5. Турки это не только ценный мех... (2/2)

В следующий миг, Ценг поднял пленённую руку к своему лицу, и не сводя с Руфуса ничего не выражающего взгляда, сухо и нежно поцеловал кончики его пальцев. — Да. Руфус вздрогнул, дёрнулся не то прочь, не то навстречу своему телохранителю, но предательский лифт мелодично звякнул, обозначая прибытие на этаж, и с шорохом раскрыл двери прямо за его спиной. Слишком оглушённый накатившими мыслями и образами, Руфус вырвался из клетки кабины, словно птица на волю. И как та птица, вовсе не уверенный в том, что хочет вырываться так уж сильно, как хотел бы себя убедить. Быстро прошёл холл, толкнул створчатые двери, ведущие в спальню, и остановился на входе, окидывая взглядом бессмысленно-роскошное убранство комнаты. — Ты обеспечишь мистеру Баррету необходимую компанию? — Ценг всё ещё незримо дышал за его спиной, и Руфус, стараясь не думать, что это открытое бегство от своих предательских желаний и жажды, пытался уйти всё дальше, и в итоге, оказался у завешенного до самого пола мансардного окна спальни. — Я должен знать о каждом его шаге. — Уже, — коротко отозвался исполнитель, неотвратимый и непознаваемый, как подстерегавшая судьба. Руфус мысленно взвыл, пытаясь унять леденящий страх и одновременно с ним – жгучую страсть. — О нём можешь не волноваться.

— В таком случае, можешь уходить, — пытаясь выровнять голос, бросил Президент. Пусть Ценг видит его слабость и плохое самочувствие, это лишь внешнее. Внутреннее нужно было скрывать решительнее, даже от него... Особенно от него. Ценг навис над ним со спины, заслонив собой всё видимое пространство, но при этом, конечно, даже не касавшийся тела. Руфус скосил на него встревоженный взгляд. Он мог бы поклясться, что ощущает его дыхание на своей коже, руки на плечах и запястьях, широкую грудь, прижавшуюся к его спине собственническим порывом. Но ничего этого не было. — Я знаю, где дверь, — усмехнулся вутаец, не утруждая себя стремительным исполнением приказа. Руфус высокомерно передёрнул плечами. — У тебя есть что-то, важнее моих желаний? — насмешливо бросил он, пытаясь хотя так вернуть себе возможность соображать. Говорил он уже на автомате и совсем не был уверен, что отдаёт себе отчёт в этом.

— Ничего, — Ценг всё так же стоял за его спиной. Кончики пальцев мелко дрожали и больше всего на свете сейчас Руфус хотел понять, чего же ему хочется больше, сдаться или вышвырнуть зазнавшегося вутайца ко всем чертям. — Правда в данный момент я лучше знаю то, чего ты на самом деле хочешь. Это был однозначный перевес. Руфус в ярости выдохнул и развернулся всем телом к нему с намерением послать, но возмутиться он уже не успел — Что ты, блять, делааааах… Всё негодование ожидаемо заткнул поцелуй и Руфус едва смог прохрипеть в него что-то невнятное, пытаясь отшатнуться и оттолкнуть одновременно. Чёртов вутаец и это предусмотрел: руки Руфуса оказались стиснуты в объятьях, прижатые к телу по швам, а чужие жадные губы не ослабляя нажим, упивались его дыханием. Толчок в грудь внезапно перевернул мир вокруг него, сменившись мягким ударом в спину и чуть жёстче – под колени. Ценг повалил его всем своим весом на кровать и принялся целеустремлённо шарить ладонями по его телу.

