Глава 12 - Доводы Филиппа де Селонже (1/1)

Неторопливо и спокойно, без лишних потрясений, протекала моя совместная жизнь с мужем под крышей палаццо Бельтрами.Месяцу маю пришёл на смену ещё более жаркий июнь.Всё сложилось столь наилучшим образом, что я не могла бы пожелать лучшего. Мой супруг Филипп поладил прекрасно с моими близкими: с отцом и Леонардой, с моими подругами и друзьями, прочно занял в сердце малышки Флавии место отца.Филипп прилагал много стараний, чтобы жизнь в палаццо Бельтрами для меня и Флавии стала ещё приятнее.Вместе мы, как и прежде выбирались трапезничать на природу или лепили песчаные замки на берегу реки Арно, Филипп делал для Флавии всевозможные игрушки?— так вот у нашей с ним дочери появились деревянные рыцари и лошади, довольно очаровательные деревянные домики с мебелью.Флавия была в восторге от всех тех игрушек, которые её отец для неё делает. Филипп же всегда испытывал радость, видя довольным и счастливым нашего ребёнка.Не пренебрегали мы и таким видом досуга, как чтения книг во внутреннем дворике дворца Бельтрами. Как обычно, выносили во дворик несколько подушек и располагались на них, слушая, как мой муж читает мне и нашей дочурке книги из моей с отцом библиотеки.Нередко я и Флавия засыпали, прислонившись к Филиппу, успокоенные звучанием его низкого и тёплого голоса. Мой возлюбленный супруг ласково шутил, что мы его в подушку превратили, но совершенно этим не тяготился. Мог погладить по волосам и по щеке меня и Флавию, подложит нам под головы свой плащ, чтобы нам как можно мягче было дремать.По ночам я и Филипп охотно предавались тому, что обычно происходит между мужем и женой за закрытыми дверями их спальни. Каждую ночь мы вместе переживали остро-пьянящее блаженство в объятиях друг друга и засыпали, крепко обнявшись.Каждый раз во время нашей близости у меня было ощущение стремительного падения вверх, как будто притяжения нет, посланы в пекло к чёрту законы и правила. Словно я ничего не знаю о них, и в детстве как будто не было книг, и учиться никто не заставил. Мы стали наваждением друг друга, тенью в каждых наших сновидениях и точно отражение в каждом зеркале, самые тайные откровения друг для друга.Когда мы наедине, пальцы наших рук переплетаются и соприкасаются в поцелуях губы, нам не до того, чтобы обременять наши головы мыслями.Вместе мы точно проваливаемся в невесомость, вне всяких запретов и условностей с табу. Изглажены все неровности в наших душах, и разнесён вдребезги купол скромности.Нам удавалось нырять каждую ночь в безумие любви с головой, только если с нами не просилась спать в одной кровати Флавия. Тогда я и Филипп переносили нашу запланированную ночь любви на завтра и брали Флавию к нам.Конечно, нечего приучать детей спать в одной кровати с родителями, тем более, когда им отведена собственная комната, но Флавия пускала в ход оружие, против которого я и Филипп оба были бессильны?— начинала обиженно сопеть и плакать, причём не поднимала крики на весь дом, а плакала так жалобно, так горько, что мы не находили в себе силы ей отказать.Довольная безмерно, Флавия ложилась спать между мной и Филиппом. То ко мне во сне крепко прижмётся, то к Филиппу, то крутится-вертится волчком в разные стороны, или ляжет поперёк кровати, что Филипп и я бываем вынуждены отодвинуться к краям кровати, чтобы Флавии хватило места.Филипп самостоятельно сочинял для Флавии сказки перед сном, чтобы девочка засыпала поскорее и не устраивала ночных капризов.Те сказки, которые Филипп придумывал для Флавии, очень отличались от тех, которые ей обычно читали я с отцом и Леонардой. То Филипп придумает для нашей дочурки сказку про принцессу, которую заточили в высокой башне под охраной дракона, но отказавшуюся становиться женой первого же забравшегося в окно башни принца. Вместо этого принцесса решила, что намного лучше на драконе улететь с концами из этой башни и захватить какое-нибудь королевство.То в голове моего мужа родится идея сказки про любовь смертного юноши и девушки, которая на самом деле лисица-оборотень, а их любви мешает то, что люди и лисы-оборотни враждуют вот уже не одно десятилетие. Но заканчивается всё тем, что главные герои всё же смогли положить конец вражде.