Часть 17. Минуй нас пуще всех печалей... (1/1)

Ах, от господ подалей; У них беды себе на всякий час готовь, Минуй нас пуще всех печалей И барский гнев, и барская любовь...Из комедии ?Горе от ума (1824) А. С. Грибоедова.Слова горничной Лизы ***Анна в слезах вбежала в свою комнату и ничком упала на кровать. До чего дошёл Корф! В дни недомогания она была особенно раздражительной и даже плаксивой. А Владимир, как и в былые времена, решил довести ее. Неужели вернулся прежний молодой барон, с его насмешками и издевательствами над ней?- Владимир, ох, Владимир, - всхлипывала в подушку девушка.В дверь робко постучались. Вошла Маруся:- Ваши лекарства, барышня, - и поставила на столик поднос.Ну какая она барышня! Она вновь крепостная Корфа. У нее ничего нет! Даже свободы... Анна села на кровати, обхватила колени руками и уткнулась в них головой. Вновь заплакала. Услышав шум открываемой двери, обернулась. На пороге комнаты появилась Ирочка:- Аня, Владимир Иванович тебя...- Я не хочу ничего о нем слышать! - Платонова прикрыла уши ладонями.- Владимир хочет еще раз поговорить с тобою. Разреши ему войти, пожалуйста. Только ты прежде сама успокойся, Анечка... Он рвётся к тебе, говорит, что ночевать у нас останется, прямо в гостиной, если не поговорит с тобой... но я прежде зашла сюда, чтобы успокоить тебя.- Он....он говорил, чтобы я собиралась в поместье, что мне не место в городе. - Анна снова всхлипнула.- Это ты сама придумала и сказала, Анечка... Ты совсем все не так понимаешь!- Но Владимир это подтвердил! И лишил меня вольной, он не уважает меня...- Это не так, Анна, умоляю, пусть он войдет. Позволь ему повиниться пред тобою.- Корф... хочет повиниться перед своей крепостной? Пусть ночует в гостиной...- Анна, поговори с Владимиром! Он выписал тебе вольную... я видела ее своими глазами...- Ах! Да?? Так что же он говорил?... Он мне столько всего наговорил, Ирочка...- Все, все, успокойся... Барон искренне сожалеет... Все, я его зову, - заявила Ира.- Хорошо, я с ним поговорю, но только не здесь. - Анна, свесила ножки с кровати, оглядела комнату. Она показалась ей слишком девичьей, слишком... нежной. Ей померещилось, что ежели Корф сюда войдёт, он непременно разгадает некую ее тайну. - Я сама выйду к барону в гостиную.- Вот и славно. Мы с ним договорились о театре... Премьера через четыре дня...- Ира, я не пойду в театр!- Ну полно, Анечка, полно... - Ирина приобняла подругу за плечи, погладила по белокурым волосам, - ты, главное, успокойся и иди... иди к нему.Анна, внутренне трепеща, вошла в гостиную. Владимир вполоборота стоял у окна, положив на подоконник руку. Склонился над оставленной ею книгой "Бедная Лиза", держа ее в другой руке. Строгий его профиль выделялся на фоне темно-бордовых портьер, а со стороны окна его освещали лучи заходящего, проглянувшего впервые за день, солнца.Услышав шаги и шелест юбок, он обернулся, захлопнул книгу. Лицо его выражало, как показалось Платоновой, некоторое смущение и еще целую гамму неясных чувств.- Анна Петровна, присядьте, прошу вас.Они сели на козетку. Девушка внимательно посмотрела на мужчину. Что он еще желает ей сказать? Мыслимо ли: гордый барон хочет извиниться перед своей крепостной... Глаза его чуть покрасневшие, воспаленные, явно хранившие следы усталости и многодневного напряжения, пытливо смотрели на девушку. Плотно сжатые губы Владимира слегка подрагивали, словно он хотел заговорить, но все не мог решиться.- Анна, я... приношу вам свои извинения. Я был неправ. Вспылил и наговорил вам много неподобающего. Но и вы должны понять, что...