Руфус попытался выровнять дыхание и решить, что противопоставить этому напору, но со стыдом вдруг ощутил, что уже наполовину раздет и, о ужас, так же безудержно отвечает на спонтанный поцелуй, грабивший его рот без милосердия. — Пожа... луйста... — сорвано просипел он, вздёрнув подбородок так высоко, что упёрся затылком в постель. — Не надо... Ценг не ответил. Не пожелав тянуться за ускользнувшими мягкими губами, он переключился на подрагивающую шею и выступающие ключицы. Руки его по-прежнему были везде: стаскивали с плеч Руфуса тяжёлый пиджак, выпутывали из рукавов длинные тонкие кисти рук, протаскивали под поясницей остатки бледно голубой, с искрой, рубашки. Между ног вжалось колено. Руфус всхлипнул, зажмурившись, ощущая, как беспардонно и болезненно натягивает брюки мгновенно вставший член. Сучий Ценг знал, что хотел получить, и шёл к этому кратчайшим путём. — Больше возражений не будет? — прохрипел он словно в ответ на мысли Руфуса, приподняв голову, и резко дёрнул его пояс в стороны. Молния брюк поддалась с треском, бельё под ней было уже мокрым, так что Шинра только закусил губу от неожиданного освобождения.

— Не надо... — повторил он, зажмурившись. Прошу тебя, сделай это, чёрт бы тебя побрал! Быть может, мысли его были слишком громкими. Ценг не отвечал, раздевая его, выказывая своё нетерпение резкими движениями рук, часто болезненно прихватывая и царапая кожу. Нависая сверху, не переставая жадно прикусывать его за плечо, он высвободил Руфуса из плена одежды и устроил ладони на его пояснице, притягивая к себе. Руфус понял только, что соображать он уже не может, и когда-то саднящая гордость напрочь сменилась похотливым бесстыдным возбуждением.

Хотелось обнять его в ответ, вцепиться ногтями в спину, но удалось лишь стащить с него плотный пиджак и слегка приспустить рубашку с плеча. Большего ему не позволили. — Разворачивайся, — процедил его насильник, приподнявшись перед ним на коленях. Руфус вздрогнул от этого голоса, потянулся вверх в попытке вернуть близость, и только потом понял смысл слов и содрогнулся ещё раз от пугающего, но такого сладкого предвкушения. — Да. Запутавшись ногами в брючине, Руфус попытался перевернуться на колени, но пошатнулся. Возможно так и упал бы, не удержавшись на дрожащих ногах, если бы Ценг не подтолкнул его коленом, довершая движение. Так чертовски властно, насколько и возбуждающе, и Руфус, уже давно на всё готовый, не сдержавшись, застонал, ударившись грудью о постель. Под лицом оказалась подушка, а простыни были слишком туго натянуты, никак не удавалось схватить их в попытке сдержаться. Пальцы только скребли по шершавой ткани. Но когда на его бёдра опустились чужие руки, пальцы сжались в кулаки до побеления, а весь гуляющий под кожей огонь мгновенно сосредоточился внизу живота, заставив напрягшийся член дёрнуться и выплюнуть несколько новых сочащихся капель. Теперь в самом деле всё было куда менее важно, чем ощущение чужой сумасшедшей власти над собой и ожидания тянущего острого жара, медленно заполняющего его тело. Что ж, Руфус уже перестал удивляться тому, откуда его зам так много знает о нём, и в особенности – знает, чего он хочет в глубине души. Но было чертовски приятно верить, что все ожидания и все невысказанные мысли сбудутся, может быть даже прямо сейчас. Ради этого можно было поступиться тем, чего от него требовал такой исполнительный и такой взыскательный к послушанию вутаец. — Руки сюда, — рыкнул Ценг, продавливая Руфуса в пояснице. Руфус застонал в подушку, вывернул плечи, и, заведя руки за спину, обхватил ладонями ягодицы. Развёл их в стороны, прогнувшись в самой унизительной позе, сжал зубы и зажмурился от отчаяния. Было чертовски стыдно, но подчиняться было слаще... Если через подчинение, Руфус имеет такую власть над ним, то почему бы и нет?

