Suburban House (1/1)

То, что в ночевке в отделении за решеткой приятного было мало, он уже успел призабыть за то время, что успешно ускальзывал от милиции. А зря, потому что пришлось устраиваться в более-менее удобоваримой для сна позе долго, мучительно и пытаясь подложить хоть что-то под голову. Если точнее?— сложенную в несколько раз футболку. Не сказать, что от этого стало намного лучше, но не так плохо определенно стало, и Гашпаров смог задремать.Наутро Дима чувствовал себя… разбитым. Тело затекло от нескольких часов в неудобной позе, голова расскалывалась из-за такого же времени изнуряющего сна и в целом паршивого режима. Он проснулся минут тридцать назад от шума, издаваемого вернувшимися сослуживцами. Лучше бы не просыпался. Панки дремали кто как: одни улеглись друг на друга, один упритёрся в углу, уткнувшись в собственные колени и ещё один, свернув футболку на манер подушки, улёгся на лавочке, для достоверности и руку под голову заложив. Дубин сидел за уже привычным столом, глотая отвратительно горький кофе с сахаром, хуже, чем чифирь, и откровенно не мог заставить себя отвести взгляд. Вид…притягивал. Дима понял, что сопротивляться бесполезно и решил занять себя. Взгляд скользил по сильному телу, обтянутому бледной кожей с росчерками витиеватых узоров. Они вились по рукам от запястий до плеч, скрываясь где-то за спиной чёрными вихрастыми змеями. Он смог разглядеть ещё две: что-то похожее на битую бутылку в районе нижних рёбер и сигарету возле ремня брюк, чуть выше тазовой косточки. Губы пересыхали так сильно, словно он?— курильщик, больше всего на свете желающий ощутить на них сигарету. Диму передёрнуло от мысли, что он мог бы провести губами по этой сигарете, но он предпочёл продолжать убеждать себя, что чужая шиза таки передаётся и тепло внизу живота разливается именно поэтому и никак иначе. Но заставить себя не отвести взгляд от красивого, безумно притягательного полуобнажённого тела он смог только услышав звуки шевеления с другого конца всё той же камеры. Гадкий кофе кончился. Наступило утро.Проснувшись, Гашпаров увидел, что Дима уже бодрствует и выглядит действительно как человек, который сегодня спал сидя.—?Не очень доброго утра.Только сейчас панк вспомнил, как он устраивался спать, и натянул-таки обратно успевшую помяться футболку. Он уже мечтал о том, как будет досыпать в более приспособленом для этого места весь день, но для этого нужно было еще свалить отсюда.—?Туки-туки,?— снова тянет эту свою долбаную ухмылочку и обхватывает решетки пальцами, увешанными бесчисленным количеством колец, с ногтями, покрытыми облезшим черным лаком,?— скажи, а ты выпускать нас собираешься? Все-таки пора уже, ночь в отделении прошла, хоть и далеко не так, как хотелось бы.Едва Дубин отдал последний паспорт и уже собрался заполнить последние бумажки и уйти?— над ним нависла уже какая-то знакомая, чтоб её, тень. Дима даже глаз не собирался отрывать, пока не понял, что тень стоит над ним неподвижно, пока её обладатель поставил перед ним руки на манер заинтересованного школьника. Дима медленно поднял взгляд вверх по чужим татуировкам на сильных руках к лицу.—?Валик, что?Он стоял напротив, хлопая своими серыми глазами в оправе из пушистых ресниц, и у Дубина от этого взгляда пробегала по телу дрожь. Потому что и дураку ясно, что тот задумал гадость.—?Я не знаю, что ты задумал, но не подходи ко мне.У панка было очень смешное выражение лица, но даже смехотворно надутые губы не предвещали ничего хорошего. Он смотрел очень странно.—?Но ты такой…—?Не смей святого ради…Голос сам опустился на несколько тонов вниз, пока Дима искал пути отступления, смотря из-под лба. Не успел. Чужие ладони сжали его щёки с издевательски-умилённым ?цы-ы-ыплё-ё-ё-ёнок?.Секунда…две…Покидал участок панк, дико смеясь и потирая ладонью пострадавшую задницу.Дима мимолётно отметил что сжимать её ладонями было удобнее, чем пинать ногой.