Глава 13. 28 июля 1997 года. Часть 2. (TN) (2/2)

Безликий отпустил перепуганную и почти отключившуюся от галлюцинаций девушку; та, не найдя под ватными ногами опоры, упала вниз. Непрерывные вопли и ругань второго человека умолкли. Приземлилась Амалия с громким, сырым шлепком, отчего тут же вскочила и принялась озираться по сторонам. Приятель куда-то пропал, старый кошмар - тоже. Да и дома вокруг больше не было.

От падения на руках, одежде и обуви осталась влага. Пол теперь был мягким, упругим, самую малость - липким. Он бледно-красный, испещрённый тысячами более ярких, коротких полосочек, похожих на капилляры в глубокой ране. Стены, того же вида, что и пол, выгнулись наружу, а потолок поднялся выше. Широкими, перепончатыми арками, как растянутая органическая ткань, он соединял несимметричные выступы где-то наверху, над головой. Оттуда длинными и узкими лентами лился бледный алый свет, из-за которого всё пространство покрывалось тусклыми бликами.

Лия оказалась внутри какого-то гигантского животного.

Вокруг стоял тяжёлый, неприятный запах. Девушка обернулась в обе стороны - она попала в просторную овальную комнату (или, скорее уж, ёмкость), из которой в разных направлениях вело четыре коридора. Выходит, это - ад? Обычно его по-другому описывали. Вид живого, функционирующего организма со всех сторон вызвал у похищенной естественное желание удрать куда подальше, и та ломанулась в ближайший проход.

Прямой и абсолютно одинаковый, он тянулся вперёд, как длинная шахта, слабо освещённая фонарями над головой. С каждым торопливым шагом раздавалось омерзительное хлюпающее эхо, а обстановка всё не менялась. Задаваясь вопросом, куда ведёт этот мясной тоннель, и не бежит ли она в ещё более опасное место, Амалия затормозила. Хотя она преодолела уже приличное расстояние, вдали нельзя было разобрать ничего, кроме бесконечных ровных стен. Обернувшись, выяснила, что отлично видит покинутую комнату на расстоянии меньше, чем в два десятка метров.

- Какого... - вопросительно начала она, но осеклась, решив больше не поминать дьявола и не дразнить своим растерянным испугом.

Неспеша девушка вернулась обратно, отметив про себя, что сделала это быстрее, чем когда спешно уносила ноги. С глубоким вздохом, она потёрла переносицу и осмотрелась снова. Может быть, вообще не стоило никуда уходить? Вдруг какая-нибудь дверь в родную деревню находилась прямо в этом помещении? Осмотр вышел недолгим и безрезультатным - видимо, безликий демон умел перемещать в мгновение ока не только самого себя, но и других.

Голова уже не болела. По крайней мере, не так явно и сильно. Лия бы с удовольствием прислонилась виском к какой-нибудь опоре и постояла немного, чтобы прийти в себя. Но дотрагиваться до этой красноватой массы, покрытой тонкими дорожками каких-то капель, не хотелось совершенно.

На сей раз выбор пал на другой тоннель, и шаг стал куда более сдержанным. Разве для того, чтобы попасть в преисподнюю, не нужно было сначала стать мёртвой? Или она сама не заметила, как была убита, и теперь стала бродить в виде бесплотной души? Жертва посмотрела на свои ладони, медленным движением пригладила волосы ото лба к затылку. Оставив руки лежать на макушке, обернулась. Расстояние было преодолено вполне ожидаемое, странная причуда с медленным бегом не повторилась. Может, ей это и вовсе показалось, а коридор был всего лишь очень длинным?

Она не стала проверять предположение и пошла дальше в поисках выхода. Не было ни малейшего представления, как он должен выглядеть. Проход просто оборвётся и выведет на улицу? Или это будет какое-то отверстие где-то под потолком, куда ещё надо взобраться по скользким стенам? Обстановка слишком напоминала безразмерный пищевод, который вполне мог привести или в рот, или в желудок. Помотав головой в стремлении отогнать дурные мысли, Амалия стиснула кулаки и сфокусировалась на идее обнаружения пути на свободу.

Новый зал оказался гораздо меньше прежнего, зато был лучше освещён. Светящиеся полосы спускались с потолка на стены и оплетали их замысловатыми, ветвистыми узорами. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что эти сияющие украшения ритмично пульсируют с небольшими паузами. Пересилив себя, Лия подняла руку и придавила пальцами одну такую животную магистраль. Отпустив, почувствовала, как жидкость хлынула вперёд по трубке и восстановила её прежнюю форму. Это были сосуды. И светилась в них чья-то кровь.

