Часть вторая: ?Багровая полночь? (1/2)

Мой ангел падший, что тьмы черней,Услышь мой голос среди мрака ночей.Услышь шёпот тихий, крика сильней.Услышь мольбу моих последних дней:?- Спаси от Ада на земле и его огней,Спаси от болей жизни или сам убей?- Уже скоро, - послышался шёпот в высоких сводах величественного зала, где гуляет сильнейший мороз, а стены сплошь покрыты инеем, искрящимся в тусклом холодном свете. Сизые призраки дымкой клубятся по тёмным углам, пустыми глазницами глядя на того, кто лишь несколько лет назад начал слышать их голоса, сначала тихие и едва различимые даже в тишине, но со временем набравшие силу, а вместе с тем – полные ненависти и древней злобы. Голоса неупокоенных душ, требующих возмездья, продолжают терзать открытое и слабеющее с каждым днём сознание.- Чувствуешь? – прошептала одна из теней и десятки других отозвались, повторяя это же слово, тающее в звучании своём, словно эхо в глубокой пещере, - Ты чувствуешь это? - зловещие фантомы туманом постелились по полу, ближе и ближе подбираясь к своему пленнику.- Твоя смерть уже так близка...- Ты умрёшь... умрёшь... - беспрестанно нашёптывают тени, чьи обезображенные злостью лица выглядывают из-за огромных колонн. Стоит поднять взгляд и белые фантомы тут же растворятся в тумане, отступающем от лучей холодного света.И в этом свете застыла облачённаяв алебастровые одежды фигура, восседающая на одиноком, искусно высеченном из белого мрамора троне, что царственно возвышается над всем залом. Ведут к престолу семь ступеней, покрытых изморозью.

Этот человек – человек ли? – был совершенно нерушим, обрамлённый какой-то странной, давящей аурой, способной заполнить собой весь зал, каждый его уголок, вытесняя звуки, свет и даже жизнь. Кажется, словно его аура и обдаёт всё вокруг ужасающим холодом, от которого любое живое существо замёрзло бы насмерть. Его энергия иссушающа и невероятно сильна. Кто же он, тот, чьего лица невозможно разглядеть? – голова скрыта под широким капюшоном, бросающим чёрную тень на лицо, лишь белоснежные пряди волос ниспадают на грудь, едва вздымающуюся во вдохе.

Здесь правит тишина, да такая, что слышно, как падают редкие снежинки на мраморные полы. Словно это другое измерение, где не существует ничего. Лишь это холодное место с его узником и правителем в одном лице.Где-то совсем рядом со злобой шипит одна из теней, будто норовя заставить его хотя бы поднять взгляд.- Ты за всё заплатишь... предатель, продавший своё сердце... убийца... убил их всех, убиваешь и себя... ты убил его... Он не обращает внимания на духов прошлого, на их слова, что ранят в саму душу, словно ядовитые стрелы. Пусть говорят, что желают, пусть проклинают его, пусть ненавидят – он не станет сопротивляться. Бороться он перестал уже многие года назад. Года ли? Столетия? Или уже тысячи лет канули в бездну времени? От той мысли о минувшем бескровных губ коснулась призрачная, горькая улыбка и, будто испугавшись, призраки прошлого вмиг умолкли, а белый туман, подступивший к подножью трона, тут же рассеялся.

А существовал ли туман на самом деле? Существовали ли голоса и призраки, шипящие, словно рассерженные змеи? Или это всё плод увядающего сознания, что тяжкими мыслями и воспоминаниями отравляет сам себя и скоро будет не в силах различить реальность и иллюзию?На каменных подлокотниках покоятся изящные белые руки, что до кисти скрыты под тканью широких рукавов. Руки тоже чуть сверкают, будто посыпанные бриллиантовой крошкой – бледную кожу покрыл тот же иней. Кажется, стоит ему пошевелиться, так замёрзшая кожа тут же пойдёт трещинами, но из них не польётся алая кровь, а посыпятся застывшие крупинки-рубины. Где-то за стенами воет ветер, что в водовороте из воздуха полностью обрамляет этот величественный и выбивающийся из всеобщей зелени замок, парящий высоко над утёсом, что похож на огромный клык древнего чудовища-исполина. Из-за сильной бури, жгучим холодом и снегом защищающей колоссальное сооружение, не видно стен, башен, великих колонн, что держат на себе тонны измёрзшего точёного камня. И благо, что мало кто из смертных мог разглядеть то, что творится над утёсом Зверя, как именуют его жители крохотного поселения, лежащего в пестрящей зеленью долине, иначе даже этим людям, никогда не знавшим страха перед чудовищами, было бы любопытно знать, кто же прячется за этими снежно-белыми стенами. Но за все время существования этого небольшого поселения, никто из людей не осмеливался подойти к чужим владениям и за то их поощряли – ни одно чудовище, осмелившееся войти на эти земли, не смогло испробовать и капли человеческой крови.

Кажется, что-то спугнуло вьюгу, беспощадно морозящую стены замка – на пару мгновений она засуетилась, острые снежинки, что в столь сильном потоке ветра смогут, словно стеклом, резать незащищённую кожу, стали осыпать собой многочисленные мостики меж башнями, и ступени, ведущие к высоким железным вратам, служащим преградой между тронным залом и внешним миром. Буря, способная посоперничать с вьюгами застывших тысячелетними морозамиполюсов, всего в пару мгновений рассеялась, открывая миру замок, искрящийся белым серебром в ласковых лучах малинового солнца, склоняющегося к горизонту. Лишь одной мысли повелителя этого замка было достаточно, чтобы утихомирить чудовищную вьюгу.

На утёсе виднеется чей-то силуэт, что спешно подымается вверх по вырубленным в камне ступеням. Силуэт этот не принадлежит человеку. Весь крепкий стан полностью покрыт чёрной жёсткой шерстью, что слегка припорошена снежинками. Клыкастая пасть приоткрыта в тяжёлом дыхании, а жёлтые глаза зверя неотрывно глядят вперёд. Пара мгновений и под лапами уже хрустит снег – чем выше по утёсу, тем глубже становится снег и тем труднее преодолеть это расстояние, но зверь спешит, а в глазах горит огонь какой-то непостижимой верности своему Повелителю.

Зверю пришлось моментально отреагировать, чтобы остановиться – ступени обрываются, выходя на небольшую площадку, сплошь засыпанную снегом, а дальше этой площадки обрыв, и над этим обрывом парит тот самый замок, добраться к которому невозможно. Даже зверь, с его нечеловеческими способностями, побоялся самовольно пресекать эту преграду – пусть прыжок на двадцать-тридцать метров ему несложно сделать, но этого и не требуется. Повелитель уже знает, что слуга здесь.

