Часть 5.3 - Правильный формат (1/1)

Гокудера мысленно костерит себя за то, как лихо его подорвало с дивана, а Хибари?— за мутки и увиливания. Может же нормально на вопрос ответить или сразу послать, но нет, без выебонов никак.На губах Хибари ужом расползается довольная полуулыбка, и радужку глаз будто магмой опалило?— короткий всплеск радости?— и она застыла темно-серым базальтом, остывает. Кёя плавно движется вперед, увлекая его за собой все дальше от школы и стадиона. А Гокудеру как магнитом ведет следом, притягивает за каждый шип и звено на цепочке ремня, за пряжку и кольца, подвески. Потому что Хибари расскажет. По надменной загадочной морде видно.—?Переживаешь?—?С чего бы? —?вышпаривает Хаято. Не на убой же его ведут. И вряд ли Кёя собирается показательно отчикнуть ему пару пальцев, чтобы на практике показать, как у них заведено.—?Ты мне скажи. Посторонние перестанут верить в несчастные случаи. Дальше что?Что еще осталось? Что еще тебя беспокоит? Хибари спрашивает раз за разом, и список Гокудеры никогда не пустует.Причины его душевных терзаний порой бывают весьма занимательными. Если Саваду волнуют только жизни людей и их благополучие, то Гокудера шевелит мозгами в другом направлении. Парится из-за условностей и отношений внутри альянса, об имидже и даже том, как на них будет смотреть следующее поколение. И, пока Десятый убивается из-за кровавого месива, увиденного на испытании боссов, Хаято выдает: ?Если шла запись грехов Вонголы, то нас тоже записывают прямо сейчас? Через все кольца или только кольцо неба??.Тогда Кёя в первый раз сам зовет Алауди прояснить пару моментов. Убеждается, что они понимают друг друга, и сопляки из одиннадцатого поколения не узнают детали работы ДК. Ведь ДК?— не Вонгола.—?Будут вопросы. Слежка и проверка ваших дел полицией,?— озвучивает очевидные вещи Гокудера. Это вполне себе реалистичный исход, потому что Хибари не особо осторожничает. —?Если начнут прицельно под тебя копать, точно что-то найдут.?Если??— ключевое слово.—?О, сердобольные законопослушные граждане, конечно, исполнят долг и доложат в соответствующие службы. Кстати, как там твои беседы со школьным психологом и службой опеки?Взгляд Хибари иглами вонзается в кожу Гокудеры: несовершеннолетний омега без родителей, нормальной прописки и японского гражданства. Периодически приходит на занятия побитым и в бинтах. Со здоровьем неполадки: каждый месяц болеет по неделе. В довесок вечно пьяный бабник-опекун, которому нет до него дела.Благодаря связям и взяткам на бумаге многое поправили, но окружающим глаза не выколешь.Хаято озадаченно хмурится, а когда доходит, громко цыкает.Нет никаких бесед.—?Ты переоцениваешь значимость кусочка плоти. Всем плевать. А кому нет?— либо страшно лезть, либо выгодно, чтобы все оставалось, как есть.Жаркий шар солнца вырывается из объятий тяжелых туч, и лучи атакуют Хибари беспомощно и бездарно: черные волосы даже не блестят?— поглощают, безвозвратно всасывают свет. Лицо остается таким же бледным.—?Не обязательно быть с великой историей длиной в десять поколений или… —?Кёя вспоминает, каким по счету доном был отец Гокудеры,?— хотя бы в пять, чтобы тебе не мешали.Все проще. Он даже не тратит деньги родителей. Обмена кулаками, долгами и угрозами хватает, потому что в их мире ход игры предопределяет сила, преданность одних и ужас или безразличие других. Единственно важное, что Хибари понял с годами: взрослые боятся осветления своих грязных делишек, потери власти и влияния, и это сильнее страха потери зубов или перелома ребер.Кёя тоже взрослеет. Берет на заметку.—?Так как? —?Гокудера идет в ногу, и Хибари думает, зря он надеется на захватывающую историю. Начало непримечательное. Занимаешь удачное место в пищевой цепочке, а дальше все выстраивается само.—?Приструнил пару отморозков, и сразу налетели стервятники, которых порадовала пущенная кровь,?