Часть вторая: ?Багровая полночь? (2/2)

- Ха, попался! – воскликнул приятный голос,и мальчик зашёлся в звонком смехе, оказавшись в объятиях.

- Быстро же ты бегаешь! Через пару лет, наверное, будешь со мной одного роста, и тогда уже я от тебя убежать не смогу? – прежде чем сознание вновь стало переходить из этого воспоминания к другому, перед глазами, под собственный детский смех, он увидел, как прядь чужих волос упала на его лицо. Мягкая, шелковистая, и сверкающая, как самое чистое золото, она сладко пахла мелиссой.

Что-то изменилось. Где-то в подкорке сознания, Ди ощутил покалывающую боль, ещё слабую, но ощутимую. Тем не менее, картинки снова сменились. Он идёт по тёмному коридору, пол его устлан красным ковром с позолоченной вышивкой. На мрачных стенах разливают белый свет небольшие светильники. Он идёт, пока не упирается в высокую готичную дверь, игнорируя все смежные коридоры, что направляются к каким-то помещениям. В одном из этих коридорчиков, в открытом дверном проёме ему показались огромные расплавленные шестерни. Протянув руки к двери, мельком поглядев на них, Ди понял, что теперь его тело гораздо старше – почему-то сознание стало перемещаться на такие огромные отрывки, пропуская половину жизни. Толкнув тяжёлые двери, и тем самым позволив малиновому свету озарить мрачную темноту коридора, он вышел и взгляду его открылся невообразимо прекрасный вид. Горы-исполины залиты розово-красным светом заката, густые и тёмные кроны высоких деревьев, что с этой высоты кажутся небольшими, покачиваются и шелестят. Весенний ветер приносит с собой приятный запах диких трав, цветов и леса. На горизонте сверкает водами уходящая далеко-далеко широкая река. Но его взгляд прикован не к красотам природы, а к силуэту, что, чуть склонившись и опираясь руками о каменный парапет широкого балкона, неотрывно наблюдает, как солнце всё ближе и ближе склоняется к горизонту, скрывая свой сияющий диск за пиками гор. Свет солнца утопает в его золотых волосах и очерчивает изящное, но сильное тело. Он не обращает свой взор на Ди, но говорит, уже зная, кто решил разделить с ним этот закат:- Красиво, да? – его голос негромкий, слегка шелестящий, но так приятен слуху. Но в нём ощущается какая-то капля горечи, - Столько раз я наблюдал закаты и рассветы, прекрасен был каждый, но я... Был один.

- Когда ты появился, разделив со мной всё это... - он сделал неопределённый короткий жест рукой вперёд, слегка усмехнулся, а в голосе появилась лёгкая дрожь, - Я не думал, что мир может стать ещё восхитительнее.

Как очарованный, Ди стал медленно подходить ближе, словно подкрадываясь. И, остановившись в шаге за спиной златовласого, он протянул руку к нему, невесомо касаясь его плача. Сначала самими кончиками пальцев, будто прося разрешения, а затем накрыл плечо ладонью, чуть сжимая. Будто желая вытянуть горечь из этого голоса, Ди провёл ладонью чуть ближе к шее, зарываясь пальцами в мягкие пряди волос. И золотоволосый не отстранился, не отпрянул, как ошпаренный, а чуть склонил голову к плечу, касаясь щекой прохладной руки Ди. Затем, поддавшись порыву чувств, будто цепляясь за него, словно за спасательную соломинку, положил свою ладонь поверх кисти Ди, немного сжимая.

- Ты никогда не покинешь меня, правда? – тихо-тихо произносит он, а Ди безмолвно потянул его на себя за плечо, заставляя повернуться. Этот Ди был спокоен, даже не смотря на дрожь голоса собеседника, но настоящему Ди очень – до какой-то непонятной дрожи в душе – хотелось увидеть это лицо. И когда золотоволосый обратился лицом к Ди, душу насквозь прошило странным, смешанным чувством тоски, боли и истомного трепета где-то у сердца.На густых светлых ресницах золотых глаз застыли бисеринки слёз, что тут же соскользнули вниз по щекам, скрываясь за аккуратным абрисом лица. Мягкая кожа, кажется, чуть отливает золотом. Чувственные, чётко очерченные губы, приоткрываются во вдохе, но стоило ему, слегка стыдливо, посмотреть в глаза Ди, и он не смог сдержаться – уста растянулись в мягкой, притягательной улыбке. Красота этого молодого мужчины была несравненна. Вырви его из этой картины заката и мир тут же поблекнет, потеряет яркость и сочность всех красок. В эти глаза хочется смотреть вечно, в них – плещущееся жидкое золото с отблесками заката, лёгкая грусть, которую хочется забрать и удушить, лишь бы она не пыталась затенить этого прекрасного, живого блеска. Кончиками пальцев Ди осторожно смахивает слезу с чужой скулы, словно забирая всю боль и печаль себе. И, кажется, горечь ушла, ведь золотоволосый улыбнулся шире – так искренне и тепло – вновь пряча взгляд за ресницами.

- Никогда, - наконец, Ди слышит собственный голос, уверенный, но мягкий. И этого короткого ответа было достаточно, чтобы вновь встретить взгляд золотистых глаз, увидеть, как блики света играют в этом золоте и растворяются в нём. Золото этого взгляда и лёд взора Ди будто слились воедино, не в силах оторвать очей друг от друга. Душа замерла. Полукровка ощутил какую-то странную, но очень сильную связь, что не позволяла отстраниться и даже думать. Это мгновение не хотелось прекращать никогда.

Но воспоминание оборвалось. Резко и болезненно, а боль, утихнувшая на время этих прекрасных мгновений, вновь пронзила Ди, но на этот раз уже и наяву. Чёрные ресницы дрожат, а широкая крепкая грудь тяжело и часто вздымается. Тело стало покрываться испариной, а руки, неразрывно сжатые в кулаки, смяли шёлковое покрывало постели до тихого треска рвущейся ткани.

- Что случилось? – прохрипел симбионт, ощутив изменения в организме полукровки. Его сердце бьётся, словно взбесившееся, гоня по телу настолько горячие потоки крови, что температура становится близкой к болезненному жару, - Что?..Лицо Ди меняется прямо во сне. Он чудовищно скалится, словно от невыносимой боли. Острые клыки верхней и нижней челюстей, краснея на ядовитых кончиках, медленно удлиняются, высовываясь из дёсен. Из груди полукровки стало доноситься утробное, глухое рычание.- Да проснись же ты, чтоб тебя! – прикрикивает паразит, но результата не получает и оттого симбионту становится совершенно не по себе. Если девушка, всё ещё не покинувшая дом, услышит это, если присущее любому человеку любопытство пересилит опаску, если она – не дай Господь – решится посмотреть, что здесь происходит... Мысль, что в таком состоянии Ди может проснуться в любую секунду и не нести отчёта тому, что делает, ввергла симбионта в неподдельный ужас.- Проснись сейчас же!!Девушка, услышав странный шум на втором этаже дома, прислушалась, затаив дыхание. Она почти уверена, что ей не показалось. Но она чуть отвлеклась, так же услышав взволнованные возгласы людей на улице, обратила взор к окну и громко ахнула. Из окна, зашторенного лишь наполовину, лился яркий, красный свет.