С временем такая феерическая частота их пересечений уже начинала не то казаться чем-то странным, не то как минимум удивлять, и Валик ой как удивился, когда дней на пять ему удалось потеряться для Димы. В голову уже било яркое майское солнце, от чего, впрочем, радости было мало хотя бы потому, что пришлось перейти на околовампирский способ жизни: отсыпаться в самую жару и выползать на улицу ближе к вечеру, когда температура начинала спадать.Как бы это ни было парадоксально странно, но без Дубина, кажется, чего-то недоставало. Чего-то, уже успевшего стать привычным, вроде догонялок по подворотням, подколов и чего-то еще, непонятного и даже не поддающегося словам. Какой-то их личной, особенной динамики.Гашпаров даже сам не заметил, куда его ведут ноги и куда он подсознательно тащит свою подружку по прозвищу Бритва. Сказать, что у них наклёвывалось что-то серьезное, было бы невероятной глупостью. Скорее обоим банально было скучно и некуда деть неисчерпанный потенциал. Это было видно и по оставленной ними на стене в закоулке надписи. ?У меня нет никаких талантов и я хочу самореализовываться через вандализм, поэтому извините, но хуй?.Закончив с самовыражением через вандализм, Валик зажал Бритву там, где уж наверняка их никто не должен был увидеть, и начал целовать. Прикосновения были неспешными, словно они игрались друг с другом. Хотя по сути так это и было: ничего серьезного, просто мирская скука.И все могло быть хорошо и закончиться так, как и сотни других обжиманий в подворотнях (то есть ничем), если бы он не увлекся и не перешел поцелуями на шею девушки, а та не протянула ?Калигари…?. Кличка стала каким-то извращенным словом призыва, ведь рядом очутился… Конечно же, кто еще?С их последней встречи прошло дней пять, наверное. Пять дней прекрасного затишья, которым он снова наслаждался как никогда, пытаясь не думать. Пытаясь не вспоминать, не смущаться, не краснеть.Игнорировать память.З а б ы т ь.Только почему-то было как-то не так. Дубин решил игнорировать и это саднящее чувство где-то внутри, списывая всё на ?нечего делать?. Май проходил невообразимо скучно и неправомерно спокойно. То тут то там, конечно, мелькали разговоры сослуживцев о ?буйных шайках? и цепи с ирокезами, но не больше. Чудила в основном мирная (он настойчиво избегал слова ?серая?) часть населения, и если где и фигурировали панки, то один конкретный ему совершенно точно не попадался. Может, оно и к лучшему. Стоило Диме просто подумать о Валике, как скулы неумолимо окрашивались всеми оттенками красного. Не то чтобы он часто об этом думал, но собственная память услужливо то и дело подкидывала ему кадры с участием Гашпарова. Местами забавные, местами досадные, но чаще провокационные. Дима по-прежнему считал, что у него пошёл сдвиг по фазе.В чем-то он был прав. Только ещё не понял, что этот сдвиг носит прозвище Калигари и массивные кольца.Дима обожал весну. Не так холодно как зимой и не дождит как осенью. Свежо, тепло и много света. Он любил солнце. И ненавидел жару, которая уже начиналась в мае. Дубин мог назвать себя совой как минимум потому, что, в отличие от жаворонков, комфортно чувствовал себя в холодную погоду. От него можно скрыться за дверью комнаты под одеялом или в куртке, но от жары спасало мало. Оптимальным было поступать так же, как с панком: избегать. Поэтому в магазин за хлебушком Дубин вышел ближе к закату, когда жара определённо начала спадать. Вечерняя свежесть и редкие дуновения ветра приятно холодили кожу. А вот ощущение от того, что он увидел Калигари возле собственного дома, ещё и с какой-то девицей, было равно ушату ледяной воды на голову. Он сказал непонятно откуда взявшемуся ощущению, словно засосало под ложечкой, свалить в туман ещё до того, как парень его заметил и начал нести какую-то хрень. Дима непонимающе уставился на него:- Ты укурился? Я здесь живу.Гашпаров отстранился от панкессы и окинул придирчивым взглядом невесть откуда вообще возникшего здесь Диму.—?Ну вот, такие речи толкал, а сам приперся и стоит у меня над душой. Цыплёнок, ну вот скажи, ну нахуя тебе вечером торчать в подворотне с плохими ребятками? Я думал, тебе одного раза хватило и ты подумал, что уж лучше тебе оставаться покорным блюстителем закона.