Глава 19 (1/1)

POV Эдвард ШнапсЯ всегда знал, что доброта ни к чему хорошему не приведет. И любопытство тоже. Но убедился я в этом только в октябре. Та ночь, пожалуй, могла бы стать лучшей, и я был уверен в том, что ее ничто не испортит. Но всегда существует одно ?но?.Я даже не догадывался о том, что самым большим разочарованием в жизни и самой большой проблемой станет не полиция или даже Бэтмен, а пьяная шестнадцатилетка, которая шла, шатаясь, по трассе. Честное слово: сначала мне хотелось ее просто сбить и ехать дальше, но, как всегда бывает, в самый неподходящий момент просыпается совесть, поэтому я решил остановиться. И это было самой крупной ошибкой в моей жизни.Когда я только увидел ее со спины и заметил зеленые пряди волос, что зацепило мое внимание и ввело в ступор, что-то внутри меня закричало о том, что стоило просто ехать дальше.—?Ты совсем повернутая? —?я вышел из машины, даже не надеясь на теплую беседу. Зачем я это сделал?— без понятия, просто показалось, что так надо.Она обернулась. В ее руке я заметил бутылку виски, которая была наполовину пуста. Очень даже неплохо для маленького тельца.—?А что, так заметно?В свете фонарей мне удалось ее рассмотреть: на ее лице была кривоватая ухмылка, а ее большие серые глаза, слегка сощуренные, казались мне невероятно знакомыми. На какой-то момент я даже задумался о том, кто она такая, и где я мог ее видеть, но в итоге решил спросить ее сам, вдруг повезет, и она все-таки ответит:—?Подожди, я тебя знаю?—?Меня?— вряд ли, а вот моего отца?— запросто.Да, вот оно. Ответ о том, кто она, пришел сам по себе. В Готэм-Сити давно ходила байка о том, что у Джокера и Харли Квинн была дочь. Кто-то говорил, что ее убили после рождения. Кто-то?— что ее отдали в приют. Некоторые считали, что ее никогда и не существовало. Не было правдивой истории, и мало кто верил в ее реальность. Я был одним из тех, кто смеялся, услышав очередную версию.Но теперь это не казалось смешным, а, наоборот, внешность этой девушки была очень странной. Точнее, она заставляла задуматься о том, что все эти готэмские слухи?— не просто байка. Ну, и естественно, теперь стоило задуматься о своей же безопасности.Когда все встало на свои места, в голову сразу пробралась мысль о том, что, скорее всего, Джокеру известно о Люси. И что это не очень хорошо. Наверное, ее все-таки стоило оставить. Но что-то не дало мне просто проигнорировать ее и бросить на дороге. Около недели она провела в одной из моих квартир в Готэме. И на протяжении этой недели я пытался узнать хоть что-то о ней, собирал информацию. И, да, я достаточно узнал и от нее самой, естественно, когда мне приходилось оставаться дома, чему я был не особо рад, потому что пришлось познать всю дьявольскую натуру подростков. Я почувствовал разочарование в самом себе в первый же день, когда понял, что никакой благодарности или как минимум уважения я не дождусь. Не то чтобы я прям хотел этого, но было бы неплохо, если бы Люси хоть раз повела себя нормально. Наравне с ее хамством и желанием быть независимой я видел в ней что-то еще. Наверное, она не была из тех людей, которые блещут своим умом направо и налево, показывая свою образованность и проявляя ко всем без исключения уважение, но я видел, что настоящая Люси пряталась под маской бесчувственности. За все время, что я провел с ней, я увидел, что, пусть она и пыталась отталкивать от себя людей, она все же жаждала внимания. Я видел, что ей нужна помощь. И поэтому постепенно мои мысли о том, что встреча с ней была ошибкой, уходили на задний план, и я стал видеть в этом плюсы. Она пыталась меняться. И она менялась. Наверное, это не было заметно для нее, но я видел, что она действительно взрослела. Признаться, иногда я даже чувствовал гордость за то, что Люси, пусть и вела себя как последняя тварь, иногда все же прислушивалась ко мне и, может, делала не так, как ей хотелось, но так, как было бы лучше. Наши различные взгляды на какие-то вещи заставляли испытывать неприязнь друг к другу. На наши взаимоотношения влияли