечки, вываливает целые речи о невероятно серьезных вещах, и они обоснованы, логически выстроены, линейкой рассчитанные. Все равно смешные. Словно молодой преподаватель первый год стоит у доски, старается произвести впечатление, но кто-то обязательно его оконфузит. Эстафета передается по кругу. То Ямамото как двоечник с тупыми вопросами посадит в лужу. То Тсуна испуганно икнёт?— жестоко или ?непонятно, Гокудера-кун?. То Ламбо поковыряет в носу и достанет базуку вместо тысячи слов. И все впечатление насмарку.А порой какая-то фамилия мелкой семейки простреливает разговор, и его веки тяжелеют под седыми бровями, твердеет подбородок. Вспоминая не говорит ни слова, но боковым зрением и без того кажется самым взрослым из присутствующих?— бывшим наемником, который потерял веру в старые цели и мотивы, но тогда других не было.Вера Гокудеры в свои убеждения непоколебима. Они не высмеиваются?— ни старые, ни новые?— он ни в чем не кается, просто откладывает в сторону как что-то устаревшее. Как веру древних в плоскую Землю или всего-навсего подлежащий замене старый двигатель автомобиля.И едет дальше по круглой Земле.Хибари мерещится тихий рык под капотом, спокойные неморгающие глаза в другом конце коридора. Уже не помнит, кто просил перемен и кого они ставят в тупик. Потому что тупиков и стен для Гокудеры не существует, выруливает из любого дерьма и катит дальше по самым разным дорогам. Он то богатенький сыночек влиятельного дона, то сорняк-нищеброд на улицах Палермо. То пианист, то наёмник. То подсудимый, то судья. То одиночка, то чуть ли не второй отец огромного семейства.Кёя поправляет себя. Хаято?— омега, поэтому не отец, а папочка: верный, преданный, дотошный, излишне заботливый с боссом, излишне строгий с детьми. Все всегда знает, где что лежит, кому куда идти, кому что делать. Все в дом, все в семью, а кто говорит?— это не главное, начинается скандал и чуть ли не до слез.И каким нужно быть идиотом, чтобы делать тесты на гендер, если Хаято изначально такой и другим быть не мог.Он изначально одна огромная неизбежность, которая прилетела из Италии и поставила перед фактом?— он тут, до смерти не отделаетесь. Проще смириться, принять, а я, мол, вам верой и правдой…Хибари шагает навстречу, вглубь коридора, всматриваясь и гадая, чего в этой неизбежности больше: гибкости или постоянства. Дурости или взрослой расчетливости. Ведь к списку прибавилась парочка: то ?мы не можем?, то на руки лезем.?О чем ты вообще думал, когда полез целоваться???О чем ты думал, складывая ладони вместе???О чем думал ты, стоя в душе под струями воды??Хаято во всех своих серьгах. Во всех своих кольцах. Снова чистый, одетый, непонятный, и Хибари не может прочесть ответы в его запахе.Разговаривать с людьми тяжело, но таки придется. Как же Хибари это иногда ненавидит.***Ночь уже упала на сад, когда они, словно на край пирса, садятся на деревянной веранде, и Гокудера свешивает ноги вниз. Каменные фонари тонут в мелком гравии, рассеивая ванильный свет свечей на кустарники и строгие без бутонов цветы. Шаговая дорожка из плоских камней расчерчивает ковер из мха; через ирисы и анемоны уводит в темноту.—?Что там, в глубине? —?спрашивает Хаято.—?Цукубаи. Еще цветы и клен. —?В тишине раздается глухой стук бамбука о камень. И снова журчание воды. —?Утром увидишь.Гокудера смотрит на умытый тусклым светом профиль Хибари. ?Утром??— как одеялом прикрыто ?разговор затянется?, ?останься здесь? и?— невозможно неловкое, совершенно непроизносимое?— ?тебе тут рады?.—?Можешь срезать один цветок взамен выброшенного мной.Запомнил же. Гокудера переводит взгляд в сторону:—?Поздно,?— нарочито упрямится:?— Я уже оставил полную ругательств заявку на твое наказание. Какой-то бог цветочков принял, и баланс во вселенной будет восстановлен.Как же его колбасило, когда испугался, что другого проводника домой нет. Матов на Хибари не жалел.—?Будешь по каждому поводу на меня жаловаться? —?