16. (1/1)

Тави наряжала в гостиной елку. Большую, живую, ароматную елку. Начиная с Дня Благодарения, Тави начала покупать елочные игрушки. Она старалась это делать вместе со мной и в конце концов заразила меня предчувствием праздника. — Йоль, — говорила она, зажигая свечи на окнах. — Новый год. Так здорово. Самый яркий праздник в самое темное время. И подарки. Я очень люблю дарить подарки. Жаль, в этом году не получится. Ну, почти не получится. Старые друзья далеко, новых еще не появилось. Ты пригласишь к нам на рождество кого-нибудь из коллег?Я качал головой и отмалчивался. Ко мне хорошо относились в ?Йошиз?, но друзей у меня там так и не появилось. Все мои коллеги давно и хорошо знали друг друга, а я был новичок и ко мне присматривались. Елку нам привез один из наших йольских гостей, Гарри. Немолодой сухощавый мужчина, который говорил только по делу, сбривал все волосы на голове начисто и выходил из своей комнаты только к столу. Он приехал на старом спортивном автомобиле с лошадью на радиаторе. Откуда он приволок елку, я понятия не имел. Просто спустился однажды утром в гостиную — а она уже там, стоит в огромной бочке с мокрым песком. Подарок Тави я придумывал долго. Я знал, что она, несмотря на все свои сожаления, давно отправила подарки всем своим друзьям. Благо существовал такой интернет-сервис, как вишлисты. Был вишлист и у нее, и я туда даже заглядывал. Трубки, табаки, книги, посуда, какой не достать в Калифорнии, кофе и чай, тростниковый сахар — она предпочитала коричневые кристаллы, котенок-мэйнкун. На котенке я и остановился. Нашел в окрестностях Беркли питомник, съездил туда, договорился с владелицей. На выбор мне было предоставлено два помета — девять котят. Я выбрал крупного флегматичного мальчика цвета карамели с апельсинами. Я намеревался забрать его двадцать четвертого, в канун рождества. Конечно, клетку с котенком не упакуешь в золотую бумагу, но привязать бантик я собирался. Марс и Карна поладили. Играли вместе, снося цветы в горшках и предметы с полок, на два голоса пели жалобные песни о голодных котиках, вылизывали друг другу уши и спали в одной корзинке. Тави купила для них высоченную когтеточку с полками, колокольчиками, мышками, гамаками и домиком. На площадке на самом верху обычно спал Карна. И каждое утро перед поездкой на работу мне приходилось отчищать пиджак и брюки от его шерсти. Марс тоже линял, но он был черный, и на темной ткани его шерсть была не так заметна. С собакой мы с Тави решили повременить. Я с головой увяз в работе, у Тави, хоть она и получила права, тоже оставалось немного свободного времени. Весной она собиралась поступать на курсы медсестер и усиленно готовилась.— Я школу закончила в другой стране и двадцать два года назад, — объясняла она. — Интуитивного знания языка мало, и общей эрудированности — тоже. На мой взгляд, Тави была прекрасно образованна, но я не спорил. Сейчас она вешала игрушки на самый верх елки, забравшись на стремянку. Я стоял внизу, подавал ей золотые шары и синие сосульки и радовался, что она так оживлена. Время от времени Тави охватывала тихая печаль, когда она молчала, слушала минорную музыку, неохотно отзывалась на ласки и забивалась куда-нибудь в угол библиотеки с книгой Кинга. В такие дни я размышлял о том, что я — неравноценная замена всей ее прежней жизни. Хотя бы потому, что не могу выдернуть ее из этого меланхолического настроения. Тави улыбалась, если я подходил к ней, но взгляд ее был не здесь. Она смотрела в стену, отделанную под мокрый шелк — в нашем доме все стены были отделаны под мокрый шелк — так, словно там, в глубине декоративной штукатурки, были ответы на все вопросы мироздания. Рано или поздно такое настроение проходило, но оно меня тревожило. По настоянию Эндрю мы оба приобрели медицинскую страховку. Правда, воспользоваться ею так и не пришлось. Но — пусть будет. Прикинемся обычными обывателями. Так безопаснее. — Ай! — вскрикнула Тави: большой золотой шар оторвался от крепления и полетел вниз. Я подхватил его. — Уф! Спасибо! Ненавижу битое стекло. Вечно норовлю пройтись по нему босиком. Я поежился. — Куда этот шар, отдать тебе или отложить?