Флавия сперва вся обратится в слух, во все глаза смотрит на Филиппа, широко открыв от изумления рот, иногда скажет о сказке своё лестное для моего мужа мнение, но бороться со сном у малышки хватает сил ненадолго. Вскоре она проваливается во власть Морфея и спит, тихонечко посапывая и чему-то во сне улыбаясь, прильнув или ко мне, или к Филиппу.Так вот и спали втроём в обнимку?— я и Филипп спим, крепко обнявшись, Флавия спит между нами и прижимается к кому-нибудь из нас.С таким отцом как мой муж, Флавия в буквальном смысле стала ручным ребёнком?— хоть она сама умеет прекрасно ходить и даже бегать, но больше всего она полюбила прогулки на руках или на шее у Филиппа.—?Любовь моя, не стоит так уж сильно приучать её к рукам,?— мягко советовала я мужу.—?Да ладно тебе, Фьора,?— отвечал мне он,?— ничего в этом плохого нет. Флавия ещё такая маленькая. Пускай пользуется возможностью. Потом она вырастет, и её на ручках и на шее уже не поносишь, как в детстве.—?Что же, делай, как знаешь. Доверюсь твоему мнению,?— уступала я миролюбиво. —?Смотри, избалуешь ведь нашу дочь,?— шутливо предостерегала я Филиппа.—?Фьора, моя родная, мы же родители Флавии. Кто, если не мы, ещё станет баловать нашу дочь? —?задавал он мне вопрос с ласковой иронией.—?Хмм, а ведь это логично, твоя взяла,?— соглашалась я.Да, мои муж и дочь явно действуют заодно, с тех пор как сдружились?— так и теперь друзья, что водой не разольёшь.И что стоят все эти заявления, будто мужчины более строго воспитывают детей, чем женщины? Ещё немного?— и Флавия из Филиппа верёвки будет вить, а он и рад делать всё для того, чтобы довольная и радостная улыбка не сходила с круглого личика нашей дочери.Отец и Леонарда тоже за прошедшие дни сдружились с моим мужем, они довольно тепло общались между собой?— к моему успокоению и счастью.Разве что с Деметриосом Филипп по-прежнему держал вежливый нейтралитет, только наедине со мной говоря о том, что он не доверяет пожилому учёному, и что интерес Деметриоса ко мне не к добру.Мне не на что было пожаловаться в своей жизни, которую я веду сейчас. Меня любят и заботятся обо мне мой отец и мой муж, моя наставница Леонарда, моя дочурка растёт жизнелюбивой и любознательной девочкой с прекрасным здоровьем, я имею возможность часто общаться с моими друзьями и подругами.Меня никто не донимает из жителей Флоренции?— даже Лука Торнабуони больше не предъявляет мне претензий, что я замужем за другим мужчиной и у меня (по моей легенде) от Филиппа двухлетний ребёнок.В любом случае, жаловаться мне грешно.Одним ясным днём, примерно числа третьего, когда погода радовала ярким и тёплым солнцем, Филипп подбил меня выбраться вместе в город, вдвоём. Может быть, даже прогуляемся к реке. Я охотно пошла навстречу планам мужа в этот день. Филипп договорился с отцом и Леонардой, чтобы во время нашего отсутствия они присмотрели за Флавией.Пребывающая в состоянии восторга, что мой муж снова пригласил меня на свидание, я шла в обнимку с Филиппом по улицам Флоренции к мосту Понте Веккио, туда, где спуск к речному берегу, и во все глаза смотрела на всё меня окружающее.С жадностью я смотрела на голубое безоблачное небо над Флоренцией, подставляла лицо ласково дующему ветерку и солнечным лучам, любовалась искрящейся под солнцем гладью реки Арно и улыбалась своим мыслям. Всё казалось мне ещё прекраснее, чем я обычно привыкла.Дойдя до нужного нам места наших посиделок на природе, мы расположились на плаще Филиппа за пышными кустами гортензии, которые росли подобно живой изгороди, и дарили прохладу в этот жаркий день.Лёжа на одном плаще в обнимку, мы просто разглядывали чистый лазурный купол неба, провожали взглядами стаи пролетающих птиц, разговаривали о совместных планах на жизнь после окончания войны. Филипп предлагал остаться погостить месяца четыре вместе с Флавией у моего отца или подговорить моего родителя поехать отдыхать в Верону вместе с нами. Я предлагала съездить вместе с нашими близкими в Китай, а до этого подучить язык. Предложения друг друга я и Филипп взаимно одобрили.