многие вещи. Мне не хотелось все время присматривать за Люси, но ее поведение вынуждало меня это делать; а ей наверняка не нравилось постоянное внимание с моей стороны, и она пыталась отстраниться и показать свою так называемую самостоятельность. Постепенно я пересматривал свое отношение к ней. Безусловно, наша неприязнь друг к другу никуда не девалась, а, наоборот, как мне казалось, иногда даже усиливалась, но все-таки я замечал, как Люси менялась. Особенно интересно было наблюдать за ней, когда мы были в Майами. Именно тогда стали заметны изменения в Люси. Я видел, как она прислушивалась ко мне и пыталась делать так, как нужно было. И наравне с этим было что-то еще. Я замечал, как в её действиях появлялось все больше искренности, и она… Будто тянулась ко мне. И мне было действительно жаль её, когда я сорвался, и когда я впервые увидел её слёзы. Тогда же я в первый раз разглядел и узнал её настоящую. Да, я преступник. Я убил немало людей и причинил боль многим. И до последнего я считал, что такой образ жизни для меня?— привычка, и видеть слёзы и страдания?— самое обычное дело. Но после того, что я наговорил Люси, будучи крайне раздраженным, я чувствовал себя последней тварью. Я не мог представить, насколько было плохо ей, но я точно могу сказать, что после того, как она ушла, я почувствовал себя чудовищем, таким, что даже смерть была бы абсолютно никаким наказанием. В тот момент мне не хотелось, чтобы она разочаровалась во мне. Но она выбежала из дома, и я практически на все сто процентов был уверен в том, что это все. Что я сделал все, чтобы разрушить то, что уже было построено. Я стоял за ее спиной, слушая, как она всхлипывает, и не верил, что это сделал я. В какой-то момент показалось, что мне было еще паршивее, чем ей самой. Я слушал ее монолог. И я слышал, что она не винила меня, она просто многое пережила, и все это время она терпела. Все ее эмоции были внутри нее, а теперь она не смогла все держать в себе. Она была одинока. Она была в растерянности. Она была потеряна и не могла найти себя. Ей просто нужна была помощь. Поддержка. С того момента я в очередной раз пересмотрел свое отношение к ней. Как бы странно не было, но я тоже менялся. И я стал замечать эти изменения за собой. С каждым днем мне все сложнее было злиться на нее, когда она неподобающе себя вела. И когда она просила поцеловать ее. Черт. Я стоял перед ней, я пытался разглядеть хоть каплю фальши в ее глазах. Но ничего такого не было, наоборот она была полна желания, и она действительно хотела этого. Я понимал, что все зашло слишком далеко. Не туда, куда должно было. Но такой исход был ожидаем. Это было неправильным. Как минимум потому, что ей было всего шестнадцать. И, не дай Дьявол, это где-нибудь всплыло бы?— мне бы прибавили еще несколько лет к основному сроку. Не то чтобы меня это волновало, но педофилов не любит никто. Честное слово, я до последнего пытался сопротивляться своим желаниям. И у меня почти получалось. Но когда я смотрел в глаза Люси, когда она была рядом, я ничего не мог с собой поделать. Последней каплей стало одно касание. Просто, мать вашу, случайное касание рукой. Может, в мыслях я все еще винил себя и пытался все остановить, пока не стало поздно, но тогда это уже показалось невозможным. Я позволил себе касаться ее, позволил себе целовать ее. Мысли о том, что это неправильно, ушли на задний план. Я действительно забыл о том, что ей шестнадцать, о том, что между нами не могло быть никаких чувств. Я просто стер все рамки и ограничения, решив дать возможность править желаниям. Возможно, это было ошибкой. Возможно, мне не стоило этого делать. Но я не чувствовал вины за то, что сделал. Знаете, спустя какое-то время на наши отношения эта слабость не особо повлияла. Может, только какого-то доверия между нами стало побольше. Но, вообще, Люси вела себя все это время довольно безразлично, поэтому наверняка сказать что-то было затруднительно. Да, за эти полгода я явно потеплел к ней, признаю. Может, это не выражалось так ярко, но я сам чувствовал