Глава 3. Планы Меняются. (1/1)

Мы провели ночь в Пуэбло, и это была ночь, о которой приятно вспомнить, особенно сейчас, когда мое время подходит к концу, и я все чаще думаю о том, что двадцать семь лет жизни- это слишком мало. И когда я думаю об этом, воспоминания о той ночи в Пуэбло придают мне сил, не могу объяснить, почему. Просто на самом деле не важно, сколько мы проживем, не так уж много в жизни по-настоящему чарующих моментов, большую ее часть мы проводим за едой, сном и ожиданием чего-то, чему никогда не суждено произойти. Это легко подсчитать, представьте, что жизнь - это счеты. Большую часть жизни мы ждем, когда эта жизнь начнется. И проводим бездну времени, беспокоясь о вещах, которые нам не важны, о людях, которые нам не важны, и все это осознаешь отчетливо только в день смерти. Взять меня, к примеру. Я всегда боялся умереть от рака и как-то раз убедил себя в том, что у меня рак легких. Или вот целый год меня беспокоил зуб с щербинкой, который ныл всякий раз от холодного. Но я никогда не умру от рака легких и никогда не пойду к дантисту с этим зубом. Сейчас я это точно знаю. Сейчас я знаю, как много времени из этих двадцати семи лет потрачено впустую. И когда я отматываю время назад, обдумывая все, что я сделал и чего не сделал, я снова и снова вспоминаю ту ночь в Пуэбло, как будто пересматриваю любимый фильм, но только с двух или трех разных ракурсов, и это почти так же прекрасно, как тогда, в первый раз.Я вспоминаю, как мы разливали напитки по бокалам и медленно цедили их, снова и снова наполняли бокалы, и перебрасывались кусочками льда, ловя их ртами. Я вспоминаю, как мы смеялись сами над собой, а пояс, все еще набитый деньгами, висел над нами на люстре. Люстра представляла собой одно из тех жутких изделий с тремя лапками, украшенное железными листочками, выкрашенными в разные оттенки цвета плесени. Пояс зацепился за один из этих острых листочков и, качаясь, отбрасывал тень на ее тело.При свете дня мы смогли оценить ущерб, нанесенный нами комнате, слишком усталые и измученные, чтоб найти это забавным, но не настолько измученные, что бы отказаться от яичницы с сосисками в маленьком ресторанчике отеля. Ее правый глаз заплыл, разбитые губы почернели. Мой нос распух и налился кровью после того удара коленом в горах. К тому же после четырех-пяти часов сна она несколько поостыла, и теперь разглядывала меня поверх чашечки кофе так, словно мы были только что представлены друг другу, и она еще не успела составить обо мне четкого мнения. Большую часть завтрака она провела, перелистывая страницы местной газеты ?Вождь Пуэбло?, задержавшись на первой. Набранный самым крупным шрифтом заголовок вещал о том, как окружной прокурор Нью-Йорка накрыл тайный синдикат проституток, в котором девочки по вызову получали не меньше пяти сотен долларов за ночь услуг. Здесь же красовалось огромное фото одной из ?малюток?, обладательницы внушительной фигуры, прикрывающей лицо чем-то вроде косынки в горошек. Я купил газету и просмотрел ее, прежде чем передать Вирджинии. В тот момент я думал, что ее в этой истории привлекла денежная сторона вопроса.Ни один из нас во время завтрака не произнес ни слова.Расплатившись и оставив чаевые официанту, который маячил возле стола, как огромное накрахмаленное облако, я улыбнулся Вирджинии, и она сложила газету. Машина мягко скользила по шоссе, а пояс был заперт в бардачке вместе с пистолетом и сигаретами. Начинался великолепный день, мы были свободны и двигалась вперед, и кроме всего прочего, я принял необыкновенно важное решение на ее счет. Я решил, что она достаточно дерзка и хладнокровна, чтобы помочь мне с трейлером и остальными деталями плана. С ее умением водить машину, с ее твердым характером, она мне вполне