Часть 2. Принуждённые свыкаться (1/1)

Последующая неделя, миновавшая с побега Лоизы, выдалась непростой для Катрин.Отец и мать ходили мрачнее тучи, служанка Марион не изменила своей привычке заливать при любой удобной возможности за воротник и потрепать языком о том, что Лоиза покинула родной дом вместе с каким-то заезжим дворянином?— хотя Жакетта ясно велела своей молочной сестре держать язык за зубами.Гоше Легуа, чтобы только его не терзали мысли о дурном поступке старшей дочери, весь ушёл с головой в работу, надеясь забыться хоть так.Жакетта нередко, переделав работу по дому (управиться с делами ей помогала младшая дочь), садилась на стул в кухне, подпирала голову левой рукой. В правой руке женщина сжимала деревянные чётки, и беззвучно о чём-то молилась, не утирая катившихся из глаз слёз по щекам.Катрин и хотела бы сказать родителям несколько слов поддержки, ободрить их, обнять. Но, стоило девочке подойти с намерением приласкаться к матери или к отцу, как ловила на себе их отрешённо-печальные взгляды, как будто бы сквозь неё. При виде этого на душе Катрин делалось так тяжело и сумрачно, что она оставляла своё намерение, а внутренний голос мерзко звенел в её голове, говоря: ?Родителям сейчас не до тебя, не лезь к ним со своими глупостями?.И Катрин молча переживала боль разрыва с сестрой одна, переживала одна же и боль того, что Мишель сбежал с Лоизой?— не с ней, Катрин. В целом доме девочка не знала, с кем бы могла поговорить о том, что у неё наболело?— служанке Марион, которая заслужила славу одной из главных сплетниц Парижа и знатной пьянчуги, Катрин бы точно никогда не пришло в голову доверять всё сокровенное, что на сердце. Потому что Марион после трёх стаканчиков вина сделала бы всю подноготную Катрин достоянием соседей.В конце концов, Гоше не выдержал с женой, что Марион на всех углах треплется языком о совершённом его дочерью, и отослал не в меру болтливую служанку в Дижон к брату Жакетты?— Матье Готерену.Щедро снабдив имеющимися деньгами и продуктами Марион в дорогу, лишь бы только глаза его не видели её, Гоше попросил её немедля покинуть дом и ювелирную лавку на мосту Менял.Катрин только вздохнула с облегчением?— хоть она и пылала горькой обидой на сестру, но всё же ей нелегко было выносить, как Марион полощет имя Лоизы в досужих сплетнях на пьяную голову. Да ещё и сманивает выпить саму Катрин, приговаривая:—?Ну, полно тебе, Катрин! Сколько можно по этой вертихвостке тосковать? Пройдёт твоё горе. На, выпей,?— протягивала Марион стакан не разбавленного вина в руки Катрин, но девочка в гневе отталкивала от себя её руку.А потом она уходила в комнату сестры, запиралась там, перебирала её оставленные немногочисленные вещи, крепко прижимала к себе какую-нибудь шаль Лоизы, давая волю слезам. Дышала пылью, которую хранил Евангелие сбежавшей девушки, перебирала деревянные бусины её чёток.И если Катрин смогла вытравить из своего сердца злость на сестру за её побег с Мишелем из дома, то вот со скорбью и тоской от её побега девочка ничего не могла поделать.К отцу и матери Катрин же не могла с этим прийти потому, что отец строжайше запретил говорить о Лоизе в их доме.Катрин и не говорила с родителями об этом, она вполне довольствовалась разговорами с Ландри, который часто навещал её и приносил с собой новости обо всём, что происходит в Париже.—?Дал Господь дочь, называется,?— сокрушалась Жакетта, качая головой и всхлипывая, утирая слёзы платочком.—?После того, что вытворила эта Лоиза, будет чудом, если кто-то женится на Катрин, когда она вырастет,?— бурчал недовольно и всё же грустно Гоше.Катрин едва удавалось держать язык за зубами, чтобы не выпалить родителям, что в гробу она видела это замужество.