Семья (1/1)
Расставшись с хирургом, Джуда заглянул к матери и Тирзе. Испытанное потрясение было столь сильным, что женщины все еще не находили в себе сил вернуться к обычной жизни, к тому же их глаза отвыкли от солнечного света. Феризат готовила им укрепляющие снадобья, а ее старшая внучка, которой предстояло стать преемницей бабки в лекарском искусстве, заботилась о них. Ей помогала Эсфирь, мягко, но непреклонно сводившая на нет попытки Джуды принять непосредственное участие в уходе за матерью и сестрой.
- Ты просто не представляешь себе, что значит быть прокаженными, - говорила она печально. – И ты, и я много пережили, но маме и Тирзе пришлось хуже всех. Им нужно время, чтобы вновь обрести чувство собственного достоинства.
- Но я имею право заботиться о матери и сестре!
- Дай им прийти в себя. Боль тела и души – не то, что хочется показывать любимому сыну и брату. Эта боль не исчезнет за несколько дней, а до тех пор им спокойнее в обществе женщин.Скрепя сердце Джуда признал ее правоту. Мать была властной и самоуверенной, как самая знатная из патрицианок, Тирза по праву слыла красавицей – теперь им обеим нужно было заново утвердиться в этом мире, исцелить раненую гордость, вновь научиться смеяться, плясать, радоваться красивым нарядам, благовониям, тонким винам, изысканным украшениям.Им предстояло заново учиться жить.Приблизившись к палатке, Джуда остановился, прислушиваясь – мать и сестра спорили.
- Он предал нас! По-твоему, это можно простить?
- Мама, вспомни, что Эсфирь рассказывала о двух учениках Иисуса! Двое предали его, но один из них раскаялся и получил прощение. Если Сам Бог не отворачивается от человека, который совершил плохой поступок и раскаялся, то и мы не должны!- Ты права, сестренка, - сказал Джуда, входя. – Кто без греха во всей этой истории, мама? Уж точно не я. Что до Мессалы – да, он предал нас, и можешь не сомневаться – именно предателем он себя и считает. Но жизнь была бы очень печальной, если бы один поступок, как бы он не был плох,перечеркивал всё, за что мы когда-то любили наших ближних, и обрекал их на вечную ненависть и презрение. Я бы не хотел жить в таком безжалостном мире.