за собой изменения. И если сначала я не мог вынести ее компании, то теперь я, наоборот, был не против того, чтобы она была рядом. Мне действительно в какие-то моменты хотелось, чтобы Люси была рядом. Мне нравилось смотреть на ее улыбку. Мне нравилось видеть, что она счастлива. Знаете, она часто вела себя как ребенок, часто что-то творила, а потом придумывала нелепые отмазки, чтобы не быть виноватой. Это и в правду было забавным, и даже когда меня бесили ее выходки, мне приходилось тщательно скрывать улыбку, потому что порой ее действия были абсолютно детскими и глупыми. Эта ее искренняя детская радость, которую она постоянно скрывала под маской безразличия, была из-за того, что она не видела мира, я уверен. Она восхищалась буквально всему, что видела. Но стоило мне обращать на нее внимание в моменты, когда ее глаза горели, она вмиг становилась сдержанней. Ей не к лицу была эта маска. Ей очень шла улыбка, настоящая, не наигранная. И ей очень шло это детское восхищение. В такие моменты, когда в ее глазах была лишь радость, которую она не прятала, мне хотелось еще больше ее удивить. Хотелось показать ей мир, хотелось сделать ее еще счастливее. Я помню, как горели ее глаза, когда мы были в Филадельфии. Когда она стояла в номере перед окном, смотря на вечерний город. А потом она повернулась ко мне… Наверное, это был первый раз, когда я почувствовал к ней что-то, кроме ненависти и усталости от нее. Я тогда в первый раз увидел в ее глазах счастье, и я смог узнать ее настоящую. В тот момент я не хотел отрывать от нее взгляда, мне хотелось просто смотреть на нее. И быть ближе, чем я был до этого. И я практически смог коснуться ее. Но разум все-таки остался при своем. Меня можно считать кем угодно, но Люси?— удивительная девушка. Каждый день я открывал в ней что-то новое. Я узнавал о ней все больше. И я не хотел останавливаться. У нас не было четкого плана действий. Все, что мы планировали, приходилось резко менять, так как обязательно всплывали непредвиденные обстоятельства. То, что нас с Люси связывало?— точнее, кто?— заставляло нас скитаться без плана. Поэтому я практически ничего не предпринимал, а просто решил дать возможность Люси увидеть мир, а себе дать возможность выдохнуть и набраться сил перед борьбой с Джокером. Признаюсь, мысль о том, что Джокер был отцом Люси, пугала меня. Учитывая то, что отношения с готэмской криминальной иконой у меня были не самые лучшие, я не жаждал с ним встречи. Поэтому я старался все это время не появляться у него на пути, а заниматься своими делами в стороне. Но, к сожалению, тот самый октябрь все изменил. А спустя шесть месяцев все повернулось совсем не так, как бы мне хотелось. Мы оказались в Готэме так же неожиданно, как и уехали оттуда. Я смутно помнил, что произошло в тот день, когда мы лицом к лицу встретились с Джокером на парковке в Нью-Йорке. Помню, как мне вкололи снотворное, и через несколько секунд мои глаза закрылись. Я очнулся в каком-то фургоне. Только до меня дошло, что это был фургон, когда машина вдруг остановилась, и меня прижало к стенке. Я мало что мог сделать со связанными за спиной руками?— развязывать узлы с закрытыми глазами я так и не научился. А стоило бы. Люси лежала без сознания рядом. Я попытался дозваться ее, привести в чувства, и мне казалось, что она практически очнулась, но двери фургона открылись, и яркий свет ослепил глаза. Я смог разглядеть несколько человек, двое из которых подошли ко мне и, взяв под руки, вытащили меня из фургона. Я практически не мог сопротивляться, так как: а) у меня почти не было сил из-за снотворного; б) у меня по-прежнему были связаны руки, а их было двое. В любом случае, все сопротивления были бесполезны. Я не видел, что случилось с Люси, и куда ее унесли. Сам я оказался в одном из ангаров готэмских доков?— их сложно не узнать. Я смутно помнил о том, что происходило. Я помню, как из ниоткуда появился Джокер с монтировкой в руке. Я помню, как он сказал: ?