Сердца - козыри (1/2)
– Finita, ваше преосвященство, – Рошфор почтительно улыбнулся. Мэтр Шико бросил взгляд на шахматную доску, оторвавшись от очередноймикстуры. Картина и впрямь невиданная: епископ Люсонский в шаге от поражения! Жюссак мрачно поскреб в затылке: предложить пари и поставить не на патрона ему в голову не пришло. Видимо, зря. Епископ Люсонский не утратил безмятежности.
– Рокировка, – возвестил он. Рошфор сверкнул глазами: рокировка тут была уместна как на корове передник. Мэтр Шико озадаченно покачал головой и снял варево с огня.
Потянувшись за ладьей, епископ чуть не задел соседнюю фигуру широким рукавом сутаны. Спохватившись, он дернул локтем, отбрасывая отворот, но шелк вновь соскользнул. Вздохнув, Арман принялся закатывать рукава, обнажая тонкое запястье – еще более бледное, чем длинные пальцы, неторопливо подворачивающие лиловый шелк. С легким вздохом епископ покатал в пальцах ладью и поменял местами с королем. Рошфор моргнул и двинул вперед пешку. Жюссак вытаращил глаза. – Вам мат, Шарль-Сезар… Глаза Ришелье – невинные, как у младенца Иисуса, с мягкой укоризной следили, как Рошфор, приклеившись взором к доске, торопливо собирает фигурки в ящик. – Надеюсь, граф, в поиске информантов вам повезет больше, чем в игре… – провожаемый сочувственными взорами медика, Рошфор откланялся и вылетел за дверь.Медик со стуком поставил перед епископом микстуру. – Вы считаете это коварством? – поднося к губам чашку, спросил епископ. – А я называю это кратчайшим путем к цели. Целью Рошфора была информация.
Информант в окружении маршала Шомберга – недостижимой мечтой.
Армия маршала была уже на полпути к Ангулему, и без своего человека в свите придется туго и епископу, и даже королеве-матери. Вспомнив бриллиантовый перстень Марии Медичи – тридцать тысяч экю, подумать только! – Рошфор закусил губу. Денег не было. Ни у Рошфора, ни у Ришелье. Значит, подкуп исключался, оставался шантаж.
Три дня и две ночи промотавшись по Лиможу и окрестностям, граф ни на волос не приблизился к цели. Третью ночь он планировал все-таки проспать, для чего свернул на перекрестке к ?Бальтазару? – хорошо знакомому трактиру. Бросив поводья глухонемому Морису – Идальго знали тут так же хорошо, как и его хозяина – Рошфор вошел в зал. Кажется, небо услышало его молитвы – Гнусный Шакко и молодой Шаньер окучивали какого-то юнца: судя по кружевам на воротнике, из богачей. Юнец не сразу оторвался от изучения карт – а что там изучать, больше, чем тебе сдал Гнусный Шакко, не найдешь! – но вскинул большие глаза и вежливо поприветствовал вошедшего. Как Рошфор любил такие взгляды – щенячья радость, ожидание подарков Фортуны и прочие приметы наивной юности. Шакко и Шаньер наградили Рошфора взглядами отнюдь не радостными, но покорными: нарушать статус-кво, споря с Гитано*, никто не собирался. Впрочем, Шаньер как будто глядел повеселей: видимо, Гитано прибыл кстати. Вечер стоял поздний, свечи перед игроками почти сгорели – а юнец был жив, при полном параде – со шпагой, с кружевами, и даже перстень с гербом еще не покинул его руки – то ли столь необыкновенно богат, что не успел проиграть всю наличность, то ли…То ли эскорт из дюжины солдат, храпящих по лавкам, состоял приего особе. – Маркиз дю Боск, лейтенант Пьемонтского полка! – отрекомендовался юнец, вызвав у Рошфора желание воздать хвалу Пречистой Деве. Поклонившись, граф назвал себя и немедленно поинтересовался: – Пьемонтский полк? Когда я подвизался при дворе, им командовал Бассомпьер. – О, теперь наш полк под началом маршала Шомберга! – глаза маркиза заблестели. – А я – адъютант маршала! Рошфор кивнул мадам Анриэтте – хозяйке трактира, предложившей ужин и комнату.
