Глава 5. Ядовитые (1/2)

Один пролет. Вниз. Еще один.

Коннор бесконечно долго спускается, крепко цепляясь за холодные металлические перила.

Вниз. Лестнице нет конца.

Коннор не понимает, где находится. Темнота сгущается позади, накрывает, укутывает и встречает своими холодными объятиями. Коннор останавливается, потирая виски и вдыхая воздух. Воздух, который он пугающе не чувствует.

Еще один пролет. Еще вниз.

Коннор не понимает. Он не понимает, почему часть дверей, чертовых запертых одинаковых дверей, на каждом чертовом лестничном пролете одинаково темнеют и мельтешат перед его глазами.

Лестнице нет конца? Коннор снова, и снова, и снова, и снова дергает дверь, панически встречая звук запертого замка и его оглушительно-громкий скрежет. Коннор бежит наверх. За Коннором, словно битая матрица не менее битыми, в уже неизвестный по счету раз, пикселями сходится чертова цикличная лестница. Тяжелое и быстрое дыхание сливается в унисон с пугающим приглушенным шепотом, нагоняющим парня. Отражающимся от одинаково черно-красных стен. Зовущим. Коннор замирает от страха. Чувствует, как Шепот, смешиваясь с каким-то, будто бы программным гудением, обволакивает его, проникает по венам. Битые пиксели реальности собираются в сюрреалистино-массивное нечто, сочащееся агонией существ Босха. Спину обжигает холодом.

Коннор отчаянно колотит в дверь, не чувствуя воздуха, не слыша звука собственного сердца. Ощущая лишь стук о псевдо-деревянную поверхность. До страшно-синей крови, такой же битой, такой же пугающе нереально-реальной, разбивает под гул, завывания и обрывистый проникающий шепот, разваливавшуюся картинку чертовой запертой, как и все прежде, цикличной двери.

Слышит тот же самый оглушительно-громкий скрежет.

И, когда Коннор уже готов захлебнуться в едином с нечто крике...псевдо-дверь открывается. Под повторяющуюся шепотом фразу Коннора встречают стенки длинного коридора. Неоново-синие вспышки и шелестящий голос оглушают сознание. Голову словно сжимают тисками. Пластиковый Конни, застывший на пути, мертвенно ухмыляется, смотря на гостя стеклянным взглядом. А затем, под табун мерзких колючих и дрожащих мурашек, оживает, покрывается кожей. И множится, стоит Коннору моргнуть. Раз. Два. Двадцать восемь. Три. Уже три Конни, безумно раздваивающих, копирующих листы со слишком хорошо знакомым рисунком.

Коннор сбивается. А несколько страшно-довольных усмешек, предвкушая, сияют вокруг него. Погребают под бумагой со зловеще-сияющим лунным сюжетом. Коннор, зажимая голову руками, проходит сквозь них, бесплотных ужасающих призраков, что тут же растворяются ядовитым газом. Листы нереально тяжелой бумаги тают вместе с пластиковыми копиями его самого. Оставляя в руке клочок с небрежно нарисованным иксом. Комната. Неоново-синий слабо меркнет. Коннор чувствует тяжелый воздух. Опасность.

Конни внезапно, страшным клоуном на пружине, пугающей игрушкой детства, бросается на него из яркой вспышки. Коннор, сгибаясь пополам, на миг ощущает на пальцах свою кровь. Но фантомное быстро исчезает, растворяясь в нереальности, вместе с тошнотворно-синим. Вместе с Конни. Вместе с комнатой.

Коннор хочет выбраться из этого кошмара. Коннор проходит по коридору дальше. Ярко-красные стены, вместе с голосом, давят на мозг. Коннор отчаянно мечется по слишком, хорошо, ужасно знакомой комнате, пытаясь найти выход из чертового несуществующего воспоминания. Коннор думает о том, что не чувствовать воздуха было неплохо. Не дышать. Не задыхаться.

В спальне Аманды все так, как он не помнит. Опасно. Страшно. Душно.