— произносит он скучающим тоном.—?Наш слюнтяй-директор избавился от хулиганов, другая группировка?— соперников, а их жертвы?— главного обидчика,?— схватывает Гокудера. Эту часть он знает. —?И вуаля, у тебя зеленый свет на самоуправление не только от руководства школы.Кёю мало волновал их свет. Не трогали, не мешали и ладно. А с жертвами да, вышло неожиданно и занимательно.—?А потом?—?Ломаешь обе руки местному корольку, а те, кого он контролировал или ущемлял, приползают лобызать пятки. —?Как рецепт заливного пирога с печенкой рассказывает Кёя. —?На вопрос, как отблагодарить, показываешь пальцем на другого зарвавшегося травоядного. И они улаживают проблему сами.—?Пока сам ты дрыхнешь на крыше, самодовольная задница,?— фырчит Гокудера.Цепочка разрушений выстраивается как по маслу, хотя вряд ли движущей силой была благодарность. Они искали покровительства сильного.—?Но этого мало, чтобы дорваться до верхов,?— замечает Хаято.Оживленная часть города остается позади, дальше по широкой улице лишь пара подростков гоняет на велосипедах. Без толпы вокруг Кёя немного разговорчивее.—?Тогда я не различал, кто важная шишка, а кто простой работяга, поэтому в какой-то раз припугнули важного чиновника. Появились деньги, а потом и более влиятельные деловые партнеры,?— голос Хибари вычищен от эмоций. Он никого не называет союзниками, и их наличие или отсутствие, как и деньги сами по себе, кажется, его не трогают. —?Люди дергают за ниточки других людей. В полиции оказались друзья и братья тех, кто вступил в ДК. Начали присоединяться взрослые, со своими подвязками к рычагам управления городом.—?Заливаешь,?— взгляд Гокудеры тяжелый, как топор, готовый рубить за вранье. Он ни секунды не верит в голую удачу, которая за ручку привела правильных людей. Не верит в харизму, как у Десятого или Примо.Даже Джотто не выстраивал семью в тринадцать лет и в одиночку, а Кусакабе?— не второй Джи и не близкий друг. Ему достается на орехи, как любому другому подчиненному.Ключевой элемент теряется между строк, и у Гокудеры руки чешутся отверткой выковырять его на свет.—?Хаято,?— в имени скользят довольные интонации. Шевелит извилинами?— хорошо?— но надо чуть активнее. —?Ты же купился на обещание стать кандидатом на место Десятого, если убьёшь Саваду.У Гокудеры напрягаются крылья носа. Не самые приятные воспоминания.Хибари продолжает:—?Я не ждал подобных привилегий и комплект регалий в подарок, но в моем случае это сработало, как надо.—?Ты,?— в голове Гокудеры скрипит и трещит,?— сломал руки трупу местного королька?Зубы Хибари белые и линии лица?— хищные, острые?— внезапно бьют под дых. Словно Хаято наткнулся на призрака из прошлой жизни, о котором почти забыл, и теперь расплачивается табуном обезумевших мурашек, бегущих по позвоночнику.Он втягивает носом воздух, но не отворачивается. В конце концов, да, за десять или даже пять поколений у них скопилось немало похожих историй.—?То, что он был якудзой, жирный плюс. У них понятные и жесткие законы, точная социальная иерархия и наказания предписанные, четкие, действенные. Не то что у вас?— хаос и бедлам.Возможно, поживи Хибари чуть дольше и в Италии, превратился бы в такого же брюзжащего старика как Реборн, вставлял бы ?хаос? через слово. Только Кёя пока молод и не устал с ним бороться, поэтому предпочитает ?камикорос?. Сразу предупреждает, как с этим хаосом разберется.Гокудера не удерживается, на языке щиплет:—?И ты втащишь его… своих людей следом за собой, в Вонголу?Хибари сканирует его взглядом, пытаясь разгадать, что стоит за этими словами.Грязные недостойные бандюки осквернят имя великой Вонголы?—?Они пойдут за тобой, когда ты влипнешь в мафиозные разборки? Или их хватит только на разборки внутри района с такими же, как они сами?—?Они не будут Вонголой,?— медленно произносит Хибари. Он ищет подсказку в его лице, но Гокудера и не огорчен, и не рад такому ответу. Жует губу и идет дальше, стирая подошву кед о зернистый шершавый асфальт.