Глава LXII. Брачное капище (1/2)

Глава LXII.Брачное капище(январь 1641)– Ей тринадцать лет! Три-над-цать! – крик Мари-Мадлен раздавался на весь этаж. – Пожалейте ребенка!– Мадам Бутийе пишет, что Клер-Клеманс уже созрела, – снизошел до ответа кардинал.– Бедная девочка – мать помешалась, отец живет с женой своего лакея, а единственную дочь сплавил чужим людям!– Разве семья Леона Бутийе нам чужая? – возразил Монсеньер, не поднимая глаз от письма. – Разве Леон нам чужой?– Мадам Бутийе – святая женщина, – согласилась Мари-Мадлен. – Но Клер-Клеманс всего тринадцать, дядюшка! Разве она созрела для брака и беременности? Она ростом с кресло и весит меньше Базиля.– Я сам вешу меньше Базиля, – возразил кардинал, почесывая кота по широкому лбу. – Ее родному брату – адмиралу Брезе – малый рост не помешал дефлорировать испанский флот, чего не смогли ни англичане, ни голландцы.– Герцог Энгиенский стоит целого флота, – герцогиня рухнула в кресло, чуть не придавив Приама и Тисбу – эта парочка всегда спала вместе, выбирая подчас весьма неожиданные места. – Он не хочет на ней жениться. Он будет с ней жесток.– Хорошо, – кардинал отбросил письмо. – Тогда выходите за него вы. Станете герцогиней Энгиенской, апосле смерти свекра – Принцессой Конде.– Вы уже предлагали мне Гастона Орлеанского – не вижу причин снижать планку.– У нас в семье сейчас нет других девушек на выданье! – раздраженно заявил Монсеньер. – А дом Конде необходимо связать с нашим – пока он не примкнул к Гастону, к испанской партии. Филипп Четвертый потерял Бразилию, потерял Португалию, чуть не потерял Каталонию и теряет Руссильон – он будет поддерживать каждый заговор против меняи короля! Мы не можем допустить нелояльность Конде.– Нежеланная жена – не лучший способ обеспечить лояльность, дядюшка, – заметила Мари-Мадлен.– Зато приданое – лучший. Я даю за Клер-Клеманс шестьсот тысяч ливров и многочисленные сеньории. Один Арпагон приносит ежегодно восемьдесят тысяч ренты.– Великой жертвы достоин только великий человек, – сдалась Мари-Мадлен. – Надеюсь, вы не ошиблись в герцоге Энгиенском.Базиль величественно оттолкнул ласкающую руку кардинала и прыгнул на подоконник: посмотреть, на что уже битый час любуется Шарпантье. Конечно же, под окном маячил Сюбле де Нуайе – в новом темно-зеленом плаще, подбитом куницей, и туфлях на каблуках – это в январе! Жаль, что мода на короткие штаны до середины бедра прошла вместе с Генрихом IV – Сюбле очень бы пошло.Шарпантье ничего никому не говорил, но исправно ходил на свидания, после которых прятал под Ахиллеса багровые следы на шее. Грызет он его, что ли? Сюбле обновил гардероб и похудел.

– С ума все посходили или как? – недоуменно вопросил кардинал. – Вся сегодняшняя почта – о любви и браке.– В самом деле? – Мари-Мадлен вынула папку с надписью ?Мирама? из-под горы других. – Скоро придут поэты – до премьеры осталась неделя.– О, благодарю! Я решил исправить финал – пусть героиня возвращается на путь истинный и все будут счастливы, – развязывая замусоленные тесемки, сказал Монсеньер.– Как? Вы передумали ввергать ее в геенну огненную? – подняла брови племянница. – И под суд отдавать передумали? И палач ей больше голову не отрубает?– Да как-то тянет на счастливые концы, знаете ли… Старость, наверное, – закряхтел Монсеньер, поудобнее устраивая опухшие ноги на суконной подушке.– Так кто там хочет жениться? – полюбопытствовала Мари-Мадлен, сажая ему на колени котенка – тот никак не мог вскарабкаться по скользкому шелковому подолу.– Представьте, архиепископ Реймсский – хочет уйти из Церкви, чтобы жениться на Анне Гонзага, сестре принцессе Марии. Ондажепредложил отказаться от всех своих церковных бенефиций.

