Глава 8. Точка Невозвращения. (1/1)

Последняя неделя ожидания в Денвере была худшим из всего. Каждую ночь, когда я засыпал в маленькой спальне кирпичного дома на Миллиган, в мои сны являлся Джипи. Эти сны меня не беспокоили, пока я работал в Моррис-Майерс, может, потому, что я слишком уставал к ночи, и если причина в этом, то я готов признать, что в честном труде есть свои преимущества. Однако я все еще не могу признать это верным на сто процентов, потому что мой отец был самым честным трудягой и сорок лет он честно вытаскивал у людей зубы и добросовестно пломбировал дырки в них, до тех пор, пока не обнаружил, что тратит свое время на людей, которые даже забывают платить ему. Да, сэр, он был слишком честным, и таких клиентов у него было очень много, и, думаю, можно было бы замостить милю проселочной дороги пломбами, которые он вставил, и зубами, которые он вырвал даром. Я не могу сказать, как это повлияло на его сны, но вряд ли даже в наихудших из них он видел нечто подобное Джипи, висящего на бетонной стене, и его лица, расплывающегося сначала красным, потом черным, и при этом ни капли крови не проливалось на эту чистую бетонную стену... Его голос в действительности был плавным и низким, но в снах на стене он становился все громче и громче, все пронзительнее и пронзительнее. Иногда он звучал, как свист бомбы. Иногда в снах он исходил не со стены, а с одинокого маленького самолета, который полз медленно в вышине серого неба, словно толстый жук по грязному потолку, и чем меньше становился самолет, удаляясь, тем громогласнее звучал голос с вышины. Голос всегда вещал об одном и том же. Если передать эти речи в двух словах, они все сводились к бронированным машинам и грабительской философии вроде: все люди сволочи. Бери свое, парень, пока еще хоть что-то осталось. И бери это, пока ты достаточно молод, чтобы пожить в свое удовольствие.

Однако последней ночью, ночью тридцатого августа, я спал сном младенца.Когда я поднялся следующим утром, почистил зубы и спустился на кухню, Вирджиния уже вовсю возилась с приготовлением моих любимых свиных сосисок. Она уже позавтракала и приготовила мне яичницу и кофе, горячий и крепкий, такой, какой вы никогда не получите на завтрак в ресторане или отеле, даже в самом лучшем. Она подала завтрак и присела напротив меня.- Ну, как настроение, Тим?Я, пережевывая тост, улыбнулся ей.

- Давай не будем об этом прямо сейчас. Слишком вкусно, чтобы это портить.- Хорошо.Когда я закончил, мы вышли на веранду и полюбовались сквозь застекленные двери, как мистер Дэймон возится в своем дворе, точно так же, как и в любой другой день. Это было так странно, знать, что он каждый день будет заниматься одним и тем же, и что та же самая жена, с тем же самым диабетом и теми же самыми больными суставами будет ждать его дома так же, как и вчера. Потому что я чувствовал себя совсем другим. Как будто бы меня переполняла какая-то холодная энергия, плескавшаяся внутри и рвущаяся наружу, пугая и воодушевляя меня одновременно. Чертовски забавно, не правда ли? Но это было забавно потому, что так оно и было, а не потому, что я говорю это вам так, для красного словца.Мы уже упаковали все, кроме того, что мы купили в Денвере и не укладывали в сумки, это было сложено в багажник паккарда рядом с чемоданами.Я вышел к машине, убедился, что бак полон, проверил масло, заглянул в багажник, попинал шины. Пожилая леди Мэссингейл вышла на свое крыльцо и сказала, Боже, что за прелестный денек, и что ее внучка приедет ее навестить сегодня после обеда, и не желаем ли мы к ним присоединиться и выпить кофе с ней и ее дочерью. Она сказала, что ее муж пошел в центр на собрание в Зале Легиона, и звучало это очень гордо, то, что у ее мужа есть личная причина посещать центр города. Его медаль Серебряной Звезды и медаль за Безупречную Службу хранились в шкатулке со стеклянной камеей на крышке, медали он получил в бытность командиром взвода еще в первую мировую. Легион так много для него значил. А теперь, когда он состарился, его жена в простоте душевной гордится тем, что у него есть повод прогуляться в центр города. И что он имеет спустя годы? Лысую внучку и пенсию железнодорожника, достаточную лишь для того, чтобы сидеть на собственном крыльце, любуясь закатом и перебирая медали. Ну и, конечно, членство в Легионе.Мы очистили морозильник во время ланча и съели пугающее количество солений, сыра, пирожков из магазина и молока. Затем позвонили нашему агенту, вернее, Вирджиния позвонила, и сказала ему, что ключи мы оставим в почтовом ящике, и что когда-нибудь мы собираемся вернуться обратно в Денвер, ну, и все такое. Около часа дня мы перегнали паккард и трейлер к террасе дома старика Гойера на Дачезн. Но к этому времени я растерял большую часть той волшебной энергии, о которой вам рассказывал. Наверное, не надо было смешивать соления и пироги. Или по другой какой причине. Я только понимал, что мои руки тряслись, когда я зажигал сигарету Вирджинии, и она сказала:

- Тим, если уж это необходимо сделать, ты справишься.