Эй, Хибари, они прикроют твою задницу, когда дело запахнет жареным? Твоя организация?— семья или нет? Та, которая плечом к плечу стоит или та, которая крысами разбежится, когда тебя ранят и не останется сил их держать?Гокудера не произносит это вслух, потому что Кёя обязательно поправит: стадо, а не семья; и он прекрасно справится на передовой не только без них, но и без Ямамото, Гокудеры и прочих травоядных.И все-таки зачем-то же они Хибари нужны.—?Нам защищать их как своих союзников? —?вместо этого спрашивает Хаято.Десятый бы выслал подмогу, не разбираясь, но защита интересов бывает разной. На переговорах и распределении денежных средств и прочих ресурсов будет Гокудера. Он заранее хочет знать, как расставлять приоритеты.—?От вас ничего не нужно,?— холодно бросает Хибари.Опять двадцать пять.—?Слушай, ты! —?хватает его за грудки Гокудера. —?Я серьёзно. Если они с нами, их и готовить, и тренировать надо совсем иначе.—?Знаю. Но это не твои проблемы. —?Хаято налетает на холодную мраморную гладь в глазах. —?И ответственность не на тебе.—?Ага. Когда улетишь за границу, а на кого-то из ДК нападут с коробочками, только потому что они связаны с тобой,?— шипит Гокудера, комкая чужой гакуран,?— посмотрим, кто будет это разгребать.Ни Джаннини, ни Шоичи со Спаннером пока не изобрели телепорт. Хибари не успеет вернуться.Гокудера не знает, в этом ли дело, но в будущем база ДК была пустынна. Куда-то же подевались все здоровяки.Кея касается левой скулы Хаято:—?Неймется же,?— неторопливо поглаживает подушечкой большого пальца. Взгляд оттаивает:?— Серьезная-присерьезная правая рука Вонголы. В тебе что, проснулась омежья тяга взять всех под крыло и начать опекать?—?Что? Смеешься надо мной? —?вспыхивает злостью Гокудера.Боевой котик за всеми присмотрит, все проконтролирует. Обо всех позаботится.—?Ни капли,?— улыбка трогает губы Хибари.Под зрачками Хаято пляшет буря эмоций, ни одна не успевает перевесить, когда Хибари снова открывает рот:—?Но пока что им нужно приглядывать за тобой, а не наоборот.—?Издеваешься! —?лицо Хаято тут же искажается яростью. Будто он какой-то слабак или мешающаяся под ногами шавка!—?Нет. Констатация факта. Но инициатива?— это похвально. —?Скула под пальцем розовая, горячая, кожа гладкая и ровная. Хочется языком слизать ее вкус, но Кея лишь надавливает ногтем, оставляя на ней еле заметный тонкий лунный след. —?Нужно время, чтобы стать тем, кем ты хочешь быть. И не только оно.Правда жалит, и Гокудера скрипит зубами, пережевывая ее, как камни; заглатывает, царапая осколками горло. Ага, нужны мозги, сила и еще ворох того, что, по мнению Хибари, у травоядных вроде него отсутствует.Его потряхивает, но он отпускает пиджак Хибари. Когда припечет, сделает по-своему, и спрашивать его не будет. Надавит на Кусакабе, вытащит информацию о боевых способностях и прошлом этих горилл. Так сложнее, Тетсуя будет сопротивляться, но толку выйдет больше.—?Нахер. Я домой.Гокудера душит в себе злость, кулаком трёт зудящую скулу.—?Хорошо,?— Кёя перехватывает его за запястье, вжимая холодную сталь браслета в ладонь,?— что наши планы совпадают.—?А?Его разворачивают и тянут дальше.—?Блин,?— Гокудера таращиться на затылок Кёи, неловко делает первые шаги. —?Пусти! Да куда ты меня тащишь?—?Домой и нахер,?— бросает из-за плеча Кёя. —?Все, как ты хочешь.—?Я тебе нос разобью,?— предупреждает Гокудера.—?До или после?—?Сейчас!—?Тебя возбуждает вид крови? —?вкрадчиво уточняет Хибари.—?Нет!Хибари разворачивается, вот он нос, приближается, бей. Хаято вжимает голову в плечи и, подобравшись, волком глядит. Только он так может: одновременно две противоречивых реакции, будто не в силах решить, отшатнуться или укусить.—?Ты словно не слышишь меня. Или слышишь не то, что я тебе говорю. —?Глаза Хибари темные, глубоко пронизывающие. —?