Лучший друг детства частенько приносил Катрин для поднятия её настроения сцапанные с торговых лотков яблоки или орехи, развлекал её разговорами?— например, о своей недавно родившейся младшей сестрёнке Мадлен, которая в таком нежном возрасте, несколько дней от роду, уже обладает довольно упрямым характером и вьёт из своих родителей верёвки, хотя очень маленькая.Катрин испытывала большую благодарность к товарищу, что он не забывает о ней в её вынужденном заточении, потому что Жакетта и Гоше не выпускали дочь из дома.Попавший во власть кабошьенов?— мастеров с корпорации Больших Боен, Париж как будто обезумел. Бог весть, что творилось в городе: шатались по улицам бандиты, не упускающие возможности пограбить на волне мятежа, раздавались крики и мольбы о помощи, звучали громкие призывы наподобие ?Смерть Арманьякам? или ?Да здравствует герцог Жан Бургундский?, ?Смерть предателям?, ?Париж наш?.Звучал лязг оружия, брань, проклятия…По городским улицам водили закованными в цепи людей?— мужчин и женщин разных возрастов, в изорванных одеждах, со следами жестоких издевательств на теле, еле передвигающих ноги.За них цеплялись дети, умоляя не убивать их отцов и матерей, сестёр или братьев. Но бедных детей, охваченных отчаянием и ужасом, без всякой жалости отгоняли копьями вооруженные люди, если их вообще можно было назвать людьми.—?Вот, полюбуйтесь! Они укрывали у себя сторонников арманьяков! Покажем теперь, какая награда ждёт предателей! —?громко звенел голос часто возглавляющего такие процессии дяди Катрин, мясника с Больших Боен?— Гийома Легуа.Слыша доносящиеся с улицы эти выкрики, Катрин вопреки запретам родителей, подбегала к окнам и смотрела, кого ведут. В такие моменты сердце Катрин замирало от ледяного ужаса, пропускало удар, но гнетущая тяжесть отпускала, едва Катрин осознавала, что не увидела в толпе обречённых на смерть свою сестру и Мишеля.Как бы там ни было, как бы сильно Катрин ни горела на них обидой, она желала им только добра и молилась ночами, в тайне от матери и отца, чтобы у них всё было хорошо.Со страхом Катрин думала о том, что в толпе смертников могли быть её сестра и родители вместе с ней, если бы кто узнал о том, что она укрывала в подвале отцовского дома Мишеля.И, когда Катрин не видела в толпе приговорённых к мучительной гибели свою сестру и Мишеля, то возносила молитвы Всевышнему, что уберёг от такой участи Лоизу и юного Монсальви.?Боже, пусть только с ними всё будет хорошо! Пожалуйста, я умоляю тебя, пусть Лоиза и Мишель доберутся до Монсальви живыми, невредимыми и здоровыми!??— молилась про себя Катрин, уже забыв держать зло на родную сестру и её избранника.Вплоть до девятого, и даже до одиннадцатого мая продолжалась эта захлестнувшая Париж кровавая вакханалия.Бунт продолжался, похоже, что никто и не был намерен его прекращать.Арестовали горожан, не присоединившихся к восстанию, а двадцать второго мая был захвачен дворец Сен-Поль и арестованы тридцать человек, включая окружение королевы.Краснела от стыда и крови жертв расправы Сена.Оглашение в зале Парламента в присутствии короля 26–27?мая ?Кабошьенского ордонанса? стало апогеем восстания.Но Парижский университет, чиновники, нотабли Парижа, напуганные жестокостями до того, что в жилах стыла кровь, мечтали о мире. Кровопролитиями были сыты выше головы и парижане, начавшие склоняться в пользу арманьяков?— вошедших в столицу в августе. Зачинщиков восстания либо изгнали, либо казнили. Либо же, как Симон Кабош, бежали, вознамерившись укрыться в землях герцога Бургундского.Пятого сентября 1413 года настал тот день, когда Кабошьенский ордонанс торжественно отменили и уничтожили.Все эти драмы, застигнувшие Париж, вытеснили ту драму, которую переживала Катрин.