Снова наступаешь на те же грабли?, а потом я почувствовал удар под ребра. А потом еще. И еще. В тот момент мне хотелось, чтобы время шло быстрее. Я хотел быстрее найти Люси, хотя бы узнать, где она. Джокер ушел, а я остался с двумя его головорезами, один из которых через какое-то время тоже куда-то отлучился. Не знаю, сколько времени прошло с ухода Джокера. Но, когда меня снова куда-то потащили, мне удалось вытащить у одного из охранников пистолет. Было непросто, однако вполне реально. Я испытал смешанные чувства, увидев Люси. Я был рад тому, что она жива, но я напрягся, когда она направила на меня пистолет. В первые несколько секунд я был на все сто уверен, что она не выстрелит. Но когда я увидел в ее глазах сомнение… Я не поверил, что она действительно решила задуматься, стоит ли меня убивать. В тот момент даже захотелось напомнить ей о том, как она провела последние шесть месяцев. Дальше все происходило очень быстро. Перестрелка, попытка сбежать… Мы почти добрались до выхода, но почему-то именно в тот момент фортуна нам не улыбнулась. Джокер неожиданно куда-то исчез, как это обычно и бывает, а Харли была рядом с Люси. Я был достаточно далеко?— мы разделились еще во время перестрелки. Честно говоря, это произошло незаметно для меня. Я видел, как Люси оказалась прижатой к стене, и я видел, как она пыталась бороться. Но так как я был далеко, я ничем не мог ей помочь, разве что… Я увидел, как Харли направила на Люси пистолет. И я видел, что Люси не может сопротивляться. Время шло на секунды, нужно было срочно что-то сделать. И в тот момент я видел только один вариант спасти Люси. И я воспользовался этой возможностью и выстрелил в Харли. В этот же момент прозвучало два выстрела. Мой и…Черт. Она стояла передо мной, не в силах пошевелиться, а ее толстовка стремительно окрашивалась в красный в районе ребер. Я подошел к ней сразу, как только осознал все происходящее:—?Смотри на меня. Она быстро ослабевала. Она продолжала стоять на месте и пялиться на свои пальцы, испачканные в собственной крови, пока я пытался привести ее в чувства.—?Черт! Смотри на меня! —?я повысил голос, чтобы она все-таки отошла от шока. —?Ничего страшного, просто дыши. Сложно было врать в тот момент, однако это было более чем необходимо. Конечно, я не мог судить наверняка, но, элементарно прикинув тяжесть ее ранения, можно было предположить, что все было достаточно серьезно. Ей было страшно?— я видел это. Честно, в тот момент мне было не легче. Я ничего не мог сделать, кроме как не давать ей возможность потерять сознание. Я даже не мог предположить, что этот вечер мог бы стать нашим последним совместным вечером. Я не верил в то, что это могло быть концом. Я не хотел в это верить. Нужно было как можно быстрее придумать, как выбраться отсюда, не поймав еще пару пуль. Нужно было найти машину, найти своих людей…—?Да ты издеваешься,?— ее голос изменился до неузнаваемости. В нем было столько боли и немощи, что я не поверил в то, что это было она?— Люси. Только ее вечный сарказм давал мне понять, что та самая Люси, которую я знал, и к которой я привык, была здесь, со мной.—?Эй, просто дыши. Не закрывай глаза, слышишь?! —?она практически не слышала меня, а потому мне приходилось практически кричать. Я знал, что такое серьезное ранение, и я знал, что в этом случае делать, но… Сейчас были не те условия. В тот момент мне нужно было просто держать ее в сознании, ей нельзя было закрывать глаза. Да, я знаю, что это невероятно трудно, когда силы покидают с невероятной скоростью, но это необходимо. Люси больше не могла стоять на ногах, и я взял ее на руки. Она попыталась закрыть глаза, но я продолжал делать все, чтобы она продолжала смотреть на меня, чтобы она не сдавалась. Но в какой-то момент она закрыла глаза и перестала меня слышать. Я стал идти к выходу, просто молясь всем богам и надеясь, что хоть кто-нибудь из моих людей смог найти это место. Иначе это было бы полным провалом. Я все не оставлял попыток заставить Люси открыть глаза, но все было тщетно.—?Босс! —?стоило мне выйти на улицу, как Марк и еще несколько человек практически налетели на меня. —?