усмехается Кёя. —?Бедные ками. Ни один балансировщик не справится.—?А я взову к разным. Возьмут тебя маленькой гвардией.—?Кажется, ты забыл, что я у них на хорошем счету.—?Пфф, всего лишь удачно подобранное место для входа на базу. Хождение мимо храма не чистит твою грязную душонку, Хибари.А что, на хорошем счету только чистые и светлые мальчики? Хибари осматривает эту мысль как какую-то вещь. Поворачивает и так, и эдак. Непонятно.И без чужой помощи он держит равновесие. Ты был должен?— ты долг отдал. Я забрал одно, но предлагаю другое. Не хочешь брать… Дело твое.—?Кстати. Я недавно был в одном из католических храмов Бергамо. Там поставили автоматы для банковских карт, и после оплаты электрические свечи зажигаются сами. Даже таким рептилиям не чужд прогресс. Ты на их фоне тот еще дедок из доисторической эры.—?Это плохо?—?Для тебя?— странно.Черная бровь выгибается в немом вопросе.—?Ты не любишь присутствие других людей. Но кто-то же зажег в фонарях свечи, пока мы занимались развратом за стенкой. А потом должен обойти весь сад и погасить.—?Слуги, как бамбуковая изгородь, часть сада. Поэтому не мешают.Они вышколены, невидимы. Это их работа?— поддерживать здесь порядок, как для ДК?— поддерживать его за пределами дома.Между ними поднос. Полный чаем, вытянутый, как яйцо, белый заварник с коротким клювом; цукаты, сушеная хурма. Рука тянется к блюдцу уже не таясь, как раньше.Хаято задумчиво раскусывает один из кусочков. ?Часть, которая не мешает, да??—?Говори уже,?— вскрывает и выпускает из себя Хибари. Его как бутылку встряхнули, на время отставили, надеясь, уляжется. И выходит действительно тише, чем ожидал:?— Что это было?Деревянная веранда под Гокудерой внезапно ощетинилась занозами. Неловко поерзал:—?Я бы назвал это… знакомством.Со мной? С самим собой? С обоими?—?Разве мы не знакомы?—?Не так,?— руки трут холодеющее от ночного воздуха лицо. Объяснить все Хибари?— задачка не из легких. —?Не как с человеком, одним из многих в жизни: имя, фамилия, чем занимаешься. И не с минутной почти чужой похотью и беспамятством, которые перекрывали все, и с которыми мы разобрались.Специфическое знакомство, думает Кёя, вспоминая язык на своей яремной вене.?Привет, я?— Хаято. Смотри, трогай, нюхай, пробуй внимательно. Ты меня не забудешь никогда.?Как будто без этого он смог бы. Но Хибари не перебивает. В конце концов, хотел услышать его версию происходящего, а не убедить в своем. И Гокудера продолжает:—?Чтобы пересилить другого, нужно понимать, кто перед тобой и что у него в арсенале. А я, откровенно говоря, не знал тебя и не с чем особо сравнивать.Или не с кем, проглатывает он.С осторожностью и недоверием, собранностью и внимательностью разглядеть друг друга?— звучит несложно, но до этого никогда не доходило. Все рывками, мазками, мимоходом, через шерсть и иглы. Раз в месяц под надзором.—?Только предположил, что не будешь таким агрессивным, как раньше, и должно быть проще, но насколько проще? И кому из нас тормозить тяжелее? Я думал?— тебе, хотя бы из-за инстинктов. У тебя они, кажется, сильнее, и давить, значит, нужно на них.Тут они уже пришли к согласию и однажды сыграли на этом, но дальше… Хаято кожей чувствует, Кёя ожидал совсем, совсем другого.—?Не феромонами. У омег не в течку они заведомо слабее, чем у альф, поэтому пришлось искать другой способ, чтобы, если не задавить, то размягчить тебя. Но какие места мягкие?— фиг знает. Решил по ходу ?знакомства? смотреть и цепляться за то, на что ты отреагируешь, как мне… —?Надо? Хочется? Понравится? —?…Подойдет,?— с сомнением подбирает Гокудера.Хибари следует за протянутой нитью рассуждений, гадая, в каких книгах он набрался такой ереси. Надо ломать, а не размягчать.—?Искал слабое место. Нашел?—?Я искал, а нашел или нет?— судить тебе.—?С чего ты решил, что у меня инстинкты острее твоих?—?