Напряжённо выглянул из-за чужого плеча, останавливаясь взглядом на размашистой надписи. Он не любил ругаться матом, честно.—?Обязательно было делать это на стене именно моего, сука, дома?Валик неспешно отстранился от своей подружки и свел брови вместе, словно не понимая, из-за чего весь кипиш и в чем суть придирки.—?Ну и откуда я должен помнить, что это твой дом? Или мне его надо было на карте в сердечко его обвести? И кстати, если на то пошло, то что за двойные стандарты? На твоем доме тебе надпись мешает, а на чьем-то еще?— нет.Калигари нравится играть в провокации, нравится смотреть, как Дима бесится и не знает, как его приструнить и поставить на место. Осталось только вогнать его в краску так, чтобы на улицу можно было выставлять вместо красного сигнала светофора. Кивает еще раз на надпись и говорит таким презрительным тоном, словно объясняет очевидную вещь.—?Тут нечетко написано? У меня нет талантов и я самовыражаюсь через вандализм. Я же не ты, цыплёнок. Будь у меня такая способность к перетрахиванию самому себе мозгов, я бы, может, и панком никогда не стал.—?Хуи на чужих домах?— проблемы жильцов этих домов. И кто сказал, что у тебя нет таланта к перетрахиванию мозгов? Мою нервную систему тебе почти удалось затрахать. Я тебе сейчас этой же краской хуй на лбу нарисую, придурок.Да все их общение превратилось в каккую-то одну большую перепалку, соревнование на то, кто кого переиграет. Гонку, в которой ни один не собирался сдаваться и каждый ждал, когда же другой поднимет белый флаг и скажет, что они заигрались, а это все для него определенно перебор. Вот только у Калигари наверняка был выигрыш?— он не особо верил в то, что у него вообще есть понятие перебора.Последняя фраза, призванная хотя бы немного заставить Гашпарова задуматься о поведении, лишь вызвала еще более широкую и насмешливую улыбку.—?Прямо на лбу? —?каким-то сочувствующим тоном спросил он, и Дубин тут же оказался прижатым к стенке собственного дома без шанса на отступление. Валик захватил пальцами подбородок парня, чуть приподнимая его и заставляя взглянуть в самые глаза, и опаляюще выдохнул в самые губы:—?Ты либо не учишься на своих ошибках, либо тебе на самом деле нравится поддаваться мне.Валик смеется охрипшим голосом, пристально вглядываясь в зеленые глаза напротив. На его памяти хуи на стенах не вызывали большей реакции, чем кряхтение местных бабулек на то, какая нынче молодежь пошла. На то они и хуи на стенах, чтобы вроде как видимого дискомфорта не вызывать, но давать повод повозмущаться.—?Какая тебе-то разница, пока хуй находится на стене, а не в твоей заднице?Дубин иронично закатил глаза.—?Видимо, только в виде надписи на стене моего дома он и останется.Большой палец плавно скользнул по Диминым сухим плотно сжатым губам. В этом прикосновении не было попытки заставить разомкнуть их?— панк просто игрался, как кот с мышкой.—?Уже ведь, знаешь, не в первый раз оказываешься в подобной позиции. Или ты хочешь повторить ситуацию от начала до конца?Не сказать, что Дубин удивился, оказавшись на месте панковской подружки, но удар затылком по стене ввёл бы в ступор кого угодно. Он зашипел разъярённым котом, потянув руку к голове. С недовольным цоканьем, словно это он?— неловкий ребёнок и не его головой о стенку тут треснули, Гашпаров его опередил?— чужая ладонь ощущала затылок на предмет повреждений и, ничего не найдя, ?успокаивающе? погладила, пока сам парень продолжал пренебрежительно и похабно ухмыляться. Дубин ничего не оставалось делать, только слушать краем уха чужую речь, пока пульсация в голове медленно отступала. Когда это случилось и рука панка вернулась на его талию, Дима уже мог говорить, а не шипеть, и даже огрызаться.—?И что же ты сделаешь? Снова поцелуешь? Хотя о чём я, только этим крыть и можешь.Голос опустился сам, честно. И вообще его головой о стенку стукнули, хоть и случайно (наверное), может у него там беды снова активизировались. Сам почти поверил что сдался, впрочем, не особо отвергая мысль, что не против играть против панка по его же правилам, он осторожно обнял Валика за шею, находу думая на несколько шагов вперёд (если вообще думая) прижавшись ближе, чтобы теперь самому выдохнуть в губы, смотря с вызовом в серые глаза:—?