— Отложи пока, я потом к нему крепление приделаю.Гарри молча смотрел на нас из кресла и потягивал крепчайший кофе. Он все время варил себе убойной крепости — десять ложек на чашку — кофе в джезве, которую привез с собой. — Как ты думаешь, Гарри, — спросила Тави, — готовить подарки для йольских гостей?Гарри молча кивнул.— А что именно? — Что-то, что пригодится в дороге, — неохотно ответил он.— Алкоголь мужчинам, всякие личные мелочи женщинам?Гарри снова кивнул. И выдавил:— Табак. Сигареты. Кофе. Сигареты без фильтра. Кофе молотый. — О, и охотничьи зажигалки! — Тави загорелась идеей. — Спасибо!У меня в кабинете зазвонил телефон. Я пошел ответить на звонок. Мне редко звонили, и я привык оставлять мобильник где попало. Сейчас он лежал на крышке рояля и вызванивал мелодию из ?Пиратов Карибского моря?. Это с работы. Для звонков Тави у меня стоял рингтон с музыкой из ?Тихого огонька?, для Эндрю — какое-то кантри, для Йодзу — просто предустановленная заводская мелодия. Мэри Луиза Карпентер, менеджер, звонила, чтобы спросить, соглашусь ли я выйти на работу в клубную смену в новогоднюю ночь. Джек Кронин, тенор-саксофонист приглашенного бэнда, внезапно заболел. Мэри Луиза обещала двойную плату и какие-то неопределенные светлые перспективы. Я обещал подумать и перезвонить через полчаса. Надо было поговорить с Тави — она так планировала новогоднюю ночь! Но сначала я позвонил Келли Малоуни. Он был самым большим сплетником в оркестре и всегда знал все, что творилось в клубе. — Хай, Грен! — радостно приветствовал меня Келли. — Как делишки, как жистя?Келли, несмотря на ирландское имя, был зеленоглазым шоколадным мулатом. Он родился и вырос на Ямайке и в США приехал уже студентом. От него частенько попахивало травой, но я ни разу не видел, чтобы он курил. — Привет, Келли. Хочу спросить тебя про Кронина.— А, малыш Джеки. Парень спекся, просто спекся.История, которую рассказал Келли, была проста и неприятна. Джек Кронин был наркоман и играл под кокаином. До поры до времени на это смотрели сквозь пальцы, но недавно он сорвался. В перспективе, если Кронин не возьмет себя в руки, ему грозило увольнение. Меня просили подменить его в ?Гарвард джаз бэнде? просто от безнадежности: в праздники все музыканты были нарасхват. — Джека уволят, — уверенно сказал Келли. — Так что, если ты заинтересован, можешь застолбить его местечко за собой. — Спасибо, конечно, но... — Я бы не сомневался, да кто меня позовет?Келли играл на трубе. Хорошо играл. — Спасибо, Келли, — сказал я и пошел поговорить с Тави.Она как раз закрепила на верхушке елки большую красно-золотую звезду. Я поманил ее вниз. — Иди ко мне, свет моих очей.Тави удивленно подняла бровь. За мной не водилось страсти к преувеличениям. Только когда мне было не по себе. Она спустилась, и я поцеловал ее, когда она стояла на самой нижней ступеньке. Гарри покосился на нас и ушел к себе, оставив на столе кружку. Я сел в кресло поближе к камину, усадил Тави к себе на колени и сказал:— Мне звонили с работы. Просят выйти в новогоднюю ночную смену. С восьми вечера до часу ночи. В перспективе, если я соглашусь, у меня появится хорошая запись в резюме и новые связи. И заплатят мне двойной гонорар. Что ты скажешь?Я был готов к тому, что Тави огорчится, к тому, что она начнет меня отговаривать. Но она задумалась.— Те же деньги, меньше рабочего времени, более интересные перспективы?