Обхватив себя руками за плечи и уставившись немигающим взглядом в пол, девушка пошла в единственный коридор, исключая тот, из которого явилась в эту комнату со злой пародией на светильники. Чуть подняв подбородок, глянула вдаль, оценила, как много придётся идти, и побежала снова. Проверка не удалась: бег опять был нормальным и быстро привёл её к цели, а помещение, полное артерий и вен, осталось далеко позади.

Вид третьей комнаты заставил Амалию резко развернуться и ринуться в обратном направлении. Но что-то изменилось. По дороге назад больше не было никакого сияния, словно его полностью потушили за одно мгновение. Похищенная неохотно попятилась от этой непроглядной тьмы, которая глубоким горизонтальным колодцем уходила вперёд и прятала неизвестно что. Неприятной альтернативой этой бездне стал выход в зал, стены которого активно и равномерно двигались. Большие угловатые наросты торчали из них, напоминая собой клыки колоссального чудовища. Зубы эти шевелились, но совсем не так, как ожидаешь от движения нормальных челюстей. Они росли неравномерно - то тут, то там возникали строгие ряды, однако ни один из них не соприкасался, каждый был направлен в свою сторону. Какие-то двигались вдоль стен, какие-то выпирали до середины помещения и задвигались обратно. Дальнейшие проходы в этой комнате имелись, но все три были загорожены острыми препятствиями. Кто его знал, не станет ли это кривое пережёвывание воздуха куда более целенаправленным, если подойти поближе.От греха подальше девушка предпочла заглянуть во мрак тоннеля с погасшей кровью. Неспеша и внимательно вглядываясь во все проступающие образы, разыскивая хоть малейшую опасность, скрытую в густых тенях, Амалия стала возвращаться по уже пройденному пути. В самой первой комнате были другие варианты выходов, стоило заглянуть туда.

Правда, сначала придётся потихоньку преодолеть несколько метров в кромешной темноте, заполненной тихим шелестом и непонятным... шёпотом? Только сейчас удалось разобрать разницу между последствиями недавней головной боли и нынешними звуками. Кто-то определённо разговаривал. Понять, откуда именно доносились непонятные слова, оказалось невозможным, и это только добавило нервозности.

Лия неожиданно врезалась во что-то. На ощупь это оказалась стена, разве что бугристая. Отодвинувшись на два шага, пленница гигантского организма настороженно прищурилась. Реакции на столкновение со стороны стены не последовало, поэтому было решено проверить тактильно, где же находится следующий тоннель. Он был здесь единственным, поэтому допустить ошибку невозможно. Проводя кончиками пальцев по мерзкому полотну мяса, девушка случайно оттянула часть тонкой верхней ткани, и что-то ярко-красное на короткий миг разогнало темноту вокруг себя. Узница застыла. Убеждаясь, в том, что это ей не померещилось, снова погладила свод длинного тоннеля, и на сей раз задержала странную кожицу приоткрытой.

Выпученный алый глаз повернулся и уставился на неё в ответ. Резко отдёрнув руку, и прижав её к себе, Лия попятилась. Шёпот на грани слуха стал отчётливей и назойливей; слова, которые произносили неизвестные люди, были абсолютно непонятны, но отдавали чем-то знакомым и очевидным. Хотя глаз захлопнулся сразу после того, как его веко отпустили, и вокруг снова воцарилась непроглядная темень, продлилось это недолго. Жуткий бугорок снова раскрылся - теперь уже самостоятельно, - а там уже, один за другим, стали появляться и поворачиваться его собратья. Вся высокая стена оказалась усыпана зрительными органами, и каждый теперь был направлен на Амалию. Она отступала всё дальше, а кривые, будто кем-то изуродованные зрачки возникали следом за ней, тянулись по коридору и освещали его своими одннобразными, красными радужными оболочками.

Не успела девушка отвернуться, как тупик тоннеля, от которого она уже ушла на несколько местров, стремительно и с прерывистым гулом придвинулся к ней вплотную, словно весь проход сжался в гармошку. Десятки человеческих глаз плавным движением разъехались в стороны, и выяснилось, что все они покрывали веки одного гигантского ока. Оно опустило взгляд на пленницу, и та не удержалась от громкого нервного смешка, который эхом отразился от сводов живой пещеры.