Вечер спустился на Раванну и окружающие её просторы как-то удивительно быстро. Но это был вечер, который, скорее всего, запомнит каждый, кто живёт во Фронтире. Люди, словно околдованные, застыли на улицах или повысовывались из окон домов, уличные и домашние собаки, скуля, попрятались кто куда, жалобно подвывая. Все, кто был невольным наблюдателем удивительного и в то же время страшного события, устремили свои взгляды к небу, где творилось нечто ужасающее.- Это что ещё за чертовщина? – негромко выругавшись, прошептал мужчина, один из многочисленных жителей Раванны, подобно другим людям, глядя на чудовищные небеса.

Всё вокруг было залито красным цветом – дома, улицы, видимые пустынные просторы Фронтира, абсолютно всё было закрашено цветом крови, что разливала Луна, что лишь полчаса назад стала проявляться на небе. Сейчас, она была не красивым бледным светилом, а ярким, червонным жутким диском, затмившим даже свет заката. Такого люди, ныне живущие на бескрайних просторахФронтира, не видели никогда в своей жизни, но чувствовали что-то странное, знакомое, а оттого в душах появился трепет и страх, словно вытянутый из предыдущих жизней. Луна окрашивается в багровый цвет не впервые за всё долгое время существования этого мира, но лишь бессмертные видели Багровую Луну когда-то очень и очень давно, а оттого и они застыли от ужаса, восхищения и удивления. У каждого Высшего вампира, скрывающегося в своём дворце, но узревшего происходящее, в сознании повис вопрос:- Неужели Король жив?

- Это что... Ты творишь такое?– когда красный свет с улицы проник в комнату Охотника, паразит не стал думать о совпадении происходящей на небесах аномалии и того, что прямо сейчас Ди беснуется в мучительных объятиях сна. Таких точных совпадений просто не бывает. И пока симбионт, хрипло шипя, тщетно пытался вернуть Ди, дабы прекратить творящийся с ним – и с миром – ужас, в сознании полукровки творились вещи не менее ужасающие.

Златовласый исчез, будто бы его и не было никогда. Ди снова наблюдал за закатом, но уже совершенно один. Что-то в воздухе переменилось, всем своим чутьём он ощущал, что сейчас произойдёт что-то чудовищное. И оно произошло.

Где-то далеко, небо озарилось яркой вспышкой, настолько ослепительной, что закат стал ясным днём. Глаза полукровки начали невыносимо жечь, как только вспышка ослепила его. Огонь за горизонтом стал расти, достигая самих небес, клубясь на верхушке неукротимым пламенем, становясь похожим на огромный огненный гриб, проросший до самого неба за какие-то секунды. Сильный порыв ветра – был ли это ветер? – оттолкнул Ди на пару шагов. Рокот небес был оглушителен, когда новая вспышка осветила мир, принеся за собой и новую ударную волну, но гораздо более сильную. Что-то стало витать в воздухе. Что-то, что в скором времени начало оседать на коже и буквально разъедать её до голой плоти. Бежать, бежать прочь в темноту замка, на самые нижние уровни, надёжно запрятанные за метрами каменных стен, бежать, превозмогая боль, першение в горле и слепоту. Коридоры и лестницы кажутся бесконечными, но Ди продолжает слепо бежать вперёд, изредка натыкаясь плечами на углы. Резко отворяя последнюю дверь перед собой, ведущей в какое-то подземелье, он смутно видит перед собой освещённый тусклым, мерцающим светом большой объект в центре комнаты. Он кажется каменным, к нему подведены многочисленные трубки, идущие от двух больших стеклянных пузырей, под завязь наполненных полупрозрачной алой жидкостью. Ди, пошатываясь, судорожно кашляя и цепляясь за стены, идёт ближе к тому каменному изваянию, чья крышка, с шипением выпуская сизый пар из боковых сопл, стала приглашающе открываться. Это... гроб? Как только Ди, не раздумывая, лёг в него, а в тело до болезненного стона вонзилисьтонкие иглы, перед глазами вновь повисла тьма, лишь где-то с поверхности глухо доносился сотрясающий землю рокот, пока не наступила звенящая тишина, поглотившая абсолютно все звуки.

В этом воспоминании Ди был один на один со своей невыносимой болью и болезнью, поразившей его тело, что раз за разом пыталась расплавить кожу и сожрать его живьём. Такую боль, такие тяжкие страдания никогда не выразить словами.

В этом воспоминании мир людей погиб, поглощённый пламенем и незримым ядом, витающем в воздухе, что на долгие столетия оттолкнул человечество назад на несколько эпох и практически истребил всё живое.

Резко открыв глаза, полукровка сел на постели, шумно вдыхая воздух, словно чьи-то незримые руки, что пытались удушить его, исчезли. Сердце бешено колотится в груди, словно норовя проломить рёбра. Вушах, не унимаясь, шумит ток крови, гонимой мощными ударами сердца. Губы дампира, что теперь приобрели цвет, чуть приоткрыты, он судорожно вдыхает воздух, которого, кажется, не хватает, чтобы наполнить лёгкие. Поднеся слегка дрожащую руку к голове, Ди провёл ладонью по лицу, самими подушечками пальцевслегка придавив прикрытые глаза, мир в которых слегка мутный и нечёткий. Шёлковая ткань одеяния неприятно липнет к телу, покрывшемуся испариной. Наспех оглядевшись, будто ожидая увидеть вокруг себя что-то другое, а не комнату, что недавно начала служить ему спальней, мужчина сделал короткий выдох.И только он облегчённо вздохнул, думая, что кошмар уже позади, голову мгновенно пронзила мощная боль, заставив его оскалиться и согнуться, скрывая за волосами исказившееся лицо, но буквально через пару мгновений боль утихла, оставив по себе лишь некое покалывание в висках. Ди ощутил резкий запах крови. На открытую грудь мужчины упала алая капля и чуть растянулась вниз по бледной коже. Охотник тут же поднёс руку к лицу и провёл пальцами по губам, и сердце пропустило удар от страшной мысли, что тут же ворвалась в его сознание. Кончики пальцев коснулись белых зубов. Сердце, всполошённое той мыслью, успокоилось. На них не было крови, лишь побледневшие уста были пересечены тонкой красной каплей. Нахмурив чёрные брови, Охотник провёл пальцами над верхней губой и отстранил руку, опуская на неё взор, далёкий от того бесстрастия, что всегда читался в этом взгляде. Кровь окрасила кончики длинных пальцев, ногти которых заострились, готовые разодрать глотку любому, кто осмелился бы подойти к Охотнику, пока он боролся с собственным кошмаром. Неприятное покалывание в голове, всё ещё не ушедшее вслед за той острой болью, принудило полукровку нахмуриться и коснуться холодеющими пальцами висков, за тонкой кожей туго пульсируют синие вены. Чувство некой растерянности, когда Ди в первые секунды пробуждения даже не понимал, где находится, бесследно ушло. Вдох... выдох. Сильное сердце в груди стало биться куда медленнее, и телу дампира возвращалась его обычная прохлада, вместе с тем возвращая привычную бесстрастность выражению его прекрасного лица. Но так ли оно в душе?Его взгляд перешёл на завешанное окно. На улице было темно, а бледный свет исходит от уличных фонарей, проникая в мрачную комнату. Неспешно поднявшись с постели, всё ещё хмурясь от покалывающей боли где-то в голове, которая понемногу притухает, Ди встал на ноги. Стоило ему сделать шаг, и всё тело пошатнулось, будто лишившись любых сил. Полукровка едва удержал себя на ногах, чтобы не припасть на колено. Не может быть. Ди скоро прислушался к ощущениям, следуя мимолётной мысли о приступе, но никаких ощущений, что говорили бы о синдроме, не было. Голова немного кружится, а оттого Охотнику пришлось снова неспешно сесть на постель.

