Глава LXI. Потери испанской короны (1/2)

Глава LXI.Потери испанской короны(осень — зима 1640)

– Господин Гранд к Монсеньеру! Рассредотачиваемся… – захихикал Шарпантье: с некоторых пор кардинал просил оставлять его с Сен-Маром наедине, делая исключение только для меня и секретаря.

– А вас я попрошу остаться, – напомнил Монсеньер в спину Шарпантье, прилипшего к окну – Сен-Мар на новом вороном Мавре, в золотом и белом, с бриллиантовым аграфом на шляпе являл воистину изобильную пищу для глаз!– Садитесь в уголок и закройтесь канадской папкой, – Монсеньер снизошел к состоянию молодого отца. – Можете за ней даже вздремнуть.– А вам, Шарль-Сезар, пора в седло! – кардинал вынул из ящика и протянул мне

пистолет. – Уши друг другу не продырявьте.С некоторых пор Рошфор составлял мне компанию в выездке, предложив упражняться еще и в стрельбе. Так и повелось. После того, как я запалил Гиацинта, спасаясь от испанцев, я вообще не хотел садиться в седло – тем более, что Монсеньер уже отъездился верхом, по его собственному выражению, и я всюдусопровождал его в карете.Но Мари-Мадлен попросила меня выездить для нее Дафну – дочь Хлои и Купидона. Маленькая рыжая кобылка оказалась на диво послушной, и хоть герцогиня д’Эгийон вряд ли стала бы брать препятствия, я все-таки включил барьеры в обучение.Рошфор, пустив гнедого Алонсо рысью, палил по мишеням. Он завершил круг, заталкивая в ольстру третий пистолет, а Кавуа уже торопился к нему, победно размахивая листами.– Браво! Сегодня все три в яблочко! –поднося графу мишени с пробитым центром, Кавуа ликовал, словно дыры зияли в сердцах его врагов.– Недурно, – мурлыкнул граф, глядя на меня через пробитое пулей отверстие. – Теперь ты, Люсьен.– Ну на рысях я точно промажу, – в движении мне в лучшем случае удавалось попасть в край мишени. Я вынул пистолет Монсеньера, поставил курок на предохранитель, насыпал на полку порох и перевел курок в боевой режим. Излишне было проверять наличие в стволе пули, пороха и пыжа – у Монсеньера все оружие всегда было заряжено, причем нередко он занимался этим лично.– Чтобы попасть – надо выстрелить, – глаз за бумагой подмигнул. Слова Миледи в устах Рошфора словно стегнули кнутом – я послал Дафну рысью по кругу и выпалил в первую же мишень.

– Наповал! – закричал Кавуа, подбежав к столбу. – В самую середку!Действительно, прямо в центре мишени зияла дыра.– Позвольте, – я взял у Кавуа лист, еще раз полюбовался, свернул вчетверо и спрятал на груди.– Монсеньеру покажешь? – догадался Рошфор, работая шомполом.– Ага, – я взглянул на окна кабинета –никого. Наверное, Сен-Мар привез захватывающие новости – то, что маркиз добровольно информировал о том, что слышал от его величества, Монсеньер считал большой удачей.– Не удивлюсь, если рождение графа Анжуйского побудило Двор к массовому стремлению последовать примеру коронованных супругов и предаться процессу размножения, – опустил ресницы Рошфор, склоняясь ко мне. – Пока перескажет, кто с кем и где – уже и обратно в Лувр пора. Кстати, Люсьен, ты заметил, что наш рыжий сатир неровно дышит к Шарпантье?– Заметил, – не стал я отрицать. – Лишь бы не заметил Монсеньер.– Боже, храни Сюбле де Нуайе! – заткнув пистолет за пояс, граф сложил руки в молитвенном жесте. – Все же – вы не хотите выступить в роли ангела-хранителя, не дожидаясь громов и молний?При упоминании ангела-хранителя я опять вспомнил лицо Миледи – лоснящееся от пота, с размазанным кармином – она всегда закусывала губы, прежде чем выстрелить в яблочко, с запавшими от утомления глазами – и при этом невыносимо, невыразимо прекрасное...– Придется, – не стал я спорить. – Ничего-то вы без меня не можете.– Я могу, – заиграл глазами Шарль-Сезар. – Но Дени не настолько хорошо целуется, чтобы я рискнул вызвать неудовольствие Монсеньера.

