Часть 2 (1/1)
Открыв глаза, он увидел Джуду. Брат сидел рядом, с видимым удовольствием грыз сухую лепешку и распространял аромат разгоряченной, здоровой и ухоженной лошади. Его глаза горели восторгом, как в детстве, когда опасные шалости затевал он, а попадало, конечно, обоим. Волосы у него растрепались и спутались от ветра, рукав был разорван, на сияющей физиономии алела пара свежих царапин, что делало детские воспоминания особенно яркими.- Как твоя рана? – спросил Джуда, пододвигая брату оставшиеся лепешки и сыр.
- Почти не болит. – Лихорадки благодаря снадобьям Эсфирь удалось избежать, но боль в отрезанной почти по колено ноге то усиливалась, то ослабевала. Гарнизонный лекарь предупреждал, что окончательно она не исчезнет уже никогда.
- Отлично. Хватит тебе валяться, ешь и вставай, я тебе кое-что покажу.- Еще одну лошадь? – хмыкнул Мессала, разламывая сыр. – Их у твоего Ильдерима больше, чем внуков, хотя внуков тоже многовато, и они ужасно галдят.- Дети как дети, мы с тобой тоже орали, как целая стая драчливых котов. И это не ?еще одна? лошадь, а единственная в своем роде!- Она что, полосатая? Говорящая? О двух головах?- Увидишь, - ухмыльнулся Джуда, но тут же согнал улыбку с лица:- Вообще-то есть и другие новости. Вчера я был на аудиенции у префекта, по его приглашению.- Чего он от тебя хотел?- Приручить. Он был откровенен, сказал, что после казни Иисуса следует успокоить умы знатной иудейской молодежи, предложив ей кумира из ее же среды, лояльного к Риму. Что я могу стать этим кумиром, и если буду послушным, получу обратно конфискованное имущество.
- И что же ты ответил?- Что не отказался бы получить обратно пять лет жизни, проведенные мною на галерах, а моей матерью и сестрой – в тюрьме. Вот на таких условиях я готов сотрудничать. А всё остальное дарю ему на память.
- Это дерзость, но пока твой триумф у всех на устах, тебя не тронут.
- Честно говоря, я ждал, что твой командир спросит о тебе. Но он не спросил.Мессала пожал плечами, другого он и не ждал. За несколько дней, проведенных в казарме после операции, он убедился, что Пилат ему больше не покровительствует, а товарищи, может, и сочувствуют, но не рискуют ссориться с Марком. Вот Марк, кстати сказать, не скрывал своего торжества.- Я хуже, чем бесполезен. Я подвел его, подвел Рим. Пилат не сентиментален, для него самое лучшее, если обо мне и моем позоре поскорее забудут. Да и о тебе, раз ты не дал себя оседлать.- Ты прав. Хотя мне показалось, что Пилат неспокоен, что-то гнетет его. На прощание он спросил, что я думаю об Иисусе из Назарета. Я ответил, что я его последователь. Он как-то странно на меня посмотрел и посоветовал убираться из Иерусалима. Это прозвучало почти по-дружески.
С завтраком совместными усилиями было покончено. Джуда помог брату встать, и тот выпрямился, опираясь на костыли:- Ну, где твоя двухголовая говорящая лошадь?