Ценг за его спиной незнакомо гортанно усмехнулся и длинным жёстким толчком вошёл в него на всю длину. Руфус заорал бы, но подушка забивала рот, глуша любые звуки. Многодневный постельный марафон перед этим весомо облегчал проникновение, но Ценг и раньше не слишком утруждал себя подготовкой. Воспользоваться хотя бы смазкой у него не хватало терпения, а презервативы не терпел уже сам Руфус, даже когда ходил по борделям. Ему было больно, терпко-страшно, неудобно до ломоты в вывернутых плечах, а несдерживаемые слёзы пропитывали подушку, которую Руфус едва смог сжать зубами. Отупение страсти прошло моментально и каждое саднящее движение, каждый новый толчок он мог прочувствовать каждой клеточкой своего тела, не отвлекаясь больше на собственное возбуждение. Чужие руки на талии, дыхание на плече, ощущение взгляда, под которым хотелось вывернуться наизнанку, полнейшее незнание уготовленного ему в следующую минуту. Именно в этом был тот смысл, которого Руфусу не хватало. Чувствовать себя полностью – принадлежностью, собственностью кого-то, стоящего доверия. И властвовать над ним, упиваясь мыслью, что никто, пожалуй, не сможет дать ему больше. Это был тот ресурс, от которого можно было сделать зависимым даже неподкупного Ценга.

Но при всём этом приятном осознании, приходящем с обрывками мыслей в голову Президента, ему всё ещё было унизительно больно. Казалось, что для Ценга секс был вовсе не конечной целью, а скорей, средством её достижения. Руфус не знал, получает ли он удовольствие, или просто наслаждается демонстрацией своей власти. Вутаец не стонал от ощущения тугих мышц, сжимавших его член, не срывался в бесконтрольные судорожные фрикции, но ему без сомнения это было так же нужно, как и подвывающему, всхлипывающему в подушку Президенту. В конце концов Руфус не смог больше удерживаться на широко разведённых коленях, и съехал вниз, практически упав животом на кровать. Ценг не стал его возвращать, просто выгнул удобнее для себя, заставив прогнуться в спине до хруста. Но теперь, получив возможность нависать над ним сверху, отпустил впившиеся до синяков пальцы и перехватил Руфуса за плечо. Длинными протяжными движениями вутаец всё ещё скользил в нём, выходя и возвращаясь до упора в податливо изогнувшееся тело. Всё внутри Руфуса трепетало и сжималось от этой обманчивой ласки, тянущая боль сплеталась с возрастающим возбуждением. Руфус попытался было двинуть бёдрами, подаваясь навстречу, чтобы хоть чуть ускорить их неспешное слияние, но без точки опоры быстро понял, что не способен на такой подвиг. Он всё ещё раскрывал себя руками, облегчая Ценгу проникновения, и смог лишь запрокинуть голову, побуждаемый рукой на своём плече, чтобы выпустить из губ громкий протяжный стон. С каждым новым ударом, глубоко внутри расцветал новый огненный всполох, рассыпаясь искрами под кожей и заставляя волосы по всему телу подниматься от скапливающегося возбуждения. Теперь боль была не основой, а всего лишь отголоском владеющих им ощущений.

Ценг, словно поняв, что теряет эту власть, с новым толчком почти лёг ему на спину, и с глухим взрыком сжал зубы на подставленной шее. Нечто новое стрельнуло по всему телу, прокатившись до кончиков пальцев. Руфус всхлипнул, запрокинул голову, и завыл, бессмысленно содрогаясь.

Как кончал Ценг он уже не помнил. Сознание, рассредоточившееся на таких разных ощущениях, вдруг сконцентрировалось на себе самом и возможно, это слегка перегрузило его восприимчивость. Руфус очнулся от бездумного плавания на волне оргазма, лишь спустя какое-то время, в течении которого просто не мог ощущать что-либо ещё. И придя в себя, понял, что всё кончилось, чужая воля больше не довлеет над ним, а тяжёлое тело не вжимает в постель, оставляя на белой коже синяки. Разочарование и облегчение всколыхнулись одновременно, и Руфус не смог решить, какое из чувств искренней. Медля с выбором, он, наконец, перевернулся на спину и расслабленно раскинул руки. Чертовски ныли плечи и поясница, о прочем даже речи не было: Ценг не давал ему пощады ни разу, но вот сейчас, после секса, от этого было так хорошо и томно... Кстати! Руфус повернул голову и приоткрыл один глаз. Рядом никого не было – вутаец, успел уйти в душ. Впрочем, Руфус часто пропускал этот момент, находясь в отключке. Но сегодня ему захотелось дождаться его возвращения, чтобы...Да он и не знал, зачем. Не замеченный в избытке романтизма, Руфус вдруг захотел взглянуть ему в глаза. Он знал, что не осмелится спросить Ценга, насколько понравилось ему произошедшее, насколько он доволен полученной отзывчивостью, но можно было просто поймать его взгляд и с глубоко спрятанным внутри облегчением увидеть в ответ мягкую усмешку, а не привычное, въевшееся под кожу, ледяное равнодушие. Что ты чувствуешь ко мне?