Раздался гулкий рокот, будто ото сна отошёл древний Царь-дракон и утробно прорычал, содрогая землю. Снег, присыпавший крыши башен, осыпался вниз, а дальше в пропасть. Всё сооружение стало медленно, лениво двигаться, проворачиваясь в воздухе по часовой стрелке, дабы повернуться к площадке на утёсе лицевой стороной. Замок протяжно скрипит, рычит, воет, будто ему тяжко даётся даже такое медлительное движение. Эти пугающие звуки, издаваемые столь устрашающим сооружением, холодят даже горячую кровь зверя, но он покорно ждёт, когда ему будет позволено взойти к замку. И вот, замок стал так же медленно спускаться вниз по воздуху. Зверь поднял голову, навострив уши – спустя пару мгновений,открылся вид на высокие замковые врата, а площадка перед ними практически вплотную подплыла к площадке утёса, меж ними где-то лишь полметра расстояния. Без раздумий, зверь поднялся на сильные задние лапы и перешагнул эту плёвую преграду. Грузно ступая вперёд, зверь почтительно опустил голову, стараясь не смотреть прямым взглядом, и даже когда великие врата с ледяным скрипом отворились, приглашая его войти, он не поднял своих жёлтых глаз. Оборотень, пройдя в зал, скованный холодом, спустился на одно колено у подножья трона, не смея ступить ни на одну ступень.

- Повелитель, - прорычал зверь и склонился. Спустя мгновение, выровнявшись в сильной спине, оборотень поднял взгляд, устремив его на изящный образ своего хозяина, что, кажется, намертво примёрз к холодному камню трона. Отдающий величием стан не пошевелился, не поднял головы и ничего не произнёс в ответ.

- Как вы и приказывали, Повелитель, стая неусыпно охраняет долину, но... - зверь попытался подобрать правильные слова, стараясь говорить их чётко. - Люди, что явились к замку не так давно, кажется, скоро приведут за собой ещё людей, – застывшая фигура в ответ лишь молчала, а потому зверю тяжело понять, слушают ли его. Но слуга продолжил говорить.- Разведчики, которых я послал за хребет гор, сказали, что в городе стало слишком много машин и чужих людей. Вооружены и машины и люди. Я подозреваю, они собираются пересечь горы и явиться на ваших землях...- вдруг, застывшая фигура пошевелилась, медленно поднимая голову. Пронзительный взгляд сверкнул из-под длинный белых ресниц. Под этим взором оборотень почтительно склонил голову – лишь бы не смотреть Повелителю в глаза, что способны подчинить волю любого живого создания. Бледные губы Повелителя растянулись в улыбке, ряды белых зубов украшали чуть изогнутые, заострённые клыки.

- Неужели ты боишься их, Карс? - полился тихий голос, эхом отразившийся от высоких сводов, заставив зверя внутренне вздрогнуть, а его крепкое сердце пропустить удар.

- Нет, Повелитель. Я пришёл к вам за советом, – тут же ответил оборотень, - Если люди, всё же, явятся сюда, приказать стае уничтожить чужаков? Если так, то мы можем ещё на горном хребте предать их смерти. Им не справиться с чистокровными оборотнями, даже при всём вооружении. Стая слишком велика и сильна, – уверенно проговорил оборотень, но некое беспокойство было в его душе, и Повелитель это сразу ощутил. От него невозможно что-то скрыть.

- Но что тревожит твой сильный дух? – фигура, восседающая на троне, чуть наклонилась вперёд и мягко поднялась на ноги, а зверь тут же опустил голову ещё ниже, становясь и на второе колено. Облачённый в длинные белые одежды, Повелитель бесшумно спускался по ступеням, медленно и неумолимо. Шаг – сердце зверя бьётся на удар быстрее. Ещё шаг – оборотень всем своим существом ощущает, как тяжёлая аура захватывает его, едва ли не придавливая его дух. Во влиянии этой силы можно задохнуться и потерять рассудок.

- Чего ты боишься? – вновь негромкий вопрос и на сильное плечо оборотня легла точёная из белого мрамора рука, изящная и мягкая в прикосновении своём к чёрной шерсти.

- Вы ослабли, Повелитель, - изрёк оборотень, страшась, что за такие слова в сторону его Повелителя он будет наказан, но и сказать неправду было нельзя. Верить собственным чувствам оборотень не желал – ведь не может создание, прожившие тысячелетия, издающее такую сильную энергию, подчиняющее себе даже природу, просто ослабеть. Но звериное чутьё ощущает, как сильный прежде дух Повелителя будто иссякает с каждым днём, и это вгоняет верного слугу в неподдельный ужас и печаль.

- Старший из разведчиков сказал, что видел у города кого-то, кто по силе своей схож с вами. Чёрный всадник, о котором слышали очень многие из мира Ночи отсюда, до Барбароя и дальше. И я слышал о нём немало, - мужчина вопросительно приподнял изящно изогнутую бровь, а на устах всё та же полуулыбка. Оборотень продолжил говорить.- Это чудовище не знает слабости и усталости, ему нестрашны проклятия и самые глубокие раны. Говорят, кому-то удавалось его убить, но даже Смерть не приняла его в своё царство. Он продолжает бродить по земле, забирая души павших от его руки бессмертных,– услышав такие высокопарные речи, Повелитель лишь усмехнулся.- Если придётся защищать вас, Повелитель, то мы не будем щадить свои жизни. Мы погибнем все, но не позволим чужакам и Чёрному всаднику добраться до вас!..- пламенная речь оборотня прервалась негромким смехом. Холодное прикосновение к плечу оборотня исчезло. Белоснежная фигура, отступив от зверя на шаг, повернулась к нему спиной.

- Право слово, странно, что ты страшишься моей погибели больше, нежели своей, – всё ещё на улыбке произнёс Повелитель, подняв взгляд и устремив его на пустующий ныне трон.- Тысячи лет прошли. Я наблюдал рассветы и закаты этого мира, войны и крушения целых цивилизаций. Мир погибал и возрождался вне зависимости от того, кто пытался им править.И с уверенностью могу сказать –бессмертных просто не существует.

Оборотень не находил, что сказать в ответ на слова своего хозяина, ведь он, тот, кто прожил многие тысячелетия, знал и понимал куда больше, нежели кто-либо из ныне живущих может вообразить.