Да что за проклятье?! Амалия оставила попытку вернуться, и решила что лучше уж попробовать прошмыгнуть мимо клыков, чем стоять в коридоре с движущимися стенами, полными глаз. Хотя свет успел погаснуть и там, чуть хлюпающий, слюнявый звук помог бежать в нужном направлении. По крайней мере, так казалось поначалу. Тоннель снова стал бесконечным, что же до бега... Хотя громоздкое око прямо за спиной и заставило вздрогнуть, девушка уже не очень удивилась тому, что мелкие зрительные органы перекатывались и исчезали: проход непрерывно сокращался, так что неприятный наблюдатель не отставал от преследуемой ни на шаг. Она резко остановилась, и тупик тоже перестал приближаться, сохранив небольшую дистанцию. Пленница вопросительно и немного устало посмотрела на сияющее нечто. Оно выглядело так, словно его самого мучали. Чрезвычайно жуткое зрелище даже не вызывало сострадания, только желание отвернуться и не видеть ничего. Так и поступив, Лия осмотрела чёрный коридор, который уже должен был закончиться и привести в зубастый зал. Ничего.

От безысходности осталось только перевести внимание на страшное око и смотреть на него в ответ, играя в гляделки. Пленница проиграла. Огромный глаз даже не собирался моргать, хотя простояли они... Лия не взялась бы сказать, как долго это продлилось. Просто наступил момент, когда она прислонилась обеими руками в края колоссальных век и уставилась на молчаливого собеседника почти вплотную. Он перефокусировал зрачок и сдвинул его, чтобы продолжать смотреть на единственного человека в тёмном тоннеле.

Ощущение тяжёлой головы стало возвращаться, а лёгкая усталость, которая пришла на смену сильным эмоциям, начала оказывать дурманящее действие. В черноте бездонного зрачка не было ничего интересного, да и изучение его странной, будто бы воспалённой радужной оболочки с желтоватым белком, усыпанным молниями капилляров, тоже вскоре наскучило. Что ж, смотрит и смотрит. Не кусает. Постепенно теряющий свою непонятность объект перестал быть таким жутким, каким представился в первый раз. Стоило оставить это бессмысленное дело и пойти дальше.

Мягкое хлюпанье под ногами стало более тихим и неторопливым. Многочисленные живые лампы сияли за спиной, так что хоть немного, но дорогу было видно. А вот шёпот, не теряя своих хриплых, шелестящий интонаций, стал куда явственней, начал смешиваться с утомлением да клонить в сон. За этим настырным звуком не удалось различить другой, более важный. Только когда источник стал зрительно различим, Амалия остановилась.

Лучше в глаз, чем туда. Но странный тупик и не подумал отодвигаться - лишь всё так же молча смотрел на девушку. Встречая опасность лицом, она беспомощно сжала руки в кулаки.

Что-то очень крупное, похожее на паука с длинными, металлическими ногами, приближалось из темноты. Конечности этого создания были заострёнными, похожими на лезвия, и крепились они к какой-то бесформенной серо-жёлтой куче непонятного вещества. У этой штуки не было ни головы, ни тела, - но просто шматок чего-то гибкого, что резво двигало четырьмя скрипящими лапами. Нечто приближалось безостановочно и стремительно, точно зная, куда идёт. Оно явно намеревалось атаковать, а защищаться от такой махины было попусту нечем.

Один шанс - проскользнуть между лязгающих ног и удрать куда-то вперёд, в густой мрак. Едва только тварь подобралась на достаточное расстояние, как её цель увернулась от нелепого взмаха механической лапы, пригнулась под брюхом непонятного существа и выбежала с противоположной стороны. Манёвр удался, осталось только удрать.

Что-то схватило девушку за ногу, отчего та уже во второй раз рухнула на мягкий пол. Из абстрактной массы, заменявшей чудовищу тело, высунулось длинное, гибкое щупальце, которое верёвкой оплело голень пленницы и потянуло к себе. Амалия тут же принялась освобождаться от захвата, но не тут-то было. Тонкая живая нить вцепилась намертво, и сдвинуть её с места оказалось невозможно.

Из твари вылезло ещё несколько бледных лент, и они аккуратно, почти бережно связали похищенную вокруг туловища и обеих ног, полностью игнорируя её возгласы и брыкания. Резким рывком опустив юбку, Лия ненароком подставила ещё и руки, которые обездвижили перемотанные кольца щупалец. Девушка не могла даже согнуться и укусить обидчика - тот превратил её в небрежный кокон, притянул к себе поближе и снова куда-то побежал. Исходя из того, что ему не пришлось разворачиваться, у этой твари не было понятий носа и хвоста. Зато имелась удивительная скорость перемещения, даже несмотря на страшный скрип ржавых шарниров его конечностей.

