Глава 17 (1/1)

Прерывая поцелуй, Коррадо произнес:—?Моя дорогая, теперь вам осталось восстановить силы. А внизу как раз есть все, что нужно. Милейший Талейран побеспокоился об этом… В общем, вы сами всё увидите…Коррадо взялся за сонетку и сильно дернул её.За это время Марианна уже успела надеть рубашку и нырнуть в постель, но не успела спросить, в чем дело. Удивительная процессия входила в комнату. Впереди была Агата, открывшая обе створки двери, затем Жером, дворецкий, невероятно мрачный, словно он предварял покойника, а не двоих слуг, несших горшочки, коробки и чашки на большом серебряном блюде, и еще одного, нагруженного небольшой переносной печкой. За ними следовали два поваренка, с каким-то благоговейным почтением удерживая маленький котелок, с виду очень горячий. Наконец, замыкая шествие, с величественной значительностью жреца, идущего к алтарю, чтобы исполнить особо важный обряд, появился знаменитый Антонен Карем, личный повар князя Беневентского, человек исключительный, вызывавший зависть у всей Европы, включая императора.Марианна не совсем понимала, что собирается делать знаменитый повар в ее комнате со всем этим снаряжением, но она достаточно долго прожила в доме Талейрана, чтобы понять, что появление Карема представляет собой высочайшую честь, по правилам хорошего тона требующую от нее проявления соответствующих чувств… из боязни увидеть Карема, ужасно чувствительного, как все подлинные артисты, задетым и причисляющим ее к недостойным людям.Так что она с предупредительностью ответила на приветствие короля поваров и с внимательным видом выслушала его торжественную речь, которую он адресовал ей, дойдя до середины комнаты. В последних словах Карем сообщил, что г-н де Талейран, в высшей степени озабоченный состоянием здоровья светлейшей княгини и с большим сожалением узнав, что она отказывается от пищи, долго советовался по этому поводу с ним, Каремом, и что оба они пришли к выводу, что необходимо поднести светлейшей княгине самые необыкновенные блюда, чтобы поскорее вернуть ей силу и здоровье, причем сделать это так, чтобы для нее было невозможным отказаться от них.—?Таким образом, я заверил его сиятельство, что я лично отправлюсь к госпоже княгине, чтобы собственными руками приготовить для нее замечательное средство, не вызывающее сомнений в его способности восстанавливать самые угасающие силы… Смею надеяться, что госпожа княгиня соблаговолит принять то, что я буду иметь честь приготовить для нее.Само собой подразумевалось, что не может быть и речи об отказе, который привел бы к непоправимым последствиям!Марианна, повеселев от высокопарного слога знаменитого повара, в таких же цветистых выражениях поблагодарила и сказала, что она будет очень счастлива еще раз попробовать одно из несравненных чудес, появляющихся словно из сказочного источника с помощью изобретательного ума и волшебных рук г-на Карема. После чего она учтиво осведомилась, что именно ей предстоит отведать.—?Шоколад, сударыня, простой шоколад, рецепт которого составил господин советник Брила-Саварен, но я имел чести улучшить его. Смею утверждать, что, выпив всего одну чашку этого волшебного напитка, госпожа княгиня станет совсем другой женщиной! Вы не успеете оглянуться, как мигом восстановитесь!А именно этого и желала Марианна! Любовь уже властвовала в её сердце, и Марианне только оставалось восстановиться. И шоколад отлично подошел, чтобы помочь подкрепить силы. Тем временем, прервав разговор. Карем, которому один из его помощников закрыл громадным, сияющим белизной передником красивый бархатный костюм, начал священнодействовать. Маленький котелок был поставлен на печку, и торжественно снятая с него крышка позволила вырваться ароматному пару, тут же весело разлетевшемуся по всей комнате. Затем с помощью золотой ложки Карем стал добавлять в котелок содержимое различных горшочков, которые с благоговением открывали его помощники, сопровождая это действо пояснениями:—?