Мне не удалось повторить столь удачный выстрел, сколько я ни кружил по площадке. Может быть потому, что думал больше не о меткости, а об отсутствующем зрителе моих возможных достижений?Рошфор близко к центру пробил все мишени и пришел в наилучшее расположение духа, он утешил меня, сказав, что главное– почин, итребуется время, чтобы привыкнуть к мысли, что я могу метко стрелять на быстром аллюре.Напоследок я послал Дафну через сухую канаву, что девочка выполнила безупречно. Арман так и не выглянул.

Подходя к кабинету, я едва не был снесен распахнувшейся дверью – Анри застыл в проеме, всей спиной выражая страдание.– Гонзага были герцогами, когда Медичи еще не получили дворянства! – донесся из-за стола рев Монсеньера.Сен-Мар вздрогнул, словно от выстрела, обернулся и закричал:– Вы же сами, сами возвысились через постель Марии Медичи!Арман дергает на себя ящик стола – я радуюсь, что пистолет у меня, борясь с желанием бросить его в руки владельцу.Но Анри уже скачет по лестнице вниз – рвет Мавра за узду – взлетает в седло – посылает коня в галоп, в мгновение ока оказываясь за воротами Рюэля.Арман в бешенстве. С грохотом отправляет пистолет в стол, забыв о боли, встает из кресла и резким рывком отдергивает портьеру – еще можно насладиться Сен-Маром, на всех парусах преодолевающего последний участок дороги перед поворотом.– Доколе эта женщина будет меня преследовать? – рычит он сквозь вставшие дыбом седые усы.– А что случилось? – он выглядит таким ошеломленным и разгневанным одновременно, что мне хочется его обнять и успокоить. Будь мы одни, я бы рискнул, но из-за папки со Святым Лаврентием показывается Шарпантье с зажатым в руке Ахиллесом.– Мсье Гранд хочет жениться на Марии Гонзага, – уже спокойным тоном говорит Арман. – Губа не дура.– Конечно, не дура, – осторожно соглашается Шарпантье. – Мсье Гранд хочет корону.– Мсье Гранд хочет бросить короля! – негодует Монсеньер. – Кто ему разрешит этот брак? Между родом Гонзага и Сен-Маром – пропасть, с таким же успехом он может просить руки Анны Австрийской.У меня по хребту бежит холодок, я переглядываюсь с Шарпантье, с силой закусывающим воротник.– Я всегда говорил, что Мария Гонзага умна, – как ни в чем ни бывало кардинал возвращается за стол. – Но она –в лагере Гастона, а Гастон перестанет плести заговоры только после смерти, и поэтому мне категорически не нравится, что этот юный дурачок впутался в ее сети.Впрочем, это всего лишь чувства – ничего серьезного…Мы вновь переглядываемся с Шарпантье.– Мне надо пустить кровь – так в виски и стучит, – заявляет Монсеньер. – Люсьен, проводи меня к мэтру Шико.

– Этот паршивец сведет меня в могилу! – жалуется Арман, пока я сопровождаю его в комнату лекаря. – Едва не прикончил его на месте.– Жаль, – не скрываю я своего отношения. – Никакой от него пользы уже,– похоже, сегодняшний визит Гранда не принес обычного возбуждения – Арману требуются не ласки, а кровопускание.– Мальчик мой… – он, как всегда, все про меня знает, – я опять тебя подвел…Вот только этого не хватало! Мне не по себе, когда он принимается извиняться, что не может ответить на мое желание – только бы не начал опять вспоминать про двадцать лет разницы.К счастью, он прекращает разговор, нежно целуя меня в губы. Мы целуемся в потайном проходе у кабинета медика, пока мои штаны не становятся тесными, а дыхание – прерывистым.– После ужина, – тихо говорит он, отстраняясь. – Приласкаешь меня после ужина, – и скрывается за дверью.Так что я был несколько взволнован, когда разогнал Сюбле де Нуайе и секретаря, застав их в тесной близости в углу спальни Монсеньера.

– Вон, – бросил я Сюбле и проследовал с ним до фонтана с Тифоном, лениво извергающего искрящиеся на полуденном солнце струи.– Что вы творите все? – обратился я к нему, с обычной невозмутимостью щурящему глаза.