- Спасибо.Она улыбнулась.- И прекрасно справишься, будь я проклята.Я взял с ее колен сумочку, расстегнул черепаховую застежку и вынул блестящий автоматический пистолет, который я дал ей в ту ночь, когда мы вернулись от Мэйми. Пистолет был похож на одну из тех игрушек, которую можно выиграть в тире на ярмарке. Не больше моей ладони, и казалось, из него и блохи не убить. Даже смешно поглядеть. Я вынул обойму и проверил патроны, крошечные пульки-малютки с медными носиками, похожие на бусинки. Я проверил обойму, пощелкал затвором и снял с предохранителя, почувствовав, как патрон плавно движется в стволе.- Тебе не приходилось стрелять из такого, малютка?- Нет, - сказала она. – Но думаю, в этом деле главное ткнуть пальцем в нужную сторону.- Совершенно верно, вот почему, всегда, когда в газетах печатают про какую-нибудь домохозяйку, которая пристрелила своего муженька, никого не удивляет, что они всегда так легко попадают в цель. Женщины при стрельбе не заморачиваются на то, каким способом это сделать. Каждая домохозяйка, которую постоянно доводят до белого каления, достаточно напрактиковалась в тыканье пальцем в своего старика, когда тот поздно возвращается домой. Вот почему они никогда в них не промахиваются – когда их действительно доводят, они просто вместо пальца тыкают пистолетом, и всегда удачно.- Я не домохозяйка.- Нет, но у тебя есть для этого все данные.Здесь было так уютно, в тени навеса, и я почувствовал себя гораздо лучше, пока мне не пришлось вынуть нож из бардачка. Там же был и точильный камень, завернутый в тот же лоскут материи, что и нож, поэтому я вынул их одновременно. Я развернул маслянистую тряпку и начал водить ножом по камню. Звук при этом получался такой, будто скребли ногтями по классной доске.- Это, конечно, необходимо, - сказала она. – Но мне бы так хотелось, чтобыэтой необходимости не было.- Ты хочешь, чтобы я запрыгнул туда к нему и оглушил его поцелуями?Мне было тошно и мерзко от всего происходящего. Меня трясло от звука ножа, соприкасающегося с точильным камнем. Так, что захотелось швырнуть его ей в лицо, выскочить из машины и броситься бежать, не важно, куда, просто бежать. Я вытер лезвие и положил точильный камень и тряпицу обратно в бардачок. Я вышел из машины. Должен был выйти. Должен был начать двигаться, даже зная, что еще не меньше трех часов до прибытия машины номер 12 к конечному пункту ее дневного маршрута. Целых три часа, а то и больше. Вирджиния знала ее расписание не хуже меня. Но я развернулся и пошел вниз через улицу, а затем по тротуару, даже не попрощавшись с ней. Я шел в центр города, чтобы убить человека, который, черт бы его побрал, ничего мне плохого не сделал, убить пожилого человека, чья единственная вина была в том, что я знал о его привычке выбрасывать на улицу обертку от жевательной резинки. Я собирался убить его потому, что денег я хотел больше, чем оставить его в живых, и я собирался убить его омерзительным способом. А может быть, у меня и не получится. Может быть, это он убьет меня и будет продолжать всю оставшуюся жизнь играться с обертками от жвачки. Сейчас я уверен, что не решился бы на это. Передумал бы в последнюю минуту, если бы не хотел казаться таким крутым парнем в глазах Вирджинии. Как бы там ни было, я не желал никаких слюнявых прощаний с Вирджинией, никаких сентиментальных пожеланий. Никакой фигни вроде этого. До свидания, моя дорогая. Вернусь назад, обагренный его кровью, и прихвачу его кишки тебе на память. Все, что пожелаешь. Ты действительно хорошо потрудилась и заслуживаешь самого лучшего.Направляясь к центру города, я все время подсознательно думал о том, что чувствовал бы Джипи на моем месте. И тогда я впервые подумал о Джипи: чтобы ты сгорел в аду.С того дня я уже сотню раз желал ему этого, но тогда впервые мне это пришло в голову, и меня это здорово напрягло.Я выпил колы в баре ?Тоскана? на Пятнадцатой улице. На вкус она отдавала бензином. Я вышел, купил газету, зашел обратно в ?Тоскану? и сел в кабинке с еще оной колой и газетой. В ожидании. Должно быть, было уже около трех. Я взял двойной ?харпер? с водой, чтобы скоротать время до четырех часов. Затем я вышел из бара и проследовал к трехэтажному зданию на Эссекс-стрит, не очень быстро, но и не очень медленно, и виски жгло меня изнутри.