С того, что с приказом защищать все сработало. И сейчас он в силе, я чувствую. Но дело не только в этом. Когда шли сюда, ты взял меня за волосы, а потом поднес руку к носу, будто хотел его почесать. Когда из клуба забрал и отчитывал за ложь, за челку схватил и сделал точно так же. И когда перед ужином пакет с формой открыл, нос поморщил, втягивая воздух?— зуб даю, на автомате, непроизвольно, хотя знал, что я ее постирал. Может, ты даже не отдаешь себе в этом отчет, но выглядит так, словно для тебя это очень важно. Не только видеть, но ощущать меня, причем ощущать привычно, в выстроенном тобой повседневном порядке. Ты всегда идешь по правую руку; даешь одно и то же бордовое полотенце?— словно оно только мое. За обеденный стол мы садимся на одни и те же ?свои? места.Хибари и его пунктик к дисциплине и некому порядку?— самая большая зацепка, которая у Хаято была. Если бы он не знал о ней заранее, никогда бы не обратил внимание и даже не задумался, почему Хибари стоит только справа, если они вдвоем, а не в большой компании.—?Тебе важно, чтобы каждая вещь или человек или запах был именно там и делал то, для чего ты его, собственно, и взял. А все, что неустойчиво?— приходяще-уходяще шатается?— раздражает и причиняет почти физическую боль. Так и возникло предположение, что у тебя очень сильные инстинкты, и ты уже выделил мне место. И тебе некомфортно, что я его не полностью заполнил, словно с разгону вписался криво, смяв по дороге соседние столбы.Пальцы перебирают край пиджака, который не вписывается в чарующие японские декорации точно так же, как он сам.—?Ты шизик,?— говорит Гокудера.—?Сам на голову ударенный, раз цепляешься и выстраиваешь теории, основываясь… да ни на чем не основываясь.Из пальца высосал свою теорию.—?Может, у меня есть гостевое полотенце, которое я всем выдаю? Запах втягиваю потому, что после таблеток пока не привык ощущать его так остро. А по поводу стороны, с которой иду рядом?— может, это лишь культурный отпечаток. В моей семье чтят традиции.—?Не пудри мне мозги! Альфы обязаны быть справа только во время свадебных церемоний. В повседневной жизни таких правил нет, Хибари. Так что это из твоего личного шизофренического списка. И даже если все это с полотенцами и запахами?— херня на постном масле, у тебя все равно инстинкты сильные. Ты меня, блядь, укусил, пока кончал! —?Гокудера ткнул пальцем за ухо, где остался след. —?Хорошо, что я к тебе спиной не поворачивался.—?Специально?—?Конечно! Дурак я что ли?—?Я не прокусил кожу. Да даже если прокусил, ничего бы не было.Гокудера сопит, шумно втягивая воздух. Все равно замазывать теперь.Кёя спокойно пьет чай, словно они спорят из-за надкушенного подсохшего бублика. Столько шума из-за ничего. Хотя… Хаято по-своему близок и одновременно далек в своих рассуждениях.—?Идея со вкусом и смешанным запахом была неплоха. Только что, если бы это не отрезвило меня, а, наоборот, сорвало с катушек?—?Вообще я на это и рассчитывал, а ты вон какой перец?— в душ меня послал, почти что нафиг,?— остывает Гокудера. —?Значит, не сработало?—?А сам что почувствовал?—?Ну… —?морщинка между светлых бровей прорезается глубже.Пальцы Хаято отрешенно водят по кромке пустой чашки: гладкая, холодная, без ручки. И Кёя ставит заметку купить ему черный чай. Пожилой дедушка за прилавком, к которому ходит годами, посоветует что-нибудь наименее горькое и отвратное. Нальет несколько разных видов на пробу, расскажет, как правильно заварить.Он отвлекается, словно слух не напряжен до предела в ожидании ответа. Правильно выбрать чай, это, конечно, важнее. А Гокудера пусть скрипит шестеренками, сколько ему нужно.—?Общий запах убаюкал что ли,?— говорит Хаято.Будто он долго страдал бессонницей; в груди муторно, беспокойно, мучительно зябко: спать и хочется, и не можется. Сто раз взбил ногами одеяло, вконец скомкал простынь и скинул подушку. То холодно, то жарко, то жуткое, тревожное почудится за грязным, с налетом от капель дождя окном. А потом бац?