-- (1/1)

Я ничего не чувствовал. Я был совершенно невесомым и легким, легче, чем тот черный снег, что падал на землю несколько недель каждый год. В моей голове со свистом расходилась пустота, она окутывала снаружи и проникала внутрь. Я плыл в абсолютной темноте в никуда. Я был свободен в своих действиях, и в то же время словно находился на фантомном, едва ощутимом поводке. Меня относило все дальше и дальше в неизвестность, будто взявшаяся из ниоткуда черная дыра медленно, но верно пыталась заглотить меня. И все же что-то никак не хотело меня отпускать, задерживало в этом темном коридоре, не давая идти дальше.Я почти привык к чувству полета. С усилием вглядывался вперед, но ничего не видел. Внутри меня не было страха, недоумения или даже растерянности. Только какое-то неокрепшее и едва заметное желание поскорее достигнуть какого-либо конца. Все тело, словно намагниченное, тянуло вперед, но оно застыло на месте. Стоило мне оглянуться, как неосязаемый поводок на шее ослаб и тут же исчез вовсе. Яркий, физически плотный свет схватил меня за горло и резко потянул назад.

Сначала я ощутил покалывание в левом запястье, затем пришло чувство онемения в спине и шее. Спустя несколько мгновений острая боль прошила мою грудную клетку насквозь. Легкие под взрывным напором воздуха расправились, наверное, поэтому закружилась голова. В то же мгновение мое тело скрутил кашель, кратковременный, но очень сильный приступ.

Понемногу приходя в себя, я вспоминал произошедшие незадолго до моего обморока события. Первостепенной задачей стало немедленное укрепление наверняка развороченного входа в мое убежище. Осторожно выбравшись на поверхность и оглядевшись, я заметил только подгоняемые ветром обрывки газет, скользящие по дороге мимо меня. Никого из противников видно не было, а потому все что мне было нужно - придать входу наиболее неприметный вид и возвращаться к раненому парню. Закидав дыру пыльными камнями и протянув растяжку со взрывчаткой, я остался доволен результатом и нырнул через небольшую расщелину внутрь. Удостоверившись в собственной безопасности, я врубил прицепленные к стене прожекторы и принялся судорожно рыться по мешкам, сваленным в углу, в поисках нужных медикаментов. Перевязывать собственное вечно кровоточащее тело было уже чем-то вроде хобби, благо заживало все очень уж быстро, с каждой вылазкой количество шрамов увеличивалось в геометрической прогрессии. Вытянув из первого мешка довольно объемную упаковку с истершейся поверхностью, я выщелкнул из блистера две таблетки, содержимое которых, насколько я знал, обладало одновременно антисептическим и обезболивающим действием. На то, чтобы расшевелить раненого и заставить его проглотить обе пилюли, у меня ушло не меньше получаса, но он тут же потерял сознание, стоило мне отлучиться за бинтами. Стянув с парня всю форму, я попытался осмотреть его тщедушное тельце на наличие порезов или ран, но все оно было словно закопченное и покрытое пылью. Оторвав приличный кусок бинтовой ткани и вымочив его в воде, я принялся аккуратно протирать тело парня. Из-под смываемой черноты появлялась бледная, болезненного вида кожа, блеском отражавшая падающий на нее свет. Волосы из темно-серых превратились в белоснежные, и я несколько минут зачарованно пропускал их сквозь пальцы, удивляясь невиданному до этого цвету. Мягкие и струящиеся, совсем не похожие на мой колючий ежик на голове. После того, как я закончил с мытьем, некоторое время не мог оторвать глаз от распластавшегося передо мной белокожего мальчишки. Ему на вид было не больше шестнадцати, и слишком уж он походил на выросшего в тепле и заботе отпрыска кого-нибудь из повелителей жизни. Из тех благовоспитанных и избалованных детей, которые плевать хотели на нищету давно развалившегося мира, которые спали на деньгах и купались в них же. Которые ну никак не могли оказаться здесь, в моем мире.Его выдавала прежде всего почти прозрачная, словно подсвечиваемая изнутри кожа. Понятие ?