Часть 2 (1/1)

Нужно быть полным идиотом, чтобы рассчитывать, что наутро веселые потрахушки с юным коллегой станут выглядеть как-то иначе. Как это вообще можно представить в каком-то ином свете, кроме ?твою мать, какого хера я переспал с парнем?!?? Но сон и правда принес облегчение — короткое время я вообще ни о чем не думал, но блаженное состояние было прервано звоном будильника. Я даже не сразу понял, какого черта я слышу какую-то попсу, когда Тими переполз через меня и достал телефон из кармана джинсов. – Ох, твою мать! – выдохнул он, явно осознав, что уснул в чужой постели, более того — нагишом, и принялся торопливо одеваться, вновь стараясь не встречать мой взгляд, как и позавчера. – Ты и сегодня будешь весь день избегать меня? Тими остановился и все же посмотрел в мои глаза. – Нет? – неуверенно произнес он, и я вздохнул, садясь в постели. – Я... Прости, я... – Давай просто не будем вспоминать? – предложил я, и Тими, пару секунд подумав, кивнул. – Отлично. Кофе? – раз уж я предложил не вспоминать, то было бы глупо не предлагать позавтракать таким тоном, будто действительно ничего не случилось. – Я, наверное... – Разве ты не пьешь кофе по утрам? – удивился я и дотянулся до своих брюк. – Тогда чай? – Нет, просто... Не знаю. Я не хочу? Я усмехнулся, глянув на него, и поднялся, застегивая ширинку. – Перестань. Приготовлю нам кофе и какие-нибудь тосты, – я похлопал его по плечу, проходя мимо, и вышел из спальни, сам переводя дух. Будет чертовски сложно делать вид, будто я не кончил в его рот прошлой ночью. Черт подери. Как меня угораздило? Я даже Лиз никогда не кончал в рот, а с ней мы пробовали всякое. Нет, возможно, если бы я был готов к такому его поведению, все бы окончилось куда прозаичней, но я даже представить не мог, что Тими способен на что-то подобное. Какого черта вообще случилось все то, что случилось? Вопрос был вовсе не риторическим, я и в самом деле плохо понимал, как оказался в нынешней ситуации. У меня как будто просто сорвало крышу, но ведь таким должны страдать подростки, люди возраста Тими в конце концов, но точно не я. Может, все дело в том, что у меня секса давно не было? Но почему тогда мой выбор пал на Тими? Потому что он оказался рядом и тоже этого хотел? Совершенно непонятным оставалось, почему он мог этого хотеть, но спрашивать я не торопился. С самим собой бы прийти хоть к какому-то консенсусу. – Наши планы насчет Пандино еще в силе? – будничным тоном спросил Тими, войдя в кухню, и я мысленно поаплодировал ему за его попытку. – Да, конечно. – Если не хочешь — я не обижусь... – Тими, – прервал его я и выразительно посмотрел в его глаза. – Сложно не говорить о слоне в комнате, – вздохнул он, садясь на стул у разделочного стола. – У тебя занятия через полчаса, а ?слон? прямо-таки огромный и времени на разговор о нем уйдет немало. – Но хотя бы начать говорить мы можем? – он посмотрел на меня, приподняв брови, но я отвернулся к холодильнику, не желая вестись на жалостливое выражение лица. – Мы перебрали, поддались идиотскому желанию поэкспериментировать, и все закончилось сексом. Я так это вижу. – А ты говорил, что уйдет много времени, – невесело усмехнулся Тими, и я покосился на него через плечо. – Ну а ты что думаешь? – Мы перебрали, поддались идиотскому желанию... – Тим, – прервал его я, развернувшись к нему лицом. Тими пожал плечами, опуская взгляд на стол перед собой, по которому он водил пальцем, рисуя невидимые узоры. – Ты гей? – Какого черта ходить вокруг да около? – Нет, – вытаращился на меня Тими, нервно усмехнувшись. – Даже наполовину не гей, о чем ты вообще? Не знаю, должен ли я был почувствовать облегчение или что-то подобное, но не было вообще ничего. Ни единой мысли, кроме ?