— все стрёмные тени исчезли. Открыли форточку, впуская свежий прохладный воздух. И большое и теплое обняло со всех сторон, затягивая в долгожданный светлый сон. А там огромное облако?— широкое, ватой подбитое, с такого не упадешь?— поймало, пушинками, как тополиным пухом, защекотать пригрозило и размеренно поплыло по небу, унося его вдаль.—?Убаюкал,?— как иностранное, незнакомое слово повторяет Хибари. —?Меня?— нет. Совсем нет.Наверное, для Кёи прозвучало как дичь, но так уж вышло:—?Значит, это работает по-разному.Хибари отставляет чашку:—?Почему ты сказал, что по-другому мы не можем смешаться? Чтобы разозлить?—?А,?— Гокудера вспыхивает, точно костер с сухим топливом.?— И да, и нет. То есть, я намеренно, но так и есть.Хибари не догоняет, что его смущает в разы сильнее, чем все, чем занимались ранее.—?Запах смешивается только во время полноценного секса. У парочек, у которых все серьёзно,?— выдавливает Гокудера, словно за горло схватили. —?А так… Ты же видишь, приняли душ, намылили животы и все, снова раздельный. Кожа не запоминает надолго.—?Так почему мы не можем быть серьезной парочкой с одним запахом на двоих?—?Ну так если меня никакие таблетки не берут, какой нахрен запах?! —?взрывает Гокудеру. —?Нельзя мне, блядь, ничего смешивать! Только презервативы!Между ними стало так тихо, словно вновь угодили в иллюзию тишины. Ни шума дыхания, ни шелеста одежды и скрипа половиц.Хаято остро захотелось сигарет. И чего-нибудь покрепче взамен сладкой, приплюснутой как пончик хурмы.Глухой стук бамбука о камень. И снова шум воды. Хибари выходит из оцепенения.—?Ты сейчас хочешь сказать, что когда я предложил быстро закончить течку,?— медленно произносит он, как обожженный хищник подбирается к остывшему железу,?— ты отказал только из-за того, что мы в принципе не могли ее закончить раньше? Потому что использовать презервативы обязательно?—?Эм,?— Хаято растерянно моргнул на него, алея сильнее, если еще было куда.Кёя сверлит его взглядом:—?А пояснить ты не мог, что это вопрос беременности, а не принципов или отвращения лично ко мне?Гокудера молчит. Да что тут скажешь.Хибари зажмурился. Ладно, он предложил решить проблему, данным способом проблема не решалась?— никаким способом она не решалась?— Хаято отказал. Логично. Он же не предложил заняться любовью без всякой определенной цели, а Гокудера не обязан был объяснять такие тонкости кому-либо, кроме своего парня.Глупо так. А он решил, Гокудера ломается, потому что тогда они даже на свидание ни разу не сходили.Впрочем, может, и не без того. Хибари бродит вокруг этой мысли, пинает ее, рассматривает. Пока не осознает:—?Тогда тебе тем более нужно очень осторожно подбирать феромоны. Намеренно включай только те, что не направлены на флирт и сексуальное соблазнение. Как зов, просьба о защите или, наоборот, отрицание и агрессию. Любые другие приказы.—?Да знаю я!—?Даже со мной так не пробуй. Я ничего тебе не сделаю, если это против твоей воли?— я почувствую, как и всегда до этого. Но если специально начнешь?— никаких гарантий, что остановишь меня, даже если их выключишь.—?Так ты думаешь, ничего с начала тренировок не изменилось? —?удивляется Гокудера. Кто недавно хвастал, что он его не возьмет?Хибари смотрит на него, как на идиота:—?Изменилось все.Сначала опасался, что остановится только с Гокудерой из-за обещания защищать, а с чужими таких барьеров нет и ничего не сработает. Теперь наоборот. Он точно остановится, если поманит чужой. Но перед Гокудерой?— не факт, что удержится, если тот сам всеми силами позовет и именно его.Нормальный обмен. Меньшее зло, если Гокудера не ступит, считая его закаленным и всесильным. Он его предупредил.—?Что ты почувствовал, когда я выпустил их сегодня? —?хмурится Гокудера.—?Это не то. Тебе хотелось меня покорить и проучить, и ты отдавал волну, а не звал к себе. Поэтому вышло внезапно и даже приятно.Совсем не опасно.—?Попробуй сейчас.—?Что? —?вконец теряется Хаято.—?