Анна сидела и смотрела в глаза Владимира, вглядывалась в его лицо. Словно она видела его впервые. Ресницы черные, длинные, чуть прикрывали глаза, когда он начинал говорить, крылья носа трепетали. Гладкие, чуть выступающие скулы были мраморно-бледными. При сильном же волнении они покрывались едва заметным румянцем. Зрачки его глаз, так часто меняющие цвет при разном освещении, и в зависимости от цвета одежды Корфа, казались теперь темно-синими, в крапинку. Нижняя губа чуть пухлее верхней, но четко очерченная. Барон ее сейчас закусывает... Значит, волнуется... На подбородке ямочка, а чуть левее - россыпь мелких родинок. Темная челка доходит до красиво изогнутых бровей, закрывая половину лба и придает лицу Владимира совершенство, завершенность. А короткая же мужская стрижка, так модная нынче, делает облик барона по-мальчишески трогательным.Руки мужчины, соединенные в замок, также выдают нервозность. Анне захотелось прикоснуться к ним, накрыть их своей ладошкой. Она непроизвольно сильнее сжала пальцы в кулачки, стараясь побороть искушение.- Что... что я должна понять, Владимир Иванович?Корф ответил чуть хриплым и тихим голосом:- Что выходить одной небезопасно, знакомиться и доверять людям даже в храме тоже нелепо... А меня еще раз прошу простить, Анна... Я... Не имел намерения вас ни обидеть, ни оскорбить.Корф потянулся за желтым свертком на столе.- Вот ваша исправленная вольная, Анна. Завтра мы с вами съездим в институт. Попробуем договориться о вас. Да-да, разумеется, вам нужно поехать со мной. Вы в состоянии? Здоровье позволяет?- Барышня, простите. Но барышня, Ирина Михайловна, просила напомнить вам: вы забыли принять лекарства. Оставили их на тумбочке в своей комнате, - робко сказала подошедшая Маруся.- Как можно столь легкомысленно относиться к своему здоровью, Анна? - возмутился барон, когда служанка вышла. И тут же осекся: опять он взялся за свое... снова этот воспитательный тон! Через мгновенье уже мягче добавил, кивая на лекарства: - Пейте. Пейте.Анна промолчала и послушно выпила все, что необходимо. Лишь бы Владимир не продолжал разговор на столь неудобную для нее тему про ее недомогания.- Так что же? Поедете со мной в институт завтра же, Анна? Здоровье вам позволяет? - повторил он свой вопрос, когда девушка отставила поднос на столик.- Пока нет, - прошептала девушка и сильно покраснела.Корф, чтобы сгладить неловкость, кашлянул, встал с козетки и подошёл к окну. Чуть отодвинул тяжелую портьеру, продолжая держать в руках Анину вольную. - Снова дождь начался, - проговорил он.- Владимир, - обратилась к барону Анна. Она тоже поднялась и приблизилась к нему. - Я благодарю вас за вольную, и простите тоже, что наговорила вам... Что вы... Вы ... Будто нарочно... я на самом деле...- Не будем вспоминать, Анна, все прошло. Мы теперь поняли друг друга, чему я весьма рад... А сейчас мне пора. Да. Григорий и в самом деле будет сопровождать вас, Анна. Ради вашей же безопасности. Вы поймите меня правильно... Иногда я сам, когда смогу, буду составлять вам компанию... Думаю, что завтра Григорий прибудет в город, а через день уже приступит к своим обязанностям... Вот, возьмите, наконец, вашу вольную...- Благодарю, - повторила Анна. Она бережно приняла из рук барона столь долгожданный и выстраданный документ и аккуратно положила его на столик, стоящий возле козетки. Корф застегнул на все пуговицы сюртук, передернул плечами, поправил воротник, стряхнул с рукавов невидимые пылинки. Казалось, барон вновь приобрел свой холеный и чуть надменный вид, как и подобает молодому аристократу. Платонова, словно завороженная, наблюдала за его действиями. Слуга подал Владимиру его плащ, в который барон тут же облачился.