подходила, и вдвоем у нас были более чем высокие шансы воплотить в жизнь чудесный план Джипи. Он всегда говорил, что это план для двоих: один ждет, другой рискует. Что ж, теперь у меня были эти двое. Я и Вирджиния. И, Бог свидетель, если удаться провернуть это дельце без сучка, без задоринки, можно будет озолотиться. Джипи всегда думал о сотнях тысяч долларов. Он выглядел, как чистильщик сапог, но думал о сотнях тысяч. Вирджиния будет тем из двоих, кто ждет. Мне придется рисковать. Сейчас, размышляя об этом, я понимаю, что никогда не ждал смерти терпеливо, словно рождения ребенка, в определенный год и день, отсчитывая часы и минуты. Когда я думал о смерти, мне всегда представлялось что-то шумное и эффектное, а затем тьма, самая обыкновенная тьма, ну может быть, чуть более долгая и плотная. Способ, каким я собирался умереть, должен был быть обязательно зрелищным и непременно на глазах у множества зрителей.Итак, худшее, что меня может ожидать - это долгий крепкий сон, который последует сразу за ослепительной финальной сценой, сопровождаемой запахом пороха и демонстрацией криминальной доблести. А худшее, что может ожидать Вирджинию – жизнь в одном из исправительных учреждений штата: как виновной в соучастии, ей, конечно, могут вынести смертный приговор, но с такими ножками и глазками ей легко удастся смягчить сердца присяжных. Ей ведь не придется ни нажимать на курок, ни заносить нож. Ей придется только ждать – и вести машину. А оставшись в живых, не так уж и трудно сократить свой десятилетний или двадцатилетний срок в нашей "земле свободы и родине храбрых". Штук пять благостных слезливых передовиц вполне способны это устроить. Штук пять душещипательных интервью с милой леди с лавандово-серыми глазами, которая, конечно, знала, что ее дружок слегка вне закона, но и представить не могла, что он способен кого-то убить ради презренного металла. Условно-досрочное освобождение для Вирджинии. Новые мужчины для Вирджинии. Возможно, богатые мужчины, которые будут покупать ей сумочки, инструктированные черепаховым панцирем, и красивые туфли. А она по-прежнему будет обходиться с ними, как гурман с кустом черствого хлеба. Или не будет?Какой бес попутал ее взяться за работу десятидолларовой шлюхи в захолустном городке? Она тоже бежала, но от чего?Я нашел место для парковки рядом с магазинчиком спортивных товаров, заглушил мотор, вынул ключ из зажигания. Было позднее утро, и на уютном тротуаре не было ни души, поэтому я с удовольствием прогулялся, чтобы размять ноги.Я объяснил продавцу в магазинчике, что мне требуется, и он ответил, что у него есть именно то, что нужно, двухместный спальный мешок, подбитый настоящим гусиным пухом, но поскольку цена кусалась, он предложил мне два простых армейских, из обычного коричневого войлока. Я его уверил, что новенький спальник на гусином пуху для гражданских туристов мне прекрасно подойдет. Мне нравилось, как он был подбит перьями, они словно перекатывались под тканью. Продавец упаковал спальник в коричневую бумагу и бичеву, свернул в маленький тугой сверток и попутно умудрился продать мне карманный нож марки ?Роджерс? с рукояткой из оленьего рога и лезвиями шеффилдской стали. Мне не нужен был нож, но я всегда любил покупать хорошие вещи, не важно, нужны мне они были или нет, а нож был как раз из таких вещей. Тогда как спальный мешок являлся необходимостью. Я подумал, что пока у нас обоих так разукрашены лица, нам лучше не останавливаться в отелях и придорожных коттеджах. Встречные непременно запомнят лица людей, которые только что подрались, не важно, насколько эти лица неприметны сами по себе. Припомнив несколько синяков, они припомнят и все остальное. Конечно, сейчас нам пришлось сделать остановку, и потом придется, чтобы запастись продуктами, но я могу купить их побольше в деревенской лавочке, и тогда нам хватит надолго.