Но может, я и сам не против. Самую малость.Дима, может, и со своими приколами, но Гашпарову тоже палец в рот не клади. Хотя когда стоит замолчать, он тоже знает?— другие менты с не самыми гуманными методами перевоспитания панков помогли. Сейчас же никакого риска не было и близко?— Дубин ему сделать ничего серьезного не сможет даже при желании.Хотя нет, кое-что все-таки может.Например, вогнать панка в минутный ступор словами о том, что и сам не против поцелуя. Уж чего-чего, а это услышать он точно не ждал, и немного подзастрял, удивленно хлопая широко открытыми серыми глазами. Однако проигрывать в этой словесной перепалке он уж точно не планировал.Серые омуты уставились на него ещё более дико, чем до этого. Диме определённо нравилось то, что он видел перед собой. Панк замер, шокированно взирая на него, словно увидел впервые. На самую малость, на долю секунды он увидел парня перед собой без всей этой колкой маски. Увидел и позволил себе признать: глаза у него красивые. Красивые настолько, что на эту долю секунды он забыл как дышать, заворожённо уставившись. Но потом всё вернулось. Чужое лицо вновь стало ехидно отчуждённым, словно его это нисколько не заботит, он просто издевается. Хотя да, он издевался. Только ситуация таки немного поменялась.Пальцы одной руки скользнули в чужие жёсткие волосы, робко коснувшись затылка. В голову ярким вспышками ударили воспоминания о том, как он сжимал эти волосы, целуясь с панком на Ротонде, но он прогнал их прочь. Ну, почти. Сильные руки на талии сжались сильнее, губы напротив искривились в кривой ухмылке, а в глазах, скрытое превосходством, промелькнуло охреневшее удивление. Но Дима?— мент в конце концов.Голубчик, ты правда думаешь, что всё так просто?—?Цыплёнок, я могу тебя не только поцеловать, но ты точно будешь против такого сближения, поэтому давай обойдемся малым.—?Ну, делать это без моего согласия ты явно не будешь, а вот способ издеваться надо мной и будить желание тебе врезать придётся думать какой-то другой.Потому что кажется, что этот уже повернулся против их обоих.И Валик целует, буквально вжимая Диму в стену. Одной ладонью он поглаживает его шею, то касаясь успевшего?— он в этом уверен?— дрогнуть кадыка, то поглаживая колючий затылок. Вторая рука тем временем шарилась под футболкой Дубина, бесцеремонно облапывая тело.Дубин осознал происходящее, когда оказался вжатым в стенку, подавляемым теперь требовательным поцелуем. Будь он проклят, если в тот момент, когда Валик схватил его за шею и попытался схватить, царапая выкрашенными в чёрный ногтями, его за волосы на затылке, он спустил пусть тихий, но чёртов полустон. Руки сами скользнули под чужую футболку, поглаживая скрытый торс. Дубин, кажется, окончательно сошёл с ума, отвечая на чужие грубые ласки, ещё и в его же манере. Он принял участие в танце рук и языков, при этом впервые себя не коря, нет, но определённо пламеннно негодуя. Ну, насколько это возможно, выгибаясь, вжимаясь своим пахом в возбуждение причины своего негодования.Гашпаров, собственно, даже не думал на этом останавливаться. Оторвавшись от Диминых губ, он тут же прильнул к шее парня, то целуя, то просто проводя языком, то покусывая кожу. Руки меж этим все шарились по телу, то нажимая подушечками пальцев и проходясь прикосновениями, то царапая отросшими ногтями (вот блин, снова надо будет перекрашивать). Дубин впервые был в его руках таким податливым, если не считать того раза на Ротонде, и Валика это определенно будоражило.Подружка панка слиняла под шумок, а сам он только-только разыгрался. Калигари вглядывался в зеленые-зеленые глаза напротив, все так же не оставляя путей для отступления.—?Насчет издевательств я не уверен, а вот способ будить в тебе желание я точно найду, и не один.Проводит ладонью по Диминому бедру, как бы невзначай цепляя пальцами его внутреннюю сторону, и все так же улыбку тянет. Снова что-то задумал, а как же. Он ведь уже серьёзно на этого милиционера нацелился и намерения отступать совершенно не имел. Гашпаров на какое-то время затягивает молчание и ненавязчиво переплетает свои пальцы с Димиными, не разрывая зрительного контакта.