- Прекрати поступать так со мной, – прокряхтел голос, в нём слышится едва ощутимое волнение, - Напугал ты меня, негодник. Причём снова. Ты как?

- Нормально, - короткий и сухой ответ, подразумевающий, что продолжение разговора не желательно.

- Нор... нормально?! – запнувшись, едва ли не взвизгнул симбионт, но вовремя приструнил собственные эмоции, чувствуя во всём существе Ди какое-то раздражение. Его можно было списать на кошмар, но раздражение то унималось, то искрилось вновь. Странное было ощущение.

- Ты хоть знаешь, что тут вообще происходило, пока ты в своём забвеньи с кошмариком кувыркался? – недовольно проворчал паразит. Уловив момент, что Ди не собирался принимать из сидячего положения вертикальное и вновь приступать к каким-то своим делам, при этом принимая самый что ни есть спокойный вид, будто ничего не произошло, симбионт стал рассказывать всё, что происходило. Нет уж, на этот раз этот несносный мальчишка не отвертится от разговора – так думал симбионт и его ожидания к удивлению были оправданы. Так и глядя куда-то отрешённо в одну точку, чуть ссутулившись и положив локти на колени, Ди стал слушать слова симбионта, который не постеснялся расписывать всё произошедшее в самых ярких красках. Казалось, что Ди просто выжидает, когда же сиплое бормотание и речь симбионта утихнет, но когда паразит замолкал хоть на какое-то мгновение, Охотник давал понять, что слушает, тихо говоря короткое ?- Продолжай?. Всё же, спустя минут десять-пятнадцать длительного монолога, симбионт затих, дожидаясь реакции Ди. Конечно, извечно бесстрастное выражение лица никаких эмоций не излучало, точно так же, как и взгляд, направленный куда-то в сторону, но было что-то в организме Ди, что свидетельствовало о размышлении над услышанным. Он напряжён. До конца всего рассказа напряжение Ди стало явнее ощущаться, он едва ли не до боли впил ногти в ладонь, сжимая правый кулак, мышцы тела напряглись, становясь чуть ли не каменными. Напряжение было слишком явным и это было удивительно, ведь Ди всегда прятал свои эмоции далеко за ледяной стеной бесстрастия.- ...и если Бог в этом мире есть, то ты должен его поблагодарить за то, что эта девица отправилась восвояси, когда всё только началось. Мне и представить страшно, что было бы дальше, если бы она пришла посмотреть, что тут происходит, а – тем более! –если бы попыталась тебя разбудить!

Ди молчал, ведь ответ особо не требовался – могло произойти что угодно.

- Ты и теперь скажешь, что всё это – нормально? – ехидно осведомился симбионт, но ответа не получил. Лишь тихий вздох полукровки, с которым нахлынувшее напряжение бесследно ушло.

- Знаешь, что мне не нравится? – вновь заговорил паразит, нагло нарушая тишину, но Ди почему-то не препятствовал, позволяя добить лежачего.- Ты изменился, - наконец-то произнёс симбионт, чутко наблюдая за Ди все последние несколько месяцев. Говоря это, он не брал в счёт этот кошмар и ?алую Луну?, это вообще отдельное событие, не менее потрясшее паразита. Он совершенно не знал, что так. То, как Ди выслушивал все красочные описания происходящего, симбионт предположил, что сам Охотник нисколько не догадывался о такой своей способности. Это странно и удивительно. Это страшно.

- Ты стал меняться относительно недавно и, может быть, сам того не замечал, но ты же знаешь, я всегда чувствую то, что с тобой происходит... - слова паразита перестали сочиться ехидством, в них появилась какая-то едва заметная нота.- Раньше ты был просто слегка напряжён. Иногда напряжение утихало и всё возвращалось на круги своя. Но сейчас изменилось и это, ты не просто бываешь напряжён - ты злой. Иногда злость настолько слабая, что ты списываешь её на лёгкую усталость. Но ты помнишь, какой была твоя злость, когда тебе впервые стало паршиво?

- Семьдесят шесть дней назад, - после недолгой паузы, ответил Охотник.

- Во-о-от, поглядите-ка, ты хорошо запомнил! Значит, уже тогда ощутил изменения, правда? – паразит вновь стал ехидничать, - Помнишь, как на тебя напала та тварь, с которой ты мог справиться одной левой, но ты буквально – повторюсь, буквально! – разорвал её на куски. Скажи на милость, но честно, что ты тогда чувствовал?

Ди промолчал. Он прекрасно помнил всё до последней детали и, мысленно возвращаясь в ту ночь, Ди перевёл взгляд на зашторенное окно, в углу которого выглядывал краешек бледной Луны и плывущие под ней облака. У самого лунного диска мерцают две яркие звезды.

Разносящий вечернюю прохладу ветер едва ли не оглушал своим рёвом, гуляющим по скалистой долине, лишённой любой зелени. Охотнику пришлось придерживать чёрную широкополую шляпу, чтобы беснующиеся ветра не унесли её, как и пришлось скрыть лицо за платком – подымаемая порывами воздуха пыль не самое лучшее, что может забиться в лёгкие, вырываясь обратно лишь вкашле. Конь неспешно нёс своего всадника через эту мрачную, голую и бесплодную местность, и уж ему были безразличны ветер и пыль, ведь фильтры, что установлены в его дыхательной системе, не пропускают ни соринки. Где-то вдалеке громыхнула гроза, будто предвещая, что тёмные тяжёлые тучи, застлавшие небо на севере, очень скоро догонят Чёрного всадника. Но дампир совершенно не спешил, даже не смотря на то, что рисковал промокнуть до нитки. До ближайшего поселения оставалось ещё около часа езды, если бы Ди пришпорил коня-киборга, то время сократилось бы до получаса, но, вопреки всему, он не спешил, и на то была особая причина.