голубая кровь? осталось актуально и спустя сотни веков после его появления. И то, что я за всю свою жизнь не видел никого с кожей светлее себя, а я, к слову, сколько себя помнил, выглядел так, будто провалялся под солнцем несколько дней к ряду, только подтверждало мои догадки. Было и еще кое-что. Знак, которым клеймили привилегированных отпрысков сразу же после рождения. Гарантия того, что за вознаграждение он всегда будет доставлен домой, опознанный по этому знаку. Вот только проверять наличие клейма у раненого меня как-то совсем не тянуло. Словно это могло что-то кардинально изменить в моем отношении к этому человеку. А я неосознанно боялся этих изменений и противился им, но пока не понимал, что же именно понемногу начинало грызть меня внутри.Я думал о том, что обезглавить сейчас кого-нибудь было бы, пожалуй намного проще, чем сделать то, что я собирался. Да и не отказался бы я сейчас сбросить скопившееся напряжение... Вот только слишком давно я уже не убивал хладнокровно и безнаказанно, только лишь ради удовольствия. Все те смерти, что были на моем счету за последний год, я накопил защищаясь. Но тянуть время и ждать я ненавидел больше, чем что-либо еще в этом мире, кроме самого мира, так что, выдохнув и решившись наконец, я подцепил пальцами край темно-синих трусов, облепивших тощие бедра, и медленно потянул их вниз. Бросив взгляд исподлобья на лицо парня, по-прежнему блаженно расслабленное, я аккуратно продолжил свое занятие, незаметно для себя задерживая дыхание. Когда из-под соскользнувшего куска ткани показались первые черные кудряшки, я судорожно выдохнул и зажмурился, пытаясь избавиться от вмиг охватившей все тело агонии. Я и до этого сотни раз видел голых мужиков, вот только что-то не штормило меня так, как сейчас. Попытался успокоить себя тем, что он не был похож на других, такой хрупкий, бледный, красивый, с торчащими ключицами и тазовыми косточками. Даже стройные ноги без волос не могли не вызывать желание. Те девки, которых нам закидывали в былые времена, словно кусок мяса в клетку хищника, ни в какое сравнение не шли с этим белоснежным чудом.

Когда трусы были отброшены в сторону, я принялся искать хоть какой-то отличительный знак. Только примерно знал, что он мог собой представлять, но где именно искать, я не имел ни малейшего понятия. Мои старания по тщательному осмотру каждого открытого участка кожи постоянно нарушались - блуждающий взгляд то и дело возвращался к небольшому аккуратному члену, но прикасаться к нему я сам себе запрещал, боясь сорваться и натворить глупостей. Обхватив себя ладонью между ног и сильно сжав пальцы, я переждал пару секунд, и только восстановив спокойствие, продолжил.Перевернув парня на бок, я, наконец, нашел то, что казалось мне лишним, чего я видеть совсем не хотел. Замысловатые ярко-голубые символы, сплетенные между собой, врезанные в кожу намертво. ?Нефритовое дитя? - ребенок из элиты, высшего сословия первого сектора. Это беднейшие в нашем секторе плодились бесконечно, все увеличивая и увеличивая человеческие ресурсы - подпитку для армий по обе стороны негласного фронта. Верхушка же современной пищевой цепи, при наличии всех остальных благ, имела и один весомый изъян - их дети умирали. Внутриутробно или сразу после рождения. Выживал один из ста. Некоторые пытались какое-то время хитрить, воровали детей с улиц и выдавали за своих, но при первом же церемониальном пускании крови на сто дней от рождения ложь мгновенно раскрывалась. Алая кровь против голубой. Задумавшие обман вырезались всем родом. В конечном счете оставалось только смириться со своей участью. И дети в элитных семьях считались самым ценнейшим подарком судьбы. Не только потому что, как оказалось позже, были исцелены и могли спокойно продолжать род. Но и потому что практически все они обладали каким-нибудь даром - телепатия, исцеление, гипноз, эмпатия. И конечно же благодаря своей ценности нередко подвергались покушениям. Как минимум, украденного нефритового ребенка можно было вернуть его же собственным родителям за баснословный выкуп. Однако чаще всего на черном рынке его распродавали по частям и выручали денег намного больше, чем могли бы заплатить несколько элитных семей разом. Одна только голубая кровь стоила целое состояние.