I don't wanna hear it (1/1)

В чём Валик был прав, так это в том, что всё начиная с самой первой их встречи?— абсурд. Дима прогнал из головы мысль, что имя парня очень странно и приятно ощущается на языке, и говорить с ним, оказывается, очень приятно. Он продолжал думать, что влечение к представителям своего пола?— это ненормально и ему просто нужно быть осторожнее, а по возможности?— вообще держаться подальше. Но это чувственное тихое ?приходи на Ротонду? было безумно заманчивым.И ненормальным. Нет, правда, кто вообще на его месте согласится? Дима знал, что происходит на Ротонде?— это одно из излюбленных сборищ панков, поэтому ?всё что угодно? как никогда отвечает на этот вопрос. Да кто в здравом уме, имея его профессию, потащится в самую обитель зла, где тебя могут разорвать только за то, что мент? Это Валик, допустим, нормально отреагировал, но потому что всё их общение?— ахинея отменного качества. Только та самая любопытная частица его сознания спрашивала ?а почему бы и нет?? Здравый смысл кричал ?не лезь, оно тебя сожрёт?, а логика рассуждала: ?ты спас ему задницу, вряд ли он собирается устроить над тобой расправу с помощью дружков. А так ты сможешь лучше понять, чем руководствуются панки и вынести для себя хоть какую-то определённость?.Давно притихший азарт вскинулся с горящими глазами и голосом самого Калигари горячо шептал на ухо ?соглашайся, ничего не потеряешь. Хуже твоего заплесневелого существования уже не будет?.И чёрт, да. Он принимает это приглашение.К тому времени, когда Дима пришел, тусовка уже разгулялась и перепуталась между собой. Тут половина даже не знала друг друга, но всем было феерически наплевать, и черт его знает, пьяны они были или просто развеселились.Не то чтобы Валик его особо ждал?— он особо не верил даже в вероятность встречи здесь. Ну, кроме как его снова будет гонять Дубин. А приглашение вообще было скорее шуточным, хотя на всякий случай несколько интересных штуковин для улучшения образа он все еще держал при себе. Но боги, когда Калигари вышел перекурить и немного глотнуть свежего воздуха, то наткнулся глазами на такого знакомого парня и, честно говоря, чуть не подавился дымом. Совсем непривычно было видеть Диму не в форме. А еще непривычнее?— его попытка одеться соответствующе.Гашпаров шагнул вперед, натягивая на лицо улыбку охотника, добыча которого сама пришла ему в руки. Бедному консервативному Димочке от этого наверняка стало еще некомфортнее. Валик же держать его за ручку и успокаивать явно не был настроен.—?Я думал, ты зассышь. И снова ошибся. Садись,?— он кивнул прямо на тёплый асфальт,?— щас будем делать из тебя человека.Он защелкнул на руках Дубина несколько шипастых браслетов, а на шее?— такой же шипастый широкий ошейник, который самому Валику в свое время не подошел. Аккуратную прическу он уже привычным жестом превратил в полнейший хаос всего парой движений руки. Теперь оставалось только одно.—?Снимай очки,?— скомандовал Калигари.Конечно, Дубин не обязан был приходить, но уже сидя перед панком на асфальте понял: не смог бы иначе. Он не стал бы пасовать перед подобным.Он позволил защелкнуть на себе полоски плотной кожи с большим количеством металла. И если браслеты ещё нормально перенёс, то момент с застёгиванием шипастого ошейника вызвал у консервативного Димочки более чем непривычную реакцию. Дураком он не был и что такое возбуждение, знал, но от этого? Неужели касания панка к шее и эта полоска кожи были настолько волнительными? Дубин тяжело сглотнул, пытаясь не пересекаться с парнем взглядами, а на ?снимай очки? как-то облегчённо выдохнул. Конечно, с чего бы Валику приказывать просить его снять что-то другое, но тот факт, что всего лишь очки, как-то радовал, да. Взгляд вмиг потерял фокус и панк вместе с остальным миром оказался каким-то далёким, потому что размытым. Может, поэтому его прикосновения отзывались в теле так остро. Диму пугала потеря контроля над ситуацией, а это именно она и была, но может ли быть такое, что было здесь что-то ещё? Валик достал из кармана джинс карандаш для глаз. Одной рукой зафиксировал лицо, держа за подбородок, второй он начал подводить парню глаза, даже губу прикусив от увлечения и периодически напоминая не рыпаться. Глаза поначалу щипало с непривычки и пытаясь проморгаться Дубин упустил момент, когда чужой палец с подбородка скользнул по его замкнутым губам. Он испуганно вздрогнул и, вернув себе чёткую картину окружающего мира, застыл всё так же испуганно. Калигари с этой улыбкой как никогда был похож на хищника, а сам милиционер казался себе не более чем загнанной в угол добычей. А ведь он действительно был на его территории?— это пугало и как-то странно будоражило.—?Идем,?— он буквально потянул его за руку,?