Тебе нужно заранее оговоренное место и время? Сходу никак? Или ты перетрудился?—?Да ты задрал! —?вскипает он. —?То выпускай, то не выпускай. Определись!—?Я имею ввиду, выпусти безопасные, а я озвучу, что это и как ощущается.Тупое травоядное. Хибари отодвигает поднос, чтобы ненароком не задеть. Из своей чашки от силы отпил три с половиной глотка. Гокудера и вовсе к чаю не притронулся, поэтому устроят мини-потоп, если перевернут заварник и полную чашку.Когда он поднимает голову, Хаято смотрит прямо в глаза?— напряженно, упрямо и немного зло. Бледные губы поджаты, но Хибари отчетливо слышит шелест имени в голове.Сам не понимает, как без складно сложенных звуков и букв узнает, что послание?— ему, а не любому альфе поблизости. Может, есть данное с рождения второе имя-шелест, и Гокудере оно известно.—?Зов.Хаято кивает.—?Это как голос или эхо?—?Нет ни голоса, ни твоего запаха или послевкусия. Но я знаю?— это от тебя.Не потому что сидит рядом. С визуальным восприятием совсем не связано. Кёя прислушивается. Как… когда Хаято пахнет елью, фруктовыми деревьями, еле заметно нотками дыма от жаркого костра. А зов?— это еще не он, а только дорога к нему шелестит, раскидываясь под ногами. И треск веток, искорки?— впереди.Хибари пытается объяснить в двух простых словах, на что Хаято убито переспрашивает:—?Костром? ?Соблазнительный?, блин, аромат.Для любителей шашлыков, ага. Вот это открытие.Кёя не понимает, что его расстроило. Это всего лишь один из многих его запахов: еще несладкий, но естественный и уютный, будто выбрались на природу и греются у маленького огонька. Под такой приятно молчать и спится хорошо.Но у Гокудеры на лице пропечаталось ?херня какая?, и он его не переубеждает. Все равно ведь не ощутит, как это подкупает.Кёя ставит вторую заметку вдогонку к черному чаю: выбраться в лес и показать на деле.—?Давай что-то другое,?— говорит Хаято, и первые секунды Хибари не чувствует особой разницы.Они просто смотрят друг на друга, и все нормально. Разве что сам Кёя сидит справа?— в чем и уличили раньше?— а Гокудера левша. Ему непривычно тянуться к блюдцу правой, догадывается Хибари. Мелочь, которую не сразу осознаешь. Тысячи мелочей, которые вплелись в жизнь.Как Хиберд в волосах?— незаметное, близкое, но все же хрупкое. Как привычно накинутый на плечи гакуран?— знаком до последнего сантиметра, не спадет, но без резких движений. Как старый, еще дедушкин заварник, которым пользуешься каждый день и только что отставил в сторону. Как светлая макушка Гокудеры на утреннем построении и его ?Джудайме!?, заткнулся-бы-хоть-на-десять-минут-никакой-дисциплины, но уже не так бесит. Ведь это длится три года, а в каждом учебном году по триста одиннадцать рабочих дней. Даже с учетом прогулов?— достаточно много времени, чтобы привыкнуть.—?Ты привыкаешь ко мне,?— говорит Кёя.Он угадывает, хотя Гокудера наверняка думает другими образами?— у него нет птицы, и заварника дома отродясь не было. У него свои сравнения, которые переводятся на понятный Хибари язык. Как?— загадка.А Гокудера поворачивает свой маленький мир новой гранью, где новая картинка и новый вопрос. И теперь сторона тревожная и серая, как истончающаяся белесая пелена над взволнованным перед дождем морем, а ветер толкает в спину, в холодную соленую воду. И сердце колотится, стучит, гонит нестись туда вплавь.—?Ты рассказываешь свое? —?шепчет Кёя. —?Или вытаскиваешь мое?Ошибся? Это он привыкает к Гокудере?Хибари не различает, чья эта бурлящая и забивающая рот и нос волна. Не пугающая?— сама взбитая, толчком земли и ветра испуганная. Топит пляж и деревья валит, как в панике Ролл раздувается, ширится, пищит и воет, раскидывая иглы.И самой, взбудораженной, больно, и других ранит, и остановиться не может, в ужасе от самой себя и вины.А потом как выключили, льдом покрыли, и море беснуется под этой коркой, в наручники закованное; морозным и талым пахнет. Жары ждет, когда вновь потечет, по безлюдному пляжу пройдется, взбивая мелкий песок и пустые ракушки. Ни души не найдет.