Я провел по цветной татуировке пальцами, очерчивая изгибы линий. Они нарушали совершенство бледного тела, хотелось выцарапать их, смыв искусственный рисунок такой же голубой кровью. По крайней мере сомнений больше не оставалось - этот парень не из бедных. И вот то чувство появилось вновь. Мою грудь прожигало насквозь собственничество, которое я не имел права испытывать. Этого парня нужно будет отдать, еще и награду получу, плохо ли? И тут вспомнился вдруг пронизывающий взгляд блондина, которым он испепелял меня, пока я перевязывал его рану. Теперь жечь начинало еще в горле и глазах. Я слишком четко понимал, что не вырваться мне из серости, что протухну и напрочь сольюсь с гнилью моего окружения, если не смогу еще раз посмотреть в эти глаза. Но ведь если не отдам, попытаюсь скрыть ото всех, и нас найдут, то отберут его, а меня убьют. Невеселый исход событий, пятьдесят на пятьдесят на возможность его осуществления.Нашарив где-то возле ног бутылку водки, откупорил и хлебнул прямо из горла. Вкус совсем не чувствовался, но разум потихоньку начинал темнеть. Оторвавшись от вонючего пойла, вспомнил о ране на плече парня. Стоило только прикоснуться к искалеченному месту, как по лицу блондина волнами прошлось беспокойство. Снилось ему что-то или же боль вновь вернулась - не разобрать, но я старался действовать аккуратнее. Не полагаясь на действие таблеток, на всякий случай вставил наскоро сделанный кляп мальчишке в рот, беспокоясь о целости его зубов, после чего не жалея полил водкой рану. Перевязка заняла намного меньше времени, чем в первый раз, хоть я и был не совсем трезв, руки все еще слушались меня. Проверил наложенную повязку, и, удовлетворенно кивнув самому себе, вслепую стал водить руками возле ледяных ног парня. Вытянув дырявый, но оттого не менее теплый плед, расправил его и накрыл рискующего околеть от моей неумелой заботы гостя.Скользнув пальцами по приглаженным белым волосам, я не удержался и, сетуя на свою пьяную голову, прикоснулся губами к гладкому лбу. До меня донесся душистый аромат, то ли от волос блондина, то ли от него самого. В горле запершило, но было приятно вдыхать вкусный запах. Я понимал, что веду себя не совсем адекватно, скорее даже немного дико, но плюнув на отголоски разума, тихо сходил с ума от всей гаммы получаемых ощущений.С трудом оторвавшись от парня, я наткнулся на внимательный взгляд больших глаз, которые в упор смотрели на меня. Его губы заметно дрожали, обхватывая тряпку-кляп поверх стиснутых зубов. Отчаянно пытаясь растормошить внутри себя настоящего мужика и грозного убийцу, которым был когда-то, я постарался взять себя в руки, но тут же мгновенно сдался и вновь растекся под плавящим взглядом. Заметив выступившую поверх повязки свежую кровь и представив, как же мальчишке сейчас больно, я рванул к мешку с медикаментами и, немного покопавшись, извлек ядерный укольчик, которым не раз спасал себя. Не прицеливаясь воткнул иглу совсем рядом с раной и выпустил всю жидкость в мышцы, заставляя их расслабиться, а боль отступить. Парень выплюнул тряпку и протер губы тыльной стороной здоровой руки.Бережно обхватив ладонями маленькое, такое красивое лицо блондина, я заметил в его глазах скопившуюся влагу, которую он мужественно сдерживал. Меня всего трясло, но я почти и не ощущал этого. В нос вновь ударил сладковатый аромат. Смахнув капли большими пальцами, я придвинулся к нему и осторожно поцеловал. Не смог бы оторваться, даже если бы мальчишка начал вырываться. Но он лишь смиренно выжидал, пока я сам отлеплюсь от него, не отталкивая, но и не отвечая. А я просто наслаждался мягкостью его кожи, оставляя поцелуи сначала на губах, потом и вокруг них. Внизу живота тянуло, но уже не так сильно и требовательно, скорее приятно. Два дыхания смешались, его ледяные пальцы настойчиво впились в мои. А губы раскрылись мне навстречу. Впившись в приоткрытый рот, я расслышал тихий первый стон и почти сошел с ума. Разрушить все могло только мое пробуждение где-нибудь посреди того стойла, в котором я жил и которое делил с тысячей таких же, как я сам. Без белоснежного чуда.