- Да, Анна, вот ещё что я хотел вам сказать... Попросить... Когда вам станет лучше, вы должны непременно посетить наш дом: Авдотья по вам соскучилась, все спрашивала о вас, ключница Клавдия, наш старый Архипыч, помните его?... Внучка экономки, Фотинья, Акулина.... Все вас помнят, очень любят и ждут... Я им сказал, что вы в Петербурге.- Я всех помню, Владимир, - тихо произнесла Аня, - и очень тронута, но... Мне неудобно...- Неудобно, Анна, несколько другое... К примеру... без подушек спать или штаны через голову надевать. - Корф с удовлетворением отметил, что Анна едва не засмеялась, вовремя прикрыла кулачком рот, но все же прыснула. -? Я вас прошу, не подведите меня... И доставьте мне удовольствие видеть вас дома... А теперь мне точно пора, день был долгим и... трудным, а дела мои еще не завершены. - Он взял обе ее руки в свои, медленно поцеловал их и на несколько мгновений замер, приник щекою к ее ладоням. - Еще раз прошу меня простить ... за все.Анну же от его ласковых прикосновений бросило в дрожь и она пыталась это скрыть, скорее отняла свои руки, невпопад спросила:- Как, у вас и вечером дела?- Дома, дома дела ждут, Анна... Нужно сделать несколько срочных заказов. Распоряжений.?К тому же должен прибыть человек, желающий купить декорации и костюмы бывшего крепостного театра. В Двугорском я такого покупателя не мог найти, а в Петербурге нашёлся почти сразу желающий.- Я люблю вас, Владимир Иванович, как же я вас люблю, - прошептала девушка, едва за бароном закрылась дверь. Она обхватила себя руками. Ее бил озноб. И в то же время голова ее горела, щеки пылали."И когда Владимир ласковый - тяжело, а когда злой, непредсказуемый и непримиримый - еще хуже... Верно сказала служанка Лиза в комедии "Горе от ума": - "минуй нас пуще всех печалей, и барский гнев, и барская любовь...." - мучительно думала Анна.Она медленно, стараясь преодолеть дрожь во всем теле, прошла в свою комнату. Легла на кровать, свернулась калачиком. Не было сил достать покрывало, или позвать кого-нибудь. Анна, немного пригревшись, задремала.Ей снился очень ласковый Владимир, и будто она с ним в поместье. Дом виделся во сне особенно светлым, комнаты просторные, праздничные, украшенные цветами и березовыми ветками.Анна с Владимиром, взявшись за руки, прошли в детскую, на полу которой на разноцветном ковре играли трое детишек в белых рубашечках и в таких же башмачках.- Мама, мамочка, - дети увидели Анну и, бросив игрушки, поспешили в ее объятия.- А к папе кто пойдет? - спросил Корф, - или меня все боятся?- Папа, папа, - белокурая красавица дочка, словно ангелочек, вырвалась из материнских рук и потопала к отцу. - Я не боюсь. Папа... Я люблю...Анна вскоре очнулась от сего дивного сна, а барон Корф с белокурой девочкой на руках еще долго стоял у нее перед глазами.***Ирина день ото дня размышляла, как же ей лучше поступить, как помочь Анне и Владимиру? Она не могла рассказать Корфу об опасениях Анны, так как это означало бы открыть ее тайну о любви к Владимиру. А Платонова недавно взяла с Добролюбовой слово, что та никогда ничего о ней не расскажет барону.А ещё... после откровенного разговора с подругой, Ирина призадумалась, действительно, а смогут Анна и Владимир быть вместе? Принесет ли это счастье им обоим? Ведь столько преград между ними...