Как я мог так облажаться?!? – Я тоже не гей и не би, так что единственным вариантом остается предложенный мной, – пожал плечами я. – Мы перебрали, занялись сексом — было классно, но на этом все. Ни вреда, ни сожалений. Мы можем продолжать общаться, как прежде, как будто ничего не случилось: изображать из себя туристов, шутить и ужинать, сидя рядом за столом. Последнее просто обязательно, иначе Лука выебет нам мозг. Не хочу, чтобы он расспрашивал, что между нами случилось — еще меньше мне хочется, чтобы он сам догадался. Я бы предпочел, чтобы о случившемся не узнал никто. Вообще. Никогда. Тими кивал на каждое слово, и только после этого я почувствовал что-то сродни облегчению. То, что об этом кто-то узнает, и в итоге это дойдет до Лиз, нервировало больше всего. – Я тоже не очень хочу, чтобы кто-то узнал, что я переспал со своим женатым коллегой — как-то это не очень для имиджа. Какая прелесть, он думал об имидже... У меня на кону была семья, а он переживал из-за того, как это будет выглядеть в глазах общественности. Охренеть просто. – Вот и замечательно, – решив не озвучивать свои мысли, произнес я и продолжил готовить тосты с грейпфрутом. – А у тебя до этого было с парнями или только с твоей женой? – спустя минуту молчания, тихо спросил Тими. – Иначе я бы не сказал, что это был эксперимент для нас обоих, – пожал плечами я, стараясь выглядеть спокойным, хотя все больше нервничал и раздражался. – Различия очень большие? Я снова развернулся и уставился на него, всем своим видом демонстрируя, насколько его вопрос выходил за рамки вообще всех возможных приличий. – Мне просто любопытно, – смущенно признался Тими, вновь отводя взгляд. – Если ты о том, что у тебя есть член, а у нее его нет, то да, различия имеются — дюймов так шесть различий. – О господи, – выдохнул Тими, уронив голову на скрещенные на столе руки. – Я точно не сделал тебе вчера больно? – спохватился я, вспомнив его поведение прошлой ночью. Тими чуть приподнял голову, посмотрев на меня исподлобья и приподняв брови: – Нет. Я вроде говорил вчера? – Да, просто... – я запнулся и отвернулся к плите, на котором едва не закипел кофе, пытаясь понять, что на меня нашло и зачем я вообще поднял эту тему. Мы же решили забыть? – ...Ты и звука не издал за все время, и я подумал, что, может, это из-за того, что тебе было больно. – От тебя стонов тоже не было слышно, – плоским голосом заметил Тими, и я почувствовал себя идиотом. – И все-таки ты стереотипный мудак. Да, пожалуй, он был прав, раз я считал, что он в такой момент или в такой роли обязан был вести себя, как Лиз, которая никогда не сдерживала стоны и всегда вела себя довольно громко в постели. – Так значит, Пандино? – решив сменить тему, спросил я. – Да, там находится этот памятник в память битвы при Пьяве, где Элио признается Оливеру... – К концу предложения голос Тими, поначалу звучавший с энтузиазмом, сменился на неуверенный. – Но мы можем туда не ехать, – тихо добавил он. – Почему? – удивился я, поставив перед ним тарелку с тостами и сев напротив с порцией для себя. – Хочу взглянуть на точку невозврата для героев, – чуть улыбнулся я, и Тими ответил натянутой улыбкой, принимаясь за тосты и кофе. Весь завтрак прошел в том же духе — мы с переменчивым успехом игнорировали напряжение в атмосфере и старались вести себя так, будто ничего не случилось, но то и дело, когда наши взгляды пересекались, мы торопливо разрывали контакт от неловкости и даже отчасти стыда. Черт, я уже и забыл, каково это — завтракать с тем, с кем провел вечер ради секса на одну ночь. Извечные утренние терзания: надо ли изображать из себя джентльмена и предложить завтрак или можно обойтись простым провожанием до двери с улыбкой и словами ?