— В общем, да, — кивнул я. — Но, если ты не хочешь, я откажусь.— Одна новогодняя ночь. Это ведь не тот же ресторанный хоум-бэнд?Я кивнул.— В клубе будет выступать приглашенная команда. — Они, наверное, потом поедут куда-нибудь в ?Джаз-гэллери?. Ты можешь поехать с ними. — Ты согласна остаться в новогоднюю ночь одна? — удивился я— Грен, для тебя это очень важно. Так что да, согласна. Не радуюсь, конечно, но понимаю. Я поцеловал ее в кончик носа. — Ты чудо, — сказал я. — И у нас еще будет рождество, — напомнила она мне. — Пойдем, закончим с елкой. *** Новые гости появились еще до того, как мы закончили наряжать дом к рождеству. Сначала приехали черноволосые смуглые близнецы на скутерах. Они были разряжены, как попугаи, все время ссорились или играли в карты на желание. Ели они только жареную рыбу, и я каждый день с утра отвозил Тави на рыбный рынок. Потом появилась строгая суровая дама в длинном сером платье с высоким белоснежным воротничком и такими же манжетами. Дама пришла пешком, сжимая в руках зонтик, заняла спальню с кроватью. В ее саквояже было вязание, порошки от головной боли, коробочка с черным чаем и даже фарфоровая чашка, расписанная бутонами роз. Дама попросила называть ее мисс Мэри и за один вечер перевесила почти все шары на елке и все гирлянды в доме так, как, по ее мнению, они должны были висеть. Она не признавала электричества, и в ее комнате горели только свечи. Я начал побаиваться пожара. Ела мисс Мэри только овсянку и вареные на пару овощи. И только она ухитрялась призвать к порядку близнецов — Гая и Юлия, если они начинали материться. Тави приходила в восторг от высоких шнурованных ботинок мисс Мэри. — Хочу себе такие же! — попискивала она. И таки заказала себе такие же, найдя на каком-то сайте подходящий размер и модель. О цене я предпочел не спрашивать. В самый канун рождества, когда я уже пристроил под елкой все подарки (клетка с котенком вызвала невероятный интерес у Карны и Марса), приехала пара, Артур и Хельга. Хельга оказалась скрипачкой, а Артур — мастером на все руки. Он подготовил к зиме наш бассейн, натаскал дров, починил барахливший поворотник у ?акуры?, поправил разболтавшуюся дверную ручку в кабинете Тави и настроил систему отопления так, что теперь температуру можно было регулировать в каждой комнате. Хельга играла рождественские мелодии, и хотя я не религиозен, а Тави и подавно, рождество прошло прекрасно. Тави пришла в восторг, увидев котенка, и долго придумывала ему имя. Котенок, ростом с наших взрослых котов, был назван Гайре — ирландское имя, значение которого я не знал, Тави не говорила. Это имя совпадало с тем, что ему рекомендовалось дать по родословной, хотя наш котик был класса ?домашний любимец? и радости размножения ему не светили. Я получил в подарок бархатную коробочку, в которой было кольцо, парное кольцу Тави — платина и радужный, фиолетово-зеленый топаз. Оно пришлось мне как раз на безымянный палец правой руки. До сего момента я не носил колец, но это пришлось мне, словно я с ним родился. Впрочем, таково было свойство всех вещей, сделанных Эйриком. Гостям достались дорожные зажигалки и сигариллы, женщинам вдобавок еще и зеркальца с гребнями из кости. Даже мы получили от них подарки: Хельга играла весь вечер, Артур вычистил камин, мисс Мэри подарила мне четки-браслет из сандала, а Тави — клубок радужных ниток; близнецы вручили Тави ожерелье из рыбьих позвонков, а я получил нашептанный на ухо совет о том, как осчастливить свою даму до десяти раз за ночь. Я с благодарностью принял совет, умолчав о том, что, вздумай я осчастливливать свою даму настолько интенсивно, поутру мог бы и не проснуться: Тави попросту придушила бы меня подушкой за излишнее усердие. В сочельник у меня был выходной. Мы с Тави провалялись в постели до полудня: под строгим руководством мисс Мэри гости сами могли позаботиться о себе. — Выходной, — я потянулся. — Как давно у нас не было полноценных выходных!