Руфус мечтательно улыбнулся и закрыл глаза.

Не важно. Но больше ты от меня не сможешь уйти. Никогда.

Когда во тьме показался Ценг, контрастно-бледный и мокрый после душа, Руфус вздрогнул и сел, распахнув мгновение назад слипающиеся глаза. Сердце внутри подскочило и ухнуло куда-то под диафрагму, откуда мелкими ручейками стремительно потёк мороз. Но это был не страх, совсем нет. Это был настолько чистый восторг, что Руфусу стало не по себе. — Не спишь? — скорей заключил, чем удивился Ценг, неспешно приближаясь и затягивая мокрые волосы в узел на макушке. Руфус опустил взгляд, задержавшись на его теле, и воровато, будто школьник, отвел глаза. — Жду тебя. Ценг кивнул, принимая ответ, и так же неспешно, словно всю жизнь только этим и занимался, забрался к нему под одеяло. Подставил Руфусу плечо, на котором тот без промедления устроил голову, приобнял, скользнув ладонью вдоль спины.

Руфус довольно выдохнул и прижался к нему грудью.

Ему страстно хотелось сказать что-то, обратить внимание, что никто и никогда не позволял себе подобного, занимаясь сексом с тогда ещё Вице-Призидентом Шинра. Но Руфус сдерживался как мог. Ценг конечно отреагирует в своём стиле, будто ему всё равно, и прозвучит всё в итоге не как повод для гордости, а как некое оправдание собственной слабости. Но Ценгу не всё равно, и никогда не было всё равно – Руфус знал это лет с шестнадцати. Он даже пытался дразнить его когда-то, таскал за собой под видом охранника, в мидгарские бордели, и заставлял смотреть, а чаще выслушивать за дверью все подробности своего времяпрепровождения. Но в этом не было того ожидаемого удовольствия, и Руфус быстро прекратил. Стоило ли говорить, что никогда Ценг не вёлся на подобные подначки, и смотрел на своего хозяина с остро выраженной жалостью, но никак не с ревнивым желанием. Тем удивительнее выглядело происходящее между ними сейчас.

Ценг устроился в постели полусидя, опираясь спиной на сваленные в изголовье подушки, по-прежнему крепко обнимая прильнувшего к нему Руфуса. Он всегда спал так, когда Руфус мог видеть его, словно готовый в любой момент вскочить. Президент даже несколько раз осторожно обыскивал кровать на предмет спрятанного оружия: иметь под подушкой пистолет Ценгу было свойственно. Иногда Руфус посмеивался над этим, но не мог не заключить, что ощущение полной безопасности в его руках стоило того, чтобы мириться со странностями бдительного вутайца. Спать перехотелось. С полчаса Руфус пытался заснуть, мерно вдыхая запах его тела под собой. Увы, поздний отбой накануне и ещё более поздний подъём сегодня всё яснее давали понять, что сна не предвидится. У Руфуса довольно быстро затекла рука, вспотел висок и щека, которую он устроил на груди вутайца, и ещё внезапно начало чесаться под коленом – так сильно, что он не выдержал, дёрнул ногой, и принялся яростно раздирать зудящее место ногтями.