было очень классно, обязательно позвоню?; непреодолимое желание, чтобы она уже поскорей ушла — или желание слинять самому, желательно еще до того, как она проснется... И все остальные постыдные мысли и действия, связанные с прекрасным понятием ?утро последствий?. А ведь сейчас речь шла не о девушке, которой я точно никогда не позвоню и вряд ли где-то увижу — речь шла о Тими, с которым нам еще полтора месяца изображать влюбленную парочку. Какой же я идиот. Мы простились с ним после завтрака, и едва за ним закрылась дверь, как на меня обрушился шторм мыслей. Почему случилось то, что случилось? Почему я даже не вспомнил о Лиз, а когда вспомнил — смог запросто забыть? Я би? Неужели так бывает, чтобы в тридцать люди понимали, что они — би? Я лет с одиннадцати дрочил на голые сиськи в журналах — неужели может быть так, что я столько лет игнорировал важную часть собственного ?я?? Да и не чувствовал я себя би! А если я не би, то как все дошло до секса с Тими? На девчонку он не очень похож, вот совсем, тогда почему? Я много выпил? В этом все дело? Я просто много выпил. Просто много выпил, вот и все. Точка. Меня не очень устраивал этот ответ, но я старался убедить себя в том, что именно так все и было, иначе у меня случится кризис, стресс или еще какая-нибудь хрень, которая отразится на моей способности перевоплощаться в разных людей, а мне это сейчас совсем не было нужно. Просто слишком много алкоголя, слишком вольные нравы местных и в целом слишком расслабляющая обстановка. Вот и все.*** Не сказать, чтобы памятник был впечатляющим. Очередной мемориал, ничем не отличающийся от тысяч других таких же, разбросанных по всей Европе, хотя большая их часть наверняка относилась ко Второй мировой войне. Вокруг мемориала были припаркованы машины, и я все пытался представить себе сцену между Оливером и Элио, происходящую в восьмидесятые, и понять, что еще, кроме машин, ни одна из которых не принадлежала к тому периоду, могло не понравиться Луке, и что изменят или добавят для аутентичности. – Как думаешь, он бисексуал, но просто скрывается? – Кто? – спросил я, переведя взгляд с солдата на вершине мемориала на Тими. – Асиман, автор книги. – Представления не имею — я с ним не встречался. – Просто он так написал обо всем, будто это правда случилось с ним, будто это не просто вымысел. – Любовь — универсальное чувство. Каждый переживает подростковую влюбленность — он мог описывать собственные пережитые чувства, но переложенные на героев. – Только зачем писать про геев? – Захотелось выехать на теме, – пожал плечами я, не найдя другого ответа. – Будь это история о парне и взрослой женщине — ее бы никто не заметил. Таких историй — миллион. И потом, кто не влюблялся в свою учительницу? И кому захочется такое читать? – Думаешь, все из корыстных побуждений? – нахмурился Тими. – Думаю, я представления не имею, чем руководствовался Асиман, садясь за книгу. Может, он и правда когда-то жил в Италии и с ним случилось что-то подобное. – Он жил в Италии, – подтвердил Тими. – Я гуглил как-то. Кажется, они перебрались в Нью-Йорк, когда ему было семнадцать. – Тебе правда так интересно? – хмыкнул я. – Просто не понимаю, зачем писать о геях, если не имеешь к ним никакого отношения? – Зачем писать про космос, если ты не имеешь никакого отношения к космосу? – в ответ задал вопрос я. – По-моему, в этом вся прелесть писательства — ты можешь писать обо всем, нет вообще никаких границ. Главное, писать так, чтобы тебе верили, и вот уже для этого нужен талант. Но, конечно же, всегда есть вариант, что писал он о себе и своих гомосексуальных приключениях до отъезда из Италии, – улыбнулся я, и Тими усмехнулся. – Все дело в проповедовании вседозволенности в