***- Добро пожаловать домой, Анна Петровна! - Владимир пропустил девушку вперед, когда сияющий от радости, словно медный таз, лакей Афанасий распахнул пред ними двери. Слуга вмиг исчез, но тут же вернулся с ее любимыми домашними туфельками в руках. Хотел помочь переобуться, как это было всегда при Иване Ивановиче. Анна покраснела и бросила взгляд на невозмутимого Корфа.- Нет- нет, Афанасий, что ты... благодарю, я сама...Девушка прошла в середину залы и огляделась. До боли знакомая гостиная на этот раз показалась Анне особенно просторной и светлой (почти как поместный дом в ее недавнем сне). Паркет, начищенный до блеска, если хорошенько всмотреться, позволял разглядеть собственное отражение. Вот знакомый диванчик, столик рядом, два изящных резных стула... из-за чуть приоткрытой двери малой гостиной виднеется ее рояль. На одной из стен, в центре, по-прежнему висят два больших портрета: Ивана Ивановича (теперь уже с траурной лентой), а рядом - Веры Николаевны, матери Владимира. Лица на портретах выглядели как живые. Казалось, будто старый барон Корф приветствовал Аннушку в своем доме.Внезапно Анна почувствовала себя очень неловко, словно не на своём месте. Обернулась к стоящему рядом Корфу, украдкой вдыхающему запах ее волос.- Владимир, я, пожалуй, схожу на кухню, проведаю друзей...- осторожно произнесла она.Корф решил сделать вид, что не замечает смущения Анны, откашлялся и сказал:- Хорошо, Анна, если что-то понадобится, я в кабинете. Но не забудьте, скоро обед. Через полчаса жду вас в столовой. А после обеда мы с вами выезжаем...Ему очень хотелось последовать за девушкой на кухню и полюбоваться на то, как ее встречают, как греется она в лучах всеобщей любви.Он направился было в кабинет, но, развернувшись, все же пошел за Анной.- Я с вами. Мне нужно сделать несколько распоряжений для слуг, - слукавил он.Анна целовалась и обнималась со всеми, и не замечала, как стоящий в дверях кухни Владимир счастливо улыбается, наблюдая эту трогательную сцену.- Ох, Аннушка, девонька ты наша, неужто ты приехала? Сдержал слово-то барин наш, сдержал..., - заголосила Авдотья, морщинистыми руками прижимая к себе девушку. Затем поцеловала ее в макушку, в обе щечки, отстранила от себя, оглядела подслеповатыми глазами. - Ох и хороша ты, Анечка, настоящая невеста! И жених, поди, имеется?При слове "жених" улыбка Владимира погасла. Он развернулся и ушел, никем не замеченный.Авдотья повела Анну в людскую, хотела показать, какой милый младенчик Феденька родился три месяца назад у молоденькой прачки Акулины.- Ах, какой прелестный! - воскликнула Анна, осторожно беря на руки укутанного в платки малыша. Разглядывая его, она вспоминала свой дивный сон. Чего только не приснится! Но ведь как наяву все было: их с Владимиром дети, их нежные ручки, румяные щечки...- А барин-то наш, Владимир Иванович, колыбельку нам новую подарил, - рассказывала Акулина, - давеча Филипке моему дал денег и велел ехать за нею, купить ее. Что это с ним нынче, с барином нашим?Анна лишь улыбнулась, пожала плечами.- Можно я побуду немного с Феденькой? - спросила она у Акулины.- Конечно, Аня, а я пока пойду поем, чтобы молока больше было.Оставшись одна с малышом, Анна пела Феденьке колыбельные и романсы, трогала нежные младенческие пальчики, целовала в круглые щечки.Платонова с крошкой на руках прошла на кухню, поглядеть, который час. Ах, минуло уже более получаса. Владимир наверняка будет недоволен...- Аннушка, давай мне Федюшу: его благородие велел напомнить тебе, чтобы ты поторопилась. Барин ждет тебя в столовой, - скороговоркой произнес Филипп, отец Феди, муж Акулины, он же - один из лакеев Корфов.