– Деньги не всегда важнее любви, дядюшка. И что вы ему ответили?– Еще не ответил. Шарпантье, оторвитесь уже от своего воздыхателя и вернитесь к служебным обязанностям.Секретарь встрепенулся, моргнул и схватил перо.– Пишите: ?Что? У вас четыреста тысяч ливров ренты, и вы откажетесь от столь лакомого куска ради женщины? Я восхищаюсь вами. Другие бы принесли в жертву четыреста тысяч женщин, будь они у них, ради того, от чего вы намерены отказаться?*.

– Маршал Шомберг идет на Барселону, просит денег на фураж и порох, – открыл секретарь следующее донесение.– Дайте, – кротко кивнул Монсеньер.– Денег нет… – смущенно потупился Шарпантье.– Дени, вы неправильно произносите эту фразу, учитесь у своего Сюбле. Он говорит уверенно так, с развальцем – ?де-е-енег не-е-ет?… Ассамблея духовенства в Манте дала четыре миллиона. Отдайте их Шомбергу.Сколько нам нужно на всю весеннюю кампанию?– Еще тридцать два, – торопливо произнес Шарпантье, заглядывая в очередную папку.– Еще тридцать два… Значит, поднимем налоги в два раза.– Монсеньер,за последние десять лет налоги увеличились в десять раз… – заметил секретарь. – Это беспрецедентное явление для европейского государства.– Сам знаю. Кто еще может выжать из страны в десять раз больше денег при стабильном приросте населения и даже без народной войны? – пожал плечами кардинал. – Губернаторы и сеньоры стали меньше воровать –раньше половина налогов оседала в их замках.Кто еще просит денег? Давайте уж всех разом.– Королева-мать… – тихо сказал секретарь. – Она опять написала вашей племяннице, что оказалась в Нидерландах без своих драгоценностей и без нарядов…– Какие наряды в ее-то возрасте! – раздраженно воскликнул Монсеньер,отшвыривая перо.– И почти без хлеба… – глядя в ковер, продолжил Шарпантье.– Неужели кредиторам удалось взыскать часть долгов? – поднял брови кардинал, уставившись на противоположную стену, где Персей в вороненой кирасе любезничал с белотелой Андромедой. – Ну так отправьте ей тысяч сто – на один завтрак на траве…– Хорошо, – обрадовано зачирикал пером Шарпантье. – Сто тысяч ливров сегодня же…– Раз уж больше некому! – проворчал Ришелье. – За последний год Гастону Орлеанскому было пожаловано из казны еще почти полмиллиона ливров, но разве ему придет в голову уделить матери хоть кусок… – тут он закашлялся, прижав к губам платок, и кашлял долго, пока батист не расцветился алым.– Я полежу немного, – он протянул мне руку, чтобы я помог ему добраться до кушетки.