Якобы спящий Ценг приподнял ресницы, смерив его насмешливым взглядом, и тепло усмехнувшись, покрепче прижал к себе ладонью. — Чешется, — зачем-то пояснил Руфус возмущённо-извиняющимся тоном, заодно разгибая затёкшую руку. Под толстым одеялом стало уже довольно жарко, так что он скинул его с себя почти до бёдер. Ценг снисходительно смотрел на него сверху вниз. Чёрные глаза в темнеющих провалах глазниц казались ещё больше. Контрастно резкие тени легли на его лицо изломанными линиями, остро подчеркнув носогубные складки, хищную горбинку носа, открытый разлёт широких тёмных бровей, превращая каждую мельчайшую неровность в густо обведённую тушью черту. Высокий открытый лоб белел в полумраке без привычного обрамления отросших волос, на левом виске выделялся выпуклый продольный шрам. Щека тоже была попятнана едва заметной ямкой от затянувшегося пореза – совсем свежего, ещё розовеющего новой кожей при свете, но сейчас только намеченного легким затемнением. В этом месте у Ценга могла бы быть ямочка от улыбки, если бы он хоть изредка улыбался, а не сумрачно хмыкал, чуть нервно дёргая уголком рта. Сейчас он был старше. Много старше себя обычного. Постоянный контакт с материей замедляет признаки старения человека, да и тонкие черты его лица помогали сохранять убеждение, что стареющему вутайцу лишь слегка за двадцать. Здесь, в полутьме, изрезанное теневыми складками и морщинами, его лицо выдавало возраст куда вернее. Ценг служил Компании пятнадцать лет. Гораздо дольше, чем любой из Турков, оставшихся сейчас под началом Руфуса.

Руфус вдруг ощутил скользнувший по спине озноб, имеющий мало общего с прохладой застывшего вокруг них воздуха. Чужая рука медленно поглаживала его по позвоночнику. Удивительно нежные пальцы касались его кожи, будто тончайшей фарфоровой вазы. Руфус уязвимо запрокинул голову и улыбнулся, давая понять, что всё чувствует и совершенно не против, и сам положил ладонь на грудь вутайца. Может его захотят поцеловать? Нежиться в его объятьях определённо было не хуже, чем изнывать под жёстким собственническим захватом во время секса. Ценг чуть склонил голову к плечу, оценивая перспективы, и, потянувшись, зарылся пальцами свободной руки в светлые растрёпанные волосы. Напряжённо выдохнул. Склонился вниз к его лицу и раскрыл тёмные обветренные губы. — Скоро вутайская кампания и принцесса Кирасаги отбывают на острова, — произнёс он с долей, как показалось Руфусу, насмешки. Тот уже закрыл глаза и подался вперёд в ожидании поцелуя, но от первых прозвучавших слов надменно фыркнул. — Да и пусть катятся! — бросил он, обжигая невозмутимого Ценга взглядом. Так глупо он себя давно не чувствовал и попытался обхватить его шею руками, чтобы привлечь к себе и получить-таки поцелуй. Но Ценг был незыблем. — Мне придётся отправиться с ними на какое-то время. Провести там несколько недель, или может быть месяц, или два. Хотелось бы быть уверенным, что ты справишься без меня. Руфус всё-же дотянулся до его губ своими – для этого ему пришлось почти повиснуть на шее вутайца, но он достиг цели и теперь пытался увлечь в поцелуй заигрывающими касаниями языка. Потом до него дошла суть сказанного. — Ты меня оставляешь? — казалось, что ещё более могло оскорбить его, чем эта незаинтересованность Ценга, и Руфус вовсю это продемонстрировал. — Сейчас? — Нет, через четыре дня. Их корабль стоит в Джунонском порту.

Руфус с усилием подавил желание вскочить, и ограничился лишь презрительным и возмущённым взглядом. Подобные новости должны были сообщаться ну никак не в поцелуй, сквозь желание Президента продемонстрировать своё высочайшее расположение. — Я не давал тебе разрешения оставлять свой пост. Ты нужен мне здесь. И Компании. — Эта на благо Компании, — успокаивающе заметил Ценг, но от чего-то невесёлым голосом. ― Ты знаешь, что у нас проблема и её нужно решать изнутри.

— И никто не может сделать это вместо тебя? — кисло спросил Руфус, не стараясь скрыть недовольство.

— Кто сделает это лучше меня? — Ценг дёрнул уголком рта и покрепче прижал Президента к себе. — Не волнуйся, я постараюсь провернуть всё так, чтобы ты извлёк наибольшую выгоду от нашего союза.