— и расслабься, там уже почти все бухие. Ты кайфанешь.Валик решил с Дубиным не возиться: его и так прекрасно развлекут. Может, тот и нервничает, но это только до первой бутылки пива. Сам он нырнул в самый разгар тусовки, как обычно, теряя голову. Для Калигари это было каким-то извращённым местом силы, в котором он мог чувствовать себя свободным, быть собой, дышать полной грудью. Не тянуть наглую улыбку, когда в него тыкали пальцем на улицах вездесущие бабульки и обсуждали его прическу, одежду и татуировки. Не притворяться, что ему море по колено и океан по плечу.Иногда Гашпаров тоже уставал. Уставал делать вид, что ему все похуй, а в голове?— только тусовки и беготня от милиции. Он ведь тоже живой человек. Со своими переживаниями, путаницей в голове, которую он пытался вот так своеобразно заместить. Но кто бы еще это увидел?Да к черту. Легче вести себя так, словно ничего и не происходит. Словно он верит в стабильность, верит в то, что все будет так и через пять, и через десять, и через пятнадцать лет. По факту же?— не знает, что будет завтра. Но сейчас плевать на это все. Сейчас у него есть эта туса, эта музыка. А это и есть его жизнь.Валик лишь изредка вылавливает глазами из толпы знакомую белобрысую макушку и молчаливо ухмыляется, видя, что Дима увлекся и втянулся. А сначала ломался ведь и строил из себя абсолютно правильного сотрудника милиции, который начал раскрываться с новой стороны, начиная еще с того эпизода с окном, показывая, что, наверное, с ним еще не все потеряно.Панк был прав, пьяных вокруг было валом, да и самого его надолго без пива не оставили. Отказываться смысла он не видел. С этого момента вечер отправился в полёт калейдоскопом перед глазами. Дубин с самого студенчества забыл как это круто?— быть частью тусовки. Ты можешь зависнуть с абсолютно любым человеком, с несколькими, переобщаться со всем, лежать на асфальте, орать матом, громко смеяться и петь дикие песни, а наутро всё забудется, как только выйдет хмель. Помалу добрая часть людей начала разбиваться на парочки разной комплектации, и даже к Дубину начала клеиться какая-то девочка, имя которой Калигари не вспомнил бы даже под расстрел. Человеческие лица сменялись со скоростью света, Калигари как единственное знакомое лицо куда-то смылся и спустя несколько часов Дубин обнаружил себя невъебически довольным и расслабленным в компании девушки, так неумело, но так настойчиво пытавшуюся с ним флиртовать. Дима не столько находил это смущающим, сколько забавным. Ровно до того момента, когда взгляд скользнул мимо её увешанного пирсингом лица чуть дальше, на двоих парней, сидящих прямо на асфальте, как и он с Калигари недавно. Только эти компанией друг друга наслаждались куда сильнее. Один сидел сверху на чужих бёдрах, одна его ладонь зарылась в коротких торчащих ёжиком волосах, вторая скрылась где-то под футболкой, пока руки второго настойчиво прижимали того к себе, подхватив за ягодицы, пока они самозабвенно целовались. Неподалеку зажимались двое парней, и панка такая картина уже не могла смутить, а вот бедный консервативный Дима явно такого раньше не видел и прикипел к этой парочке глазами, одновременно краснея так сильно, что даже в полумраке было видно. Дубин настолько опешил от этой картины, что буквально не смог оторвать глаз. Завис с мыслями между ?это неправильно? и ?я не должен считать это возбуждающим? даже не заметив, как румянец ярко окрасил скулы. Валик решил наконец-таки оказать ему внимание и подошел сзади, одной рукой обхватывая его сзади за талию и обжигающе шепча на ухо. Дима сначала не заметил ни того, как ретировалась девушка, увидев кого-то за его спиной, ни того, что сзади к нему прижалось горячее тело уже знакомого конкретного панка. Его горячий шёпот он узнал мгновенно. И попытался внушить себе, что обжигающее тепло склубилось густым непроглядным туманом внизу живота до того, как уха коснулись чужие губы.—?Хочешь так же?Не дожидаясь разрешения, он заставил парня повернуться к себе лицом и одной рукой огладил скулы, а второй провел по низу живота, залезая пальцами под футболку.—?Я же вижу, что хочешь. Но боишься. И к тому же тебе стыдно. А тебе не должно быть стыдно за свое влечение. Расслабься.Последнюю фразу Гашпаров выдохнул в самые губы перед тем, как втянуть Диму в поцелуй.—?Скажи, когда захочешь, чтобы я остановился.Он мог бы пресечь это на корню. Мог бы оттолкнуть, сказать, что это неправильно. Что парень ошибся, что он не такой. Но взгляд остановился на чужих губах в миллиметре от его собственных, прежде чем их обдало жаром чужого тепла.