Не будучи уверенной, что муж поймёт меня правильно, я всё же рискнула поделиться моими опасениями насчёт того, что мы вот уже много дней живём активной супружеской жизнью за дверями спальни, я не пью никаких настоек для предохранения от беременности, и у меня довольно высокие риски забеременеть и сойти с ума после родов, если и второй ребёнок окажется обладателем точно такого же шила в одном месте пониже спины, как и Флавия.?— Фьора, милая, мы вроде как это уже обсуждали. Я найму няню, а то и двух, чтобы забота о детях не выпивала из тебя силы,?— успокаивающе шептал мне на ухо Филипп и гладил по сумасбродной голове, когда я лежала на его плаще, прижавшись к нему и уткнувшись носом в его рубашку. —?Не будет так, что ты будешь заботу о двух детях одна на себе вытягивать. К тому же у тебя есть я, твоя дорогая Леонарда, моя экономка Амелина тоже будет рада помогать в заботе о детях…—?Филипп, знаешь, я всё же не хочу взваливать на Леонарду и на Амелину нашу ответственность. Нанять няню или двух?— ещё ладно. Но Леонарда и Амелина и так на нас положили много лет жизни, сил, стараний и здоровья…—?Фьора, ответь на вопрос. В день моего приезда ты выглядела очень измученной и задёрганной, болезненной. Если тебе было так нелегко справляться с новой для тебя ролью матери, то почему же все заботы о ребёнке взвалила на себя одна? ?— Я посчитала, что мой ребёнок?— это моя ответственность. Я споила Иерониме зелье Деметриоса и превратила её в ребёнка?— значит, я теперь за неё отвечаю, и нечего переваливать эту ответственность на отца и Леонарду. Отец и так по уши в делах его банков, а Леонарда по уши в хозяйственных делах.—?Фьора, но это не дело. Ты не сможешь вечно одна на себе всё вытягивать, как ты пыталась в одиночку вытянуть на себе спасение себя и своих близких. Научись просить о помощи тех, кому ты можешь довериться, и принимать эту помощь. Мы с тобой договорились, лисичка? —?спросил меня муж, крепко поцеловав в макушку.—?Да, договорились,?— согласилась я. —?Тем более что я теперь знаю, что могу полагаться не только на помощь отца и Леонарды, но и на твою.—?Фьора, я должен рассказать тебе нечто важное, что ты имеешь право знать, это касается твоих родителей,?— неожиданно для меня посерьёзнел Филипп, усевшись на плаще по-турецки и усадив меня. —?И скрывать это от тебя нельзя.—?Но что ты можешь рассказать мне о моих родителях, чего я не знаю? Мне и так известно достаточно.—?Но ты не знаешь всей правды,?— мягко возразил Филипп. —?Ты считаешь, что мой сюзерен не проявил к ним ни капли жалости, но ты ошибаешься. Карл Бургундский был как раз среди тех?— твоей бабушки Мадлен де Бревай и священника Антуана Шаруэ?— кто хотел добиться прощения и помилования для Жана и Мари.—?Филипп, ты уверен, что сейчас говоришь про Карла Бургундского, а не про какого-то другого человека? Он отказал в помиловании моих родителей моей бабушке,?— тоскливо напомнила я.—?Да, монсеньор отказал мадам де Бревай перед всем бургундским двором, но только чтобы сохранить лицо. Мягко говоря, эта история Жана и Мари вышла некрасивой, и если бы герцог вмешался в это дело, чтобы спасти брата и сестру де Бревай, серьёзно пострадали бы его авторитет и репутация. Днём позже мой сеньор умолял с глазу на глаз своего отца герцога Филиппа о помиловании для Жана и Мари. Я случайно подслушал их разговор, проходя мимо покоев отца моего сеньора. Герцог Карл просил не приговаривать их к сожжению живьём на костре, а вместо этого приговорить обоих к заточению пожизненно в разных монастырях, но хотя бы сохранить им жизнь. Герцог Филипп же был неумолим, хотя монсеньор едва ли не слёзно умолял проявить снисхождение к оступившимся брату и сестре. Всё, чего смог добиться монсеньор Карл?— это замену приговора сожжения на обезглавливание на плахе,?— грустно подытожил мой супруг.Я сидела ни живая, ни мёртвая от столь неожиданного потрясения, точно меня ударили со всей силы по голове чем-то тяжёлым вроде кузнечного молота или дубиной. Всё, что я только что узнала от Филиппа, я никак не могла уместить и упорядочить в своей голове.Рассказанное моим мужем разбивало вдребезги привычную и устоявшуюся картину в моей голове. Так герцог Карл вовсе не наблюдал с холодной жестокостью, как моих родителей приговорили к казни и обезглавили, на самом деле он предпринимал всё возможное, чтобы их спасти!Господи, а ведь я так ненавидела человека, который наоборот?