Чем меньше людей увидит наши приметные лица, тем лучше для меня и Вирджинии. Если повезет, нам придется возвращаться той же дорогой через месяц или около того.Еще я купил удочку, наживку и прочие снасти, и небольшой черный топорик в мягком кожаном чехле. Когда я вернулся к машине, она дремала с раскрытой на коленях газетой. Я сложил покупки на заднее сиденье, стараясь не шуметь, и проехав пару кварталов вниз по улице, снова остановился, на этот раз перед бакалейной лавочкой. Когда я запасся всем необходимым и вышел оттуда, она уже курила и разглядывала карту Колорадо, водя по ней своим неухоженным ногтем. Потом она оторвала взгляд от карты и посмотрела в окно машины таким взглядом, как будто находилась за миллион миль отсюда. На меня она и не взглянула, пока я укладывал в багажник сковородки, свиной жир и другие покупки.- Детка, - сказал я, - нам придется вести походный образ жизни, пока наши лица не срастутся.Она рассеяно поковыряла карту.- А зачем нам надо, чтобы наши лица срастались?- Я имел в виду, пока не придут в норму. Ссадины затянутся и лица придут в норму.- Ладно, - сказала она. – Мне некуда торопиться. Я не любительница туризма, но торопиться мне совершенно некуда.- Ну и отлично!- Но если тебе жизненно необходимо, зализывая раны, ползать по скалам и питаться жареной саранчой, можно подыскать для этого местечко покомфортнее.

Она снова потыкала пальцем карту, я притормозил и взглянул на маленькую точку, на которую она указывала, едва заметную на фоне пятен, под которыми картографы подразумевают горы. Мне понравилось, как называлось это место – Криппл-Крик. Звучало для нас вполне подходяще.

- У меня был подруга, - продолжала она, - которая провела там целое лето, и когда вернулась, просто бредила этим местом. Она рассказывала, там только один отель. ?Империал?, насколько я помню. Каждый день с утра пораньше постояльцы отеля поднимаются в горы и осматривают заброшенные шахты в поисках золота, пока не проголодаются. А потом идут завтракать, и это называется ?завтрак старателя?. Жареное ослиное мясо и омлет.- Ослов не жарят, - перебил я ее со смехом.- Возможно, это бекон. Короче, они бродят в горах, пока не нагуливают аппетит, а потом готовят и едят на свежем воздухе, а потом снова гуляют по окрестностям, лазят по грудам отработанной горной породы и спускаются на экскурсии в заброшенные шахты- Нам нельзя в таком виде останавливаться в отеле, вот что я тебе пытаюсь сказать.- А по вечерам они сидят в вестибюле и любуются видом.- Потрясающе.- Или спускаются в зрительный зал и смотрят какую-нибудь мелодраму из старых добрых времен, и им можно кидаться поп-корном в злодея, которого играет какой-нибудь студент, подрабатывающий на каникулах.- Никаких отелей, - повторил я машинально, думая совсем о другом. О том, что она сказала насчет экскурсий в заброшенные шахты. Это могло стать ответом на вопрос, который беспокойно ворочался в уголке моего сознания с тех самых пор, как я решил купить трейлер. Такие шахты обычно находятся в достаточно уединенных местах, и если она будет достаточно просторной, и достаточно глубокой и достаточно темной... Но сейчас я был определенно уверен только в одном: что собираюсь совершить собственную небольшую экскурсию, прежде чем включу это в план. В делах подобного рода нужно предусмотреть все. Маленький недостающий кусочек головоломки и все рушится к чертям. Если как следует обдумать все детали, меня ожидает беспечная сытая жизнь. Сколько бы ты ни украл, пять сотен или пять миллионов долларов, наказание будет одинаковым, и уж лучше обдумать все заранее, чем впоследствии. Если есть такая возможность...