- Все мы приходим в этот мир лишь на время, кто-то на сто лет, а чья-то жизнь длится мучительно долго, но всех ждёт конец. И я не исключение, друг мой, - голос утих на мгновение и после короткого, едва слышного вздоха, господин негромко добавил:- Все мы лишь случайные гости здесь. Смерть ли, враг ли, но кто-то пришёл бы по мою душу рано или поздно,- его слова лились неспешно и негромко, словно горный ручеёк, но вместе с тем голос был полон какой-то внутренней силы, что заставляла вслушиваться.- Но Повелитель, - начал оборотень, когда в мыслях явилась ещё одна, но опасная идея, - Некоторые Аристократы ещё могут быть вам верны, если бы вы...- Ни за что. Каждый из них в своё время показал себя, и видят небеса, я не желаю обращаться к ним, а уж тем более собирать, словно армию. Да, они всё ещё не забыли, кто я такой, но поступи я так и для всех вампиров – от Высших и до новообращённых – это будет спусковым крючком, словно для голодного пса команда ?взять? от внезапно ожившего хозяина. Онивымирают и боятся, и это хорошо. Они не знают, что я жив, так пусть остаются в неведении. С меня хватило войн и крови.Ещё некоторое время Повелитель молча смотрел на трон, что некогда даровал ему высшую власть над всем миром, но в тот же день сковал по рукам и ногам, словноострожника. Негромко вздохнув и уняв накатившее раздражение от воспоминаний о былом, мужчина вновь обратился к слуге.- Ступай. Пусть стая и дальше охраняет долину. Явятся сюда другие – ну и пусть, этого невозможно было избежать, сколько бы раз я ни перемещал замок. Придут люди с оружием к замку, так пусть попытаются его отнять. А тот, чьей силы вы так страшитесь...- голос утих на момент, будто обладатель этого чистого, спокойного голоса раздумывал.- Если нам суждено встретиться, то ему предстоит доказать, что он достоин той славы, заставившей ваши сердца трепетать.

Безусловно, до владыки Белого замка дошла молва о мужчине, от чьей руки погибло очень много вампиров среди аристократии и низшего сословия. Аристократы, пусть не выдавая этого внешне, с трепетом в чёрных душах говорят об Охотнике на Вампиров, пуская по миру разнообразные слухи, что передаются от одной тёмной твари до другой. Услышав топот копыт единственного скакуна, и ощутив ту ужасающую ауру, множество существ мира тьмы тут же скрываются, лишь бы не встретиться с этим чудовищем. Какие только прозвища ни давали ему обитатели ночного мира, подливая масло в пламя собственного страха – Кошмар, Чёрный всадник, даже кто-то называл его Смертью, отожествляя с четвертым всадником Апокалипсиса. Конечно, верить всяким слухам не стоит, но такая молва, полная трепета в тёмных душах, тоже не должна ходить просто так. Если этот человек появился у стен города за цепью гор, то, видимо, люди уже предположили, что этот замок принадлежит Аристократу, да не ведают они, кому именно.

Или знают?

- Ну, неужели этот выродок, наконец, решился? – подумал мужчина и его уст коснулась невесомая улыбка.

Оборотень, поднявшись на ноги, лишь склонился в почтительном поклоне и чёрным вихрем умчался прочь, а когда тяжёлые врата тронного зала сомкнулись, возвращая помещению его ледяную мрачность, белый стан немного поник. Плечи чуть опустились, как и скрытая под белой тканью голова. Облегчённый вздох вырвался из приоткрытых губ, некогда бывших налитыми слегка бледным розовым цветом. Самими кончиками пальцев он коснулся собственной щеки, которая так же когда-то пестрила жизнью и была способна розоветь в лёгком румянце.

- Неужели мы расстанемся с тобой? – глядя на величественный трон, спросил он, и улыбка сошла с его уст, - Неужели скоро я избавлюсь от твоих оков и буду, наконец, свободен? - поднимаясь к трону, продолжил говорить он то ли престолу, то ли самому себе.- Неужели всё прекратится,- вновь заняв место на престоле, он с ровной спиной склонил голову, как и прежде. Внимание привлекло красное пятнышко на безупречно-белых одеждах. К этому пятнышку прибавилось ещё одно и ещё, ярко выбиваясь на белизне ткани, скрывающей ноги до самого пола. Мужчина неспешно приподнял руку и коснулся губ, что уже окрасились красным цветом крови, дорожкой тянущейся из аккуратного носа. Взглянув на свои окровавленные кончики пальцев, он мягко улыбнулся, игнорируя боль, что прошила голову раскалённым штырём и вызвала обрывки воспоминаний, принёсших лишь печаль и чёрную тоску по времени, что навсегда утеряно. Утеряно лишь по его вине.- Вечные мучения суждены тому, кто предал своё сердце и собственное имя. Так кто же закончит моё существование, ты, проклятое дитя, или ты, Чёрный всадник? - за стенами вновь зверем завыла снежная буря. Закрытый, отрешённый от всего света Повелитель Белого замка, никак не смог бы увидеть того, что произошло в сумерках, спустившихся на мир, и до самого смертного часа остался бы в неведении. Порой госпожа Судьба бывает слишком жестокой, не даруя ни капли надежды на лучшее будущее. Единственное событие, что могло бы вселить эту надежду, могло не достичь взгляда глаз, в коих жизнь тлеет, как догорающий уголёк.

И всё же, Судьба подарила шанс узреть своими глазами, как может выглядеть надежда. Но лик её будет ужасным, вселяющим трепет и неверие – такого не должно было произойти, но это случилось. Часы в молчании и одиночестве тянутся, словно маленькие вечности. Пространно глядя в пустоту зала перед собой, мужчина слегка нахмурился и медленно поднёс белую руку к лицу, прикасаясь ко лбу кончиками пальцев. Как странно, боль стала терзать его куда чаще, чем прежде, а сейчас она пленила его с новой силой, остервенело и жестоко. Несколько долгих минут боль где-то в голове мучила мужчину и лишь когда стала понемногу отступать, его расправленные плечи слегка опустились, словно эта самая боль потихоньку вытягивала из него силы, что невозможно уже держать даже ровную осанку. Он не произносит ни слова, вновь выравнивается в спине, а взгляд его снова становится отрешённым и почти немигающим. Но в следующее мгновение произошло то, что заставило его сердце, кажущееся давно окаменевшим, забиться чаще.

