5. (1/2)
Изможденный многолетними заботами о большой семье, Бетховен был неимоверно рад предоставившейся возможности переезда в Вену.
Известный композитор Йозеф Гайдн, будучи проездом в его родном городе Бонне, обратил на творения юного музыканта внимание, обещав оказать ему помощь, что не могло не вызывать у Людвига чувство гордости.
Приехав в Вену, он обосновался в небольшой местной гостинице, и почти сразу после приезда отправил письмо Гайдну с вопросом о том, когда можно будет начать занятия. Ответ не заставил себя долго ждать, и уже через несколько дней Бетховен получил приглашение на посещение дома знаменитого композитора.
Деревушка на окраине Вены, куда за несколько лет до этого переехал Гайдн, встретила Людвига приветливо и доброжелательно. Хоть долгая дорога и была тряской и утомительной, приятный свежий деревенский воздух и бескрайние зеленые поля затмили собой все неприятные воспоминания о поездке.
Когда Людвиг, обмолвившись парой слов со слугой, зашёл в гостиную, Йозеф Гайдн сидел за письменным столом, сжимая в руке перо. Едва завидев в дверях юношу, композитор оторвался от работы и приветливо улыбнулся: было видно, что гостя он ждал уже давно.
— Очень рад, что Вы все же не пренебрегли моим предложением, — все с той же легкой улыбкой протянул Йозеф после короткого сухого приветствия.
— Еще раз благодарю, — тихо ответил Людвиг, усаживаясь в кресло напротив композитора, и после недолгого молчания продолжил: — Как Вы и просили, я привез несколько своих новых сочинений.
С этими словами Бетховен неосторожно опустил на стол неровную стопку нотных листов и отрешённо перевел взгляд на окно.
— Я обязательно посмотрю их, но немного позже, — все той же ласковой интонацией ответил Гайдн, отодвигая стопку чуть-чуть в сторону. — Расскажите лучше, как вы доехали? Как сейчас погода у вас, в Вене? Давно я уже туда не заезжал... — продолжил он, видимо, стараясь завязать хоть какой-то разговор: спокойная и размеренная жизнь в деревне после долгих лет ярких красочных путешествий, хоть и давала возможность отдохнуть и расслабиться, уже начинала надоедать общительной натуре композитора, и приезд гостя заметно его воодушевлял.— Доехал хорошо, погода удовлетворительная, — отрешенно отрезал Людвиг, провожая взглядом сонную муху, вяло бегавшую по стеклу, после чего снова замолчал, сдвинув брови к переносице, чем вызвал у Йозефа лёгкое недоумение. — Может, все же посмотрите? — наконец, спросил он, кивая на сиротливо ютившуюся на краю стола стопку.— Ладно, если вы настаиваете... — растерянно пробормотал Гайдн, и пододвинул ноты ближе к себе.Чуть меньше получаса оба провели в абсолютной тишине.— Да у Вас, мой дорогой, настоящий талант! — улыбнулся Гайдн, закончив просматривать ноты, но улыбка вышла вялой и слишком наигранной. — Только Вам не кажется, что всё написанное слишком... мрачно? — все же осторожно добавил он.
Услышав замечание, Бетховен перевел пристальный серьезный взгляд светлых глаз на лицо композитора, отчего тому стало немного не по себе.
— А жизнь вообще мрачная вещь, не замечали? — выдержав паузу, тихо и четко произнес он, после чего встал и добавил: — Я напишу Вам, когда буду готов показать что-то еще.С этими словами юный композитор скрылся за дверью.
С тех пор почти каждую неделю Бетховен привозил и показывал Гайдну свои новые произведения, и каждый раз великий композитор находил их слишком тёмными, тяжёлыми и грузными. Людвиг точно понимал, что взаимопонимания им достичь, вероятно, не удастся, поэтому уже через несколько месяцев в тайне начал подыскивать нового педагога.
Имя Сальери в то время было на устах у всей Вены, и мимо Бетховена оно, конечно, не прошло. Слава придворного композитора интересовала его еще до переезда в Вену, поэтому уже скоро решение было принято.Сальери узнал о приезде Бетховена в Вену почти сразу и уже давно ждал его визита к себе. Поэтому когда на пороге появился "странный черноволосый юноша", как его описывало большинство тех, кто имел с ним дело, Антонио без доли удивления окинул его изучающим взглядом.