Воочию увидев столько крови, насилия и смертей, порушенных судеб и оборванных жизней, девочка понимала, что первое разочарование в любви?— ещё самое милосердное, что жизнь отсыпала на её долю.И ей стоит быть благодарной за то, что она жива и здорова, рядом с ней её родители, её сестра благополучно покинула с Мишелем эту кровавую мясорубку, которой был во времена кабошьенов родной и вопреки всему любимый Париж.—?Катрин, ты заметно переменилась,?— заявил ей однажды невесело Ландри, придя в гости к своей подруге одним ясным сентябрьским днём.—?В чём ты видишь эти перемены, Ландри? —?не поняла, о чём это он, Катрин, начищая овощи к обеду. Ловкими движениями девочка почистила и нарезала морковь, потом почистила горох и покидала это в кастрюлю с водой.—?Ты как будто неживая. Почти что не смеёшься, перестала улыбаться, даже глаза не сияют как раньше. Я за тебя переживаю,?— Ландри ласково взлохматил золотые волосы Катрин.—?Не стоит беспокойства, Ландри, я в порядке,?— попыталась уверить его девочка.—?Но я вижу, что ты не в порядке,?— не поверил юноша. —?Мне очень жаль, Катрин. Побег Лоизы с тем спасённым нами юношей Мишелем очень ранил тебя…—?Не так мучительно, как ты себе это представил,?— сопроводила свой немного ироничный ответ Катрин лёгкой улыбкой. —?Я переживу.—?Наверно, тебе тяжело справляться со всеми переживаниями… не случившаяся первая любовь, побег сестры?— с полюбившимся тебе юношей… я бы хотел помочь, но не знаю, как лучше…—?Но ты и так мне хорошо помогаешь. Я правда в порядке. Да, мне обидно, что Лоиза убежала с юношей, которого я любила. Но я не могу держать на неё зло?— Лоиза моя сестра, и я люблю её,?— честно призналась Катрин, чуть грустно вздохнув,?— и желаю ей счастья. На Мишеля я тоже не держу обиды?— он же ничего мне не обещал, мы не были помолвлены. Так что я почти оправилась.—?Надеюсь, что это так. Но ты всегда можешь полагаться на меня.—?Спасибо тебе. Ты прекрасный друг, Ландри,?— Катрин прервала приготовление съестного, отложила на стол нож и встала с табуретки, обняв Ландри.Так потянулись для Катрин обычные серые и скучные дни, не приносящие ей ничего плохого, как, впрочем, ничего хорошего. Она помогала по мере сил в мелкой работе отцу, помогала матери вести дом?— стараясь облегчить для неё бремя хозяйственных забот, выполняла отцовские поручения?— например, доставить готовый заказ.В один день Гоше пришла в голову идея, которую вряд ли кто мог бы от него ожидать?— Легуа стал учить дочь потихоньку, пошагово, ремеслу ювелира.У Катрин не было ни моральных сил, ни желания чему-то учиться, но она не протестовала, желая хоть немного порадовать отца. И даже не прекословила, когда отец говорил при ней и матери, что сделает Катрин своей преемницей. В редкие свободные часы она убегала гулять по парижским улочкам или купаться в речке с Ландри. Вместе они забирались в сады чужих или заброшенных особняков и обрывали оттуда несколько яблок или груш.Вот только делать с Ландри вылазки в город ей было тошно?— благодаря соседям и другим горожанам, перемывающим кости Лоизе.Катрин в такие моменты очень сожалела, что у неё под рукой нет арбалета. Или хотя бы тазика?— на случай, если её стошнит от такого парада лицемерного выгуливания на фоне Лоизы чужих белоснежных плащей.Особенно старалась мамаша Кабош, грубоватая и дурно воспитанная пожилая особа, поносящая Лоизу громче кого-либо.—?Мадам Кабош, вы бы лучше о своей нравственности так пеклись, как печётесь о нравственности Лоизы,?— не выдержала однажды Катрин нападок старой сплетницы на её сестру в разговоре с местными кумушками.—?Поговори мне тут, соплячка! —?погрозила старуха кулаком девочке. —?По крайней мере, я не сбегала с заезжим вельможей, как твоя сестра!—?Готова об заклад биться?