Осмелюсь утверждать, что этот шоколад, продукт творчества многих весьма достойных особ, уже сам представляет собой подлинное произведение искусства. Итак, бурлящий в этом котелке шоколад сварен еще вчера, как рекомендует знаток этого дела госпожа д’Арестрель, настоятельница монастыря в Бельвью, чтобы суточный отдых придал ему максимальную мягкость. Он приготовлен из смеси трех сортов какао: венесуэльского, бразильского и с острова Святой Мадлены. Но чтобы приготовить то, что господин советник Брила-Саварен по праву называет ?шоколадом немощных?, необходимо прибегнуть к изощренной точности китайцев и добавить в него ванили, корицы, чуточку мускатного ореха, пудры из тростникового сахара и особенно несколько крупинок амбры, являющейся главным элементом этого почти волшебного напитка. Что касается моего личного вклада, он состоит из нарбоннского меда, мелко истолченного поджаренного миндаля, свежих сливок и нескольких капель отменного коньяка. Если госпожа княгиня готова оказать мне высокую честь…По мере того как он говорил. Карем добавлял различные специи в шоколад, затем, дав ему покипеть немного, с бесконечными предосторожностями наполнил чашку из тонкого фарфора, поставил ее на блюдо и торжественно поднес к кровати больной. Аромат шоколада поплыл под сине-зеленым балдахином, окутав Марианну своим сладостным потоком.Понимая, что она исполняет своеобразный ритуал, молодая женщина окунула губы в густой горячий напиток под строгим взглядом Карема. Взглядом, который предупреждал, чтобы она не посмела признать его плохим. Напиток был очень сладкий, очень приятный, но такой горячий, что Марианна не смогла разобрать его вкус, хотя заметила, что запах амбры ничего не добавил к нему.—?Это очень вкусно,?— решилась она заметить после двух-трех мучительных глотков.—?Надо выпить все! —?настоятельно предписал Карем. —?Такое количество необходимо, чтобы ощутить его действие.Марианна собралась с духом и, обжигаясь, выпила всю чашку. Горячая волна прокатилась по ее телу. У нее появилось ощущение, что через нее течет огненная река. Красная, как вареный рак, вся в поту, но на удивление окрепшая, она откинулась на подушки, адресовав Карему признательную улыбку.—?Я уже чувствую себя лучше,?— сказала она. —?Вы волшебник, господин Карем!—?Я?— нет, госпожа княгиня, но поваренное искусство?— да! Я приготовил порцию на три чашки и надеюсь, что госпожа княгиня охотно выпьет все. Я вернусь завтра в это время приготовить вам столько же! Нет, нет, никакое не беспокойство, а удовольствие!Оставаясь таким же величественным, Карем снял фартук, небрежным жестом бросил его своим помощникам и с поклоном, которому позавидовал бы любой придворный, покинул комнату Марианны.—?Как вы себя чувствуете? —?смеясь, спросил Коррадо, до этого молча наблюдавший за всей сценой.—?Во мне все кипит, но уже нет той слабости! Однако слегка побаливает голова.Князь Сант-Анна молча налил себе в чашку несколько капель шоколада г-на Карема и выпил их с видимым удовольствием, закрыв глаза, как лакомящаяся сливками кот.—?Вам нравится? —?спросила Марианна. —?Он не кажется вам слишком сладким?Коррадо улыбнулся.—?В первый раз он мне показался сладким и чересчур горячим, но это только первое впечатление. Вскоре вы сами не заметите, как с удовольствием начнете его пить. И кстати, вы знали, что и известная мадам де Помпадур, и дю Барри, и Мария-Антуанетта с удовольствием пили шоколад, веруя в свойства афродизиака? —?Коррадо усмехнулся.—?Афродизиак? То есть похоть? —?воскликнула шокированная Марианна. —?Но я не нуждаюсь в этом.—?Разве?Марианна почувствовала, что краснеет. Она приложила ладони к щекам.—?Ну, может быть, почти… Ах, Талейран, старый плут! —?воскликнула Марианна. —?Неужели он хотел возвратить ко мне ещё и вкус к любви?—?Совершенно верно. И ему это удалось!—?Не только ему… —?еле слышно прошептала Марианна.—?Предлагаю проверить свойства шоколада. Как вы на это смотрите? —?Коррадо притянул Марианну к себе.В невольном порыве она прикусила губу и прошептала:—?А вы уже знаете способ, как это проверить?Его глаза, пылающие страстью, стали ответом…Шесть дней спустя Марианна, вся светящаяся счастьем, в муслиновом платье огненного цвета и шляпке из перьев такого же оттенка, появилась в ложе второго яруса театра ?Комеди Франсез?. Коррадо сопровождал её.