***- Анна, я все понимаю, мы только приехали, вы не успели толком со всеми пообщаться, но мы можем опоздать и не застать в институте директрису. Зато у вас будет повод посетить этот дом снова. - Корф встал из-за стола и придержал для Анны стул, там, где она всегда сидела на трапезах при Иване Ивановиче. Сам же он занимал теперь место отца.- Благодарю вас, Владимир, - у девушки от волнения перед встречей с директрисой совсем пропал аппетит. Барон же, напротив, с удовольствием поглощал обед.- Анна, что случилось? Вы волнуетесь? - девушка смогла лишь кивнуть. Взяла со стола ложку и тут же отложила ее в сторону. Корф улыбнулся: - Напрасно. Поверьте, не съест вас Алла Прокопьевна. Хм... Вы знаете, я часто вспоминаю один случай... как меня, кадета, производили в офицеры, в драгунский полк. Рассказать вам?Девушка вся обратилась в слух. Не слушать хозяина дома, не внимать его рассказам было бы невежливо.- Анна, когда нас, выпускников Петербургского кадетского корпуса, производили в офицеры в чин подпоручика... Да... надо сказать, что наш корпус один из первых, в котором всех выпускников производили в офицеры сразу при выпуске (*)... Я, разумеется, несколько переволновался, накануне ночью плохо спал, прибыли генералы, все высокопоставленные чины, родители будущих офицеров. Мой отец....- Корф прикрыл глаза, сглотнул. - Все выстроились возле корпуса на плацу... Мои товарищи произносили клятвы, получали погоны, петлицы, армейские жетоны и прочие офицерские атрибуты... И вот настала моя очередь выйти, встать перед генералами и офицерами, произнести клятву. А я стою и понимаю, что забыл все начисто. Так переволновался. - Владимир говорил и говорил, с удовлетворением отмечая, что Анна расслабилась, улыбнулась и начала с аппетитом есть первое. - Думаю, что делать? Всплыли в памяти первые слова клятвы, я начал:"Я, Корф Владимир Иванович, обещаюсь и клянусь Всемогущим Богом, пред Святым Его Евангелием, в том, что хочу и должен Его Императорскому Величеству, своему истинному и природному Всемилостивейшему Великому Государю Императору Николаю Павловичу, Самодержцу Всероссийскому, и Его Императорского Величества Всероссийского Престола Наследнику, верно и нелицемерно служить, не щадя живота своего...."Голос Владимира, мягкий, глубокий, раздавался в тишине столовой. Анна, слушая его, словно вживую представляла себе все, что рассказывал хозяин дома. Перед ее мысленным взором возник молодой кадет, произносящий клятву. Она остро прочувствовала трудный для него момент, его волнение, когда он забыл слова... Теперешний же Корф, рассказывая, осторожно вложил в руки Анны вилку, убрал тарелку с немного недоеденным ею супом и поставил перед девушкой ее любимое блюдо: вареный картофель и кусочки утки, фаршированной яблоками, черносливом и изюмом...- А дальше опять не помню, - продолжал барон. - В горле пересохло. Сзади товарищи подсказать не могут. Далеко... Текст клятвы длинный...?Стою, думаю, как же другие-то помнят? Взглянул на отца: тот весь красный стоит. В это время мне лист с клятвой кто-то протягивает. Оказывается, я его выронил, пока ждал своей очереди... Тут я очнулся: как мог забыть, что все мои товарищи клятву с текстом в руках произносят...- Да неужто, Владимир, вы о себе это рассказываете? - удивилась Анна. - Вы всегда отличались собранностью и прекрасной памятью...- В жизни все бывает, Анна. Главное, слушая меня, вы спокойно поели... Однако, нам пора. - Корф подождал, пока Анна допивала компот. Едва она встала из-за стола, Владимир? тоже поднялся, протянул ей руку. - С Богом?