О, а Сюбле сегодня щеголь – я только сейчас заметил на нем новый костюм – цвета очень темной морской волны. Камзол свободного покроя скрадывал неуклюжесть стана, а зауженные кюлоты подчеркивали стройные красивые ноги. Бантики у колена, шелковые черные чулки, туфли на каблуках в тон костюму…– Вы что, влюбились? – дошло до меня.– Я все время провожу на работе. Я живу на службе и кондотту вижу чаще, чем кого-либо в своей жизни, – ответил Сюбле так же небрежно, но веснушки на его носу выступили резче.– Но почему именно Дени? – будь у меня выбор, я на месте Сюбле влюбился бы в Рошфора.– Я непривередлив, – переглотнул Сюбле. – Достаточно мягких волос и нежной кожи.– Делайте что хотите, – махнул я рукой, отступая на шаг, чтобы меня не окатило водой – Тифон неспешно завершал движение вокруг своей оси. – Но Монсеньер очень ревнив к посягательству на свою собственность.– Внутри кондотты не считается, – удивив меня этим умозаключением, Сюбле вздрогнул от воды, свалившейся на него из пасти Тифона, удивив вторично: не сделав ни малейшей попытки отступить, он спокойно дождался, пока механизм фонтана одолеет еще пять градусов, выведя его из зоны поражения.

– Я могу быть свободен? – вежливо осведомился он и, получив утвердительный кивок, пошел в дом, оставляя на песке темные отметины от капель с мокрой спины.– Что это с Сюбле? Почему он мокрый? – спросил Буаробер, попавшийся мне на пороге кабинета. Открыв дверь, я увидел, что Арман еще не вернулся от мэтра Шико.– Это он мокрый от слез, – ответил я Буароберу, впуская поэта в кабинет и оставляя вместе с Дени. У меня были дела в библиотеке.Коринна просила меня нарисовать мотив для вышивки.

После битвы при Кадисе, когда адмирал Брезе разбил испанский флот, охранявший золото, которое везли из Америки – король Филипп IV потерял четыре корабля и два миллиона золотом – паруса и якоря стали любимым мотивом, и кружева не избежали общей участи. Коринна снабдила меня купленным за бешеные деньги куском малинского гипюра с плетеным двухмачтовым судном – весьма условным, конечно, и потребовала, чтобы я создал рисунок, годный для техники ришелье.Еще она дала мне старинный том с образцами рисунков для кружева, изданный в Венеции в середине прошлого века – кораблей там не было, но что-нибудь для разъяснения задачи могло найтись.Я оставил альбом в библиотеке, решив поработать там, найдя в помощь какой-нибудь справочник по морскому делу.В библиотеке я обнаружил Мазарини, обложившегося фолиантами, инкунабулами и номерами газеты на ближайшем от камина столе – после Рима Джулио тяжело привыкал к нашей прохладе.– Не помешаю? – спросил я. Мазарини готовился к Кельнскому конгрессу – Монсеньер затеял его в пику Урбану VIII и возлагал большие надежды. ?Он поставил на колени Парламент, запретив противоречить королю, и хочет сделать то же с Папой, – пояснил Шарпантье суть затеи. – Укрепляет королевскую власть?.– О, Люсьен, я вам всегда рад, – теплые глаза Джулио улыбались. – Составьте мне компанию, прошу.– Почту за честь. Чаю хотите? – получив утвердительный ответ, я заказал Симону чай и побольше сладостей, а сам принялся шерстить стеллаж, указанный мне Мазарини, на предмет силуэтов бригантин и шхун. – Хотите написать такую речь, что разом помирит католиков и протестантов? – я кивнул на кипу листов, покрытых его быстрым почерком.– О, вы преувеличиваете мои таланты, – он опять вскинул ладони в отрицающем жесте, но улыбка, сопровождающая эти слова, была выше справа и ниже слева – верный признак иронии. Значит, в глубине души считает себя на это способным.– Да и мир не нужен Монсеньеру, – взяв справочник по гафельному вооружению, я спустился со стремянки и уселся за соседний стол. – Его сердце отдано войне.– А я человек мира, – тихо и чуть печально произнес Мазарини, трогая кончиками пальцев перо – точь-в-точь Пюизет на столе у Монсеньера!