— А ты? — прозорливо сощурил глаза Руфус. Он понял, что Ценг тоже не в восторге от этой перспективы, но что-то в его фразе показалось ему подозрительным. — Дела Компании важнее личных желаний сотрудников. Разве не в этом наша корпоративная этика и первое правило каждого служащего? — Компании, но не мои, — Руфус склонил голову, всматриваясь в своего зама исподлобья. — Моё желание, чтобы ты оставался со мной и помогал мне делать мою работу.

— Желаний а не капризов, — с невыносимой педантичностью уточнил Ценг. — Кстати, я хотел сказать тебе об этом ещё утром, но утром ты не располагал к серьёзным разговорам.

— Но что насчёт твоих желаний? — повторил Руфус, не придав значения этому уточнению. Он даже приподнялся на локте, чтобы лучше присмотреться к бесстрастному вутайцу в надежде высмотреть скрытый ответ в его лице. —Если ты решил сделать это не по приказу, и не по собственной воле, то почему? — Моё желание – служить Компании, — медленно проговорил Ценг и чуть вскинул голову, так, что просачивающийся в окна свет блеснул в его глазах отражёнными бликами. — Я делаю это уже много лет и едва ли хоть раз дал повод думать, что я служу недостаточно ревностно. Ты хочешь вернуть влияние Шин-Ра на обоих континентах и я пытаюсь обойтись малой кровью. Это нужно сделать, не взирая на то, кто чего хочет. — Значит только из-за этого? — Руфус снова сощурился, пытаясь понять, чем вызвано это мелькнувшее в его голосе раздражение. — Так почему я слышу о твоих планах последним? Даже ещё не слышу! Я понятия не имею, что ты задумал, и ты так просто ставишь меня в известность, что уезжаешь через четыре дня? Понимание того, что его обвели вокруг пальца как мальчишку, неприятно кололо в виски. И требовало выплеска. — Но ведь ставлю, — усмехнулся Ценг, пропустив начинающуюся истерику словно бы мимо ушей. Теперь он обнимал Руфуса двумя руками, даже слегка поглаживал пальцами по его волосам, но теперь Руфус этого почти не замечал. Его успокаивали, как ребёнка, а он не хотел успокаиваться, нутром чувствуя какую-то фальшь и зная, что если он поддастся, то упустит возможность распознать её и поставить зарвавшегося вутайца на место.

— Ну да. Просто сообщаешь, что мой зам и правая рука вдруг решил устроить себе неожиданную командировку на историческую родину с перспективой возвращения к весне. Ты ведь говорил, что тебя считают предателем и ноги твоей не допустят на Островах! — Ну, в том числе, речь идёт и о том, чтобы пересмотреть этот аспект, — усмехнулся Ценг. — В первую очередь, я представитель Шин-Ра, как бы они ко мне не относились, они обязаны меня выслушать. При хорошем раскладе, Император будет считаться со мной вне зависимости от предъявляемых мне обвинений.

— А при плохом? — Тогда я вернусь к тебе и уже совершенно точно никогда не вернусь в Вутай. — Ценг успокаивающе мотнул головой и небрежно провёл ладонью по его шее. — Что с тобой, Руфус? Это просто деловая обязанность, подробности которой, так же, как и подробности многих других моих дел, никогда тебя не интересовали раньше.

— Меня просто не нравится быть не в курсе до последнего момента! Что-то происходит, но ты меня снова отстраняешь от дел. — Тебе не хватает дел? — казалось, Ценга это позабавило. — Я не устаю заставлять тебя работать, а ты – увиливать от ответственности решений. Но ты считаешь, тебе нечем заняться? — Возможно, — ответил Руфус уклончиво, дёрнув нагими плечами. Ему не нравились эти упоминания. При всём своём уме, Ценг был упёрт, как камень, во всём, что касалось их совместной работы. Это бесило, но поделать с вутайцем Руфус не мог ровным счётом ничего. Особенно с тех пор, как от его доброй воли стали зависели жизнь и здоровье молодого Шинра.— И ты дурак, если всё ещё считаешь, что я увиливаю от дел. Ты же перевёл на меня всю бюрократию, я с головой зарыт в твои бумажки, счета, договоры... — В мои? — холодно усмехнулся Ценг, перебив на полуслове. — Хорошо. В мои. — Руфус раздражённо скинул с себя его руку и мотнул головой. — Ты мне даже над спальней кабинет отвёл, чтобы я и дома был на работе. Я всех этих доморощенных юристов скоро буду с говном на завтрак есть – настолько они мне осточертели. Бахамутова пресса считает меня кем-то вроде переходящего флага и рвёт меня на куски, а отказать, мать их, уже нельзя, поскольку именно ты навязал мне эту политику.