***- Нет, нет и нет, господин барон, мы не можем принять бывшую крепостную на службу в Государственное учебное заведение Ведомства императрицы Марии, - твердила директриса. И демонстративно подвинула вольную, лежащую на столе, в сторону Владимира.- Прошу вас, войдите в положение..., - в третий раз терпеливо повторял Владимир, - Анне нужно где-то начать... Она сирота, вскоре я оформлю опекунство над нею... Пока я собираю необходимые документы, это оформление может занять несколько месяцев... Алла Прокопьевна, ведь в Институте много воспитанниц-сирот,- гнул своё барон.- Пойдёмте, прошу вас, Владимир Иванович, - прошептала Анна, дотронувшись до его руки.Но Корфы не из тех, кто сдаются...- Вы вынуждаете меня, - спокойно сказал Корф директрисе, - обращаться к высокопоставленным лицам, Алла Прокопьевна.- Что же вы так носитесь со своей бывшей крепостной, господин барон! Вы и так сделали для нее многое: дали ей свободу. Отпустите ее теперь, пусть сама пробивает себе дорогу, - это было произнесено директрисой шёпотом, но Анна, имея чуткий музыкальный слух, все расслышала.Она вскочила с кресла.- Прошу вас, сядьте, - Корф поймал Анну за руку, и снова усадил, - Алла Прокопьевна, извольте... прочтите это.Барон протянул пожилой даме бумагу. Он на протяжении всего разговора держался совершенно спокойно, был почтителен и невозмутим. Анна поняла, что он что-то задумал.По мере чтения документа тонкие брови директрисы все больше поднимались вверх.- Это похоже на шантаж, господин барон! - Алла Прокопьевна бросила на стол пенсне.- Отнюдь! - покачал головой Владимир. - Ваше решение, Алла Прокопьевна?Директриса с ненавистью посмотрела на Корфа, затем перевела испепеляющий взгляд на Анну и сквозь зубы проговорила:- Завтра Анна ... Петровна пройдет собеседование и продемонстрирует свои таланты. Ровно в два часа пополудни жду вас здесь. Посмотрим, что скажут наши преподаватели.- Благодарим вас, Алла Прокопьевна. До завтра. - Владимир встал, поклонился директрисе. Анна тоже поднялась, сделала реверанс и прошептала:- Благодарим вас...Корф и Платонова покинули кабинет.Барон вел Анну длинными бесконечными коридорами к выходу. Им изредка попадались спешащие куда-то воспитанницы института и их чопорные классные дамы.- Ох, Владимир, что же вы наделали! Вы вмешались в совершенно бесполезное дело, вы поссорились с директрисой, вы портите свою репутацию.... Ах, Владимир Иванович, ну зачем вам это нужно? Алла Прокопьевна права: я ваша бывшая крепостная, и вам не стоит...- Замолчите сейчас же! И я ничего скверного не совершил. Я сделал то, что должен был сделать.Анна с Владимиром вышли из здания, прошли институтский двор, миновали ворота и теперь шагали по Кирочной улице, огибаюшей Таврический сад. (**)Девушка одной рукою крепко сжала ладонь Корфа, а другой теребила его рукав:- Что это за бумага? Какой-то документ? Чем вы так напугали директрису? Вы и в самом деле применили шантаж, Владимир? Ах, зачем вы это сделали? - плакала Анна.- Анна, прошу вас, успокойтесь. Тихо, тихо, спокойно, сейчас мы с вами сядем в экипаж, и я вам все объясню...Едва Анна с Владимиром сели в дожидавшийся их экипаж, Корф поспешил успокоить девушку:- Мой дальний родственник, с которым у меня прекрасные отношения, служит в полиции. И по моей просьбе узнал про директрису кое-что... У нее имеются некоторые тёмные дела, связанные с распределением средств, поступающих в фонд института... Я, конечно, несколько блефовал, поскольку... доказать там что-либо трудно, но денежные махинации с ее стороны налицо... А она, тем, что так скоро уступила нам с вами, лишь подтвердила мои подозрения.... Она не на шутку испугалась, когда увидела предоставленный мною список доходов и расходов... Так вот, если о делах Аллы Прокопьевны станет известно определенным лицам, то в тюрьму ее за это не посадят, на каторгу не сошлют. Не бойтесь. А вот должности директрисы ее могут лишить. Вы понимаете, Анна: я сделал двойное дело: теперь директрисе неповадно будет воровать! Пусть знает, что она под надзором!