Я накрыл его пуховым одеялом и поправил подушки.– Иди постреляй, мне хорошо спится под выстрелы, – он закрыл глаза и принялся медленно почесывать белую шерстку Пюизет, устроившейся у него под боком.Мне даже удалось повторить свое недавнее достижение, попав в яблочко на быстром аллюре. Рошфор же, попадая три раза из трех, решил усложнить задачу, стреляя в движущуюся мишень – гвардеец подбрасывал тарелки, и одна из десяти рассыпалась осколками, вызвав восторг у всех, кто наблюдал за стрельбой.Арман не показывался, и я решил, что успею смыть с себя запах лошадиного пота, пока он не проснулся. Выходя из мыльни, я был остановлен мэтром Шико, вручившим мне поднос с порцией пилюль и китайской чашкой с крышечкой – очередным отваром.– Пора принимать лекарство, – жизнерадостно заявил медик. – Буди его.В кабинете стояла тишина, нарушаемая лишь шорохом пера – Дени писал что-то за своим столом, почти невидимый закнигами и папками.Я опустил поднос на резной дубовый столик и склонился над спящим. Лицо Армана почти сравнялось цветом с пепельно-серыми волосами, дышал он совершенно беззвучно, и если бы не длинная шерсть свернувшейся клубком кошки, колеблемая его дыханием,– его можно было бы принять за мертвеца.?Вот так он и в гробу будет лежать, – промелькнула у меня в голове непрошеная, мучительная мысль, – только без Пюизет?.Я замотал головой, чтобы вытряхнуть этот бред, протянул руку и осторожно убрал седые пряди, открывая широкий лоб – чтобы коснуться теплой кожи, стереть пепел с его лица.Арман не шевельнул ни одним мускулом. Кошка открыла желтые глаза, внимательно вгляделась в мое лицо и зевнула, почти коснувшись щеки хозяина шершавым розовым языком. Тот не подавал никаких признаков жизни.– Арман! – тихо позвал я. – Просыпайтесь, вам пора принимать лекарство!Полная тишина и неподвижность были мне ответом. Уже тревожась, я опустился на колени перед кушеткой и принялся покрывать застывшее лицо поцелуями – сначала осторожными, затем все более неистовыми – закрыв глаза, я водил губами по лбу, поредевшим мягким бровям, горбинке на носу, нежным тонким векам, запавшим вискам…– М-м-м… – что случилось? – раздался тихий удивленный возглас, и я увидел недоуменный взгляд больших чистых глаз – морок прошел, губы его горели алым, как и скулы. – Люсьен, мальчик мой, что тебя напугало?– Не мог вас разбудить, – признался я. – Думал, что вы в беспамятстве.– Я видел славный сон, кстати, – он выпростал руки из-под одеяла и потянулся. – Рыцарь на белом коне громил испанскую пехоту в каких-то предгорьях… Испанцы дрогнули и побежали, когда я проснулся.– Простите, что прервал хороший сон, – повинился я, – но мэтр Шико велел соблюдать часы приема лекарства.– Пробуждение достойно сна, – потянулся он к моим губам. – Иди ко мне…Его узкая теплая ладонь проникла мне за ворот, а язык прикоснулся к моему – я стиснул его одной рукой, другой забираясь под одеяло и оглаживая бедра – горячие, гладкие, накрыл ладонью его набрякший пах – и был остановлен властным:– Дени, на полчаса вы свободны.Я совсем забыл о Шарпантье! Секретарь в смятениивыскочил из-за горы папок и торопливо прошествовал к выходу, несколько неестественно переставляя ноги.– Сюбле будет доволен, – усмехнулся кардинал, откидывая одеяло. – Я не понимаю, чего ты ждешь?– Сюбле и Шарпантье разнесли кордегардию, – Мари-Мадлен, принесшая эту новость, выглядела озадаченной. – Шарпантье выскочил из вашего кабинета и заявил, что им с Нуайе необходимо устроить совещание – прямо здесь и сейчас, велел Кавуа стать в караул и устроил погром – по словам капитана. Сюбле чуть жив остался – кто мог ожидать от нашего Дени такой прыти?– В тихом омуте… – не поднимая головы от депеши, прокомментировал кардинал. – Поэты пришли?– Конечно, и вдохновились уже полудюжиной сотерна. Вас ждет Мельпомена, а мы отдадим дань Терпсихоре – идем, Люсьен.Крепко ухватив за руку, она повлекла меня в Гвардейский зал, где уже ждали музыканты – сегодня музы говорили громче пушек.Мари-Мадлен вбила себе в голову, что на торжестве по случаю женитьбы Энгиенца на племяннице Монсеньера я должен участвовать в танцах.

– Я не хочу танцевать ни с кем из посторонних, – объяснила Мари-Мадлен. – Но одного Рошфора не хватит, чтобы занять всю программу. Шарпантье двигается как похмельный журавль, Сюбле неуклюж, а у мэтра Шико одышка.– А Монсеньер? – поинтересовался я.– О, дядюшка прекрасный танцор… – мечтательно произнесла Мари-Мадлен. – Когда-то его даже упрекали в чрезмерном увлечении светскими забавами – но он пускал в ход все свое обаяние, чтобы пленить королеву-мать – а уж она-то плясать горазда!

Но сейчас его положение не позволяет ему танцевать, даже если позволит здоровье.Так что меня мучили курантой и аллемандой – Мари-Мадлен уверяла, что я делаю успехи. Я, конечно, плясал в детстве и юности на семейных праздниках. Но одно дело козлом скакать в ригодоне, зацепив за локоть кухарку Франсуазу, и совсем другое – грациозно исполнить все фигуры чинной куранты, не запутавшись в ногах и руках – своих и партнерши.– Куранта – это круги на воде! – объяснял учитель танцев мэтр Гаспар – жизнерадостный усач, удивительно легкий на ногу, несмотря на солидный вес и возраст. – Представьте, что в тихую гладь озера кинули камень – круги расходятся, неспешно и плавно. Круги расходятся, потом снова сходятся.