Кажется, это было громче голоса разума, остатков логики и каких-либо принципов и убеждений. Дубин не отдавал себе отчёт, когда не сказал сразу не трогать его, когда ответил на сперва неторопливый и даже мягкий по сравнению с предыдущим поцелуй, когда позволил такому чужому, но сильному желанию взять верх над собственным рассудком. Он подавался вперёд, отвечая на ласку, позволив панковским рукам залезть под футболку. Он и сам был не прочь залезть под чужую одежду, чтобы наконец коснуться бледной кожи над самым ремнём, двигая рукой вверх, сперва робко касаясь и изучая, постепенно нажимая сильнее, становясь более настойчивым. Калигари казалось разбудил в нём что-то первобытное, тёмное, и Диме сейчас не было ни капельки стыдно. Было горячо и влажно, словно воздух вокруг них сгустился и накалился до невероятного состояния. Дубин всё смелее отвечал на поцелуй. Позволял кусать губы, водя тупыми ногтями под чужой футболкой. Он зарывался в смоляные волосы, оттягивая у корней, получая за это более сильный укус. Кажется, губы уже кровоточили. Он ловил чужое прерывистое дыхание между поцелуями, всё так же не произнося ни слова. Прижимался всем телом в ответ, словно кошка в агонии течки вжимаясь в чужие бёдра, ощущая не только своё возбуждение. Отвечал всецело на ласку, даже не пытаясь бороться с одурманивающим (не желанием, это не было его желание, не могло быть, так ведь?) первобытным инстинктом. То, что началось как лёгкое подразнивание переросло в настоящий пожар. Дубин пытался списать всё на алкоголь и гормоны (словно пацан в период пубертата, но давайте не будем судить), но не пытался противиться кипящему в теле огню. Ему не должно быть стыдно за своё влечение. Не тогда, когда так целуют. Какая-то дикая часть его, обретя хоть немного свободы, закрыла глаза и на стыд и на совесть, заставляя отвечать на порочную томную ласку.—?Что я творю?Голос не слушался, мысли настойчиво терялись в глубинах сознания, пока чужой язык блуждал в глубине его рта. Дима тогда лишь что-то невнятно простонал, схватившись за чужую футболку. Будь он проклят, если его зубов коснулся металлический шарик. Ответ панка он вспомнит потом, уже после, неоднократно прокручивая в голове этот эпизод. Такой постыдный, неестественный, но заставляющий снова прерывисто дышать, словно это только что произошло. И сжимать простынь в той маленькой служебной квартирке, пытаясь бороться с тем, чего хочет тело, заставляя в ночной темноте неестественно краснеть и чувствовать себя таким неудовлетворённым.Должен ли он продолжать считать это неправильным, а себя?— испорченным?Потому что он не знает, сколько ещё сможет отрицать, что ему понравилось и сколько ещё он сможет делить собственную сущность на разные личности.А Валик лишь довольно улыбнется в поцелуй, когда Дима его не оттолкнет и не остановит. Будет ласкать ладонями тело, пробираться в рот языком, перебирать блондинистые волосы. Просто играться, пока есть возможность, пока они стоят рядом, друг напротив друга, цепляться, обжигать чужое тело удушающей лаской. И почему-то было до одурения хорошо не с кем-нибудь из их тусовки, а с тем, кто гонял его по подворотням в последнее время.Они еще долго смотрели друг на друга, запыханные и раскрасневшиеся, но довольные, черт побери. Калигари понимал, что сейчас конец апреля, а значит, Дубин выпадет, его вполне себе могут завалить какой-то очередной херней, связанной с майскими праздниками. Признаться честно, панк в работе милиции не то чтобы разбирался и даже конкретизировать эту херню в принципе не мог, но в её существовании был абсолютно уверен.—?Приходи ещё, когда будет время,?— горячо шепчет на ухо он,?— тебе ведь понравилось?Ясное дело, что понравилось, куда бы он еще делся. Не просто так же жался к горячему телу и целовал, целовал, целовал. Делал то, что еще недавно наверняка считал отвратительным, мерзким, неправильным.—?Ну что же, кажется, ты тоже заразился.На самом деле, конечно, не так страшна гомосексуальность, как её рисуют. А изображения в этой невероятно прогрессивной стране и вовсе заставляют пробивать лицо рукой. И закрываться в себе же, загоняясь от того в депрессию и злость на себя, на свои сексуальные интересы, на весь мир. Гашпаров тоже раньше таким был, боялся своей сущности, пока не попал однажды в тусовку панков, от которых и узнал, что это вполне естественно и стыдно должно быть только тем, кто пропагандирует гомофобию. Ему помогли принять себя, и именно за это, пожалуй, он был благодарен движению панков больше всего.Теперь пришел его черед помогать, и он уже успел привыкнуть к Диме настолько, что тащил его за уши из болота внутренней гомофобии, как уж умел. Нагло, беспардонно и никак не обходясь без жгучих поцелуев и облапываний. И, кажется, вполне себе удачно.—?И все же я буду рад увидеть тебя не гоняющимся за мной в форме. Так ведь намного приятнее. Ты знаешь теперь, где меня искать.Знает, но не побоится ли найти?