— Давно, — согласилась Тави, положив голову мне на плечо. — Ты снова грустишь?— Есть немного. Все-таки зима и в Калифорнии зима. Мне не хватает света.Я подозревал, что дело не только в свете, но молчал. Мне казалось, что Тави хочет мне что-то рассказать.— С тех пор, как мои тексты перестали быть, — внезапно произнесла она, — у меня осталось всего тридцать семь читателей. А было сто тридцать. Текстов не стало, и я перестала быть интересна людям. И новое я писать не могу. Совсем не могу. Я пробовала. Даже затеяла флэшмоб с драбблами в одно предложение. Не могу. Все, хоть как-то связанное с Домом Детей, заблокировано напрочь. Я обнял ее покрепче.— Тебя это огорчает?— Это была очень важная часть меня. Так же, как у тебя музыка. Представь, что ты утратил возможность играть. Совсем. Умение писать — то, в чем я никогда не сомневалась, то, что поддерживало меня в самые тяжелые времена. Когда мне хотелось умереть, я удерживала себя тем, что как же без меня мои персонажи? Но выяснилось, что они и без меня отлично. Тяжелые времена закончились, а держаться стало не за что. Я разучилась писать. То есть стиль есть, навык есть, но я больше не могу рассказывать истории. — Может быть, просто нужно время — и все вернется? — осторожно спросил я. — Какой у тебя бывал самый длинный перерыв? — Года три, кажется. Я развелась с одним мужем, пережила дефолт, предательство приятельницы, вышла замуж снова, связалась с сектой, увлеклась аниме... Да, года три. Тяжелые были годы. Я тихо сказал ?угу?, пытаясь переварить тот факт, что моя милая Тави, оказывается, была замужем минимум дважды. Так ничего и не придумав по этому поводу, я предложил:— Попробуй писать в дневник зарисовки о наших гостях. Как беллетристику. Такой набор персонажей, которые идут из ниоткуда в никуда. Может быть, из этого и сложится история. — О! — оживилась Тави. — Или можно придумывать истории по их дорожным байкам. Ты заметил, сколько баек травят близнецы?— Артур не меньше. Просто менее скабрезные. — Ну, писать порнуху мне в свое время удавалось хорошо, — рассмеялась Тави. Но в глубине ее глаз осталась печаль. Тави было одиноко в Сан-Франциско. Я с ума сходил от одиночества на Каллисто, хотя у меня было множество знакомых, а у Тави здесь не было никого. Нет, у нее были знакомые торговцы на рынке и в магазинчиках, но друзей она не завела. Не так-то это просто — в чужой стране, где приходится скрывать происхождение, возраст и даже основное занятие, завести друзей. Наши гости приходили и уходили, у меня была работа, а Тави целые дни проводила одна. Ее работа не требовала живого общения, ее развлечениями были цветы, коты, книги и музыка, а этого мало. Слишком мало. Со своими старыми друзьями она могла общаться только в сети, и с учетом разницы во времени в одиннадцать часов, они нечасто совпадали. С этим надо было что-то делать. Чаще выводить Тави в люди, может быть. Я не знал, но собирался обязательно что-нибудь придумать. Но сейчас меня больше беспокоило другое. Оставлять Тави в новогоднюю ночь в таком настроении казалось мне очень плохой идеей. — Может, пойдешь со мной в ?Йошиз? на новогоднюю вечеринку? — предложил я. — Я постараюсь, чтобы тебе оставили столик.— В новый год в модном клубе? — рассмеялась Тави. — Не надо. Не мое это место, и шумно там будет. Я лучше останусь дома. К здешней полуночи кое-кто из моих друзей как раз выползет в аську. — Ох. Ну тогда хоть ложись спать после полуночи. Не дожидайся меня. Я могу вернуться только под утро. — Договорились, — Тави поцеловала меня. — Все так и будет.