У Кёи язык к небу прилип?— такое не озвучивают вслух, не тогда, когда у самого иссякают силы барахтаться в этой взбаламученной воде и глазах Гокудеры?— мутно-зеленых, непроглядных, растревоженных.В них оседают осколки и ошметки всего, что ненароком задел, приложил головой о камни, закрутил в водоворот. И Хибари надеется, это не то, чем кажется, и Хаято не вздумал его или Ямамото жалеть.Смешно, но Кёя даже своему ежу не может доказать, что три капли крови?— не катастрофа, а Гокудера от Ролла, видимо, недалеко умом ушел. За кого они его держат?Хаято не дает времени по-настоящему разозлиться, поворачивает новую грань, новый запах. Как механический поворотный переключатель на стиральной машинке, поворот, поворот, быстро меняет программы, с ума сводит технику.И Хибари считывает, как он бетоном заливается?— сильный, неприступный; как кошкой под рукой прогибается?— погладь, почеши; за шиворот ему юркает?— защищай, береги, и там же лопатки кусает, когтями вцепляется, сползая вниз. В водовороте хаоса и пыли, дыма костров, обрывков бумаги, сквозь беспокойство, страх и волнение Кёя вычленяет самое знакомое?— свое, изученное и ясное, как протянутая рука Гокудеры и его облегченный выдох. Как его мокрый лоб, прижавшийся к его собственному. Его доверие.Самое вкусное и по-обидному теряющееся в другой шелухе. И от нее не отряхнуться, не откинуть рукой; все эмоции и чувства?— и прошлые, и будущие?— на перемотке, и Кёе кажется, он стареет, вбирая в себя жизнь слишком быстро, искусственно, словно зонд в желудок всунули и накачивают ею. Он обрывает, нажимает стоп, трясет Гокудеру. Руками, потому что ответной волной феромонов страшно, у него же там как яйца редких птиц в груди, пнешь?— разобьешь.—?Дубина,?— сипло выталкивает Хибари. Вытрахал ему весь мозг. —?Просишь сделать одно, а ты без разбору все кнопки тычешь. Эти, по-твоему, безопасные?Трясущимися руками Гокудера берет его чашку. Допивает, что осталось. Прочищает горло коротким хриплым кашлем.—?Отвали. Все тебе не так,?— опирается головой о руку, тяжело дышит, прикрыв глаза. —?Это же не японский и итальянский, на которых годами учился говорить. Какие-то звуки, как маму позвать?— легко. Выразить сложное, глубокое и в рифму... да сам бы попробовал! У тебя же только трах-тиби-дох, ?валить того альфу!?, ?трахать того омегу!?, ?на колени всем!??— что тут не ясно, да?Кидается на него устало, с обидой, потому что не умеет… Нет, ему от природы не дано использовать приказы так, как альфам, понимает Хибари. Он никогда не отдаст их в той форме, в которой Кёя ожидал их услышать.—?Фу, меня сейчас стошнит.Рука сама ложится на его еще слегка влажную макушку. Что ж, у этой птицы свои песни. Даже если бы Хиберд в свое время не научился петь гимн Намимори, Кёя бы от него не отказался, поэтому…—?Нестрашно.Пряди подскакивают на концах, и Хибари ставит очередную заметку: купить фен для второй ванной.—?Ладно, вот тебе безопасные омежьи приказы, ублюдок. Я хочу кофе, и мне насрать который час. Ты мне его сделаешь, на блюдечке принесешь и плед притащишь. А потом, когда закончатся цукаты и мне надоест пялиться на гребаные свечи, ты на руках оттащишь меня в кровать. И ни в какую школу мы оба утром не пойдем, и спать я буду, сколько захочу, никаких гимнов. Ясно тебе? Выполняй.Хибари сдержанно усмехается одним уголком рта, пока настоящая насмешка отплясывает в радужках глаз:—?Как скажешь. Пожалею тебя в субботу. —?Он плавно поднимается, но, уже разворачиваясь, спотыкается взглядом о чашку. —?И да…—?Что? —?Гокудера убирает руки от лица. Чёртова пятница. Где еще ступил?—?Пусть она будет твоей. А то комната есть, полотенце есть, а чашки?— нет. К тому же,?— он разворачивается спиной:?— Так ведь и проходит ритуал вступления. Пусть, правда, чай, но для саке ты еще мал. Я бы тебе не налил.Кёя скрывается за сёдзи, оставляя его один на один с бешеным сердцем, коварным фарфором и застрявшим в горле нервным смехом.