— вы бы сбежали, будь такая возможность. Только вам уже никто лет сорок сбежать не предлагает,?— со злым ехидством поддела Катрин эту особу. —?Вот вы и завистью к моей сестре исходите. Доброго дня, мадам, позвольте откланяться,?— попрощалась Катрин, чуть выше вскинув подбородок и уйдя по своим делам, с улыбкой выслушивая проклятья мамаши-Кабош в свой адрес.Декабрьским днём, в Рождественский Сочельник, 1413 года, Катрин и Ландри, тепло одетые, играли в снежки неподалёку от ювелирной лавки Легуа. Смеясь, юноша и его подруга обкидывали друг дружку комьями снега. Изредка подшучивали с доброй иронией, если кому-то случалось промахнуться.Потом на них напало настроение лепить из снега фигурки животных. У Ландри не получилось ничего, и он, потеряв терпение, просто слепил из двух огромных комьев снеговика.Катрин попыталась сделать медвежонка, но у неё получилось какое-то непонятное и небывалое в природе нечто. Что угодно, только не задуманный медвежонок.Вместе с Ландри посмеявшись над плодами её трудов, она хотела, было, уйти к себе домой по примеру товарища, которого кликнула из окна мать с просьбой помочь по дому, но потом она почему-то передумала и осталась на улице.Подняв глаза к небу, Катрин подставляла падающим хлопьям снежинок своё немного обветренное на холоде личико, улыбаясь каким-то своим мыслям.Ноги девочки, обутые в ботинки, успели немного промокнуть, промокли её перчатки, но Катрин этого будто и не замечала вовсе?— любуясь падающим с небес и оседающим на землю снегом.Погружённая в свои раздумья, Катрин не сразу успела отскочить в сторону, когда почти в считанных дюймах от неё остановился богатый экипаж.Отшатнувшись, Катрин не удержала равновесия и упала прямо на каменную брусчатку моста, тихонько застонав.Из экипажа, открыв дверцу, вышла молодая и изысканно одетая дама?— обутая в добротные сапоги, одетая в бархатное платье и в подбитом мехом синем плаще. Голову её украшал невысокий конусообразный эннен.—?Оливье, внимательнее надо быть, чуть не сшибли ребёнка! —?выговорила молодая и богато одетая дама кучеру.—?Виноват, госпожа графиня, прошу прощения,?— неловко замялся немолодой мужчина, сидящий на козлах и держащий в руках поводья, заставляя четвёрку лошадей смирно стоять на месте.—?У девочки проси прощения,?— с этими словами незнакомка подошла к сидящей на камнях моста Катрин и помогла ей подняться, и тут же изменилась в лице, едва Катрин взглянула ей в лицо и высказала неловкие слова благодарности. —?Боже мой, Катрин! Это ты, милая!—?Лоиза?! —?совершенно шокированная и не верящая своим глазам, Катрин отшатнулась от сестры, потому что этой шикарно одетой дамой и оказалась её старшая сестра. —?Но как? Какими судьбами ты здесь? Боже мой, это правда ты! —?сменилось её потрясение восторгом, радостью, и Катрин бросилась к Лоизе, крепко обняв её. —?Ох, Лоиза, я так без тебя тосковала! —?высказала девочка наболевшее, подняв на сестру переполненные слезами глаза, только плакать Катрин хотела вовсе не от горя.Спустя столько времени она снова видит свою сестру, живую и здоровую, да ещё одетую как знатная дама, с лучистым взглядом голубых глаз, холёную, с нежным румянцем на щеках, счастливо улыбающуюся.—?Мне тоже очень не доставало тебя и батюшки с матушкой, моя милая,?— гладя по румяным от холода щекам Катрин, Лоиза крепко поцеловала её в макушку.—?У тебя всё хорошо? Как ты живёшь? Надеюсь, всё сложилось у тебя благополучно? —?засыпала Катрин сестру вопросами, настойчиво уводя в дом.—?Оливье, ждите меня снаружи и лучше в карете. Я скоро вернусь,?— наскоро велела Лоиза слуге. Тот кивнул в знак того, что распоряжение понял. —?Да, Катрин, у меня всё прекрасно,?— отвечала Лоиза уже на вопросы сестрёнки. —?Лучше и желать грешно. Я счастливо замужем за Мишелем, ношу фамилию Монсальви, супруг очень любит меня, как и я его, даже с его матушкой всё же поладила?