Глава 2: Перерос. (1/1)
Монотонное тиканье часов перебивают недавно упавшие с тумбы осколки от специально уроненной рамы. Они заглушают падение кого-то, больно стукнувшегося плечом об пол. А также съедают в своём ровном тике глухое рыдание, спрятанное в мокрый рукав серого свитера.Человек с разлохмаченными черно-красными волосами сжимается калачиком на холодном линолеуме около рассыпанных стекол. Таких же хаотично-убитых как жгущее чувство в его груди… как воспоминания.Вероломно-скинутое?— это фотография, хранящая в себе портрет двух людей. Один чуть выше другого. В тёплом пальто и дурацком шарфе, а второй в мятой блузке с каре и такими лучистыми глазами. Смотрит словно вот-вот выпрыгнет из своего момента и осчастливит остальных.Такие улыбающиеся… и на мгновение может показаться, что нет людей счастливее их на свете. Или по крайней-мере не было. До этого момента.Тим как в ретроспективе проматывает в голове ворох наотмашь кинутых слов. Коротких и таких сухих, как-будто всё до происходящее?— дурной из снов. Ничего больше не значит. Никогда не существовало.Холодная одинокая остановка, снова окутанная осенней порой. Чувство приятного дежавю… как вчера на ней же, но более людной, они прощались.И сейчас Эрна стоит и ждет, нервно поглядывая на часы, все никак не ехавшего автобуса. Такого желанного, таящего в себе что-то любимое…Минута. Две. И вот, наконец, подъезжает, открывая свои хлипкие дверцы и выпуская зеленую ораву.Поиск. Дыхание сперло.Вот он. Идёт возмужалый, замученный… Но в глазах при встрече отчего-то нет радости. Нет ответных объятий.Тим ссылает это на усталость и покорно следует за вернувшемся младшим Митяевым, ловя в каждом из его вздохов тяжелое напряжение.—?Знаешь… —?вдруг прерывает молчание Фил. И в это мгновение сердце Эрны радостно бьётся, наконец услышав горячо любимый голос. Оно готово внемлить каждому слову этого человека, но…-…я долго об этом думал и считаю, что нам надо расстаться. —?завершил фразу бритый. Наотрез. Без дрожи в голосе. Со всей серьезностью.Сказанное больно ссадит, прорастая где-то в легких и мешая сделать новый вздох. Но несмотря на это брюнет берет над собой вверх, собирая крупицы последнего самообладания и здравого смысла в свой голос:—?Ты можешь назвать мне причину? —?выходит холодно. С претензией и скрытой обидой. На что Митяев горько ухмыляется, пытаясь скрыть за закуренной сигаретой истинную боль от своих слов:—?Я перерос всё это.Перерос. Тянется длинной вереницей, заставляя злиться. Застревает где-то и откликается безумными мыслями в нетрезвой от боли голове.Осколки повсюду. В душе и снаружи. Так какая разница, если их больше не собрать?Эрна болезненно улыбаться и холодными пальцами дотрагивается до разбитой рамки.Резать рукиИзвлекает огромный осколок, мысленно подчеркивая как тот красиво переливается в руках от света лампы.краем острым -И с секунду повертев его, задирает вязанный рукав, делая осторожный надрез на запястий. Медленно… словно боясь, что кто-то увидит.Как же это
Ещё один. И ещё, ещё, ещё, входя в какой-то болезненный азарт, сминающий все мысли с запахом новоиспечённой крови из маленьких, длинных, глубоких, нанесённых ран.страшно просто.Черноволосый не может успокоиться, заливая душевную боль физической. С каждой новой царапиной ненавидя себя и перемешивая переросшие слова Филиппа с шепчущей где-то за ухом само-мазохической страстью вредить себе.Ещё. Ещё. И…ещё.И вдруг Эрна содрогается, резко замирая, словно осознав, что творит.Но от чего-то в мыслях нету сожаления, а лишь родившаяся фраза, что он бросает в пустоту:—?И кусает Аспер Иксу,Как змея себя за хвост…А монотонное тиканье часов продолжает свой быстротечный ход, пытаясь замаскировать только что зародившееся безумие. Страшное. Созданное на почве любви.