— Ведь ты и хотел этого, разве нет? — Ценг выгнул бровь. Голос его был всё ещё насмешлив, но уже чертовски холоден, и неприятен на слух: когда только успел обожавший любовник превратиться в старого брюзгу? — Разве не потому ты столько лет подсиживал своего отца? Зачем тебе Компания и её власть, если ты до конца понимаешь, что с ней делать? — Зато ты понимаешь, — вспыхнул Президент, и сам понял, насколько ревниво и глупоэто прозвучало. Он не ожидал этого: похоже, в глубине души он и правда обиделся, но сейчас определённо было не лучшее время для самоанализа. — Послушай, не думай, что я неблагодарен. Но это в некотором роде твоя обязанность... Я должен заниматься другими делами, нежели отвлекать на себя внимание, пока ты проворачиваешь свои интриги внутри Компании. Пусть даже эти интриги и спасают нам кучу денег и времени. — Очень хорошо, — ровно ответил Ценг и вальяжно откинулся на постель, не сводя с Руфуса чёрных озёр тени, под которыми едва угадывался блеск его глаз. — Теперь ты будешь интриговать и выстраивать свои связи, у тебя это превосходно получалось. А моя обязанность, — он подчеркнул это слово, слегка подавшись вперёд, и лицо его приобрело на миг незнакомое надменное выражение, — не похерить собственный труд, на который я потратил пол-жизни. Существующая по сей день Компания Шин-Ра, как ты смел заметить, не в последнюю очередь и моя заслуга. Если ты считаешь, что готов справляться лучше меня, я не стану тебе противиться: в конце концов я всю твою жизнь вёл тебя к этому. Но вопрос взаимоотношений с Вутаем я должен уладить сам и немедленно, или всё, к чему мы идём, полетит муглу под хвост. — Да дался тебе этот Вутай, — Руфус неприязненно сжал зубы. — Почему мы не вспоминали о них целую кучу лет и вдруг сейчас они являются приоритетной проблемой? — Ты сам всё понимаешь. Только не хочешь озвучивать ответ, потому что это будет значить, что ты согласен с ним или хотя бы допускаешь такую возможность. — Не понимаю, ― мотнул головой Руфус, борясь с жжением в глазах.

— Не кажись глупее, чем ты есть. Ты умён и хитёр, но не против меня, мальчик. И ещё ты упрям, но мне надоело тебя убеждать. Всё произойдёт так, как должно произойти. И поэтому, если ты попытаешься саботировать мою кампанию, всем нам будет только хуже. Руфус открыл было рот, но потрясённо задохнулся на вздохе. Куда делись подобострастные отношения господина и слуги, и в какой момент, Руфус так и не понял. Это были уже не уговоры, а прямой ультиматум. Не достигший своего убеждениями, Ценг пошёл напролом, не считаясь более с чьими-либо мнениями.

— Ты ведь жил для того, чтобы служить, — гораздо тише произнёс Руфус, словно опасался, что Ценг его услышит. — Ты никогда не рвался в лидеры. Ты умирал ради моего вскользь брошенного приказа... И сейчас ты вдруг бросаешь мне в лицо, что всю жизнь манипулировал мной... Кто ты, Ценг, чёрт возьми? Я думал, я знаю тебя как облупленного! Кажется, шок всё-таки, просочился в голос, как бы Руфус ни старался прикрыть его презрением.