Как только Охотник спустился в эту долину, его тут же заметили три пары зорких глаз, а звериное обоняние ни на секунду не упускало будоражащего запаха столь соблазнительной и, должно быть, вкусной добычи. Цепкие лапы существа, вооружённые острыми, словно бритвы, когтями, осторожно и бесшумно ступают по голым валунам. Оно старается не выпускать желанную жертву с поля зрения, но в силу своей неопытности, существо делает оплошность. Наступив широкой передней лапой на раскрошившийся камень, что тут же осыпался, существо замерло в темноте, видимо, полагая, что добыча не обратит на это особого внимания, так как звук осыпающих камней в этой долине далеко не редкость. Но, вопреки ожиданиям голодного существа, Охотник потянул коня за вожжи, заставив остановиться. Мужчина не обернулся на звук и даже бровью не повёл, лишь неспешно приподнялся в седле и спешился, обращаясь лицом к темноте позади него. Даже ветер, будто испугавшись взгляда Охотника, немного поутих, позволяя ему лучше прислушаться. Он отчётливо слышит гулкое биение нескольких сердец, колотящихся в одном теле. Слышит, как существо, прикрыв все три пасти, усеянные острыми зубами, старается дышать тише, дабы ни единый хрип не вырвался из наполненных вязкой слюной ртов, жаждущих вкусить тёплой, свежей крови и плоти. Так же отчётливо дампир видит в этой тьме и того, кто преследовал его всё это время. Видит в темноте тепло тела, нити-вены и мелкие капилляры, ток крови, бьющиеся сердца – ночное зрение вампира буквально насквозь пронизывает всё существо, словно рентген. Опустив три головы к почве, глядя всеми парами глаз точно на мужчину, всего в метрах тридцати от него, за откосом скалы притаилось это существо, чей один лишь вид довёл бы любого до смерти от ужаса и омерзения. Крупный нос облезлой львиной головы чуть раздувается, улавливая запах Охотника, тёмные глаза следят за его движениями, как следят и глаза подобия козлиной головы, а третья голова, похожая на змеиную, то и дело, что выпускает изо рта раздвоенный язык. Крупное, мускулистое тело твари напряжено, оно так и застыло с чуть приподнятой лапой, из-под которой и посыпались те злосчастные камешки, испортив всю охоту.

- Химера, - подумал полукровка, с безразличием во взгляде смотря на этого уродливого мутанта, ещё одно детище бесчисленных и извращённых экспериментов Аристократов, - Давно же я встречал их.

Зловоние дошло до него, как только успокоившийся ветер немного сменил свой поток. У любого другого этот запах вызвал бы тошноту, но дампир остался бесстрастен, лишь анализируя происходящее. Видимо, эта химера относительно недавнее время питалась лишь падалью и, зная это, воспользовалась и тем, что сильный ранее ветер дул всаднику в лицо, лишив его возможности ощутить этот скверный дух. Но так же это означает и то, что укусов этой твари следует остерегаться, так как клыки химеры несут на себе трупный яд. Пусть заражение Охотнику и не страшно, так как регенерация не позволит яду распространиться по телу, но отравленные раны заживают немного медленнее. Существо оскалилось всеми пастями, шипя, блея и рыча одновременно, да так враждебно и злостно, будто раздосадовано тем, что жертва, не смотря на все старания и надежды, заметила его. Но Охотник заметил эту слежку гораздо раньше, ведь как только тварь пустилась за ним вслед, он уже знал, что на него устроили охоту. И пока он неспешно ехал вперёд, то размышлял над тем, кто именно пытается так тихо следовать за ним – малые драконы, пустынные псы, что размером с коня, или ещё кто. В некое недоумение Охотника ввело практически синхронное биение сердец, но вместе с тем звук едва слышных шагов был будто от одного существа. Не пересчитать, сколько существ было скованно меж собой одним телом на подобии химеры, и как же было удивительно встретить именно её, учитывая то, что химер осталось очень мало. В последний раз Ди видел химеру лет тридцать назад, и, кажется, с тех пор этот вид не продолжил мутировать, приспосабливаясь к новым условиям жизни и местностям. Возможно, они вымирают.

Если бы Охотник проехал дальше, то вошёл бы в ущелье, где, скорее всего, существо и напало бы на него со спины, как чаще всего предпочитают атаковать эти создания. Даже если бы химера и не напала на него, ведь в ущелье со своим тяжёлым телом весом около трёхсот килограмм ей не представится возможности ловко увернуться от ответного удара, но поселение людей совсем недалеко, а привести за собой столь опасное существо Охотник не намеревался. И химера, гонимая вперёд невыносимым голодом, игнорирует всю опасность, что источает полукровка.

- Давай же! – воскликнул дампир, подстёгивая голодное существо к действиям, так как тратить на него своё время он не желает, всё же, гроза приближается. Всполохи молний, что осветили темноту, полностью открыли гротескный облик химеры всего-то на секунду, будто в каком-то кошмаре. Мутант сделал грузный шаг вперёд, мелкие камни под лапами хрустят и крошатся почти что в пыль. Змеиная голова чуть приподнялась на изогнутой, не слишком длинной шее, открывая пасть с двумя острыми клыками, с которых едва ли не капает яд. Львиная и козлиная головы так же угрожающе открыли свои зловонные рты, из которых тянется густая слюна. Трудно вообразить, насколько сильно химере хочется укусить своего противника, отрывать мясо кусок за куском, наслаждаясь свежей добычей, но откуда этому существу было знать, кто стал субъектом охоты.

Конь-киборг, ранее отошедший подальше от места, где вот-вот начнётся сражение, громко заржал, испугавшись рычания чудовища, и ржание коня было последним, что слышал дампир, прежде чем и без того тёмный мир в глазах вовсе погас, обращаясь кромешной тьмой. Сильная боль, пронзившая голову Ди раскалённым добела железом, вырвала из него приглушённое рычание из-за стиснутых зубов, а весь его стан пошатнулся. Встав перед Охотником в метрах двадцати, существо не преминуло воспользоваться моментом и пригнуло головы, сорвалось с места, поднимая за собой пыль. Сократив расстояние до метров семи, мутант напряг мышцы задних лап и прыгнул на дампира. Мир в глазах Охотника на мгновение зарябил и в воздухе, будто само время замедлилось, на него ощерились не три пасти химеры, а лишь одна, волчья. Серая шерсть лоснится в свете луны, а пара жёлтых глаз сияет, отражая её лучи. Среди припорошённых снегом елей негромко воет ветер, а открытую кожу холодит мороз, что объял даже горы, смутно видимые далеко за спиной дикого зверя. Чья-то призрачная рука коснулась плеча Ди.

...нет!Голос тут же вырвал полукровку из объятий этой боли и наваждения. Если бы он в последнюю долю секунды не увернулся, сместившись в сторону, то химера накрыла бы его собственным телом, ломая не одну кость. Но, успев замахнуться лапой, чудовищезацепило дампира, оцарапавши его бедро крючковатыми когтями, вошедшими глубоко в плоть. Запах свежей крови довёл мутанта до безумия, и он вновь метнулся к дампиру, чей рассудок всё ещё затуманен чужим голосом и бессвязными образами, раз за разом восстающими перед глазами....тебе нравится этот меч?..Серебро сверкнуло в темноте, отражая вспышку молнии в стали. Меч Охотника рассёк надвое львиную голову химеры, что грозилась схватить его за плечо и раздавить его под рядами огромных зубов, нотеперь она безвольно болталась, истекая чёрной кровью, в то время как другие две, воя от общей боли, всё ещё были способны навредить. Ди, скалясь и невидяще глядя перед собой, сильнее сжал рукоять меча до мелкого хруста в кисти.