Первое. Я не оскорбляю тебя, называя омегой. Ты ею и являешься. Второе. Тебе нужно время. И у тебя его завались. Вперед, лепи из себя идеального солдатика. Планка не сверх высокая. Третье,?— его черты лица твердеют:?— Я не доверю постороннему Намимори и своих людей. Ни Саваде, ни тебе, даже если ты до той планки допрыгнешь.—?Мы?— не посторонние, и ты,?— а заодно все ?придатки? Хибари с вытекающими проблемами,?— такая же часть Вонголы, как…—?Тошнит уже. Вонгола, Вонгола… Я не нуждаюсь в подобных реверансах под соусом долга. —?Хибари леденеет, обдает его холодом слов:?— Мы это уже проходили. Время напомнить?Кёя отпускает его руку, и Гокудера дергается, словно пощечиной залепили.С Десятым проходили. Тсуна кричал, что если Хаято будет смотреть на них только через эту призму, то навсегда останется чужим. А Вонгола пусть хоть сгниет. Распадется. Забудется. Для него это не будет иметь значения, если Хаято и остальные останутся.Гокудера сникает. Пипец докатились, раз даже Хибари ссылается на Десятого.Что он, блин, делает не так?Хаято не пытается прикрыться именем семьи, пусть со стороны выглядит так. У него просто нет другого слова, синонима, чтобы объяснить, почему о Хибари тоже нужно… Ну, не заботиться, но держать ухо востро и время от времени посматривать, что творит. Они не соперники, не друзья, не временно столкнувшиеся почти незнакомцы, у которых нет выбора и приходится сотрудничать?— это немного другой гибрид отношений, в котором не все названия компонентов известны, поэтому особенно удручает, что Хибари придрался к словам.Какого черта? Ему уже не четырнадцать, а ощущение, что для Хибари он застрял в том возрасте.Хаято смотрит на свое алеющее кровью кольцо, и сжимающийся комок мышц в груди заливается так же. Усталостью, тоской и решительностью.—?Если у тебя заберут кольцо или ты сам его отдашь,?— выдавливает из себя Гокудера,?— для меня ничего не изменится.Хибари медлит, обдумывая услышанное. Хмыкает себе под нос. Кому нужна такая неизменность?—?Так себе признание. На троечку. —?И многовато будет, думает Кёя.Хаято остыл, понурился. Пахнет как прибитая снегом лохматая елка: слабо, морозно. Но стоит внести в тепло, пуще раскроет ветки, и тягучий аромат заполнит весь дом. Кёя глубоко вдыхает. Ему есть с чем сравнивать. Как в одну, так и в другую сторону.Гокудеру иногда перемыкает, когда приходит очередная работенка от Девятого. Видимо, Реборн привез с собой не только отчет об успешно законченной сделке.Хибари запускает пальцы в светлую челку, немного потрепав, задумчиво сжимает пряди. Что-то намечается? Поэтому зашевелились?—?Ты понял, что я имею ввиду.—?Нет.—?Да,?— давит Гокудера.Прирожденный мастер убеждения.—?Я хочу перемен,?— говорит Хибари, не ожидая получить в ответ что-либо, кроме немого черно-белого кино. Поэтому замирает, когда светловолосая голова под рукой еле заметно кивает. Движение едва уловимое, не держал бы за челку?— не заметил бы.Секунда. Две. Три. Хаято отмирает:—?Каких? —?дергает головой, сбрасывая ладонь. Прядки неровно падают на лоб. —?Зачем?Гокудера резкими взмахами приглаживает волосы, словно стряхивает с них пыль и следы прикосновения. Взгляд убегает к плечам, цепляется за красную повязку комитета и, прикрывшись линией ресниц, замирает где-то ниже.Хибари наклоняет голову набок. Сложно-то у него все как. Причины, следствия, мотивы?— подать сюда, доложить, разжевать. Будто Кёя делает запрос на поставку новой партии нитроглицерина, а Хаято уточняет детали и решает, дать добро или зарубить. Только что он хочет услышать? Что Кёя поставит его в комнату и будет любоваться с безопасного расстояния? Никто не пострадает?Нетушки, в числе жертв обязательно окажутся уязвленное самолюбие Гокудеры, многолетние привычки, старая дружба с Ямамото?— не сгинет, так потреплет ее знатно. И образ жизни Хибари?— в тот же список израненных и искалеченных.Кёя думал, ему крышу сносит. Ошибся?