Вы как? Я ничего не ответил, да и Марк больше не стал ничего говорить: увидев Люси, он и так все понял. Поэтому он просто повел меня к машине, которая, к счастью, оказалась совсем недалеко. Я открыл заднюю дверь и аккуратно положил Люси на сиденья, затем я обошел машину и сел за руль. Я старался ехать максимально быстро и максимально аккуратно. К огромному счастью, ехать пришлось не очень долго. Остаться в небольшой квартирке на краю Готэма на время, пока Люси приходит в себя, мне показалось самым логичным и правильным. Улицы были пустые. Поэтому лишних свидетелей не было. Я взял Люси на руки и направился в пятиэтажный дом. Я поднялся на нужный этаж и толкнул дверь?— она была не заперта (в общем-то это не то место, в котором стоило что-либо прятать, да и никому не нужна была эта рухлядь). Я сразу завернул в спальную комнату, включил свет и положил Люси на кровать, сперва откинув плед. Я стянул с нее куртку и мокрый свитшот и приподнял края футболки, которая от крови прилипла к ее коже. Пальцами я дотронулся до ее шеи?— пульс был слабым, но ощутимым, а, значит, все не так плохо. Я вышел из спальни и зашел в небольшую кухню, чтобы достать аптечку. Затем я вернулся к Люси. Мне не так часто приходилось вытаскивать пулю из человека и помогать ему, поэтому я очень надеялся не наделать ошибок. Кровотечение было не таким сильным, но нужно было вытащить пулю из раны. Я включил лампу на тумбочке, чтобы было больше света, а затем взял пинцет. Пуля попала в ребро и, похоже, это значительно усложняло ситуацию?— кожа вокруг раны стала красно-синего цвета. Тем не менее, мне удалось вытащить пулю, а затем я сумел обработать рану и остановить кровотечение. Затем я стер кровь с тела, снял с Люси окровавленную футболку и наложил повязку, туго обмотав тело Люси бинтом. Большего я не мог сделать, а в больницу ехать было нельзя. Я еще раз проверил ее дыхание?— оно было ровным и очень слабым. Я встал на ноги и, собрав все салфетки и бинты, испачканные в крови, пошел в кухню, чтобы выбросить их. Я вернулся в спальню. Снял с Люси ботинки, стянул джинсы, оставив ее в нижнем белье, и накрыл одеялом. Теперь ей нужен был только покой. Я пошел в ванную комнату, чтобы принять душ и смыть с себя ее кровь. Это было так странно и страшно?— смотреть на то, как вода окрашивалась в красный от ее крови, которая была на моих руках. Почему-то до этого момента я не осознавал этого, но сейчас эмоции буквально одолели меня. Я задумался над тем, что было бы, если бы я ее потерял. Если бы я не смог ей помочь. Если бы пуля попала не в ребро, а в легкое. Или сердце. Я не мог сказать наверняка, что было бы тогда. Естественно, я старался не думать о плохом, а заверить себя в том, что теперь все должно наладиться, Люси должно стать лучше, и через пару дней она должна прийти в себя. Но ведь мое волнение не появляется из ниоткуда. Мне всегда было плевать на окружающих. Но не на эту девушку. Не на Люси. Если раньше я мог отрицать даже малейшее наличие каких-то чувств к ней, то сейчас, вытащив из ее тела пулю и смыв со своих рук ее кровь, я четко пересмотрел свои взгляды на все это. Возможно, теперь наша с ней встреча не казалась мне ошибкой вселенских масштабов. Теперь мне, наоборот, казалось, что это было предначертано судьбой. И я… не то что бы был благодарен, но я не был против. Показывая ей мир, обучая ее правилам жизни, я сам извлек немало уроков. И мне это нравилось. Я не испытывал никакого отвращения к этому. Мне даже было интересно, на что же еще способна эта девушка. Если раньше я был действительно готов лично отдать ее Джокеру или даже самостоятельно убить, то теперь я хотел ее защитить. Мне было жаль, что ей так не повезло с родителями, что ей пришлось ввязаться во всю эту готэмскую грязь. Она не заслужила этого. Люси не была ангелом, но она еще и не успела стать демоном. Она лишь создавала образ опасной преступницы, она лишь прикрывалась генами. Но на самом деле она не была такой. В ней не было столько безумия, сколько было в Джокере. В ней не было