Он ощутил тревогу, пришедшую из ниоткуда. С каждой секундой это чувство растёт, пленяя сознание и спутывая все мысли. Мужчина поднял свой взгляд, когда из узких готических окон вдоль всего зала стал литься странный, красный свет, полосуя пространство. Сначала он пропустил мысль, что это лишь свет от заката. В этом месте легко потерять счёт времени, но красный свет становится всё ярче и ярче, а буря в душе мужчины сильнее.

- Нет, - сошёл тихий, немного охрипший голос с его уст, - Этого не может быть... Это не может быть она... Это фантазия, мираж..., - начал нашёптывать, силясь себя убедить в том, что всё, что он видит лишь плод искалеченного сознания.

Руки на подлокотниках трона стали едва заметно дрожать, а взгляд мужчины становился всё более поражённым. Красное свечение не исчезает, льётся лучами из узеньких окон, окрашивая алыми полосами белые полы тронного зала, в свете которых ниспадающие вниз снежинки сверкают, как маленькие кристаллы.

Минута, две, три, десять... Он пытался себя убедить, что всё происходящее – лишь иллюзия, фантом из прошлых жизней. Но время идёт, а фантом не исчезает. Сердце бьёт набатом в груди, обострённые чувства кричат, что происходящее не иллюзия, это происходит на самом деле.

- Этого просто не может быть! – вскрикивает мужчина в пустоту, его голос утихающим эхом возвращается обратно. Он срывается с места, буквально перелетая ступени, ведущие к трону, и быстрым шагом направляется к высокой двери, противоположной престолу. Буря вокруг замка утихает, подчиняясь мысли Повелителя, и свет из окон тот час становится ярче, а тревога мужчины – сильнее. Когда он скорым шагом пересёк половину зала, поддался эмоциям и сорвался на бег. Игнорируя слабость в теле, он приближается к последней преграде, что, открывшись, должна разрушить или подтвердить его мысли.Дрожащие руки с силой толкнули обмёрзшую двустворчатую дверь, и она распахнулась, громко ударяясь о внешнюю сторону стен. Весь зал, что был лишь исполосован красными лучами, полностью залился алым цветом. Глядя во все глаза на карминовое небо, мужчина затаил дыхание. Было трудно сделать хотя бы ещё шаг, чтобы не свалиться на колени от подступившей слабости и вихря эмоций в душе.

Во власти Повелителя Белого замка сотворить нечто подобное, что вселило бы ужас в сознание любого живого существа, но его сила давно стала иссякать, а потому, то, что происходит сейчас, не было плодом его влияния и мысли. Издав тихий вздох, мужчина рухнул на колени, не отрывая взгляда от Луны. Его алебастровые одежды в её свете обратились красными, словно пропитались кровью. Его руки, прижатые ладонями к груди, словно силясь удержать обезумевшее сердце, мелко дрожат.

- Ты не можешь быть жив... Не можешь... Ты мучаешь меня с того света... Тебя давно нет. Тебя нет...– словно одержимый, шепчет он, всё ещё не веря в то, что видит собственными глазами. Истинный ужас и неверие неудержимым ураганом разрушают всё, что осталось в его душе – стуженый лёд и мрак, глубокая печаль и мертвенный покой. Мужчина стал дышать так часто, словно воздуха ему не хватает, силится обуздать себя, но всё тщетно –из груди вырывается вопль:- Ты мёртв!! – оглушительный крик,что на крыльях ветра разлетелся по всей кровавой долине, разрывает звенящую тишину, - Я убил тебя!! Чудовищное магическое знамя Короля вампиров, что подвластно всем его потомкам, спустя бессчётное количество лет, вновь взошло на полуночный небосвод. Сияющая Багровая Луна, окрасила все видимые горизонты в алый цвет, словно сами небесные ангелы заплакали кровавыми слезами, предзнаменуя о великих и печальных событиях, о близкой смерти и о долгожданном, но давно утратившим любую надежду – воскрешении.

*** Тьма. Обволакивающая, бархатная тьма заполняет всё пространство. Но он ощущает себя среди этой тьмы, только лишь удивляет одно – он больше не чувствует своего тела. Не слышит мерного дыхания, гулкого стука сильного сердца, не чувствует движения. Словно он стал подобен бесплотному духу, лишённому оболочки. Но, всё же, самосознание живо, и только оно даёт знать, что он всё ещё здесь. Но, собственно, здесь – это где?

Он неосознанно делает небольшой шаг вперёд, но не слышит его звука, словно мрак, обволакивающий чёрным туманом, проглотил звук. Оглядывается, думая, что в этой кромешной мгле есть что-то – или кто-то – ещё, кроме него. Но нет. Он совершенно один в этой темноте. Это ли то, что люди называют Ничего или кличут Пустотой? Где ты не жив и не мёртв, где есть сознание, но больше нет тела, где ничто более не сковывает душу, а сама она нага перед этой безграничной темнотой. В ней можно блуждать бесконечно, ведь здесь нет направлений, нет граней, нет высоты или широты, нет никаких ?вверх? или ?вниз?. Здесь он, кажется, не скован – ни телом, ни пространством – но почему он чувствует нечто странное? Словно что-то тяжёлое незримо тиснет со всех сторон, сдавливает, и не даёт полного ощущения свободы. В какой-то момент, в его сознание пробралась мысль, что с каждым мгновением – если в этом месте вообще есть Время – стала набирать силу, распространяться и захватывать рассудок, словно болезнь, уродующая тело. Мысль, что он не сможет выбраться.

Здесь нет ни оружия, ни его природной силы, ничего, чем он мог бы защититься от врага, пытающегося сразить его или удержать. Здесь он безоружен, и защититься от давящей Тьмы нечем. Этот враг действительно неосязаем и непобедим, но лишь его собственное мерцание, собственный свет отгоняет темноту прочь, что вновь подползает со всех сторон, как только его сияние тускнеет. Сознание тут же подхватило мысль, что это лишь сон. Такой реальный, настоящий, но всего лишь сон. Но эта мысль не принесла никакого покоя, ведь, если это сон – почему он не может проснуться?

Среди Пустоты раздался чей-то голос. Знакомый, но забытый, родной и чужой одновременно, голос, что чудился и раньше. По всему его существу будто прошёл сильный разряд тока, когда он услышал собственное имя.

- Ди! – голос, эхом идущий отовсюду одновременно, заставил его лихорадочно оглядываться, - Ладно тебе прятаться, Ди! Выходи живо! – в этом голосе нет злости, нет раздражения. Кажется, слова произносились на улыбке. Но почему Ди не может его найти, не может увидеть?