...Произнеси моё имя... Новая вспышка сверкнула, искусно рассекая шею блеющей козлиной головы, что тут же рухнула на землю, открыв пасть с кривыми зубами и вывалив язык. Извивающаяся шея змеиной головы не в силах вырваться из стальной хватки руки дампира. Змей беспомощно открывал и закрывал рот, пытаясь зацепить его руку хотя бы одним ядовитым клыком, но сильные мышцы сдавались, а мелкие кости просто крошились под таким чудовищным натиском. Мгновение и змеиная голова химеры просто оторвалась от тела с мерзким чавкающим звуком рвущейся плоти. Лапы мутанта, что ещё пытались достать до Охотника, пересекла новая серебряная вспышка, разрезав тушу чудовища от плеча к плечу, задевая и все три сердца. Остатки того, что осталось от химеры, истекая кровью, лежали у ног Охотника, чей лик из-за адской боли исказился и стал ужасающим. Отшвырнув в сторону голову змеи, Ди припал на одно колено, опираясь на окровавленный меч. Голубые ранее глаза дампира были полностью залиты багровым сияющим цветом ярости, настолько сильной, что будь здесь ещё одна химера, она тот час ощутила бы на себе всю силу Охотника на Вампиров. Но ярость и боль где-то в голове не скрыли от Ди присутствия другого ощущения, слабого, словно маленький росточек, но именно это чувство вернуло Охотнику полное самообладание, словно выбив из объятий вмиг утихнувшей злости. Как-то даже удивлённо взглянув на свои окровавленные руки и заострившиеся ногти, под которыми застряли небольшие ошмётки кожи химеры, Ди понял, какое именно чувство заглушило его вспыхнувшую ярость, и сердце на мгновение пропустило ударот осознания.

Впервые чужая боль и истошные предсмертные крики доставили Ди призрачное, едва ощутимое, неожиданно новое, но такое сладкое ощущение наслаждения, утоляющее пламенную ярость.

Ди опустил взгляд, прогоняя воспоминание. На мгновение он прислушался к звукам – в доме он был один, оно и не удивительно, ведь уже была глубокая ночь. По ощущениям, время близится ко второму часу и скоро наступит рассвет. Склонившись, Ди провёл правой ладонью по лицу, подсохшая кровь неприятно липла к коже, и он ощутил металлический вкус на губах. Никаких ощущений этот вкус – пусть собственной крови – не вызвал. Ещё около минуты Ди смотрел на собственную ладонь с пересекающим её наискось пятном крови. В голову настойчиво стали лезть ассоциации с той ночью.

- А если такое повторится? – произнёс паразит, будто читая все мысли Ди с удивительной точностью, - Ты уверен, что можешь принять участие в этом дельце, что затеяли людишки?

Охотник же молчал, не отвечая на вопросы, но молчание не означало, что он не думал об этом. Как бы там ни было, но этот мелкий паразит прав – если подобный случай повторится, сам Ди теперь не готов дать гарантию, что всё благополучно закончится. Химера была лишь чудовищем, её убийство не грозило ничем. Но Ди понимает, ближайшее время вокруг него будет много, очень много людей самого разного нрава и взгляда на мир, и далеко не все желают видеть дампира ни в городе, ни в предстоящей поездке. На мгновение Ди пропустил призрачную усмешку, наконец, прекратив буравить взглядом собственную ладонь – кажется, думать о безопасности окружающих, нежели о своей, стало какой-то нездоровой привычкой. В связи с работой, Ди всегда приходилось думать о безопасности то ли заказчика, то ли людей, окружающих самого Охотника. Ему всегда хотелось заканчивать любое задание с наименьшими потерями. Но Ди никогда не думал, что опасность для этих самых людей – даже на малую долю – может представлять он сам. Всё кажется каким-то зыбким, как и уверенность в своей безвредности по отношению к людям, но, тем не менее...

- Всё под контролем, - упрямо произнёс Охотник, хотя понимал, что не всё находится под этим самым контролем. Да, сейчас он спокоен, при чём абсолютно, лишь анализирует происходящее, но кто знает, что может произойти дальше...- Когда тебе захочется вновь дать людишкам полюбоваться на красную Луну или, ну не знаю... вгрызться в чью-то шею, ты и тогда с окровавленной мордой скажешь, что всё ?нормально? и ?под контролем?? - забавно перекривив последние два слова, проворчал паразит, поражаясь настойчивости Ди, что касалась именно этого задания. Да что, чёрт возьми, такого он разглядел на тех жалких зарисовках замка, и как это вязалось стем, что происходит с самим полукровкой?

- Я не чувствую жажды, - твёрдо произнёс Охотник, всё так же отрешённо глядя куда-то в пустоту, - Ты знаешь, что произойдёт, если это случится.

О, симбионт ещё как знает, что произойдёт, если крови тварей и вампиров для Охотника вдруг станет мало. Репутацию можно будет смело накрыть медным тазом и открыть, как бы то ни звучало, охоту на Охотника. Слухи расползаются по Фронтиру с необычайной для таких огромных масштабов скоростью и оттого достаточно быстро любой большой город, а потом поселения поменьше, услыхали бы о том, что знаменитый Охотник на Вампиров поддался искушению. Это будет нескончаемой борьбой за жизнь, которая рано или поздно приведёт к окончательной смерти. Цена за голову легендарного, но съехавшего с катушек дампира была бы настолько заоблачной, что пробила бы даже слой стратосферы. Никто и никогда не дал бы ему покоя или второго шанса, никто не пожелал бы услышать слов оправдания. Если Ди действительно допустит такую ошибку, она станет для него точкой невозврата, а дальше лишь преследования и смерть. И, мягко говоря, симбионту очень не хотелось бы расстаться со своим нагретым местечком, как и с этим угрюмым, упрямым до зубного скрежета, своенравным, порой невыносимым, но таким привычным Ди. Он никогда не требовал от симбионта слишком многого и часто, используя его способности чисто по надобности или в крайних случаях. Вряд ли какой-либо другой носитель был бы таким же сдержанным и благородным. Нет, потерять Ди симбионт точно не горит желанием и это едва ли не сорвалось с его маленького рта.