Детская версия сакадзуки. Подловил так подловил. Чертов Хибари.Он не совсем понимает, шутка ли или для Кёи всерьёз, поэтому ждет его возвращения, стараясь не накручивать себя. Выходит из рук вон плохо. Он ищет безопасные нейтральные точки, что угодно, за что можно зацепиться, пока сердце не перебесится от количества нервных событий, потрясений и феромонов?— всего слишком много для такого маленького промежутка времени.—?Сидеть в пиджаке под пледом как-то тупо,?— говорит Гокудера, когда Хибари возвращается с ним в одной руке и кофе в другой. —?Моя толстовка у тебя?Он нашел только пижаму и продымленные после клуба джинсы и пуловер. Может, надо было заглянуть не только в тумбочку, но и под кровать?Кёя лишь скрипнул зубами ?ну вот, опять?.—?Завтра уборка, понял?—?Угу,?— мрачно мычит, забирая кофе. Разбавленный, некрепкий. В половину и так малюсенькой чашки.Приказы надо формулировать четче.—?С чашкой же можно делать все, что захочу? —?швырнуть там Хибари в голову или использовать как поилку для Ури, мстительно думает Гокудера.—?Всё. Что ты надумал?Много чего, но в сервизе все одинаковые и еще надо отличить, с которой из них можно творить непотребства. А то за другие легко словить камикорос.—?Поставлю знак.Хаято пьет какое-то время молча, перебирая в уме цвета красок и удачные фразы на G-коде. Или обойтись без слов? Нарисовать маленький черный череп? Герб Вонголы? Лапки Ури?Мысли о кисточках и рисунках слегка его успокаивают, и тошнота отступает так, что хватает сил вернуться к произошедшему и поставить точку.Потому что в их тренировки закралась одна огромная ошибка, которая сводит все усилия на нет.—?Я больше не хочу таких тренировок. Давай не будем.—?Каких именно? —?устало отзывается Кёя. —?Как в комнате или как на веранде?—?Любых. Ты ведь тоже понял: то, как у нас друг с другом, с чужими не выйдет. Просто… не будет так с кем-то там левым, приблудным.—?Да,?— словно бы в пустоту роняет он. —?Не будет.Хибари безучастно глядит в темный край сада и отстраняется так же неспешно и плавно, как незаметно прильнул ранее. Словно ветром толкнуло плыть дальше, а он и не собирался задерживаться.Из него выныриваешь?— а там острый холод ночи и пустота в заполненном ранее пространстве. Голое небо с точками безразличных звезд, бесконечно много немой черной материи?— делай что хочешь.Хибари здесь, но не рядом. Словно не из плоти и костей?— все, как всегда, нипочем, хоть одному, хоть нет. Хладнокровный как вампиряка, греется под лунным светом, никакими пледами, в отличие от него, не прикрываясь. И белое лицо иссушенное, ни на миг не дрогнувшее. Почти мистически, тотально спокойное.—?То бешеное море?— это то, что ты чувствуешь во время течек?—?Море? —?Хаято вытягивает шею из-под пледа. —?Почему море?—?Я это увидел так.Не огонь, от которого добровольно полезешь в ледяную ванную или сугробы. Это сбивает Хибари с толку.—?Если говорить метафорами… Вроде того.—?Тогда это очень неприятно.—?Ну да. А Ямамото верит, что я весело провожу время за просмотром порнушки.Хибари не улыбнулся. Склонил голову набок, перед выпадом примеряясь. Лизнул взглядом щёки и нос Гокудеры.—?Презервативы?— не проблема, докуплю.—?Ч-что?—?Выздороветь раньше не помогу, зато не будет так плохо. Поэтому можешь прийти и остаться, как в прошлый раз. —?Гокудера смотрит во все глаза, а в уши льется негромким, но оглушающим:?— От тебя достаточно доверия. Большего я с тебя не стребую.В барабанных перепонках перезвон колоколов, точно разом взметнулись все фурины в окнах. Кёя давно их спрятал до лета, но призраками они все звенят и звенят.Большего не стребует?— чего? Ответных чувств? Каких-то обязательств? В прошлый раз? А как было в прошлый раз? В башке коротит проводка.Качнувшись вперед и назад, Хаято разлепил пересохшие губы:—?Хибари… слушай. У меня иногда перед и во время течек,?— скрипит голосом он,?