— сносит под фундамент, камня на камне не оставляет, и глупо цепляться за обрывки штор и пыль штукатурки.Гокудера уже ?Хаято?, и это не раз произнесено вслух.—?Вести тебя по этой дороге каждый день, чтобы посторонним ты не был ни с кольцом, ни без.И это самое меньшее и самое большое, что Кёя мог ему сказать.Дорога ведет к дому Хибари. Каждый день?— что в течку, что нет?— на базу или в отдельную квартиру он его не отпустит. Что Вонголой, что нет, Хаято будет своим. И только своему Кёя доверит и город, и своих людей.—?Каждый день?— это утопия.Идеальная, но нежизнеспособная альтернативная реальность. Гокудера такие любил и яростно защищал, даже когда Ямамото смеялся, что нет, он не может подружится со всеми Н.З.Ж. и пригласить их в Вонголу. В какой-то степени Хибари тоже был неопознанным, неубиваемым загадочным животным, но он каким-то чудом оставался с ними.Тонкие дрожащие пальцы теребят напульсник, тянут за край. Хаято помнит, кто он и где, помнит, что палящее и жгучее, болезненно пульсирующее?— фантомные чувства. Что смешно?— не в культе, а в той части, которой у него никогда, кажется, не было. А вот у Хибари?— было. У другого Гокудеры, возможно, тоже. И хочется обмануться, что нет никаких дел, ему некуда спешить и некуда уходить.Хаято отворачивается в сторону, почти твердым голосом бросает:—?Но… Сегодня пойдем. Почти ведь дошли.***—?Я пока не подобрал правильный формат для тренировки,?— нехотя признает Гокудера, прислонившись бедром к столешнице на кухне.Осуждение еще не выветрилось из его позы: руки скрещены на груди, глаза прищурены. Дорогому гостю отказали в кофе и ?ты, Хибари, не прав, как так можно, жмотяра??.—?Поздно. Не уснешь,?— выражение сдержанной правильности словно срослось с лицом Хибари.У Гокудеры таилась надежда на черный чай, но у этого аскета не оказалось даже его. Хаято разочарованно высунул нос из единственной чайницы, найденной в шкафу, и поставил ее на место.—?Зачем ты его нюхаешь? По цвету же видно?— зеленый.—?Не придалбывайся,?— отмахивается Гокудера, решая, что будет обычную воду.—?И что значит ?правильный формат?? —?сквозь мерный шум посудомоечной машины спрашивает Хибари, пока прячет в холодильник остатки еды.—?Если мы поменяемся ролями и ?нападать? буду я, как измерить, что именно я побеждаю?Неопределенность черты, до которой Хибари не станет сопротивляться, слишком расплывчатая и опасная, невиданным диким зверем глядит из темноты. Гокудера не уверен, что сам до нее дойдет. Не уверен, что будет, если сможет.—?Где та граница, за которую ты ни в коем случае не хочешь заходить?Кёя проводит рукой по столу, собирая губкой несуществующие крошки.—?Не знаю,?— ровно отвечает он. —?Но не думаю, что с первой же тренировкой получится разделить нас на победившего и проигравшего. Ты хоть раз пробовал на кого-то специально выпустить феромоны?—?Нет.—?Тогда ты в любом случае будешь в выигрыше. Хоть поймешь, чем отличаются разные потоки в зависимости от намерений. —?Откинув губку и насухо вытерев руки салфеткой, он поднимает на Гокудеру глаза. —?Мне и самому интересно. Тебя же пришибло, когда я выпустил феромоны на Ямамото. Хотя это был ?боевой? поток на другого человека.Гокудера хмурится, пока роется в памяти. О чем он?Кёя чего-то ждет, но Хаято не может взять в толк, что должен сказать.—?Я дам тебе знать, когда ты подойдешь к черте и станет ?слишком?,?— в конце концов говорит Хибари.—?Ладно, —?помедлив, соглашается Хаято.Все честно. Гокудера сбрасывает кольца и вынимает гвоздики, подаренные отцом, аккуратно кладет их на тумбочку в своей комнате. Принимает душ, смывая слои крема, и вопреки логике, нервничает, хотя расстановка, в отличие от прошлых тренировок, в его пользу.Когда Хаято заходит в одну из просторных комнат, его встречают запах сухого бамбука, знакомые горы и ветви сакуры на сёдзи. На полу разбросаны плоские квадраты подушек, и это совсем не выглядит подходящим местом для тренировки.