- Надо выбраться, - думает он, следуя подсказке голоса того призрака, - Нельзя оставаться здесь. Больше нельзя... Он делает новый шаг, затем снова и снова – лишь бы не стоять на месте, лишь бы меньше ощущать эту скованность. Медленно идёт среди этой мглы, но вдруг понимает, что не ступает, а словно плывёт. Опускает взгляд на мгновение, надеясь увидеть тело, но нет его. Лишь странная бело-серая дымка, коей он сам и является – единственное светлое пятно в этой темноте, словно Вечерняя звезда на чёрном полотне неба. Но вдруг, словно что-то раскололо эту Пустоту, со стороны привиделся яркий луч света, что и привлёк внимание Ди. На мгновение, он остановился, глядя на тот свет, озаривший мрак.

- Ты должен помнить, кто ты, - вновь этот голос, но теперь он звучал словно из того свечения, чьи яркие лучи пронзают и отгоняют Тьму прочь. Ди не обращает внимания на бессвязность смысла речи, но, быть может, смысл есть. Смысл, который пытается донести не сам голос. Дремлющая раньше часть души, что лишь так, лишь этим голосом, пускающим по душе волнительные разряды тока, сможет разбудить его. Сможет вырвать из Тьмы.

Он обратился к тому свету и стал приближаться к нему. Сначала неспешно и осторожно, слегка насторожённо глядя на таинственный источник света. И он летел, словно мотылёк, увидевший в ночной темноте свет от единственного фонаря. А расстояние до этой цели будто бы и не уменьшалось, а наоборот, увеличивалось. Тот свет казался таким волнующе близким и невыносимо далёким одновременно, но шипение, раздавшееся позади, полное какой-то злобы и возмущения, стало говорить о том, что он, всё же, приближается к своей цели. Тьма словно ожила. Разбуженная его мыслью, желанием коснуться того манящего света, услышать тот голос снова, Тьма шипела и рычала, подобно сердитому гигантскому зверю. Стали чудиться какие-то неразборчивые голоса, тихие, шипящие, даже злые. А там, впереди, из света доносится голос, вновь и вновь негромко повторяющий свои слова: ?- Ты должен помнить, кто ты?. Чем ближе Ди к свету, тем злостнее, громче рычит Тьма, будто она не желает отпускать его – пытается ухватить призрачными щупальцами и удержать, лишь бы он не ушёл от неё. Тьмы стала реветь громче сотнями фантомных голосов. Всё чёрное пространство словно задрожало, а существо Ди тысячами острых иголок стала прокалывать насквозь боль, что заставляла его блёклый свет мерцать то тусклее, то ярче. Кто-то говорил, что душа не чувствует боли – видимо, ложь. Дыша в затылок, Тьма обхватывает его вновь и вновь, пытаясь погасить его белый свет, пытаясь удержать, но всё тщетно, а оттого темнота содрогается в неистовой злобе. Даже эта Пустота бессильна перед его желанием, перед неудержимой жаждой, наконец, вырваться из её объятий. Это и оказалось его самым сильным оружием против тьмы собственного сознания – жажда вспомнить всё оказалась сильнее, чем беспроглядная ночь неведенья и забытьё той части его души, что теперь рвалась на волю. К свету, к тому голосу, к самому началу его пути. Превозмогая боль, сравнимую с безжалостным сожжением заживо, мерцающая душа выскользнула из чернильных объятий Пустоты, и как только душа коснулась света, разорвавшего мрак пополам, Тьма издала последний крик, а сотни её голосов слились воедино, обращаясь в чёткие слова, произнесённые надрывно и с болью, словно проклятие:

- Ты никогда меня не вспомнишь!Всё изменилось, как только он смог коснуться света, смог покинуть темноту. Изменились и ощущения – теперь он чувствовал своё тело. Ощущает лёгкое дуновение ветра, касающегося бледной кожи. Слышит шелест листвы. И, открыв глаза, видит – по-настоящему – перед собой девушку. Она обращена к нему спиной, голова девы опущена, её плечи едва заметно вздрагивают то ли от холода, то ли от сдерживаемого плача. Ветер в лёгких дуновениях колышет чёрные волосы девушки. Он узнал её. Узнал бы из тысячи. Он узнал всё, что его окружает – изгородь, за которую юная дева держится, словно за оплот, что не даст ей упасть и разрыдаться, зелёное море травы, колышущейся впереди, постройку рядом, скрывающую тенью этих двоих.

- Дорис? – но девушка не обратилась на зов, как и сам Ди не услышал собственного голоса. Он был всего лишь наблюдателем, пусть и в собственном теле. Девушка начала что-то говорить, но он расслышал лишь окончание её фразы:-...но ты уйдёшь все равно.-?Такова сделка. Это положит конец твоим горестям. Это – или моя смерть, - теперь-то Ди услышал самого себя. Всё происходит по тому сценарию, что был давно прошедшим, но не забытым.

- Нет!?– вдруг вскрикнула девушка и кинулась к Ди,утыкаясь лицом в его плечо. Ди ощущает её тепло, слышит, как трепещет взволнованное сердце в её груди. Она же продолжила отрицать,?- Нет, нет, нет…Как странно было вновь наблюдать моменты из ушедших времён, наблюдать, будучи в своём теле, но не иметь над ним никакой власти, без возможности что-либо изменить. Наконец, Ди озарила мысль. Это не наваждения, не блуждания из сна в сон, всё это с самого начала – воспоминания. Едва ли он успел это понять, как мир вокруг вновь немного изменился.- Обними меня, - вновь произносит Дорис, всхлипывая, и всё так же прижимаясь к его груди и обхватывая его руками, будто сама всеми силами пытается удержать, - Мне всё равно, что будет. Просто держи меня крепче... – сердце Ди предательски сжалось. Не того Ди, что сейчас был лишь воспоминанием, отрешённо и бездушно глядел куда-то в пустоту, а того, что имел возможность вновь пережить всё это. Появилось желание всё исправить. Сделать что-то иначе, сказать что-то – иначе.

Сейчас он вновь переживает то, что почувствовал и о чём думал в это мгновение так много лет назад. Лицо не выразило никаких эмоций, даже взгляд остался таким же холодным и весь вид его был отстранённым, а движение – невесомое прикосновение к хрупким вздрагивающим девичьим плечам – было лишь механическим, словно слёзы юной девушки не смогли коснуться души Охотника.