Коннор обжигает взгляд от черной обложки на тумбочке. Фантомный Конни любовно, невесомо едва касается книги, оглаживает ее пальцами, и крест меняет свой облик, превращаясь в римскую десятку, которую Конни, с почти нормальной усмешкой, слишком любезно протягивает застывшему парню. Коннор дрожит, когда Конни, царапающе шепчет на ухо слово ?выход?, вкладывает клочок бумаги ему в карман.

Хочется бежать. Выхода нет. Есть только охватывающее, до боли в висках, отчаяние. Коннор чувствует это. Красно-черное, давящее, становится совсем невыносимым, когда Конни, зло усмехнувшись, щелчком пальцев переворачивает комнату, меняя верх и низ местами. От инверсии Коннора начинает тошнить.

Пространство кажется совсем нереальным. И Конни. И сам Коннор. В обжигающем алом ему становится холодно. В глазах сереет. Внезапно нежно обводя рукой скулу на портрете тетушки, Коннор оборачивается ис каким-то больным удовлетворением видит, как красно-черное покрывается серым бесцветным инеем. Поглощает его. И тетушку в картинной раме, лицо которой искажается в конвульсии удовольствия. Серый холод ледяными иглами грубо и больно окутывает Коннора, тетушка громко стонет. И все вокруг взрывается не-серой-снова-красной болью. Коннорбуквально чувствует, как собираетсякаждый сантиметр его тела, разбитого на крохотные неоновые кубики. Он видит, как восстанавливается, словно после матричного сбоя, пространство того же самого, прежнего, бесконечно длинного коридора. Теперь с множеством странных, на грани сюрреалистического реализма, картин, словно бы знакомых ему… его же реальностей. Коннор моргает, пытается дышать ровно, смотря за возникающими полосами битых пикселей, образующими все новые и новые сюжеты. Новые и такие же знакомые. Коннор пытается не кричать, когда из ниоткуда в единую картинку тут и там собираются призрачные образы. Черные силуэты, выжидающие между темных кодов коридора, притаившиеся под плинтусами, в стенах. Коннору кажется, что они набросятся на него, стоит ему отвести от них взгляд. Чертовы Плачущие Ангелы.

Коннор с облегчением смотрит на то, как спустя, наверное, вечность, полупрозрачная тетушка исчезает вместе с папой Хэнком, смотрит, как Конни весело машет ему на прощанье, бросая, что он – их заслуга, их достижение. Они создали его. Они исчезли. Оставив в руке парня новый листок, где неоново-мерзким переливается цифра восемь.

Коннор безумно хочет, чтобы дышать стало легче. В сводящем с ума поиске реального воздуха, он знает, что нужно, с трудом перебирая свинцовые ноги, пробиратьсядальше. Преследуемый чертовым шепотом, искать новую дверь. В новую комнату без выхода.

Гостиная встречает его гулом голосов, эхом отражающих последнее слово зловещего шепота, и множеством разбросанных рисунков из выпотрошенного тайника. Коннору отчаянно хочется убрать все на место. Спрятать. Звук открывающегося замка входной двери внезапно режет по ушам. Он пытается собрать запретный лунный сюжет, но чертова бумага с карандашом и краской, как вода просачивается сквозь пальцы.

Спрятаться. Фантомный голос из не-воспоминаний доносится до парня, что остро хочет найти выход, сбежать. Конни, появившийся из ниоткуда, жестом указывает на карманы.

Записки. Икс, Икс, восемь. Выход. Коннор понимает. Конни ухмыляется. Коннор сначала тихо, но потом все громче и громче, словно мантру, начинает считать до двадцати восьми. Мистер Бруствер всегда говорил, что это выход. Что это поможет. На двадцати срывается на крик, закрывает уши руками, пытаясь не слышать строгий и жестокий голос Аманды.

На двадцати семи Коннор, ощущая горячие властные пальцы на своей шее, уже почти захлебывается собственными слезами, и, досчитав, растворяется в собственной истерике.