Без всяких украшений, кроме сверкавшего лаком удивительного китайского веера, Марианна во всем красном, так подходившем к золотистости ее кожи и блеску удлиненных глаз, была необычной и великолепной, как экзотический цветок. Все в ней казалось вызывающим, начиная от смело обнажающего грудь широкого декольте до запретного материала ее платья, шелковистого, воздушного контрабандного муслина, который Леруа оценил на вес золота и который резко контрастировал с плотным атласом и парчой других женщин, воздавая должное каждой линии тела Марианны. Но и Коррадо выглядел не менее прекрасно в зеленом с золотом сюртуке, который ярко выделял медный цвет кожи.Язон, наблюдая за всей этой сценой, сжал зубы и откинулся на спинку кресла. Марианна выглядела прекрасной, но вдвойне очаровательной, потому что была счастлива… Счастлива, но не с ним. Язон оглядел свою ложу.Пилар, еще больше похожая на испанку в черном кружевном платье, сидела впереди, рядом с князем, который, казалось, дремал, уткнувшись в галстук и опираясь обеими руками на неизменную трость. Кроме них в ложе расположились еще двое: женщина, уже в годах, и совсем пожилой мужчина. Женщина сохранила остатки былой красоты, которая должна была быть исключительной: в ее черных блестящих глазах еще горел огонь юности, и изгиб алых губ оставался решительным и чувственным. Она была одета в строгое, но богатое черное платье. У мужчины с редкими остатками рыжих волос на голове было одутловатое пунцовое лицо любителя выпить, но, несмотря на поникшие плечи, угадывалось, что у этого человека мощное телосложение и сила выше средней. Его облик невольно вызывал в памяти упорно не желающий падать пораженный молнией старый дуб.Язон ещё раз взглянул на Пилар. Серьезное лицо, чеканный профиль. Слишком ревнивая, слишком примитивная… Не чета Марианне. Но о Марианне стоит забыть. Она не его жена, и он не имеет на неё ни каких прав. Может быть, раньше можно было бы попытать счастье с ней. Подумать только, она даже письмо написала, готовая выйти за него замуж! А он не успел прочитать. Теперь поздно, слишком поздно. Былое время не вернешь, как и сердце Марианны…Пьесы в театре продолжалась. Тальма-Нерон обратился к Юнии:?Прошу, подумайте и взвесьте сами,Достоин выбор сей вас любящего князя,Достоин чудных глаз, померкнувших в плену,Достоин счастья, ожидающего вас…?Язон не сдержал вздоха. Пьеса вдруг показалось скучной, а вся жизнь такой бесцветной. Море?— вот истинная страсть. Оно не предаст и будет всегда рядом…Чтобы навремя позабыть свои грустные думы, Язон огляделся.Кроме Марианны, принцесса была единственной женщиной из присутствующих, посмевшей нарушить императорские указы. Ее декольтированное на грани благопристойности платье из белоснежного муслина словно только и предназначалось, чтобы намеренно обнажить действительно замечательное тело и выигрышно показать великолепное украшение из сверкающей голубизной бирюзы?— последний подарок Наполеона Богоматери Безделушек, как называли ее в светских салонах.Неподалеку от императорской ложи, как всегда в позолоте, князь Камбасерес дремал в своем кресле, погруженный в блаженство послеобеденного отдыха, в то время как рядом с ним министр финансов Годен, изящный и старомодный в современном костюме, но в парике с косичкой, похоже, находил в своей табакерке гораздо больше удовольствия, чем на сцене. Чуть дальше, в ложе главного интенданта армии, красавица графиня Дарю, в платье из синего, с разводами атласа сидела, задумавшись, рядом со своим кузеном, молодым аудитором Государственного Совета по имени Анри Бейль, чье широкое лицо избавляли от вульгарности великолепный лоб, живой, проницательный взгляд и рот с ироническими складками. Наконец, в просторной ложе против сцены маршал Бертье, князь Ваграмский, прилагал немалые усилия, чтобы уделить равное внимание своей жене, княгине Баварской, некрасивой, доброй и благодушной, и своей любовнице, порывистой, гораздо более полной, язвительной маркизе Висконти, старой связи, которая постоянно выводила из себя Наполеона. Большинство других зрителей составляли прибывшие в Париж на свадебные торжества иностранцы: австрийцы, русские, поляки, немцы, добрая половина которых, видимо, ничего не понимала в Расине. Среди них пальму первенства по красоте держала блондинка, графиня Потоцкая, самое свежее завоевание красавца Флао. Они вдвоем занимали скромную ложу, она?