– Комнату – да, а от ужина, пожалуй, откажусь, – произнес граф, отметив огорчение на лице маркиза. – Я три дня в седле. И две ночи. – Граф, не будет ли дерзостью с моей стороны предложить вам отужинать в моем обществе? – стиснул руки юнец. – И предложить партию? – Долг любезности – не отказываться от приглашения, – тщательно маскируя зевок, граф повел осоловелыми от бессонницы глазами. – Пожалуй, составлю вам компанию. – Всем бургундского! Трактирщик! – заулыбался юнец. То, что вино подносила мадам Анриэтта – обладавшая, кстати, усами более густыми, чем у маркиза дю Боска, последнего ничуть не смущало. – Что же привело вас в это Богом забытое место? – поинтересовался Рошфор, осушив первую кружку.
– Я фуражир! – заявил юнец. – Мне поручено снабдить кавалерию сеном и овсом. Не сдержавшись, Шакко и Шаньер переглянулись с выражением почти благоговейного восторга. Рошфор всецело разделял их чувства, но эскорт из дюжины бывалых солдат требовал соблюдения декорума. Не то чтобы граф не сподобился бы спустить в болото всех присутствующих, исключая хозяйку – но информация требовалась ему куда больше, чем деньги. – Если вы надумали сено покупать – покупайте в нашем аббатстве! – закончив обтирать ноги от налипшей грязи, к столу неспешно прошествовал капуцин в коричневой рясе – плотный и краснолицый. – Я брат Роже, кастелян аббатства Руйак. Наше аббатство снабдит сеном, соломой и овсом всю армию маршала Шомберга! – провозгласил монах и стукнул по столу пустой кружкой Шаньера. – Мы поставляем фураж его светлости герцогу Эпернону – и чтоб мне носить свою голову под мышкой, как Святому Дени, если его светлость хоть раз пожаловался. – Но герцог Эпернон – смутьян и мятежник… – пробормотал маркиз.– Он собирает войска в Ангулеме – против короля! – Храни Господь его величество! – кивнул капуцин. – Лошади мятежников тоже не святым духом питаются. Тем более что кроме нашего аббатства фураж больше взять негде – у крестьян столько нет. – Брат Роже, вы говорите истинную правду, – улыбнулась трактирщица, наполнила кружку монаха и, вынув из передника целую обойму лучших восковых свечей, заменила чадящие огарки. Получив от капуцина увесистый шлепок по заду, мадам вернулась за стойку. После этого никто не удивился, когда монах первым достал кошелек и предложил разыграть партию. – В чешского дурака**? – спросил Шаньер. Дураком предсказуемо оказался маркиз Дю Боск. ?Сколько же у него с собой? – билось в голове у Рошфора, когда он в третий раз сгребал со стола кучку золотых. – Фураж для одного полка – это тысяча ливров. Для армии – десять тысяч?. Рошфор склонялся ко второму варианту – слишком легко маркиз расставался с деньгами.Монах благосклонно смотрел, как Шакко во второй раз подсовывает маркизу даму пик – выложив ее последней, маркиз раскошелился на пятьдесят ливров на всех, помимо банка, доставшегося Шаньеру. Рошфору игра по маленькой надоела. Он предложил фараон*** и вызвался держать банк. Как и следовало, первым кинулся Шакко. Он выгреб из кошелька всю наличность – шестьдесят ливров – и выбрал три карты в колоде. ?Тройка, семерка, туз?, – усмехнулся Рошфор этой альфе и омеге любого шулера и перетасовал вторую колоду так, чтобы все карты Шакко легли слева – в выигрышную сторону.
