24. (1/1)

Вещи Виктори — четыре большие коробки с логотипом DHL — приехали раньше, чем сама Виктори. Тави звонила мне из Бёрка: они с Виктори задержались там на неделю. Я надеялся, что в Сан-Франциско они полетят самолетом, но Тави взяла машину в прокате и повторила мой давний маршрут. Конечно, он получился длиннее: я спешил домой, а Тави показывала дочери туристические достопримечательности страны и никуда не торопилась. В Калифорнию они приехали только в конце июня. Я вышел их встречать. Незнакомый синий джип, детское кресло на заднем сиденье. Тави как раз отстегивала ремни. Из кресла выбралась загорелая светловолосая девочка в джинсовых шортах, сандалиях и розовой футболке с ?Хеллоу Китти?. Она подняла на лоб темные очки-сердечки и уцепилась за руку Тави. Я заметил на шее у Виктори цепочку ?переводчика?. Отлично. Значит, эта проблема отпадает. Тави, в обрезанных джинсах и белом топе без бретелей, была неузнаваема. Она тоже загорела, заплетенные в косу волосы выгорели на солнце и зазолотились. — Привет, — сказал я и подхватил Тави на руки. — Устала?— Очень, — призналась она. — Знакомьтесь. Ника, это Грен. Грен, это Ника. — Привет! — смущенно улыбнулась Виктори. — А мы были в прериях, и там были индейцы. Мама купила мне ?ловец снов?. — Зачем тебе ловец снов? — удивился я.— Чтобы ловить кошмары, — объяснила Виктори. — Ты повесишь его в моей комнате?— Непременно, — пообещал я. — Но мне понадобится твоя помощь, чтобы сделать твою комнату такой, какой ты хочешь ее видеть. Домашним прозвищем Виктори оказалось ?Рыба-солнце?. Девочка действительно была солнечная — светловолосая, синеглазая, с темными ресницами и слегка неправильным прикусом. Оказалось, она любит детей: с Генри они поладили моментально. Коты привели Виктори в восторг, бассейн — тоже. Она вообще была очень восторженной девочкой. В Америке ей нравилось все: желтые пешеходные переходы, фургон мороженщика, тюлени на пирсе, парки развлечений, школьные автобусы, канатный трамвай, то, что ее комнату отделывали в соответствии с ее вкусами. Вкусы у нее были до того девочковые, что я порой не находил слов. Стены бывшего кабинета Тави оклеили обоями в лиловых и голубых цветах, с бордюром из листиков; кровать Виктори выбрала белую, со столбиками и балдахином, ?как у принцессы?; розово-лиловый ковер тоже был ?как у принцессы?. Целую стену заняли стеллажи, на которых расположились бесчисленные куклы, пони и плюшевые кошки; рабочее место с розовым ноутбуком было белым, и Виктори заклеила его картинками с какими-то феечками, котятами, бабочками, пони и прочей девичьей ерундой. Даже мобильный телефон она себе выбрала розовый. Виктори оказалась кокеткой и строила глазки всем подряд: мне, Боуну, мороженщику, курьерам, доставлявшим продукты, продавцам в магазинах, просто прохожим. При этом Виктори оказалась достаточно серьезной девочкой. Она стремилась быть полезной. Помогала Тави готовить, рвалась помогать миссис Линь убирать, поливала цветы, кормила Генри, присматривала за ним в бассейне, ходила с Марг на прогулки. Ее интересовала музыка, и я дал ей первые уроки игры на рояле. Конечно, десять лет — не тот возраст, чтобы начинать, но лучше поздно, чем никогда. Выяснилось, что Виктори придумывает и поет песни. Конечно, голос ей надо было ставить, да и слушать побольше хорошей музыки не помешало бы, но все это были решаемые проблемы. Марг и Генри покинули нас в начале августа. Мы так свыклись с ними, что их отъезд — Марг в вечных кожаных штанах и сапогах, с двустволкой за спиной и Генри в бейсболке ?US California? в детском кресле рядом с матерью, — оставил по себе пустоту. Впрочем, с импровизациями на оставшемся от Генри синтезаторе и разбрасыванием игрушек и частей конструктора по всему дому Виктори отлично справлялась сама. Когда Тави и Виктори уехали в Диснейленд, я наконец-то занялся студией. Я давно продумал концепцию, оборудование и все прочее, но как-то не доходили руки. Дом заполнили сначала рабочие, которые устанавливали звукоизоляцию и заново прокладывали проводку, их сменили мастера-акустики. Я надеялся, что все закончится к сентябрю. После Дня Труда Виктори шла в школу, и ремонт в доме — не то, что нужно для успешной учебы. Школу для Виктори мы с Тави выбирали вместе. Тави хотела было отдать дочь в хорошую муниципальную школу, но я посоветовался с коллегами, полазил по местным родительским форумам и настоял на том, чтобы Виктори пошла в русско-американскую международную школу. Это была двуязычная начальная школа на Квинтара-стрит. С ?