- Тебе мой совет, избегай этих людишек. Особенно, если кому-то вздумается потрепать тебе нервишки. Я бы не хотел тебя...- симбионт запнулся, подумав, какую сентиментальную нелепость едва ли не выдал. Паразит чуть скривился и быстро поправил свои слова, завуалировав запинку привычным ехидством и насмешкой.- Не хочу, чтобы ты сдох, как пристреленная бешеная псина. Это некрасивая смерть, ты достоин чего-то получше.- Ничего не произойдёт, - тихо произнёс Ди, но произойти может всё. Это он тоже ясно понимает, как и то, что избегать неуместных стычек достаточно хороший выход, об очевидности которого и говорить не надо, - Если мне понадобятся советы, ты об этом узнаешь.- Ты упёртый, как баран, – буркнул симбионт, - Ты никогда меня не слушаешь. Сколько раз я тебя предупреждал, ты меня не слушал, и что с того получалось? – предчувствуя длинный монолог, полный сиплого ворчания, Ди едва слышно вздохнул.

-Помнишь, как однажды солнце сильно пригрело тебе голову и зелёная девка-элементаль едва тебя не убила? А ещё помнишь того, как его... Рэй-Чего-то там, помнишь, как он тебя красиво уделал? А тот чудак, чьё имя настолько комично длинное, насколько твоё в сравнении с ним короткое?Да что я перечислять-то буду. В каждом твоём приключении кто-то хочет что-то в тебя воткнуть! И, отнюдь, неромантичным образом! Не надоело? Хоть на этот раз послушай меня! Откажись от этой затеи, ты же чувствуешь, что...- Не волнуйся.

- Это ты тоже когда-то говорил, – фыркнул паразит и умолк, больше не желая препираться с Ди, который и без того был упрям, а теперь стал вообще невыносим. - Несносный мальчишка! Да что за каша творится в его башке? – думает симбионт, в недовольстве кривя мордашку, но почти в тот же момент недовольство сменилось едкой улыбкой. Молчание длилось недолго.

- Местному доктору покажешься? – в голосе симбионта извечная издёвка, – Простите, уважаемый, но у вас едет крыша, ничем не могу помочь! - забавно перекривлял паразит, хрипло рассмеявшись.- Или, быть может, выйдешь в город и подлечишь себя сам? Гляди, сколько здесь людей, пропажи одного никто и не заметит! - полукровка промолчал, не смотря на насмешки своего спутника. Почему-то Ди даже не сомневался, что паразит станет насмехаться над всей ситуацией и ну очень ?уместно? шутить. Но сиплый смех тотчас прервался, когда, к удивлению, Ди ответил на шутки паразита.

- Неплохая идея, - таким был ответ. В комнате повисла гробовая тишина, которую снова нарушил голос Ди.- Вполне возможно, что кровь человека могла бы избавить меня от боли. С кого бы мне начать?..- протянул Охотник, изображая напускные раздумья. Картинность поведения Ди была совершенно не присуща ему, потому чувствовалась откровенная фальшь, но оттого слова Ди были не менее странными и внезапно пугающими ввиду последних событий.- С этой девушки, что придёт утром? В этом доме никто не услышал бы её крика даже с улицы. Или заявиться к мэру, предварительно перебив его охрану? Я знаю, что он мне лгал и не сказал всего, чем не предлог? Или случайно пересечься с его сыном? Или же, долго не раздумывая над выбором, вырезать весь город? С кого мне начать, м? – такого обилия предложений симбионт не ожидал, тем более, от Ди! Говоря всё это, его голос был глубоким и спокойным, но за этим ощущалась тщательно скрываемая нота раздражения. Симбионт растерял все слова, не зная, как реагировать.- Хочешь снова спровоцировать меня? – после нескольких мгновений тишины вновь раздался голос Ди, и паразит тотчас ответил.- Что ты! – тут же выпалил паразит как-то взволнованно, ведь тон Ди вполне серьёзен, - Я лишь пошутил, дурашка, просто пошутил!

- Я тоже, - с бесстрастием ответил полукровка, но такой ?шутки? симбионт не оценил, и поклялся себе ближайшее время не подначивать полукровку на тему человеческой крови.- Шутить ты однозначно не умеешь, - желая оставить за собой последнее слово, пробурчал симбионт и, наконец-то, умолк.

Пусть никто посторонний и не ощутит разницы, но суммируя всё происходящее за последнее время, симбионт заключил, что Ди определённо изменился, даже если не брать в счёт те странные видения и кошмары, что полукровка видит. Даже если не считать того, что сегодня он натворил! Для всех, всегда и везде Ди был едва ли не призраком, лишённым эмоций, а теперь же, он стал более живым, но вместе с тем куда более агрессивным. Ди изменился и это очень странно. Ди почти постоянно, необъяснимо раздражён, и это страшно. Никто не сможет угадать, когда же его хладнокровие даст трещину. Остаётся лишь надеяться, что никому в этом городе не придёт в голову с нехорошими намерениями встать на пути Охотника на Вампиров.Время близится к рассвету. Совсем скоро солнце покажется из-за горизонта и разольёт свой свет по серовато-жёлтым просторам вокруг Раванны. Так же, с первыми лучами дневного светила, на улицах появятся люди и каждый будет ещё немного сонно плестись по своим делам. Но небо всё ещё бледное, а ярко-розовые и жёлто-оранжевые цвета появляются лишь далеко на восточном горизонте. Ещё есть время.

Оставшуюся ночь Ди провёл в полном молчании, однако, спустя немалое время столь длительного разговора с симбионтом, последний лишь единожды подал голос.- Что тебе снилось? – коротко поинтересовался паразит, не особо ожидая, что Ди станет рассказывать о своих приключениях по просторам подсознания. Тем не менее, вопрос вновь обратил внимание Ди на всё, что происходило в его сне. Не смотря на то, как именно закончился сон, в далёких уголках памяти он и без того, но смутно, помнил, что собственными глазами застал всполохи ядерной войны. До того – воспоминаний будто не существовало. Словно в пламени ядерного Армагеддона, как какой-то потусторонний демон, Ди и появился в этом мире, избежавший смерти одним лишь чудом. Он помнил адскую боль, разъедающую его тело, что силилось спешно регенерировать кожный покров, но когда сопротивление принесло победу, отклики болезни остались. Возможно, когда-то раньше Ди совершенно не страшился солнечного света, и он не приносил Охотнику вреда в виде синдрома. Быть может, из-за сильного поражения радиацией и беспрестанной регенерации, защищённая раньше кожа дала слабину, что стала в итоге неизлечимой болезнью, пусть и проявляющейся остро крайне редко. Но влекла возвратиться в воспоминания совершенно не причина его слабости перед солнцем. Причина, что сама напоминала солнце, сама ассоциировалась с ним – закатом и рассветом – имела имя, которое Ди так и не смог вспомнить.