— всячески старался спасти моих родителей от гибели на эшафоте! И вот этому человеку я собиралась отомстить, тогда как Карлу даже мстить не за что и следовало бы сказать ему спасибо?..—?Я немного не могу от потрясения отойти после всего, что услышала от тебя,?— только и смогла я выговорить сидящему напротив меня Филиппу, придержавшему меня за плечи, потому что заметил, как меня немного пошатывало. —?Спасибо, что рассказал мне всё это. Подумать только, а ведь я хотела мстить герцогу Карлу за родителей, и ведь даже не знала, что он пытался их спасти! Выходит, ты прав, и герцог вовсе не жестокий человек… Господи, Филипп, а я так его ненавидела! —?и тут же я засмеялась от облегчения, придвинувшись к мужу и обняв его крепко.—?Я рассказал тебе правду и теперь могу надеяться, что ты не впутаешься ни в какую рисковую авантюру,?— Филипп гладил меня по спине. —?Что до твоего деда Пьера де Бревая, то два года назад он упал с лошади. Очень неудачно?— дело кончилось полным параличом всего тела. Так что, если ты захочешь ему отомстить?— молись, чтобы он пожил подольше. Мадам де Бревай сама поделилась со мной новостью из соображений добрососедства. Надеюсь, я всё же могу быть спокойным за тебя и твоё благополучие, уезжая воевать…—?Да, можешь. Потому что теперь я знаю об истинной роли герцога Карла в деле спасения моих родителей… —?зажмурив от радости глаза и широко улыбаясь, я крепче обняла Филиппа.Так рассыпались в пыль два камня на моей душе, подарив мне ненадолго успокоение. Мой список тех, кому я должна отомстить, опустел на две персоны, и остался только муж моей матери Рено дю Амель…На следующий же день после разговора с мужем я пригласила к себе Деметриоса Ласкариса распить по бокалу вина и заесть это дело вкусными булочками с корицей. Деметриос не заставил меня долго ждать к себе в гости его персону, и явился сразу, как только получил приглашение.Я не говорила Деметриосу ничего из того, что узнала от Филиппа, но попросила у него прощения за то, что во мне недостаточно твёрдости для осуществления нашего плана. Выразила свои опасения, что у меня ничего не получится, и что я сомневаюсь в своих способностях довести дело до конца.—?И потом, Деметриос,?— добавила я напоследок,?— пожалуйста, пойми и прости меня… у меня только наладилась жизнь, у меня тёплые и доверительные отношения с мужем, который очень меня любит, причём настолько сильно, что узаконил моего ребёнка… У меня сейчас есть всё то, о чём я всегда мечтала… Я так боюсь, что моя счастливая семейная жизнь рухнет как карточный домик, построенный на песке в бурю, если Филипп узнает, какие дела я проворачивала за его спиной! —?выпалила я в отчаянии, закрыв лицо руками, чтобы греческий учёный не увидел моих слёз, вся сотрясаясь от рыданий.—?Что же, Фьора, я тебя понял и не держу злости с обидой,?— проронил Деметриос после непродолжительного молчания. —?Я немного разочарован, что ты не сможешь мне помочь в моём деле, но всё же я успел к тебе привязаться и желаю тебе только счастья. И я не хочу, чтобы твоя жизнь оказалась загублена, а ты жестоко страдала. Я освобождаю тебя от твоей клятвы, Фьора. Дай свою руку! —?властно велел Деметриос.Я выполнила то, о чём он меня просил.Достав стилет, Ласкарис перечеркнул на моей руке новым шрамом тот старый, который некогда оставил своим стилетом, когда я давала кровную клятву. Потом из своего вынутого из кармана плаща флакона вылил немного жидкости на мой порез. Кровь остановилась, и рана начала затягиваться.—?Теперь ты свободна от обязательств по отношению ко мне, Фьора,?— с лёгкой полуулыбкой сообщил мне Деметриос. —?Не терзайся виной, что не оправдала моих надежд. Что ж, похоже, что я должен в одиночку думать о том, как отправить Смелого к его прародителям…—?Деметриос, я тоже успела сильно привязаться к тебе,?— заявила я прямо синьору Ласкарису. —?Ты сделал для меня очень много добра, и я не хочу, чтобы твой путь мести привёл тебя к страданиям или на эшафот. Лучше бы ты предоставил Смелого его судьбе и поберёг себя.—?Благодарю тебя за беспокойство обо мне, Фьора,?— подойдя ко мне, Деметриос крепко и по-родственному меня обнял.Я же мучительно пыталась соображать, как свести Деметриоса с его тропы мести, пока эта тропа не привела его преждевременно в могилу.