Порыв чужих чувств, всё же, принудил обледеневшие струны души Ди задрожать. Пока весь его вид казался совершенно невозмутимым, он ощутил жалость. Ди было жаль, что девушка, наняв его с целью убийства Аристократа, впустила в своё сердце чувство. Жаль, что влюблённость юной девы игнорировала все попытки Ди отвести девушку от её мыслей о том, что он мог бы остаться с ней. Жаль, что именно из-за него Дорис до конца своих дней не смогла открыть своё сердце для другого мужчины. Она желала, чтобы Ди остался. Но разве он мог? Даже если бы имел желание, разве мог себе позволить обратить жизнь столь прекрасной телом и духом девушки в настоящий Ад? Затуманенный пленительным чувством влюблённости рассудок не мог понять, что это невозможно, это – обратит её жизнь в кошмар.

Никто из ничего не смог бы дать взамен. Позволь он себе остаться хотя бы с одной из влюбившихся в него смертных дев, счастье и спокойствие стали бы уходить, как ни странно, со временем, с годами. Для Ди время не играет никакой роли, но для смертных оно – враг, который рано или поздно заберёт цветущую молодость, а затем и жизнь. Это было бы каторгой для любой из них, смотреть в зеркало и видеть, как года оставляют свои следы, как блекнет кожа и слабеет тело, а рядом видеть его, видеть, что он совершенно не изменился. Любое живое существо, наблюдающее это, обрело бы безумный страх перед старостью и смертью. А потому, он уходил. Каждый раз. Ди не мог дать им ничего, чего хотела бы любая живая душа, обрётшая любовь – счастья, бессмертия и вечной молодости, потомства, и, самое главное – взаимных чувств.

Он уважал, ощущал благосклонность, отчасти привязывался, безмолвно восхищался силой духа и живой красотой, но никогда не любил. Какие бы чувства ни затрагивали его душу, среди них не было влюблённости, не было любви. Он оставался глух к чужому чувству и не понимал, почему, а оттого ощущение собственной вины становилось сильнее. Ди посетила мысль, что он хотел бы вонзить собственные ногти в своё лицо и испещрить его шрамами столь глубокими, чтобы никто более не мог поддаться этому проклятию. Лишь бы никто больше не попал в эту западню, искусно созданную природой сущности вампира. Красота– лишь приманка, природное очарование и притягательность – смертельная ловушка для потенциальных жертв вампиров и полукровок. Для его жертв. Но это была лишь мимолётная мысль, ведь какие бы шрамы после самых тяжких боёв ни уродовали его тело, они всегда затягивались, возвращая проклятую красоту, порабощающую слабые и хрупкие сознания, что не в силах сопротивляться. Невольно вспомнилась смерть двойника Ди, что прекратила существование фальшивки – жестоко рассечённое пополам лицо,мерзкими ошмёткамивытекающий из расколотого черепа мозг, тёмная кровь на бледной коже, крупными каплями собравшаяся у широко распахнутых голубых глаз, и стекающая вниз по скулам кровавыми слезами. Он не хотел умирать – это было в его взгляде, прежде чем они остекленели, а две собравшиеся слезы у глаз растворились в багровой крови. Он хотел жить – это было в его последних словах. Но в этом мире не может быть двух небес, так не может быть двух Охотников, одноликих, но совершенно разных, какмолодое буйное пламя и тысячелетний лёд.

Ди убил его без колебаний.В это мгновение полукровка не почувствовал совершенно ничего, но сейчас появилась мысль, что заставила усмехнуться. Удар по двойнику, нанесённый именно таким образом, приобрёл смысл.

Сознание вновь стало смещаться, устремляясь к другому воспоминанию, а потому, Ди снова приходится покинуть плачущую девушку, разжать объятия и отпустить. Уйти так же бесшумно и без лишних слов, как делал это всегда.Как только он смог вырвать себя из этого воспоминания, сознание вновь метнулось в прошлые времена. Теперь он видит пустыню, ощущает жаркие лучи солнца, слышит тяжёлое дыхание коня под собой. Позади него воют песчаные скаты, и отдалённо слышится ворчание симбионта. Картинки и образы стали меняться так быстро, что Ди едва успевал понимать и вспоминать суть происходящего. Вот он видит перед собой лежащую на земле коротковолосую блондинку, чьё тело обтянуто красной кожей комбинезона. Она вздрагивает и всхлипывает от боли, от глубокой раны в плече. В бреду она зовёт свою мать и Ди понимает, переживи он этот момент хоть тысячу раз, он не смог бы пройти мимо. Каждый раз, сколько бы и кто ни проклинал его после, он не мог позволить себе безразлично пройти мимо.

Сознание вновь делает огромный прыжок, ведь для него нет ограничений. Оно может бесконечно перемещаться через пространство ушедших времён, пока Ди не найдёт то, что нужно.

- Нужно искать дальше. Нельзя останавливаться ни на чём, - думает Ди, вновь видя десятки пережитых моментов, где один другого трагичнее и кровавее. Он полностью понимает возможность добраться до той истины, что ему нужна, и, пока он всё ещё находится внутри своего подсознания, пока всё ещё настолько крепко спит, что разорвать оковы сна практически невозможно, ему нельзя упустить этого шанса. Он чувствует – лишь здесь он найдёт то, что нужно, то, что он так сильно жаждет вспомнить.

Но, кажется, подсознание стало сопротивляться, вопреки желанию своего хозяина– показались картинки не из далёкого, а ближайшего прошлого, словно Ди, стремящегося назад во времени собственной жизни, внезапно с недюжинной силой толкнули в бок. Но не успел он обдумать происходящее, понять, почему где-то в подкорке начала тлеть слабая боль, его вновь вытолкнули в сторону. Года беспрерывным ускоренным фильмом летят мимо, словно это жалкие доли секунд,сливаясь в столетия, а затем и в тысячелетия. Каждый раз он уходил, в жизни и в этом сне, уходил прочь от людей, от их чувств, стремился к цели, не смотря ни на что. Вновь переживает свою боль – телесную или запрятанную глубоко в душе – но не останавливается. Он упрямо идёт к своей цели, словно снаряд, пробивающий насквозь всё, что встаёт на его пути. Так было и будет всегда, ведь он просто не позволяет себе – не умеет – сдаваться.