этой стране — здесь даже нет ограничений для детей относительно алкоголя. – Я не ребенок, – проворчал Тими, и я рассмеялся. – Я этого и не говорил. – Подразумевал, – с прищуром посмотрел на меня Тими. – Возможно, – со смехом согласился я. – Мудак. – Не отрицаю и этого. Тими фыркнул и побрел вдоль ограждения мемориала, а я следил за ним взглядом, пока он не исчез за глыбой. Асиман и его прошлое интересовали меня в последнюю очередь — свои мотивы вчерашнего поступка я выяснил, и пусть они меня устраивали не до конца и, вероятно, были не единственными, но что двигало Тими, я и вовсе не знал, и мне было безумно интересно услышать его версию. Он вышел из-за мемориала такой же неторопливой походкой, оглядывая то памятник, то окружающие площадь дома, а я неотрывно следил за ним, вновь на мгновения видя в нем ребенка, увлеченно изучающего окружающий его мир. Он в конце концов заметил мой взгляд и приподнял брови, безмолвно спрашивая, в чем дело. – Почему вчера случилось то, что случилось? – негромко спросил я, не желая привлекать к нам внимание слоняющихся по площади людей, пусть наверняка ни один из них не понял меня. – Я думал, мы все прояснили за завтраком? – чуть удивленно произнес он и вновь оглядел солдата на глыбе, остановившись в паре ярдов от меня, будто передумал обсуждать ?слона?. – Ты так и не поделился со мной своей версией, – я подошел ближе, и он покосился на меня, но отказался встречать взгляд. – Как ты и сказал, мы слишком много выпили, – пожал плечами Тими, разглядывая подножие мемориала. – Это моя версия. – И я с ней согласен. – И ты не жалеешь? – Тими вопрошающе посмотрел на меня, и я пояснил: – Позавчера ты сказал, что не хотел бы испытывать некоторые первые разы — ты не вчерашнее имел в виду? – Какая разница, жалею я или нет? – усмехнулся Тими. – Это же ничего не изменит. – Значит, жалеешь, – констатировал я, чувствуя себя последним мудаком. – Нет! – горячо возразил он. – Я ничего такого не говорил. Может... может, я и не был уверен до конца, но как тебе сопротивляться? – он сказал это беспечным тоном, но я почувствовал себя еще хуже, чем секунду назад. – Ты что... ты пытаешься сказать, что я принудил тебя?.. – О господи! – вытаращился на меня Тими. – Ты ебанулся в конец?! – Тим, потише, – прошипел я, оглядываясь на прохожих, и Тими спохватился и продолжил напряженным шепотом: – Что за херню ты несешь? Я комплимент пытался тебе сделать, идиот! – он пихнул меня в грудь и вновь уставился на мемориал, покачав головой. – Я не жалею. И ни к чему ты меня не принуждал. Может, ты был прав вчера, и это был глупый эксперимент, не знаю. Но я чувствую себя мудаком, потому что ты женат и все такое, – он запустил пальцы в волосы и тяжело вздохнул. – Ну, с этим я как-нибудь сам разберусь. – Ты что, расскажешь ей? – снова вытаращился на меня Тим. – Я что, похож на самоубийцу? – невесело усмехнулся я. – Что будет, если она узнает? – Понятия не имею. И думать не хочу. Сомневаюсь, что ее обрадует новость о том, что мой член побывал где-то еще, – я растянул губы в улыбке, и Тими понятливо кивнул. – Почему у тебя в кармане был презерватив? – Ну... разве это не первое правило туризма? – смущенно спросил Тими. – Я как-то не замечал, чтобы ты флиртовал с местными девушками, – прищурился я. – Сложно делать это на чужом языке, – отбил он. – Тогда зачем презерватив? – допытывался я. – Если я скажу, что после того случая в коридоре полночи размышлял на тему гомосексуального секса и в итоге пришел к выводу, что если между нами снова что-то произойдет, то я хотел бы попробовать пойти до конца и потому подготовился, тебя это устроит? – Ты так смешно выглядишь, когда пытаешься не беситься и говоришь таким вот спокойным