Но они и не собираются драться кулаками.Хибари тихо разговаривает по телефону, изредка роняя ?да?, ?нет? и смотрит на него. Мягко, но прямо, в самую глубь глаз. Предвкушающе.И Хаято понимает, было из-за чего нервничать: в этот раз он перед Кёей словно голый. Кожа выскоблена мочалкой, и плевать, что на нем мягкие домашние штаны и футболка?— не прикроют. Он без защитного пламени, без подстраховки в лице Реборна, не на нейтральной территории среди голого бетона.И пахнет не только Кёя. Каждая вещь, потолок и стены пропитаны им, поэтому шаг назад или в сторону не поможет.Гокудера одергивает себя. Рассуждает как жертва, но сегодня у него другая роль.Он на негнущихся ногах приближается к Кёе, сидящему на одной из подушек. Взглядом говорит ?закругляйся?, но Хибари лишь протягивает руку и гладит его по голой щиколотке: ?подождешь?.Ладонь скользит по голени вверх, собирая штанину в складки; пальцы щекочут ямку за коленом, и ноги тут же норовят подкоситься, но Хаято стоит, терпит, сдерживая всполохи смеха в легких. Потому что ничего смешного тут нет. Потому что люди, которые всего лишь хотят потренироваться, не должны цепляться за его волосы, запястья, щиколотки, беспокоиться о дозе кофеина в его крови и предстоящем сне.Объясниться еще более прямо и открыто Хибари просто не способен, и Гокудера чувствует себя ужасно, потому что ему не хватает хладнокровия и сил разыграть блондинку, которая не понимает, что за этим стоит.Он, возможно, попытался, если бы не знал, насколько отвратительно врет.Ему кажется, он нигде не промахнулся, ведет себя естественно, как здешний, но в некоторых вещах нельзя сфальшивить. Вдруг он уже с десяток раз прокололся на какой-то ерунде, а Хибари не тычет носом в косяки, хотя про себя считает его поведение странным. Не как раньше.Нехорошо это все. Хаято ссутуливает плечи. Больной на всю голову, раз после ужина согласился на продолжение.Он ждет и еле заметно вздрагивает от щекотки, к которой постепенно привыкает как к обычному раздражающему кожу трению.?Ну же, Хибари. Обрати на меня внимание. Скажи, что есть дела поважнее, и ты срочно нужен ДК в каком-то злачном районе. Давай, все отмени, и я пойду?Игривость из движений руки улетучивается, и Кёя смотрит снизу вверх серьёзно. Не прощаясь, нажимает ?отбой? и кладет телефон на татами экраном вниз.—?Я весь внимание. —?Хибари не жалко: так и быть, один-ноль в его пользу.Гокудера смаргивает удивление и некстати мелькнувшее смущение, словно попросил об этом вслух. Но сразу успокаивается. Конечно, уловить подтекст несложно, раз Гокудера нависает над ним и прожигает взглядом. Просто первые пять минут Хибари это раздражало не так сильно. Да, наверное, так.Кёя расценивает его волнение по-своему.—?Перед нашей самой первой тренировкой я, помню, подумал, что она не пройдет бесследно. И ты таки начнешь бояться меня по-настоящему.Тогда Хибари это не беспокоило.—?А я думаю, возненавидишь ли ты меня, если я перегну палку и,?— Хаято сухо усмехается,?частично подтверждая его догадку, — унижу тебя этим. Ты же так и не простил Мукуро.—?Я не ненавижу его. Разве что одну определенную его часть.Гокудера не станет искренне, взахлеб наслаждаться его унижением, растягивая его на долгие часы. Он рубит все быстро, резко, ?так надо? и ?по-другому нельзя было?. На худой конец, ?нечаянно?, потому что горячий и отчаянный, занесло.Но сегодня Хаято решает не спешить.Он медленно наклоняется и осторожно принюхивается к темным волосам.Иногда запах Хибари чистый, свежий и хрустящий, как идеально сидящие и жесткие накрахмаленные рубашки. Тогда он не поддается на уговоры и сомнительные идеи, гордым облаком уплывает дальше, чтобы Гокудера его не замарал.Иногда он пахнет сталью и озоном, и чем сильнее концентрация, тем быстрее надо делать ноги. А порой Хаято ловит только нотки лаванды и средиземноморских трав, в то время как Кёя широко зевает, стуча чашками на кухне, и тихо воркует с Хибёрдом.