— бывают провалы в памяти. Типа горячка и галлюцинации. Так что, когда начнется, ты мне это повтори на всякий случай, вот слово в слово. И лучше сам приди, чтобы я не тащился через весь город. А то не дойду, наверное.Кёя, застыв, даже не моргает. Что значит ?забудет??Неправильный ответ, Хаято.—?Так вот зачем омегам метки ставят. Средство от забывчивости.—?Я не шучу.—?Да неужели? —?он дергает Гокудеру, впечатывая в себя и срывая сраный плед. —?Ты столько сделал, чтобы я тебя запомнил,?— рукой скользит по ягодице,?— это ты,?— перемещает на ширинку,?— и это ты… А потом проходит какой-то час, и заявляешь, что как раз сам ты меня забудешь через каких-то две с половиной недели? Серьёзно?Гокудера ловит искры возбуждения пополам с испугом от внезапности столь откровенных прикосновений. Слишком тесно друг к другу.—?Черт, я не о том!—?Две. С половиной. Недели. Хаято. Я, конечно, приду. И все напомню. Прямо сейчас могу начать, чтобы закрепилось.Подхватив крепче под бедра, Кёя отталкивается и поднимает его с пола.—?П-подожди,?— теряется Гокудера, теряя опору под ногами. Его перетаскивают через порог, уволакивая в непроглядную темень дома, и умом кажется?— это очень стремно, если в ней Хибари и вправду собирается отпустить своих демонов. Но телом и дурной частью сознания иррационально не верится, что он всерьёз.—?Задно убаюкаю, мы ведь нашли прекрасный способ.Его руки, как свинцовые тиски, и шаг широкий, быстрый. Коридор пролетает сплошным черным пятном, а он ни разу не пошатнулся и ни во что не врезался. Гокудера хватается за его плечи, вжимает голову, не зная, где там рамы над сёдзи, о которые долбанется головой.—?Мне и так зашибенно, пусти, ублюдок,?— шипит он.—?Да, ты у нас в шоколаде. Сам бы слизал, если я протянул тебе руку? Или память должна быть у одного?И в этом столько пекучего, болезненно-угрожающего, что до Хаято с задержкой доходит:—?Ты что… обиделся?На что угодно мог бы, а сорвало, когда Гокудера совсем не ждал.Хибари резко тормозит, влетев в невидимую стену.Комната?— Гокудера напрягается?— незнакомая. Не его.—?Включи лампу.—?Нет.Глаза постепенно привыкают, Хаято мацает руками по подбородку и лбу, отталкивая чужую голову от груди.—?Ты не обижаешь. Ты бесишь,?— говорит эта голова.Кёя ослабляет хватку, и Гокудера медленно сползает по нему, пока одна ступня не упирается в пол, а вторая?— в ногу Хибари.—?Отдавлю.—?Опасное увечье, да.Хватка незаметно перетекает в крепкое объятие, и Хибари медлит. Тихо дышит ему в ухо, и Хаято вздрагивает, ощутив губы поверх свежего, едва заметного засоса за ухом.Точно голодный вампиряка. И губы, и нос холодные, мурашки?— заразные, разгоняет по шее вниз.—?Ты как-то очень своеобразно понял просьбу оттащить меня на ручках в кровать.—?Рот закрой,?— голос звучит хрипло, и дыхание после марш-броска сильное, пробивает до затылка.Хаято не рыпается. Хибари точно не собирается драться: запаха металла и азота нет, и места для замаха кулаком совсем мало.И щека у него гладкая, словно брился не утром, а только что, перед тем как ею прижаться. Очень воинственно, ага. Это придает храбрости и чуток наглости.—?Не знаю, слизал бы я тебя или нет. Ты таки очень противный,?— Хибари каменеет под ладонями. —?Но я о характере…?…а не теле? не успевает произнести. Потому желание Кёи долбануть его пересиливает желание отыметь.—?А у тебя характер прямо-таки песня,?— говорит Кёя бессознательному телу, обмякшему в руках.***Что за люди, думает Ямамото, с беспокойством заглядывая в телефон. Один коротко кидает ?да?, ?нет?, а потом без прощаний вырубает телефон. Второй?— совсем его не берет, что Хаято не свойственно.Ссутулившись над плитой, Такеши греет молоко. Хорошее средство от бессонницы для маленьких мальчиков. Ничто?— для тех, кто вырос и погряз во взрослых тревогах. Ему кажется, он еще где-то посередине, и шансы пятьдесят на пятьдесят.Шапка пены тихо шипит, поднимается.Параноить. Не параноить. Доверять. Не доверять.