переводчиком? или нет, девочке не стоило сразу отрываться от родного языка. К тому же, два языка всегда лучше, чем один. А вот старшая школа может быть и частной. Пусть Виктори сначала выяснит, к чему у нее есть склонности. Я посмеивался сам над собой, когда выбирал Виктори велосипед и роликовые коньки, прокладывал маршрут, по которому буду возить ее в школу и забирать оттуда, покупал ей начальные учебники для занятий фортепиано. Мне нравилась эта девочка — независимо от Тави, сама по себе. Я плохо себе представляю, какими должны быть дети ее возраста, но мне она казалась разумной, настойчивой и способной. Из Диснейленда Виктори привезла мне подарок — фигурку бурундучка Саймона в синем свитере и круглых очках. Они с Тави два дня разбирали фотографии, печатали их и вкладывали в купленный в Диснейленде сувенирный альбом с принцессами. Некоторые фотографии Тави вставила в рамки и повесила в комнате Виктори. — А у вас есть фотки со свадьбы? — спросила Виктори как-то за завтраком. Ела она мало и плохо, и отвлекалась от еды на что угодно.— Нет, — ответила Тави. — У нас не было свадьбы.— Почему? — огорчилась Виктори. — Потому что мы не женаты, — объяснил я. — Почему? — снова спросила Виктори.А действительно, почему? Я посмотрел на Тави. Она улыбалась.— Солнце мое, — сказала она дочери, — я была замужем пять раз, и мне там не понравилось.— Пять раз? — не поверил я.— Два официальных брака, — объяснила Тави, — три гражданских. Сейчас четвертый.— А вы поженитесь? — на теме свадьбы у Виктори явно был пунктик. — Если вы любите друг друга, вы должны пожениться. — Не обязательно, — сказала Тави. — Если люди любят друг друга, они могут жить вместе или порознь, могут пожениться и могут жить так. Как им нравится. У нас с Греном не может быть детей, так что мы не видим смысла в том, чтобы регистрировать брак. — Просто я об этом не думал, — признался я. — А зачем тебе свадьба, Виктори?— Я Ника, — напомнила она. — Чтобы было красиво. Красивые платья, и машина с кольцами, и праздник. — Мы подумаем об этом, — пообещал я. — Хочешь поехать со мной на репетицию? — Хочу, — обрадовалась Виктори. Тави посмотрела на меня с благодарностью. Все-таки в режиме семь дней в неделю двадцать четыре часа в сутки Виктори была утомительна. Она не любила играть одна, не любила читать, смотреть мультики больше одного раза в день Тави ей запрещала, проводить за компьютером больше двух часов в день — тоже, а ближайшая детская площадка была довольно далеко. Прогулки по холму в одиночестве Тави тоже не приветствовала, а детей в нашем квартале было немного, и Виктори еще не успела познакомиться с ними. — Значит, доедай, одевайся покрасивее и поедем. А потом пообедаем где-нибудь в городе. Виктори принялась быстро доедать мюсли, а я — морально готовиться к тому, чтобы привести на репетицию кокетку в кружевных оборках. Берегитесь, коллеги! Виктори покажет вам, что такое очарование!*** Мы с Тави долго рассказывали Виктори, что такое Дом-у-Дороги, какие обязанности есть у его хозяев, отвечали на все ее вопросы и, похоже, она приняла этот разговор близко к сердцу. Сначала Виктори все время спрашивала, когда приедут гости. Я опасался, что к нам нагрянет какой-нибудь йокай, как случилось весной, или приедет кто-нибудь раненый, вроде Ли, но действительность, как это всегда бывает, превзошла все ожидания. Шла первая неделя сентября, через несколько дней Виктори шла в школу и вовсю готовилась к этому: перебирала канцелярские принадлежности, по три раза на дню перепаковывала пенал, мерила новую форму, переживала, звонила отцу. Тави успокаивала ее, как могла. Я уже свозил Виктори в школу, познакомил с учителями и директором. Был обычный безмятежный сентябрьский день. Тави вязала у камина, закрытого витражным экраном в ирисах, коты носились по дому, Виктори смотрела ?