Гокудера разгадывает его настроение, пока ощупывает кончиками пальцев пряди?— мягче и длиннее, чем у Ямамото. Скользит носом ниже, по линии роста волос, вдыхает за ухом. Хибари сглатывает и настораживается, но марать его своими выходками, без сомнений, уже разрешил.Хаято ведет носом еще ниже, еле касаясь тонкой кожи там, где пульсирует венка. Чувствует, как Кёя напрягается?— неприятно. Словно Гокудера выпустит клыки и больно вопьется, прокусит кожу, чтобы жизнь хлынула фонтаном, забивая ему рот алым, металлическим, горячим. Хаято ни разу его не кусал, но Хибари явно ожидал подобного, и это странное липкое недоверие и опасение на взмокшей коже Гокудера ощущает впервые. Потому что, когда он утыкался носом в шею Ямамото, тот просто отклонял голову поудобнее и кадык дрожал от беззвучного смеха. Он не боялся, хотя как раз его Гокудера в какой-то из потасовок со злости и вправду сильно укусил.Язык размашисто прошелся вдоль венки; раз, второй, зализывая несуществующую рану, которую Хибари успел себе нафантазировать. Венка на шее забилась сильнее, и Гокудера поднял взгляд, заглядывая Кёе в лицо?— тонкое, аристократическое, контуры выведены точной вышлифованной линией, а лоб ровный, словно природа много веков подтачивала и сглаживала твердый неприступный камень.Они с Ямамото ни капли не похожи, и он не знает, как их можно спутать даже во сне. Руки ложатся на плечи, сдавливают?— у Такеши шире. Глаза заглядывают в глаза?— в ореховых не было такого почти уязвимого колкого напряжения, будто Хаято приложил к животу нож, еще секунда?— и вспорет брюхо до потрохов.Выражение глаз, ход мыслей?— разные. Гокудера проскальзывает руками по бокам Хибари и, путаясь в складках рукавов, тянется ими за спину. Ощутимо проводит пальцами по нескольким позвонкам. Сидят по-разному: Такеши опирается руками позади себя и, согнув одну ногу, ставит перед собой. Хибари?— ровный как палка, замирает в сёйдза. Гокудере пришлось протиснуть свое колено между его, чтобы удобно сесть и дотянуться до спины.Мысли мечутся, сравнивают, запоминают. У Кёи кожа светлее. Хаято трогает подушечки пальцев, внутреннюю сторону ладони, ведет по линии жизни?— руки грубее, чем у него, но мягче и нежнее, чем у Ямамото.Пахнут они по-разному. Не только из-за настроения и своей начинки, не только как дерево против нагретого на солнце металла. Сглотнув, Гокудера непроизвольно облизывает пересохшие губы. Кёя определенно пах как альфа, который его хочет. Очень сильно и однозначно. Хотя Хаято еще не выпускал никаких феромонов.Он утыкается носом в вырез кинагаши на груди, зажмуривается и сидит, словно в поклоне. Легко приказать ?защищай меня?. Это ведь кажется естественным: Хибари сильнее и от его силы хочется отгородиться, перенаправить с себя на врагов, на опасность. Но сейчас защищать Хаято не от кого. В доме они одни. И новые приказы не поступают, потому что с ними труднее.Хибари следит за ним из-под черных ресниц. Позволяет коротко лизнуть себя по линии ключиц. Потому что… Гокудера никогда этого еще не делал. Кёя чувствует, как он к нему присматривается, открывает, немного удивляется каким-то своим, только ему известным мыслям. В абсолютной тишине комнаты они громкие, но не расшифровываемые, словно Хаято думает на G-коде.Гокудера плавно сползает с подогнутой под задницу ноги и выравнивает ее в колене. Откинувшись назад, упирается ею Хибари в живот.Прикидывает, может ли приказать Кёе быть нежным и послушным. Это реально?