Потом пошла клевать рыба – маленькие кружочки-поклевки – пары берутся за руки и кружатся – быстрее, но не теряя грациозности и плавности!Та часть, где надо брать партнершу за руку и кружиться, получалась у меня сносно, но движение по большому кругу никак не давалось, и я постоянно путал, куда идти и в какую сторону поворачиваться.

Мэтр Гаспар заявил, что для изучениякуранты необходимо как минимум три пары танцоров. С кавалерами проблем не было – и Рошфор, и Сюбле, и Кавуа охотно согласились танцевать под руководством знаменитого мэтра, но Монсеньер запретил приводить в дом внучек мэтра Гаспара, которые обыкновенно участвовали в процессе обучения, и дамы были представлены одной только Мари-Мадлен – Коринна наотрез отказалась идти на праздник. В конце концов неунывающий мэтр соорудил две юбки из пунцовой саржи и обрядил в них Рошфора и Буаробера – кпочти неприличному восторгу последнего.Мари-Мадлен и я, Кавуа с Буаробером и весьма помятый Сюбле с Рошфором выстроились в два ряда.– Фигура первая – встреча!– махнув музыкантам, скомандовал мэтр Гаспар, ряды двинулись навстречу друг другу и образовали широкий круг.– Фигура вторая – обмен кавалерами! – я вприскочку двигаюсь сначала к Мари-Мадлен, потом – от нее, к следующей по левую руку даме.

– Налево! – ах, я опять пошел направо – к Рошфору. А надо налево – к издевательски улыбающемуся Буароберу, жеманно ухватившему край подола.– Фигура вторая! – опять начинают флейты, и я двигаюсь налево.– Фигура третья – обмен дамами!

Теперь можно постоять, пока те же движения – подскок и отскок налево – проделывают дамы.– Фигура третья – шаги кавалеров! – подпрыгнуть сначала на месте, потом шаг налево, потом шаг направо.– Фигура четвертая – шаги дам! – то же самое проделывает Буаробер, притворяясь, что споткнулся, и падая мне на руки.

Слегка даю ему по шее, на что мэтр незамедлительно реагирует:– Мсье Лоран, нежнее с дамой! – он прерывает занятие и поясняет: – Если даме стало дурно во время танца – ее следует нежно принять в сгиб правой руки и помедлить до конца фигуры. Если даме не лучше – то осторожно, не мешая другим участникам движения, сделать шаг назад и отойти. Либо до стены, где усадить даму на стул и поинтересоваться, нужно ли ей вина, воды или нюхательных солей, либо до более уединенного уголка, где можно распустить ей корсет, если она настаивает, – подмигнув, мэтр Гаспар весьма благосклонно смотрит, как Буаробер, зажмурившись, тянет мою руку себе на грудь – где на камзоле уже расстегнута верхняя пуговица.– Этого требует галантность, – завершает свою речь учитель и кивает музыкантам.– Итак, фигура пятая – круги расходятся! – это самое легкое – три шага назад, разворот и обратно.– Фигура шестая – парное кружение! – это мое любимое. Взять даму за руку, сделать три оборота, поменять руку и сделать еще три оборота.– Фигура шестая – водная гладь затихает! – два подскока на месте, поклон – и все, свобода…

Следующий танец впервые выходит у меня без ошибок.

– Сударь, я бы хлопнула стаканчик бургундского, – пищит Буаробер, плюхается на стул и, стянув с пюпитра ноты, принимается обмахиваться ими вместо веера.

Хорошая мысль! Я с признательностью смотрю на поэта и киваю застывшему в дверях Симону, обводя рукой всех присутствующих, включая оркестр.После двух бокалов кло-де-вужо я готов учиться даже аллеманде.– Да чему там учиться! – неожиданно утешает меня мэтр Гаспар. – Как ригодон, только на трезвую голову. В первую пару не становитесь, и все будет отлично – партнерша сама все сделает.Помолвка герцога Энгиенского и Клер-Клеменс де Майе-Брезе состоялась14 января 1641 года.