Пиратов Карибского моря?, и я вместе с ней. Когда в ушах запищало, я даже не стал выключать фильм, просто открыл ворота из дома и пошел встречать гостя. С улицы на подъездную дорожку, скрежеща и чихая выхлопом, ввалилось нечто, что когда-то, вероятно, было хорошим бронированным джипом. Левое крыло у него было сорвано и тащилось за ним с дребезгом, фары разбиты, решетка радиатора перекорежена, остатки лобового стекла усыпали капот и салон. Из-за руля вывалилось чудовище с залитым кровью лицом и торсом, прижимавшее к груди левую руку. Хромая и клонясь набок, оно доковыляло до меня и уцепилось за плечо. Из-под кровавой маски сияли безумные звездчатые зеленые глаза. Я повел гостя в дом, больше всего боясь, что Виктори испугается. Но она не испугалась. Она все хорошо поняла. Тави сбегала за аптечкой, а Виктори принесла тазик и тряпочку и замыла кровавые следы в доме и во дворе, щеткой смела осколки триплексного стекла и высыпала в мусор, принесла свежую воду и губку и под тихие команды Тави смывала с гостя кровь. Очень смелая девочка. Рана на голове гостя оказалась неопасной, просто раны скальпа всегда сильно кровоточат. Настоящие проблемы были с рукой — открытый перелом лучевой и локтевой костей — и с ребрами. — Звоню Алану? — спросил я. — Никуда... — прохрипел гость.— Солнце-рыба, принеси воды, — попросила Тави. — Нет, не надо. Я справлюсь. — Без рентгена? — усомнился я.— А то Алан с собой рентген-аппаратуру возит. Виктори принесла гостю воды, а потом пошла мыть его машину изнутри. Кажется, для нее это было захватывающее, ?настоящее? приключение. — Ты помнишь: о том, что происходит в доме, никому никогда нельзя рассказывать? — спросил я, когда она в очередной раз вошла в дом, чтобы сменить воду. — Помню, помню, — снисходительно ответила она. — Потому что это секрет и не для людей. Я все помню. А ты починишь машину?— Отгоню в мастерскую, там починят. Вы с мамой справитесь, или мне остаться дома сегодня?— Справимся, — так же снисходительно сообщила Виктори. — Езжай на свою репетицию. Привет передай Джону, и Эду, и Майклу, и Лоре, и Дайне, и Юджину. — Всем передам, — пообещал я. Тави действительно справилась сама. Она наложила шину, зашила раны, перевязала их, наложила давящую фиксирующую повязку на ребра, вколола гостю антибиотики, дала обезболивающее и уложила его спать: смесь лекарств подействовала на него как снотворное. Виктори еще раз вымыла пол, прополоскала тряпку и выкинула ее.— Помощница, — с нежностью сказала Тави. — Солнце-рыба, ты настоящая молодец. Будешь досматривать фильм?— И можно не спать?! — обрадовалась Виктори. Наш гость проснулся рано утром на следующий день, и Виктори, которая всегда поднималась вместе с солнышком, развлекала его, пока мы не встали. Гостя звали Энтони, был он человеком, попал на дороге в аварию — о подробностях мы не спрашивали, — и очень вежливо интересовался, может ли он остаться до тех пор, пока заживет рука. Он был британец, на английском говорил с британским акцентом, и был он сказочник. В самом прямом смысле. Он собирал и передавал по Дороге сказки. Виктори была счастлива. Она ходила за Энтони хвостиком, а он, потирая здоровой рукой зудевшую рану на лбу, просил ее рассказать ему сказку, и рассказывал сказки сам, и это могло бы продолжаться до бесконечности, но к ночи Тави разогнала спевшуюся парочку по постелям. — Вот Рыбба и проверена первым гостем, — сказала Тави, ложась в постель. — Она молодец.— Да, — подтвердил я. — Она молодец. И очень на тебя похожа. Выходи за меня замуж.— Ради рыббьей радости? — улыбнулась Тави. — Нет. Ради моей. Я так хочу. — Я подумаю, — сказала Тави. — Смысл? Мы и так вместе. — Хочу подарить тебе кольцо с бриллиантом, — улыбнулся я. — Размером с грецкий орех.Тави рассмеялась.— Такое носить неудобно. Хорошо. Но никаких белых платьев.— Договорились.