Кем он был? Как Ди появился в его жизни и кем представлялся этот человек – человек ли? – самому Охотнику? Вспоминая присутствие золотоволосого юноши рядом с собой и собственное поведение, он отчётливо понял, что между ними была какая-то... связь.Внешнего родства Ди не заметил, они были совершенно разные, как золото и серебро, но роднило лишь одно. Ди, культивируя все воспоминания, что ему было позволено увидеть, анализируя всё, понял, что этот златокудрый не был человеком. Даже не так.Он был не просто ?не-человеком?,он был таким же дампиром, как и Ди. Только вот, судя по всему, старше. Подобное ?ощущение? другого представителя своего вида было бы тяжело объяснить простому человеку, точно так же, как в двух-трёх словах пояснить, почему и каким образом волк распознаёт в другом звере такого же волка. Но находиться рядом со златокудрым было... Странно. В воспоминании ощущать прикосновение, вдыхать запах трав, слышать голос, смотреть в его глаза, просто быть рядом – всё было странно и, тем не менее, вспоминать хотелось снова и снова.Ди никогда не чувствовал ничего подобного, а потому был удивлён, но попытался дать ощущению хоть какое-то определение. Словом можно было бы описать как ?привязанность?, но почему-то это слово кажется совсем уж неподходящим, особенно, когда светлый, златокудрый образ возникает перед глазами вновь, а по сердцу проходит дивная волна. Но вдруг рассудок подсказал определение, что кажется наиболее удачным, но уже не вяжущимся с самим Ди. Ведь он никогда не ощущал этого чувства, настоящего, пускающего по телу слабые разряды тока, заставляющего душу едва ощутимо ныть от какой-то тоски – влечения.Охотник, поймав себя на этой мысли, опомнился, ощутив нечто. Что-то тёплое тронуло его руку, словно кто-то незримый прикоснулся к нему, и не отвёл тёплой ладони. Полукровка, медленно подняв взгляд и тем самым прогнав мимолётное наваждение, устремил взгляд на окно, плотно завешанное шторами. Через стык между плотными тканями, просочился единственный луч солнца, что и коснулся бледной кожи Охотника. Не отрывая взгляда, Ди привстал с постели, больше не ощущая никакой слабости. Медленно приближаясь к окну, к лучу солнца, он ощутил, как сердце почему-то стало биться чаще, словно почувствовал нечто знакомое. Осторожно протянув руки к шторам, Ди сделал глубокий вдох, стараясь унять появившееся невесть откуда ощущение дежавю. Резко раскинув руки, принуждая шторы распахнуться, полукровка впустил в комнату яркий солнечный свет. Опустив руки на подоконник, не отрывая взгляда от восстающего светила, он наблюдал, как медленно солнечный диск появляется из-за горизонта, сероватая синева неба становится всё яснее, а плывущие по небу облака, что солнечные лучи проткнули, словно иголки, окрашиваются в золотисто-розовые цвета. Из года в год Ди видел множество рассветов и закатов, но почему-то лишь сейчас осознал, насколько это... Красиво. Действительно, очень красиво. Каждый рассвет никогда не похож на прошлый, каждый закат не имеет точного близнеца, точно так же, как события, что начинаются с пробуждением солнца и с его уходом за горизонт. Что же изменилось сейчас? Откуда это странное щемящее, необъяснимое ощущение, что вызвало у полукровки что-то сродни тоске? Ни одна мысль не потревожила его в этот момент, кроме единственной – после кошмара, он словно действительно пробудился, вырвав из лап Тьмы что-то, чего Ди очень и очень давно был лишён.

Неужели он когда-то перестал замечать мир? Виновны в том долгие столетия жизни? Возможно, лишь отчасти, ведь за столько лет жизни уже мало что могло бы удивить. Или беспрестанные путешествия повлияли на его безразличие к окружающему миру? Ди видел такие пейзажи, что обычным людям, осело живущим в городах и поселениях, никогда не вообразить, а тем более – никогда не увидеть. Дикие, непроходимые леса, полные какой-то мистической силы, войдя в которые начинаешь чувствовать – они, словно живые, дышат, шепчутся меж собой на своём языке, что никогда и никому не понять.Он видел горы, что поражали своей высотой даже его, заставляя на недолгие мгновения остановиться и любоваться их величием. Ди не единожды, слыша тяжёлое дыхание коня под собой, стремительно скакал по степям, качающимся в порывах ветра сухой или изумрудно-зелёной травой, и иногда казалось, что этим прериям нет предела. С высоты крутых скалистых берегов видел глубинно-синие океаны и чёрные, красные, жёлтые моря, плещущиеся в них неукротимые волны, иногда мирные и спокойные, а иногда настолько великие и буйные, что, казалось, вот-вот и водная пучина поглотит весь мир. Без труда Ди находил верный путь в безжизненных и обжигающих своим горячим дыханием, безжалостных к слабым существам пустынях, что засыпали песком отклики былой цивилизации и когда-то пески поглотят их до конца. Охотник видел сотни, тысячи разнообразных зверей, чудовищ и созданий, поражающих своей красотой, мощью или опасность. Изрыгающих пламя огненных и замораживающих жидким азотом ледяных драконов, загадочных и коварных сфинксов, горделивых и своенравных грифонов, титанических морских змеев и кракенов, крикливых и агрессивных гарпий, нелюдимых лесных духов, кровожадных циклопов, странных и жестоких озёрных лошадей с рыбьими хвостами вместо задних ног, что жители далёких островов называют ?келпи?, мутантов, да таких, что тяжело представить, как можно было создать нечто столь ужасное, и стольких многих прочих, что можно было написать целый бестиарий из не менее, чем нескольких десятков книг. Казалось бы, вот она – привилегия долгой жизни, что смертному никогда не получить, ведь когда-нибудь настанет час и закат или рассвет для человека станет последним.

Ди и не помнит того момента, когда мир стал для него чем-то вроде фона, на котором он исполняет свою работу, что стала целью существования. Не помнит, когда столь невероятный мир вокруг вдруг стал монохромным, просто лишился цвета, а сам Ди шёл по нему чёрным пятном, отталкивающим любой свет, то ли это чужие чувства, то ли собственные. Лишь крайне редко какие-то слабые порывы в душе заставляли Охотника остановиться. Только в эти мгновения странного, призрачного проблеска в душе, он вновь замечал мир, видел его краски и неповторимые пейзажи, увидеть которые – и ни разу не повториться! – доступно только ему. Только встречая немногих людей, что своими поступками могли разбудить в нём какие-то давно забытые чувства, это ощущение появлялось снова. Но затем... чувство уходило, растворялось, утихало, так же быстро, как и появлялось, словно не имея сил добиться чего-то большего. Мир вновь терял цвет, а беспрестанные путешествия в этом сером мире иногда подкрашивались тёмным цветом крови. И на том всё. Из дня в день, из года в год, из столетия в столетие, и, казалось, этому не будет конца. Но теперь... Ди отчётливо ощущает, что-то в нём изменилось. С приходом тех воспоминаний и чувств, так давно закрытых и до этой поры недоступных. Скорее всего, с течением времени он вспомнит что-то ещё, как станут просыпаться и другие чувства. Но к лучшему ли это? Сейчас не хочется думать об этом. Сейчас, пока никто не видит и не посмеет осудить, он позволяет себе то, чего не позволял очень давно – приостановиться и не думать ни о чём.Солнце нежно касается лица Ди незримым и тёплым лучами, отвлекая от мыслей. Глядя точно на восстающий пламенный диск, Охотник на мгновение замирает, словно очарованный. Поднимаясь всё выше, солнце меняет свой цвет, добавляя небесам и миру других красок. Ощущение, раньше появляющееся столь редко, что Охотник никогда о нём не задумывался, появилось вновь, но теперь намного ярче и сильнее, путая мысли Ди. На несколько мгновений он забыл, как дышать, думая, что это чувство исчезнет, как случалось прежде. Но...