Анна хотела сказать Владимиру что-то вроде: "Неужели вас дуэль с Наследником ничему не научила? Вы постоянно ищете неприятности на свою голову." - но не посмела этого произнести, так как почтение и уважение, которые она испытывала к нему, как к барину, пусть даже бывшему, давали о себе знать.- Можно трогаться! - крикнул Корф кучеру, прежде чем захлопнуть за собой дверцу кареты.- Владимир, но... Стыдно-то как... Ежели меня примут в институт, как я буду смотреть в глаза директрисе?- Стыдно должно быть ей, Анна. И стыдно вдвойне....- Отчего вдвойне?- За свои махинации, за обворовывание сирот, за оскорбление, нанесенное вам... Пренеприятнейшая женщина! - экипаж резко дернулся, прежде чем тронуться с места, и Корф предусмотрительно придержал девушку за локоть.Анна всмотрелась в его лицо. Оно было так близко... Суровые черты смягчились, глаза блестели, даже его казавшийся хищным нос виделся теперь красивым, скульптурно-изящным.- А вдруг Алла Прокопьевна станет мстить вам? - Анна взяла Владимира за ладонь, тот погладил в ответ ее пальчики.- С чего вы это взяли, Анна, ммм? В своих книжках начитались?- Нет, но Ирочка мне рассказала кое-что о ней, про ее недобрый тяжёлый нрав...- Уверен, Анна, ничего не случится. Директриса будет сидеть да помалкивать.- А вдруг у нее найдутся влиятельные знакомые или сообщники... И они...- Анна, вы точно начитались то, чего не следует... Завтра же составлю список наиболее полезной литературы ... для вас..."Ах, да, - подумала Анна, - барон же говорил директрисе, что собирается оформить опекунство надо мною... Мне, похоже, никогда в полной мере не узнать, что такое свобода... Свобода моя теперь лишь только на бумаге, в вольной... А на деле..."Но девушка вновь вернулась к так взволновавшему ее разговору про Аллу Прокопьевну:- Ох, Владимир... Ваша репутация и так отнюдь не безупречна, а вы все усугубляете... Почему вы не посоветовались со мною? - Продолжала всхлипывать Анна, - я бы вам запретила ставить директрисе какие-либо условия...- Я знаю, - ласково сказал Владимир, пытаясь ладонью стереть слезы с лица Анны. Но карету качало, и у него толком ничего не вышло. - Поэтому и не посоветовался, - Корф как бы невзначай придвинулся поближе к девушке и теперь наслаждался их нечаянной близостью. - Я это сделал для вас, Анна, потому что вы очень хотели попасть в институт, да и я желаю, чтобы вы были при деле и не скучали... - "И чтобы не ринулись в актрисы или частной учительницей в семью с похотливым отцом семейства", -?добавил про себя Владимир.Корф почувствовал, как Анна склонила голову на его плечо и продолжала беззвучно плакать.- Моя маленькая, чистая, наивная, глупенькая девочка, ты совсем-совсем еще не знаешь жизни... А она подчас сурова, очень сурова... Как бы я хотел оградить тебя от всего скверного, опасного, страшного... И если бы ты знала, как я люблю тебя и на что я способен ради тебя, - одними губами прошептал Владимир. Он внезапно ощутил, что носик Анны касается его шеи. Волна желания раскаленной лавой накрыла его с головой, но он лишь крепче прижал к себе девушку, стараясь усмирить свои чувства. Любовь победила, рождая нежность и заботу, и мужчина не выпускал Анну из объятий до самого дома Добролюбовых...