— Я же говорил: не смешивай личную жизнь и работу, — с неясным смешком всё тем же холодным чужим голосом промолвил вутаец, и протянув из темноты руку, с силой прижал Руфуса плечом к своей груди. Прижимал к себе, как любовника, и Руфус скривился от сквозящего в каждом движении наглого лицемерия. — Мне нужно было контролировать тебя. Контролировать друга гораздо проще, чем врага. Я делаю это ради Компании. Шин-Ра – мой выбор и отчасти, дело всей моей жизни, и мы нужны друг другу ровно настолько, чтобы это дело возросло в наших руках. Я умирал ради Компании, Руфус. А вовсе не ради твоего приказа. И я всего лишь собираюсь сделать это снова. Так что тебя удивляет? Что я не спросил у тебя разрешения и собрался переложить на тебя все свои полномочия?

Руфус уже собрался с мыслями – хоть это было и не так просто после такого внезапного признания – и постарался вернуть на лицо выражение если не спокойствия, то хотя бы незаинтересованности, но мешало осознание того, что он всё ещё нежится в столь разительно отличающихся от ледяных слов горячих объятьях. И это критическое несоответствие слов и действий не давало прийти к какому-то определённому внутреннему выводу. Ценгу он конечно же был дорог, только слепой или идиот не мог видеть этого, а Руфус не был ни тем, ни другим. Но с того самого дня как Руфус (кокетничать с сами собой не было смысла) соблазнил его, Ценг делал всё, чтобы охладить этот накал.

Вот и сейчас... ― Может ты ещё скажешь, что спишь со мной только для того, чтобы без помех залезть в самое сердце Компании? ―фыркнул Руфус, словно бы невзначай передёргивая плечами так, чтобы чужая рука сползла с них. ― У тебя было множество куда более удачных моментов сделать это, тихо прикопав меня в безымянной могиле жертв геостигмы.

― Тогда мне не с кем было бы спать, ― ухмыльнулся Ценг, но уже не так тепло, как раньше. ― А вообще не говори глупостей. Едва ли я смог бы подхватить знамя, окончательно павшее в грязь. Столько работы даже мне не осилить. А ты всё ещё Шинра, и сберечь тебя, как символ Компании, было абсолютно необходимо. Руфус снова фыркнул, чувствуя, как глухая досада стягивает лицо. Скрытный неразговорчивый Ценг вдруг превратился в высокомерного расчётливого оратора, и верить ему не хотелось, но приходилось. Ценг бил по самому больному: умению контролировать людей, открыто демонстрируя, что с ним этот номер больше не пройдёт и более того – никогда не проходил. Руфус открыл было рот спросить, что же будет дальше, но почувствовал, что ему это больше не интересно. Как бы Ценг не бравировал своей исключительностью, Руфус всё же знал его достаточно хорошо. Что бы ни вбил себе в голову вутаец, заставить его передумать было невозможно. Да и бахамут бы с ним! Руфус прекрасно бы справился в одиночку и месяц, и гораздо дольше, так что капризничал он больше в шутку... Но Ценг посчитал нужным донести до него информацию именно таковым образом, и это запустило цепную реакцию скандала, вылившегося вот в такое выяснение отношений... ― В таком случае, можешь отправляться, ― заключил Руфус, скрывая злость и досаду под привычной маской высокомерия. Это далось ему нелегко: понимание, что бывший подчинённый давно перерос его как по внутреннему влиянию, так и по реальной власти, чрезвычайно болезненно царапало гордость, но хорошую мину при плохой игре нужно было сохранить во что бы то ни стало. ― Подготовишь отчёт по форме командировки, отдашь на подпись Валентайну. Ценг хмыкнул, не то соглашаясь, не то высмеивая порождённое отчаянным стремлением сохранить хоть видимость власти, приказание, и покрепче прижал Руфуса к себе, точно плюшевого медведя. Ему словно стало легче, он почти улыбался, а рассеянный свет из-за занавесей разгладил жёсткие складки на лице. Руфус искоса взглянул на его расслабленную позу, мягкий изгиб плеча, надеясь, что тьма спрячет нескрываемую обиду в собственных глазах, и шумно выдохнув, снова устроился на его предплечье, натянув одеяло до носа. Хотелось кричать, плакать, топать ногами, расстрелять чёртового вутайца в упор из дробовика, но он только покрепче смежил веки, в надежде поскорей сбежать от потока эмоций в небытие. Когда его дыхание выровнялось, так и не сомкнувший глаз вутаец нашарил его ладонь своей и медленно стиснул пальцы.