Всё вокруг замерло. Тяжело понять, в каком отрезке своей жизни он находится, ведь в таком бешеном круговороте Ди едва успевал уловить суть видимых картин и событий. Он огляделся, но на этот раз сам! Внезапно осознав, что сам управляет своим телом, он невольно приподнял руки и поглядел на них, повернул к себе ладонями. Медленно сжал кулаки до побеления костяшек. Островатые ногти впились в кожу, и Ди усмехнулся ощущению – больно. Он вновь поднял светлый взгляд, обводя им округу. Холодный ветер вперемешку со снегом хлещет по лицу, раздувая в потоке длинные волнистые пряди его волос. Просторы сплошь покрыты глубоким снегом, что был не белым, а слегка сероватым, обмороженные безлистые деревья колышутся крючковатыми ветвями в порывах ледяного ветра. Небо затянули свинцовые тяжёлые тучи, беспрестанно сыплющие снег. Но почему этот снег кажется таким странным, неестественным? Смешанным с чем-то, вроде... Внимательно приглядевшись к изуродованным деревьям со стороны, где серо-белый снег не успел залепить стволы, он увидел их обугленными дочерна. На скулу мужчины упали несколько крупных снежинок, но не растаяли. Коснувшись скулы, Ди отвёл руку и растёр сероватые снежинки в трёх пальцах. Кажется, он понял, почему снег здесь такой серый.- Пепел... - негромко произнёс Ди, но увиденному не удивился. Ни одного живого существа вокруг, кроме него, кроме самого Ди. Мимолётная мысль подсказала, что это не воспоминание. Он не помнит таких горизонтов, идеально, неправдоподобно ровных, как чистый лист бумаги.

Это то, чего он добивался. Часть его души, сплошь покрытая изморозью, выгоревшая и пустая, где гуляют лишь холода и очень редко блёклому солнцу на пару мгновений удаётся выглянуть из-за густых облаков. Когда он обернулся назад, по его сердцу прошёлся лёгкий холодок, а всё тело моментально напряглось, готовое отразить атаку появившегося невесть откуда врага, смотрящего точно в глаза полукровки. Он посмотрел в собственное отражение. Отражение на чёрном, гладком стекле, возвышающемся так далеко вверх, что разрезает небеса пополам. Ди безмолвно поглядел в стороны – эта стеклянная стена уходит за видимые горизонты, серея вдалеке и теряясь. Где-то в вышине виднеются яркие, тёплые лучи второго солнца. Они проступают над этой стеной, но не имеют сил выбраться за её предел, растопить тысячелетний холод этой стороны мира. Этой стороны сознания. Где-то там за стеной глухо слышатся какие-то голоса, звуки, даже мелодии и лязг металла о металл. Там, за этим чёрным стеклом, надёжно спрятано что-то такое, что вызывает в душе Ди странное, неконтролируемое волнение.

Протянув руку к своему отражению, точно повторяющему движения Ди, он касается ладонью холодного стекла. Иллюзорный мир вокруг содрогнулся лишь от этого прикосновения. Сердце Ди стало биться чаще, как участилось и дыхание, а в душе стал кружиться дивный водоворот из эмоций и чувств. Из чуть приоткрытых бледных уст Ди вырвался дрожащий вздох. Постаравшись усмирить нахлынувшие эмоции, он прикрыл глаза, сделал глубокий вдох, пропуская в себя холодный воздух, и медленно выдохнул. Вновь открыв глаза, он твёрдо посмотрел в собственное отражение, нахмурив чёрные брови. Он не может остановиться и сейчас, вся душа кричит – он уже близко. Осталась лишь эта преграда, которую сам себе он никогда не ставил. Это творение не его рук, не его сознания, но думать об этом сейчас полукровка не намеревается. Отступив от стены на полшага, Ди встал вполоборота, сжимая правую руку в кулак. Больше не думая ни о чём, Ди собрал в себе все силы – он знает, что нужно сделать.Сжатый до боли кулак молниеносно метнулся в гладь чёрного зеркала, а боль из-за вспоротой ногтями кожи ладони и от удара вызвала в душе первые зачатки гнева. Такой сокрушительной силы удара не выдержало бы ни одно живое существо из плоти и крови, но чёрное зеркало не дрогнуло, не пошло трещинами. Не всё так просто. Гнев стал овладевать всем существом Ди, он стал обрушать чудовищные удары на эту стену из стекла, словно она была его самым давним, самым ненавистным врагом, что с самых древних времён не даёт ему покоя и жизни. Снова и снова, превозмогая боль, рыча и скалясь, он силится сломить последнее препятствие. На пепельном снегу появились первые брызги червонной крови, а на стекле её тёмные потёки. Крови становится всё больше, а удары Ди всё яростнее. Замёрзший мир стал дрожать, выть и осыпаться осколками, когда на стеклянной глади появилась первая паутинка трещин точно в том месте, что страдал от неистовой ярости Ди. Но он не остановился, Ди продолжил бить своего врага, рвать кожу о стекло и всё больше орошать кровью снег под ногами, пока он не стал совсем красным. Трещины на стекле становились всё больше, а боль Ди – сильнее. Паутина изломов всё росла и росла, начиная достигать титанических размеров, и вот, когда последний удар прошил стену насквозь, а кость руки не выдержала такого количества и силы ударов, стеклянная стена громоподобно заревела. Из пробитой зияющей дыры вырвался тёплый свет, а звуки, доносящиеся из-за стены стали чётче. Рухнув на колени, чудовищно скалясь от невыносимой боли, Ди наблюдает, как чёрная стена осыпается, разваливается крупными осколками, падающими наземь и разбивающимися на мелкие кусочки. И под этот оглушающий треск стекла, в сознании Ди стали проясняться какие-то мутные образы, очертания мрачных помещений, огромные лаборатории и библиотеки, самые прекрасные горизонты и... светловолосый образ, присутствующий в каждом из этих туманных воспоминаний.

Гнев Ди утихает, как исчезает и боль. Но вместе с тем, стали пробуждаться какие-то странные чувства, которых ранее Ди не ощущал, или ощущал настолько слабо, что сам себе сдавался бездушным – точно так, как говорят все слухи. В сознании появилось чьё-то имя, лёгкое и короткое... но никак не удавалось уловить. Словно буквы и звуки рассыпались и почти растаяли, а попытки собрать их воедино, в одно слово – имя – причиняют фантомную боль.