Мы свернули с главной дороги на Колорадо-Спрингс и направились в горы, вечерний ветер, прохладный и сухой, овевал нас свежестью. Дорога из асфальтового полотна перешла в прессованный гравий, испещренный длинными неровными полосами щебенки. Невыносимо прекрасный закат разливался в небесах опаловым сиропом, стекал с облаков, словно расплавленный метал из сталелитейного ковша.Розовый свет заката озарял Вирджинию и внутренность машины. Она снова перечитывала передовицу купленной в Пуэбло газеты, и я удивился, как можно заниматься этим, когда вокруг разливается море розового сияния, а за окном машины такой потрясающий вид. Но я и сам время от времени возвращался в мыслях к заброшенным шахтам. Должны быть какие-то тайные тропы, ведущие к ним. Какие-то пути, по которым можно незаметно добраться до них и незаметно выбраться. Если вы добываете золото, то непременно позаботитесь о таких путях. Я читал когда-то, что некоторые старые шахты в Колорадо так глубоки, что если бросить в них камень, то можно успеть закурить сигарету, прежде чем услышите всплеск воды на дне. А может это в Монтане такие. Иногда люди падают туда, в забои, и спускаются все ниже и ниже под землю, блуждая в полузатопленных туннелях, ведущих в бесконечность. Там даже рыба не водится, чтобы спастись от голода. Остается только медленно сходить с ума, бродя по пояс в ледяной воде, затерявшись в беспросветной тьме.

Я повернулся к Вирджинии, чтобы попросить зажечь мне сигарету. Она смотрела на меня, сложив на коленях газету. В ее взгляде я заметил странную, едва уловимую тревогу, нечто более глубокое, чем обычное вздорное раздражение. Я улыбнулся.- Что-то не так?- Я не знаю, - сказала она, вздрогнув. – Но, думаю, ты знаешь. Смешно, правда?- Правда.- Я просто сидела и читала, а потом снова стала думать о Криппл-Крик и том маленьком отеле. Я пыталась представить, каково это, кидаться поп-корном в театрального злодея. А потом я взглянула на твое лицо и от того, о чем ты сейчас думаешь, у меня мурашки по спине побежали.Я потянулся к ней и накрыл ее руку своей. Рука была, как лед – она тут же ее отдернула. Созвучие мыслей? Телепатия? Вам решать. Все что я знал, так это то, что рука Вирджинии была холодна, и она не хотела, чтобы я прикасался к ней. Когда она зажгла для меня сигарету, то передала мне ее так, чтобы не касаться моих пальцев своими, и продолжала смотреть на меня, пока не померкли последние отблески заката. Извилистая дорога из Колорадо-Спрингс в Криппл-Крик похожа на подкову, огибающую гору три или четыре раза, прежде чем она приводит вас в город, расположенный в зеленой чаше долины. Каким-то счастливым сумасшествием и беззаботностью наполнен здесь воздух, и я не думаю, что хоть кто-нибудь способен остаться здесь мрачным надолго, какими бы великими и безумными не были его планы. Сумерки скрывали от нас все великолепие красок, но даже в полумраке вечера это место было прекрасно: скалы нависали над долиной живописным переплетением изгибов, выступов и расщелин. Если и есть на Западе место столь же прекрасное, как на Юге, это Криппл-Крик и его окрестности.Солнце уже опустилось за ободок скал, когда мы, наконец, остановились на ночлег примерно в восьми милях над городом. Внизу виднелись желтые огни, большинство жались к самой земле, но несколько горели немного выше остальных, и Вирджиния сказала, что это, должно быть, отель ?Империал?. В том месте, где мы остановились, дорога была раз в пять шире, образовывая что-то вроде полукруглой площадки у изгиба отвесной скалы. Слева от этого широкого изгиба в темноту поднималась узкая тропинка. Здесь мы провели первую ночь.