— хотя первое время она меня не жаловала,?— с ласковой усмешкой повествовала Лоиза. —?А как ты, как наши отец с матерью?—?Хвала небесам, мы все живы и здоровы, отец учит меня ювелирному делу, матушка только по тебе очень тосковала… По тебе тосковали оба, отец и мать, только виду не подавали… —?добавила Катрин, как бы между прочим. —?И хорошо, что тебя не было в Париже до этого дня. Здесь такой кошмар творился… лучше тебе не знать. —?Катрин завела сестру в дом и проводила в кухню, навела ей горячего молока с мёдом.—?Катрин, скажи, с тобой и родителями точно не случилось ничего дурного за те месяцы, что меня здесь не было? —?встревожилась Лоиза, сняв с головы эннен и распустив свои пепельно-белокурые волосы, дав им свободу.—?Да, Лоиза. С нами правда всё было в порядке, никто из нас не пострадал. Может быть, расскажешь, надолго ли ты к нам приехала? Ты же хотела у нас остаться погостить, да? —?с робкой надеждой, с какой-то наивной детской радостью обрушила Катрин вопросы на сестру.—?Нет, милая. Я ненадолго. Как раз забрать в Овернь тебя и наших родителей. Мишель поддержал меня в моём стремлении,?— Лоиза потянулась к руке Катрин и нежно её пожала. —?Отец и мать дома?—?Нет, они ушли в церковь послушать мессу, скоро придут, я осталась заниматься хозяйством.—?Вот и хорошо. Когда они придут, я и Оливье поможем вам всем собраться. Наконец-то мы сможем жить все вместе, счастливо, вдали от всех этих жестокостей… Катрин, моя дорогая, тебе и папе с мамой очень понравится Овернь! —?вдруг восхищённо выдохнула Лоиза, выпив молоко и встав из-за стола.Выйдя на улицу, она кликнула Оливье и потом снова вернулась в дом.Слуга проследовал в лавку.Велев Оливье помочь ей собрать вещи Катрин, Лоиза уверенно прошла в комнату, которую раньше делила с сестрой, ведя за руку ошеломлённую событиями сегодняшнего дня Катрин.—?Милая сестричка, ты едешь со мной, с нами поедут наши родители, это вопрос решённый,?— весело и оживлённо болтала Лоиза, упаковывая вещи Катрин в саквояжи и мешки, Оливье же относил всё в экипаж, складывая в сундуки, благо, вещей у Катрин было немного, и не пришлось долго с ними возиться. —?В Оверни у тебя будет другая жизнь, ты и наши родители будете жить в благополучии и достатке, я и Мишель сможем дать тебе хорошее образование… Милая, это так важно в наши дни!—?Но Лоиза… ведь мы даже не сказали ещё нашим родителям… —?робко напомнила сестре Катрин.—?Скажем, когда они вернутся. И соберём их вещи. В этом сумасшедшем городе я вас не оставлю! —?непреклонно заявила Лоиза, даже скорее властно, и Катрин с трудом узнавала в этой решительной молодой даме свою старшую сестру, которая некогда носила ласковое семейное прозвище ?наша монашенка?. —?Ах, да, Катрин,?— вдруг обратилась к сестре Лоиза. —?Не повторяй моих ошибок, когда я чуть не похоронила себя в монастыре. Ты чересчур для этого красивая.—?Даже мысли такой не было! —?с хихиканьем проронила Катрин. —?Я слишком люблю эту жизнь и то, что она может мне дать хорошего.—?Катрин, моя радость, я ведь тебе не сказала! —?стукнула себя Лоиза тонкой ладонью по лбу.—?Что ты не сказала? —?эхом отозвалась Катрин.—?Ты ведь скоро станешь тётей, я ношу ребёнка Мишеля! —?поделилась юная мадам де Монсальви с сестрой своей радостью. —?Вот уже третий месяц, Катрин!Катрин первые несколько секунд не верила услышанному, но потом восторженно засмеялась и обняла Лоизу, крепко поцеловав в обе щёки, шепча ей на ухо, как она счастлива за неё, и как смягчатся сердца родителей?— стоит поделиться с ними этой новостью.Жакетта и Гоше ещё не пришли домой после мессы, Катрин стояла в обнимку с сестрой посреди комнаты, крепко к ней прижавшись, всё было хорошо.