—?Может, сегодня снова придешь? В прошлый раз ведь так хорошо было.Голос кажется скучающим, словно ему наплевать на ответ. Валик глазами поблескивает, и понимает, что одного предложения тут мало. Поглаживает ладонь Дубина большим пальцем.—?А что? Представь себе: тусовка, музыка, выпивка… Все как надо. Ты и я.Человек? Мент? А может, кусок глины? Кажется, в тот момент Дубин мог принять любую форму (до поз пока они не дошли, что же взять)?— стоило только панку нажать в нужном месте. Ему жарко. Так жарко, что винить во всём весну было так же бесполезно, как игнорировать зудящее под кожей удовольствие от этих прикосновений. Жарко. Пока одна ладонь зарывалась в чужих волосах?— вторая настойчиво лезла под тёмную футболку, каждый раз задевая ледяную в сравнении с кожей пряжку ремня. Губы приоткрываются в немом стоне, когда по пульсирующей венке вскользь проезжаются горячие губы. Дима уткнулся носом в изгиб между шеей и плечом, пытаясь спрятать смущение от собственного возбуждения и пробормотал, задевая зубами кожу:—?Слишком много болтаешь.Наощупь находит ту самую татуировку над тазовой косточкой, проводит по ней пальцами и кусает шею, интуитивно проводя по следу языком. У него кончики пальцев холодные и Калигари вздрагивает когда они, огибая бок, скользят по позвоночнику, снова к шее. Кажется, у Дубина нездоровая (как будто могло быть иначе) тяга к этой части его тела. Господи, да он вообще с рассудком прощается, стоит панку его коснуться.Вы извините, а что вообще происходит? Он же не это собирался делать?— у него на стене эти, как их там? Хуи, да, точно. Он что-то там хотел? А что? Нет, он правда не помнил. Думал, что всё будет так просто, что он его переиграет, но…Может, всё и было просто?Только если кто кого и переиграл, то только Дима сам себя. Потому что, кажется, он действительно хотел этой близости. Его близости.Дубин дрожит под взглядом серых глаз. Они пытали, притягивали, заглядывали в самую глубину его, зелёных, и не давали шанса отстраниться. Он хотел бы потереться щекой о его ладонь, точно как кошка, но вместо этого бегает взглядом от его губ к глазам. Не то что бы был хоть малейший шанс на то, что парень его взгляд не заметил. Калигари смотрит с усмешкой, так или иначе ожидая ответа, склонив голову слегка набок. Дубин если и удивляется предложению, то самую малость и всё равно сомневается, пусть и очень хочет. Чёрт его пойми, чего сильнее он в этот момент хочет.—?Посмотрим.Смотрит с легким прищуром, ожидая ответа, и черт, Калигари никогда в жизни не признался бы себе в том, как сильно он хотел сейчас услышать ответное ?да?.Валик лыбу довольную тянет и чуть наклоняет голову, окидывая Дубина испытывающим взглядом. Проводит пальцами по его запястью и внезапно срывает с чужих уст последний быстрый поцелуй.—?А я посмотрю, явишься ли ты.Отстраняться не спешит?— не в глаза, в самую душу смотрит, укладывая ладонь на шее и поглаживая большим пальцем по линии челюсти.—?Кстати, в ошейнике ты посимпатичнее будешь.На комментарий об ошейнике Дима почти оскорбился. Он, конечно, не Лада и не Афродита, но был уверен, что и без ошейника вполне ничего себе так.И всё равно достал его из недр шкафа, куда пытался спрятать с перепугу в прошлый раз. Дубин критично осмотрел себя в отражении: массивный чёрный с металлом ошейник плотно, хоть и не удушающе, сидел на горле, прям над воротом серой футболки, свободно висящей на теле. Он не помнил, откуда та взялась, но сюда подходила как нельзя кстати. Провёл рукой, обтянутой широким кожаным браслетом, буквально кончиками пальцев по краю холодной кожи, вспоминая, как шеи касались совсем другие руки. На голове был тот же беспорядок, что и внутри неё. Дима до сих пор не знал, зачем это делает, но пошёл.След девушки терялся где-то в густом почти летнем воздухе, на асфальте валялась чёрная баллончиковая краска. Где-то посреди поцелуя в голове промелькнула, а затем прочно осела одна единственная мысль.Пиздец? Пиздец.