Осколок за осколком, чёрное зеркало всё осыпается, скрипя и ревя, как огромный кристаллический дракон. Но в этом оглушающем рокоте и рёве, пока весь иллюзорный мир рассыпался на части, слышались слова, голос, идущий отовсюду сразу, дрожал и источал неподдельную печаль: ...не будешь меня искать... ...не узнаешь меня... ...не вспомнишь моё имя... ...Ты никогда меня не вспомнишь... Когда последняя часть рухнула, а остатки тёмного стекла развеялись по ветру чёрным поблёскивающим порохом, яркий свет другой стороны ослепил Ди и выхватил из объятий холода, боли и одиночества. Тишина объяла сознание, что снова погрузилось в кромешный мрак. Кажется, это ещё не конец путешествия по подсознанию....он тянется к мутному силуэту перед ним маленькими и дрожащими когтистыми руками, покрытыми чем-то поблёскивающим, до омерзения липкими и красными, как открытая рана. Словно всё тело – открытая рана. Чувствует растерянность и страх. Страшно и невыносимо больно. Любое, даже самое незначительно движение причиняет боль, словно по всему телу под кожу вонзены острые иглы, чтобеспощадно рвут мягкие ткани при каждом шаге. Выровняться в спине не может, словно на ней повис тяжёлый груз, от шеи и до поясницы прибитый гвоздями. Хрипло и тяжело дышит, будто что-то застряло в горле и мешает свободно дышать. Мутная пелена в глазах не позволяет разглядеть того, кто стоит перед ним, совершенно недвижимый, словно статуя, до предела напряжённый, будто видит перед собой нечто, что ввергло незнакомца в ужас, сковавший всё тело. Видит что-то настолько отвратительное и страшное в этом маленьком теле, что отступает на шаг.Но небольшая, даже детская рука тянется, пытается ухватиться за чужие одежды, но тот снова отступает на шаг, как только маленькие пальцы коснулись молочной ткани, оставляя четыре смазанных кровавых пятна. Что-то просвистело в воздухе и возникло перед затуманенными глазами, оно и коснулось хрипящего горла, что-то острое и холодное. Но это маленькое существо не знает страха перед оружием, а потому делает новый шаг, что, быть может, стал бы для него последним, ведь он тотчас напоролся бы глоткой на возникший перед незнакомцем меч. И в то же мгновение, когда слабое тело качнулось для нового шага, сверкающая сталь отпрянула, переплыла по воздуху в руку обладателя. Позади него – стена. Это странное, ужасное существо загнало его в тупик. Но незнакомец ведь вполовину выше, а значит, сильнее... почему он не убьёт то, что так его напугало?

- Ты не убьёшь меня? – мысленно произнёс Ди, наблюдая происходящее из этих же глаз, что застлала мутная пелена какой-то необъяснимой слепоты. Он вновь лишь наблюдатель, но таких воспоминаний он никогда не видел. Тем не менее, он осознал, что это маленькое и отвратительное существо, что тянется к светлому силуэту – он сам. Всё это – словно впервые. Но почему всё началось именно так? Это тело настолько небольшое и слабое в противовес тому, что впереди, тому, что отрезано от побега, но и вооружено! Так чего же незнакомец медлит?

Небольшая рука с длинными и искривлёнными ногтями цепко хватается за белую рубашку человека, впивается в ткань маленькими, но сильными пальчиками. Нечёткий взор приподымается, пытается разглядеть лицо того, в ком увидел и ощутил что-то родное, к которому тянулся, как к спасительномусвету и теплу. Хриплый стон вырывается из горла, не в силах образоваться в чёткий звук. Будто он совершенно не умеет говорить. Он пытается ухватиться за человека второй рукой, но она соскальзывает по чёрной коже его штанов и маленькое тело падает на колени под болезненный стон. Иглы в теле и гвозди в позвоночнике вздрогнули от падения, заставляя сипящий крик вырваться из горла. Раздался звон упавшего на каменный пол меча. Тёплые руки подхватывают маленькое, окровавленное тело, без самой малой доли омерзения притягивают к себе.

Прежде чем сознание этого маленького существа провалилось в темноту, Ди глухо слышит, как человек что-то негромко говорит, приложив тёплую ладонь к его голове, но разобрать слов он так и не смог.

Мир вновь стал ясным, даже ослепительным. Открыв глаза, Ди увидел небо, такое голубое и чистое, что захватывало дух. Редкие белые облака, плывущие по голубому полотну, становятся ярче под лучами тёплого весеннего солнца. Пестрит зеленью листва деревьев, в кронах которых беспрестанно щебечут птицы. Ди поворачивает голову и щеки касается мягкая, молодая трава, ласково щекоча кожу – снова это странное ощущение, снова он всего лишь наблюдает, но теперь с замиранием сердца. Этих воспоминаний он не знал, этого он не помнил. Сейчас всё, что было когда-то, что было за стеклянной чёрной стеной, для него происходит впервые.- Ди! – слышится мягкий голос где-то со стороны и тот, к кому было озвучено обращение, резко поднялся на ноги, почему-то прячась за дерево, - Ладно тебе прятаться, Ди! Выходи живо! - он слышит собственный сдерживаемый смех – смех? – но звук его голоса почему-то тоньше. Не дожидаясь, пока его найдут, Ди резко срывается с места и уносится прочь. По бокам мелькают стволы деревьев, кучерявые кусты, прочь унёсся небольшой длинноухий зверёк, испуганный едва ли не до ужаса и скрывшийся где-то в зелёных дебрях. А Ди всё бежит и бежит, очень быстро убегая прочь от того, кто его ищет. Всё вокруг кажется каким-то большим, деревья толще, а зелёная растительность выше. Странно. Когда Ди выбежал на небольшую лужайку, он остановился, прямо у берега спокойной реки. Насторожённо оглянувшись, всё ещё тихо смеясь, он подошёл ближе к воде и склонился, становясь на колени. И Ди – настоящий – наблюдающий всё это, был поистине удивлён. В воде было слегка искажённое отражение его самого, но гораздо – гораздо! – более юное. Его длинные и чёрные, как смоль, волнистые волосы спадают на хрупкие плечи, кончиками достигают середины живота, а голубые, словно само небо, ясные глаза смотрят в отражение на воде. В этом взгляде игривый задор, а на миловидном, слегка бледном лице – улыбка. Это невероятно, в это тяжело поверить...

Ребёнок. В отражении был мальчик, которому нельзя дать больше двенадцати лет. Наспех черпнув руками воды, мальчик принялся пить из ладоней, не боясь намочить рукава свободной рубашки цвета слоновой кости. Отряхнув штаны от травы и пыли, ребёнок вновь огляделся на предмет присутствия кого-то другого. Но, видимо, жажда из-за длительной и немыслимо быстрой пробежки была так сильна, что он снова склонился к воде, и это стало его маленькой ошибкой, ведь в отражении было уже два лица, только вот второго Ди разглядеть не успел. Онощутил мягкое, слегка прохладное прикосновение чужих рук к своим плечам и душа вздрогнула.