столько злости, жажды убийства и азарта, сколько было в нем. Если бы была такая возможность, я бы помог ей избавить от всего этого, уйти из криминального мира, пока не стало слишком поздно. Но я не мог ей этого дать. Теперь я понимал, что не повезло на самом деле не мне. А ей. Почему-то судьба решила преподнести ей испытание в виде встречи с настоящими родителями, убийствами и болью. Но она, сильная, все проходила и преодолевала все испытания. Поэтому я был уверен, что она справится и с этим, просто нужно немного времени. Я провел всю ночь рядом с Люси, сидя в кресле возле кровати. Ее нельзя было оставлять одну. К шести утра у нее поднялась температура. Ее кожа покрылась холодным потом, и она начала дрожать. Я перерыл все ящики на кухне, надеясь найти хоть какое-то жаропонижающее, но, ничего не найдя, я позвонил Марку, который уже через час привез все необходимые вещи, в том числе медикаменты. Я вколол жаропонижающее Люси, и через какое-то время ее дыхание пришло в норму, а дрожь ушла. После я снял бинты и начал обрабатывать края ее раны. Стоило мне чуть-чуть ошибиться и слегка коснуться салфеткой с перекисью самой болезненной точки, как Люси дернулась и что-то простонала. Кажется, все-таки одно из ребер было сломано: вокруг раны образовался большой синяк, касаясь которого, я замечал, что Люси хмурится и начинает чаще дышать. Я быстро закончил с обработкой раны и сделал новую повязку. Я посмотрел на нее. Ее обескровленные губы были приоткрыты. У виска я заметил одну ссадину. Я стер с ее лица кровь и тоже обработал ее. Когда я коснулся царапины, Люси нахмурилась и шумно выдохнула. Я коснулся пальцами ее щеки, и ее лицо в один миг стало спокойным. Как мне хотелось чаще видеть ее настоящую. Чтобы она не надевала маску бесчувственности и не пыталась казаться неуязвимой. Весь день я просидел рядом с Люси, надеясь, что она придет в себя. К вечеру у нее снова поднялась температура, и мне пришлось снова вкалывать ей жаропонижающее. За весь день я звонил Марку несколько раз, чтобы он позаботился о том, чтобы нас не нашли. Конечно, мне бы стоило выехать в город и лично во всем убедиться, но я не мог оставить Люси. Она должна была скоро очнуться, и ей абсолютно точно нужна была помощь, учитывая ее сломанное ребро. Вечером я сидел на кухне и ел разогретую пиццу из супермаркета, которую привез Марк. Одну из которых привез Марк. Стоило бы его пристрелить за такой отвратный вкус, но сейчас правильное питание было не так важно. Ужиная, я параллельно читал новости, чтобы быть в курсе всего происходящего. В какой-то момент я услышал шорох в спальне. Сначала я подумал, что мне показалось, но за шорохом последовал шумный вздох и голос Люси:—?Эдвард. Я быстро встал со стула и вошел в спальню. Она бредила. Она ворочалась по кровати и, шипя от боли, произносила мое имя.—?Эдвард… Эдвард… Я присел возле кровати и взял ее за руку, стараясь успокоить ее, потому что любое резкое движение могло привести к осложнениям. Ее трясло. Дыхание было прерывистым, а ее кожа была очень горячей, почему-то жаропонижающее не помогало.—?Все хорошо, Люси. Все хорошо,?— я сжал ее руку.—?Мне больно… Мне очень больно… —?прошептала она. Я коснулся губами ее лба:—?Это пройдет. Постепенно она успокоилась, дыхание перестало быть громким и прерывистым и пришло в норму. Я сидел с ней, пока не перестал быть уверенным в том, что она уснула. Я практически отпустил ее руку, но ее тонкие пальцы слабо сжали мою ладонь:—?Не уходи… Я сел на полу, не отпуская руку Люси, и оперся спиной о тумбочку. Сон не шел, я просто смотрел на Люси. Почему-то сейчас она особенно притягивала к себе. Пальцами я убрал с ее лица прилипшие пряди волос. Я знаю, что она часто наблюдала за тем, как сплю я, но я всегда считал это ее странным фетишом. Но теперь мне не казалось это непонятным. Я завороженно смотрел на ее красивые черты лица, на темные волосы, раскиданные по подушке, медленно вздымающуюся грудь… Я не знаю, сколько я так просидел. Я все рассматривал спящую Люси, пока сам не провалился в сон.