голосом, – улыбнулся я. – Почему твоя жена до сих пор не ушла от тебя? Ты же сущий кошмар, – покачал головой Тими. – Ты просто плохо знаешь Лиз, – усмехнулся я. – Мы друг друга стоим, потому и вместе. Зайдем в замок? – я кивнул в сторону строения. – Может, нас пустят внутрь? Заодно проверим твой итальянский. – Будто бы ты не должен знать итальянский, – проворчал Тими, отстраняясь от ограждения и направившись в сторону замка. – Оливер вроде пишет работу по языкам и неспроста приехал именно в Италию. – Он просто знал, что это его едва ли не последний шанс затащить подростка в постель. – Знаешь, мне Элио не кажется таким уж подростком. Конечно, он неопытен, особенно по части любви, но ребенком он мне не кажется — у него довольно широкие взгляды на мир, он явно умен... – Да, но представление о мире он черпает не из собственного опыта, а из книг, – улыбнулся я, нагнав Тими. – Отсюда и его наивные рассуждения и неспособность понять, что к нему подкатывают. Потому что он все еще ребенок. Вот тебе и еще одна причина, почему книга написана о гомосексуальной любви — потому что это стандартная книга о взрослении, и в ней не было бы ничего интересного, нового или необычного, если бы речь шла о гетеросексуальной паре. – Почему ты согласился играть, если тебе настолько не нравится книга? – нахмурился Тими. – Я не говорил, что она мне не нравится, – возразил я. – Книга хороша, язык прекрасен, история замечательная и оставляет приятное послевкусие, заставляя ностальгировать по собственной первой влюбленности, но в ней нет ничего прорывного. Это просто хорошая история, и будь она об отношениях подростка и женщины или юной девушки и зрелого мужчины — она бы затерялась на фоне таких же хороших историй, вот и все. – Я так не думаю. – Я понял, что ты большой фанат, – рассмеялся я. – Больше не стану осквернять твое сокровище. – Нет, ну как все-таки Лиз тебя терпит? – задумчиво пробормотал он, качая головой, и я рассмеялся с новой силой. Мы провели в Пандино и расположенном рядом Палаццо-Пиньяно почти весь день, просто любуясь окрестностями и фотографируя церкви. Наверное, здесь можно было бы пойти по любой улице и в итоге натолкнуться на церковь, возможно, даже не на одну — кажется, ни одна другая страна не смогла бы соревноваться с Италией по их количеству, но при этом не казалось, что все местные поголовно — религиозные фанатики. Или они просто умели жить так, чтобы никто не замечал их фанатизма, в отличие от моих соотечественников — эти обожали носиться с плакатами и транспарантами и рассказывать, как их бог ненавидит геев и клиенток абортариев за их ужасные деяния. Порой я и забывал, как сильно меня раздражал фанатизм и истовая религиозность. Спасибо маме и ее религии, что взрастила во мне это чувство. О том, что между нами с Тими случилось, мы больше не заговаривали, да и говорить было не о чем — из его слов я понял, что мы оба придерживались примерно одного мнения: случившееся было разовой акцией, о которой лучше не вспоминать. Неловкости, какая была вчера, не возникло, даже после обсуждения, и это откровенно радовало — я быстро забыл, что нам есть, чего стыдиться, и просто наслаждался тихой степенностью провинциального городка, представляя своего героя, бродящего по местным улочкам и проникающегося итальянской культурой. Лиз ближе к вечеру сообщила о своем скором приезде, и вот уже это стало причиной волнений и размышлений. Несмотря на собственные выводы, глубоко внутри я чувствовал себя изменником и переживал, как буду смотреть ей в глаза и что будет, если она как-то поймет, что случилось. Такой вариант исключать тоже было нельзя, и я уже сейчас стал готовиться к изображению верного супруга.

Черт подери, зачем я вообще позвал ее?