Получив выигрыш, Шакко удвоил ставку. Вновь выиграл. Вновь удвоил. Чтобы удержать банк, Рошфору пришлось взять деньги у Шаньера – разумеется, скрытно от маркиза и монаха. Впрочем, брат Роже, получив свои двадцать ливров в чешского дурака, выказывал к игре лишь познавательный интерес. – Дама ваша убита. Шакко погрузился в пучину отчаяния. Вцепившись в давно не мытые волосы, он закричал: – Святая Мадонна, я все проиграл, все! Маркиз сочувственно смотрел на него круглыми от волнения глазами. – Впрочем, не все! – Шакко перекрестился и рванул с руки огромный фальшивый рубин. – Мой фамильный перстень! Он стоит больше, но я согласен считать его равным банку! – То есть четыреста восемьдесят ливров? – уточнил Рошфор. – Извольте, пусть будет для ровного счета пятьсот. Шакко выбрал три карты, на всякий случай показав Рошфору на пальцах – туз червей, десятка бубен, семерка крестей – и вернул себе банк и перстень. – Я перебью вашу удачу, сударь! – вскричал Рошфор и, позаимствовав горсть золота из кошелька шулера, опять вызвался держать банк. – Триста ливров! – Позвольте, а можно мне? – не выдержал маркиз.
– Моя очередь, – не согласился Шакко. – По правилам, господа, приоритетом пользуется тот, чья ставка выше! – назидательно поднял указательный палец Шаньер. – Я ставлю пятьсот ливров. Шаньер встряхнул кошельком, в котором не набралось бы и сотни – но откуда маркизу это знать? – Я ставлю пятьсот и перстень! – голос Шакко звенел нешуточным азартом. – Я ставлю тысячу! – вскочил маркиз. – Тысячу… экю! – Принимаю! – не дав ему опомниться, ответил Рошфор. – Три карты! Тяжело дыша, юноша быстро вытянул три карты – два черных туза и туз червей – продублировал Шакко, заглянувший маркизу через плечо. Рошфор дал выиграть – юнцу надо было хорошо заглотить наживку. – Это все ваше, – мурлыкнул граф, сдвигая золотую пирамиду на край стола. – Новичкам везет – в который раз в этом убеждаюсь. А я, пожалуй, пойду на боковую – по примеру святого отца.
Капуцин, действительно, выбрал местечко на скамье, натянул поглубже капюшон и приготовился заснуть. – О, прошу вас! – маркиз не притронулся к выигрышу. – Продолжим, граф, прошу! – О, маркиз, при всем уважении… – Рошфор поднялся из-за стола. – Не смею больше испытывать свою удачу. – Граф, но так тоже нехорошо – прекращать игру, не дав вам возможности отыграться… Меня могут неправильно понять! Азарт затуманил юнцу мозги. Рошфор молча повернулся, уселся обратно за стол и взял карты: – Моя ставка – десять тысяч ливров. Кажется, заворочались по углам солдаты и брат Роже перестал похрапывать. Юнец уже открыл было рот, как входная дверь распахнулась, явив высокого плечистого дворянина, сопровождаемого тремя столь же рослыми слугами. – Барон Бретвиль, – поклонился вошедший, неприязненно оглядывая группу за столом. Шакко и Шаньер, судя по всему, сразу удостоились у него звания отбросов. – Граф Рошфор. – Маркиз дю Боск. Лицо барона Бретвиля неожиданно разгладилось: – Когда я учился в военной академии мсье де Плювинеля, то имел честь быть одноклассником графа дю Боска. – Я его сын, – просиял юнец. – Старший. Батюшка определил меня в адъютанты к маршалу Шомбергу. – И как здоровье вашего батюшки? – Подагра мучает. – Я помню, гадалка как-то пристала к нам, празднующим сдачу экзамена по выездке, – легко подняв дубовый стул, барон Бретвиль обосновался за столом между маркизом и Шаньером, – и нагадала вашему батюшке долгую жизнь и смерть в своей постели.