Пальцы ног сжимают ткань кинагаши, раздвигают полы в стороны, и Кёя в первый раз перехватывает движение. Прижимает ступню к груди, как широкий лист подорожника к ране, и Гокудера замирает. Взгляд застревает на черной кожаной фенечке вокруг щиколотки, от нее и к стопе еще ширится легкое покалывание после сидения в неудобной позе. А там одновременно и холод, и тепло, потому что грудь Кёи?— горячая, а ладонь — ледяная. Хватка ослабевает. Хибари обхватывает стопу иначе, плотно смыкая вокруг нее пальцы. Пятка вжимается в грудь сильнее, но Гокудера послушно оставляет ногу на весу, не вырывает.Выпусти он феромоны, Кёя бы сопротивлялся; знал бы, чему противостоять. А это… это всего лишь голая стопа с еще немного распаренной, мягкой после душа кожей. И ногти срезаны под корень, ими даже поцарапать нельзя?— только заставить сердце стучать сильнее и думать, насколько же этого мало.Провести языком между пальцами?— мало. Обхватить губами один из них, втягивая в тепло рта?— и этим почти испугать Гокудеру?— тоже мало. Хаято издает какой-то странный короткий звук и затихает. ?Никаких отгрызаний пальцев, не бойся??— насмешливо плещется в глазах Хибари.Второй рукой он забирается под штанину и медленно ведет вверх, собирая ткань у колена. У Хаято мурашки бегут по коже, и тонкие почти белые волоски встают дыбом. Хибари гадает, почему его кожа и волосы такие выцветшие, словно все буйство красок утянуло внутрь: в кровь и пять видов пламени, в непримиримый характер и неудержимый запах. Ему нравится. Так в разы лучше, чем иметь дело с мертвым вакуумом под оболочкой ярко размалеванной куклы.Кёя выпускает изо рта чужой палец, выдыхает напоследок на влажную кожу. Мазнул губами по косточке с внутренней стороны стопы и щекой трется дальше, приближаясь к колену.Все слишком… открыто, думает он. В сравнении с бетами разница огромна уже сейчас, только на прелюдии: какое бы Хаято не состроил лицо, запах с головой выдает, как ему нравится. Аромат постепенно становится сладким, не как леденец?— чистый жжёный сахар?— а как сладость наливающегося зрелостью яблока; румяного, подставляющего солнцу другой бок. И Хибари отдергивает футболку к горлу, слизывает его вкус сначала с левого бока, а потом плавно переходит к животу и задерживается там. Мышцы пресса напрягаются и подрагивают, волной опускаются вверх и вниз?— и застывают, когда Гокудера задерживает дыхание.—?Дыши,?— урчит Хибари и мягко надавливает на живот у самой резинки штанов. Под пальцами бьется пульс, у Гокудеры срывается выдох. Дышит.Давление на живот его беспокоит сильнее, чем влажный узор вокруг пупка, и он хватает Хибари за волосы, держит в кулаке.Ладно. Кёя отпускает пальцы, замечая оставшиеся на том месте белые следы, и резинку штанов не трогает, пока Гокудера раздумывает, чего хочет.Глаза Хаято мутные, нечитаемые?— и правда раздумывает. А потом отталкивает и вскакивает на ноги. Подцепляет футболку сзади и тянет через голову, бросает на пол. Хибари считает, сколько подвесок спуталось на его шее, но не успевает закончить, когда пальцы?— голые, без колец, но грубые и жесткие?— обхватывают его за челюсть и заставляют смотреть в угрожающе колкие зеленые глаза.—?Сделаешь что-то херовое, и я потом взорву и твою школу, и твой дом, и буду повторять это из раза в раз, сколько бы ты их не отстраивал.Кёя прищуривается. Расплавленная магма выжигает что-то живое по ту сторону зрачков, и Гокудере видно лишь металлический графитовый блеск в радужке глаз.Хибари действительно хочет знать, может ли он все еще сделать с ним что-то херовое. Сомкнуть пальцы на горле и не отпустить, когда Хаято захрипит. Или сможет не отдернуться, если Хаято зарыдает?— а Кёя очень, очень хочет, чтобы тот сейчас начал. От боли из-за разрывов связок и сухожилий. А еще он хочет сорвать с него штаны и ничего не спрашивать, не оглядываться, не прислушиваться к его запаху и дыханию.Потому что, если Хибари не сможет, руку снова сведет судорогой, если она вновь обессиленно упадет… Это будет страшно. Ведь рука Гокудеры останется такой же твердой и непоколебимой, как раньше. Он будет бить в полную силу.Что-то подобное Хаято и отчебучивает, когда резко наклоняется и его губы ударяются о губы Хибари.И кто тут вытворяет все самое херовое, думает Кёя.