— сияющая от радости, он?— еще бледный после выздоровления, и не спускали друг с друга глаз.?Мне нужно поговорить с Марианной?,?— подумал вдруг Язон, решаясь. И казалось, судьба улыбнулась ему, потому что пришел антракт.В антракте зал ?Комеди Франсез? наполнился шумом, смехом и разговорами. В соответствии с правилами хорошего тона мужчины должны были отправляться к своим друзьям, чтобы приветствовать их жен с такими же церемониями, словно это происходило у них дома. В некоторых ложах лакомились конфетами, щелкали орехи, пили шербет и ликеры. Театр был только предлогом, чтобы уютно посплетничать, обычным проявлением светской жизни.Марианна хорошо знала этот обычай, поэтому улыбнулась, кивая, мужу, когда он встал, чтобы подойти к друзьям. Ей безумно хотелось никогда не отпускать Коррадо от себя, но она понимала, что не может князя держать на привязи. Тем более они всегда смогут насладиться друг другом?— времени много.—?Честное слово,?— вздохнула Гамелен, устраиваясь рядом с Марианной,?— ты произвела фурор. Да ещё и с князем, хотя наше общество не принимает необыкновенных людей, но князь умеет быть обаятельным.—?Обаятельнее гусара? —?ехидно уточнила Марианна, напоминая нынешнего возлюбленного подруги. —?Кстати, что ты с ним сделала?—?Я послала его пить кофе. Ему слишком хотелось спать, а я не выношу сонных, когда я рядом! Это оскорбительно…Дверь ложи отворилась. Показался Талейран в сопровождении Язона. Последовали поклоны, реверансы, поцелуи рук, затем неисправимая креолка, одарив Бофора полной кокетства сияющей улыбкой, взяла за руку князя и увлекла его наружу, не дав ему даже слова вымолвить, заявив, что она должна сообщить ему нечто весьма значительное при условии сохранения тайны. Марианна и Язон оказались наедине.Наступила неловкая минута молчания. Язон молчал, а Марианна не знала, с чего начать разговор. Раньше она бы в обморок упала от счастья за одно только мгновение с ним, а сейчас Марианна вдруг поняла, что он чужой человек. Они слишком разные, поэтому никогда не смогли бы быть вместе.—?Марианна, я хотел бы кое-что вам сказать… —?заговорил вдруг Язон.Марианна взглянула на него, и Язон решился:—?Марианна, давай ты мне отдашься в последний раз? Пусть эта ночь будет как напоминание о нас! Последнее напоминание, потому что судьба явно против нас.—?Нет,?— она отступила на шаг. —?Нет, мы никогда не сможем быть вместе. Ты Язон Бофор, американский корсар, а я… я княгиня Сант-Анна. Мы слишком разные люди. Может, судьба впервые оказалась права. Возвращайся к жене, а я люблю мужа и всегда буду с ним.—?Но Марианна…—?Нет! Я всё сказала, и мое решение неизменимо. У вас всё? —?уточнила Марианна, раскрывая веер.Язон задумчиво на неё взглянул и вдруг резко притянул к себе. Марианна не успела даже вскрикнуть, как он быстро прижался к её губам. Молодая женщина возмутилась. Всё её существо восстало против такой наглости. Он её поцеловал на глазах у всего светского общества, на глазах у Коррадо… Это безобразие! От гнева Марианна потеряла дар речи.Единственное, на что молодая женщина была способна, это врезать пощечину и с честью удалиться. Она не помнила, как подошла к карете, как села в неё и велела кучеру Гракху ехать. Всё происходило, как сквозь туман.Язон пытался её поцеловать, но что подумал об этом Коррадо? Посчитал ли её поведение вызывающим? Марианна откинулась на подушки. Сейчас она хотела немного отдохнуть, чтобы с новыми силами встретить день. Такую усталость она ещё никогда не чувствовала.Вернувшись домой и войдя в свою комнату, она обратила внимание на начищенные до блеска штиблеты, безусловно, мужские, лежавшие на обтянутом зеленой тафтой табурете.—?Аркадиус! —?воскликнула она, подумав, что хозяином обуви может быть только ее друг Жоливаль, внезапно вернувшийся из путешествия. —?Я так хочу спать…Слова замерли у нее на губах. Полностью распахнутая дверь открыла мужчину, который ожидал ее, растянувшись в глубоком кресле. И Марианна поняла, что час для сна еще не наступил, ибо тот, кто лениво поднялся, чтобы отвесить столь же глубокий, сколь и ироничный поклон, был Франсис Кранмер…