Небосвод по ходу неспешного, сонного восхождения солнцастал обретать новые краски, искрящиеся, тёплые, давно забытые. Уста Ди дрогнули. Тихий, слегка охрипший голос полукровки нарушил тишину, а взгляд его не отрывался от сияющего, золотого солнца. Золотого, как он.- Адриан...*** Как только солнце коснулось домов Раванны, на улицах сразу же стали появляться люди. Многие из них, шествующие по своим делам, были на вид какими-то зажатыми, напуганными и усталыми. Возможно, некоторые даже не смогли уснуть этой ночью, когда собственными глазами узрели то, что произошло вчера вечером, а именно – восход Багровой Луны.

Возможно, эта аномалия станет самой обсуждаемой на ближайшее время, ведь, пусть немногие, но люди знают значение этого явления, а значит, вскоре слухи расползутся по всему Фронтиру, точно шипящие ядовитые змеи, отравляющие сознания людей страхом. Те, кому хорошо известна история Фронтира, прекрасно знают, что Багровая Луна восходила за всё время существования этого жестокого мира лишь несколько раз, и последний раз это ужасающее событие произошло, когда вампиры стали свирепствовать на земле, словно голодные и обезумевшие от власти звери. Багровая Луна стала предвестником чудовищных времён, наполненных ужасом, невообразимыми бесчинствами бессмертных и реками людской крови. И вот, когда все люди почти забыли о тех леденящих кровь временах, когда, казалось бы, вампиры вот-вот исчезнут из этого мира, уничтожаемые охотниками, Багровая Луна взошла на небе, разливая свой кровавый, жуткий свет по всем уголкам Фронтира.

- Что теперь будет? – читается немой вопрос в напуганных глазах каждого прохожего. На протяжении трёх часов кровавое светило вводило в ужас людей, чья сонливость развеялась до первых лучей солнца. А тех, кто имел возможность пропустить это явление, не увидев собственными глазами, постигла участь более незавидная – спящие люди мучились в неразрушимых оковах чудовищных кошмаров до тех пор, пока не поднялось солнце. На многих улицах Раванны из открытых окон слышится плач маленьких детей, видевших во снах окровавленных, клыкастых чудовищ с горящими красными глазами. Кто-то во сне видел, как ночные существа убивают родных и любимых, да такими зверскими способами, что от одного лишь взгляда на эти вещи можно отдать душу Господу, которому люди с самого утра стали молиться ещё усерднее, умоляя предотвратить любые беды, защитить и уберечь.

- Как забавно вы трепещите от страха, маленькие, никчёмные, ничтожные существа... – тихо, протягивая гласные, произнёс человек, что наблюдал за снующими жителями Раванны из узкого проулка меж небольших двухэтажных домов. На вид этот мужчина был самым обычным, ничем не отличающимся от простых жителей города, на лицо был даже несуразен, одёжка слегка потрёпана, а голос хрипловат, как бывает у курящих. Прислонившись плечом к стене и сложив руки на груди, он наблюдает за домом на соседней улице, который был последним в ряду и который люди ещё с вчерашнего утра начали обходить, так теперь вовсе стали бросать на строение странные, короткие взгляды. Мужчина склонил почти облысевшую голову к плечу и усмехнулся, увидев движение в окне на втором этаже того дома. Показавшийся на свет солнца силуэт на мгновение смыл улыбку с лица этого человека, а глаза его как-то даже восхищённо расширились. Столько силы в этом крепком теле, такая чарующая, но ледяная красота, что ничуть не туманит восхищения.

- Нет-нет, так не должно было быть... Ты должен был принять своё наследие, восседать на троне своего Отца, повелевать и властвовать этим жалким миром... - хрипло прошептал мужчина, не прекращая заворожённо глядеть на открывшийся ему образ, - Но ты выбрал жизнь изгнанника, принц без короны...В следующее мгновение желтозубая улыбка вновь появилась на несуразном лице человека, он отвёл взгляд и полностью прислонился к стене спиной, устремляя взгляд к небу, представляя там не голубое небо, а красный диск луны, появление которого он ждал не одно тысячелетие.

- Ты также немыслимо прекрасен, как и твоя Багровая Луна... – прошептал кривозубый мужчина и вновь кинул короткий взгляд на то самое окно, но черноволосый и бледнокожий силуэт исчез за плотной тканью штор, скрывшись от солнечного света и глаз тайного наблюдателя, что так и остался незамеченным.- Наконец-то ты по-настоящему пробудился. И теперь ты готов, как и я... - вновь изрёк человек и, отстранившись от стены, стал неспешно идти вглубь проулка, дальше от улиц и скрываясь в тени. Он склонил голову к одному плечу и к другому под неприятных хруст шейных позвонков, и тут же лицо этого человека страшно перекосило, кожа будто начала пузыриться изнутри, влажно потрескивали кости его тела, медленно меняя структуру с одутловатого, на вытянутое и стройное. Перепачканная пылью и машинным маслом одежда словно задымилась чёрным дымом и преобразилась в опрятные брюки, уходящие в сапоги, засаленная и растянутая майка сменилась чистой рубашкой кофейного цвета, а на плечи лёг тёмно-коричневый удлинённый пиджак. А лицо, лицо! Черты пухлого лица, искажённого подкожными волдырями, стали меняться, словно подтягиваясь и становясь пусть не аристократично изящными, но вполне привлекательными. Голова, вместо залысины, поросла короткими, но ухоженными волосами каштанового цвета. Мужчина, чей вид разительно изменился всего-то за десяток секунд, приостановился, поправляя появившиеся на руках тёмные перчатки, улыбнулся самому себе весьма притягательной улыбкой.- Уже очень скоро... - грудным, бархатным голосом произнёс человек. В его тёмных глазах появился странный блеск, застывший лишь на краткий миг, но блеск такой, который встречался бы у хищного животного, неизлечимо больного сказом. Взгляд на мгновение стал стеклянный, безумныйи с бессвязной примесью вожделения. Лицо человека пару секунд вновь покрылось подкожными волдырями, будто лишь одна какая-то мысль вызвала у мужчины волнение, что заставило ложный облик зарябить. Улыбка этого человека стала ужасающей, каждый из передних зубов вытянулся, преображаясь рядами сплошных клыков, кончики которых лизнул острый язык. А глаза! Глаза этого человека потеряли цвет, оставив на белках сами лишь зеницы. Стоило человеку моргнуть, пропал тот ужасающий оскал, коим стала улыбка, а жуткие белые глаза человека снова обратились карими. Направившись по неизвестному направлению вглубь улиц Раванны, мужчина тихо прошептал, не в силах сдержать себя. Хотелось произнести это вслух:

- Скоро мы встретимся, моя амброзия.