Амалия просто висела, наблюдая за тем, как её тащат в темноту, и как тупиковый глаз едет следом, сдвигая стены. В какой-то момент полустальной паук вышел в широкий, не освещённый кровью зал, и око остановилось. Наверное, не смогло покинуть свой коридор, чтобы продолжить сопровождение. Девушка металась в своих путах, но старания не привели ни к чему. Её тащили на смерть, или даже чего похуже, и это было не остановить.

Что такой монстр может сделать с человеком, представить было трудно. Рта нет, есть нечем. Счёл бы, что вторглась на личную территорию - прикончил бы на месте, сразу после того как обездвижил. Может, понёс кормить кого-то другого? Детёнышей - вряд ли, а вот если представить, что это - рабочая пчела, у которой есть голодная королева...

Девушка зарычала от отчаяния. Сказочный конец жизни - стать чьим-то кормом. Да где же она так согрешила, чтобы всё повернулось таким образом? Лязгающая носилка пересекала тоннель за тоннелем, поворот за поворотом, переходила из одного зала в другой, пока не добралась до поистине колоссального помещения, залитого блеклым светом из гигантского столба посередине. Колонна эта напоминала некий нарост в форме вытянутой луковицы, и вся, - от пола до потолка, - была перемотана светящимися сосудами. А вокруг расположилось шумное собрание из множества одинаковых паукообразных существ. И без того жуткое зрелище стало ещё хуже, когда выяснилось, что невозможность убежать от такой толпы чудовищ является лишь частью беды.

Хуже всего оказалось то, чем весь этот рой громыхающих уродцев был занят. Носильщик протащил Амалию мимо своего собрата, склонившегося над чем-то, что напоминало голого миниатюрного человека с головой, похожей на конус. Щупальца паука удерживали непонятное существо на месте, крепко перетягивая все его конечности, но этого было недостаточно, чтобы скрыть то, как дёргалось и выворачивалось маленькое тело. В нём неспеша, размеренно и с явным усердием ковырялись щупальца. Их острые концы царапали кожу, подцепляли края ран, раздвигали их, рвали, растягивали, отрезали или выдёргивали. У привязанной жертвы уже недоставало крупного куска кожи и мышц с правой половины шеи: от грудной клетки вверх тянулась зияющая дыра, обнажающая ключицу и челюсть, на пол стекали струйки крови. Правый глаз несчастного потихоньку выдавливался тонким щупальцем, которое протиснулось внутрь глазницы и теперь выселяло оттуда законного жильца.

Лия, от ужаса и отчаяния лишившись способности говорить, снова принялась брыкаться, но её усилий никто не заметил. Носилка бодро перебирала ногами в нестройном хоре металлического лязга и скрипа, под аккомпанемент из животного визга существ, которых паукообразные твари разбирали на органические запчасти. Шум стоял такой, что от длительного пребывания в таком аду наверняка можно было оглохнуть. Наконец, петли ослабли, и пленницу уронили на пол. Та моментально рванула с места, но освобождением тут и не пахло: сородич четвероного монстра схватил её за руку. Пока была возможность, девушка схватилась за ускользающие щупальца той особи, что принесла её на этот кошмарный рынок, перехватилась за острую стальную ногу, но и та легко вырвалась из рук, оставляя только глубокие порезы в ладонях.

- Не отдавай меня им! - в наивном поиске союзника закричала жертва. Хватаясь за упругий пол и оставляя на нём царапины от ногтей, она бессмысленно сопротивлялась очевидному исходу.

Знакомый паук убежал в неизвестном направлении, ступая по головам сородичей и теряясь среди них. Новый, ещё более страшный, приволок к себе поближе. Внешне он ничем не отличался от сборщика, но вот работу выполнял иного рода. По отдельности перевязав своими тонкими лентами каждую конечность девушки, он вдавил её в пол и переставил лапы, так чтоб распределить вес между тремя, поднимая четвёртую. Ею бесцеремонно ткнул в рёбра, с удивительной точностью зацепляя швейный шов, и рванул вниз, разрезая ткань.

- Нет! НЕТ!

Но у твари не было ушей. Она безразлично продолжила сдирать одежду и бросать в сторону, где получившийся мусор тут же подхватил другой рабочий и унёс в неизвестном направлении. Без шанса сопротивления узница могла только совершать пустые попытки встретить участь с достоинством.

Её быстро передали ещё одной особи, тогда как на раздевание положили следующего миниатюрного человека. Теперь монстр склонился над Лией, и ничего хорошего в этой позе не предвиделось. Дополнительные щупальца, помимо крепёжных, вытянулись из хрящевидного тела, так что похищенная могла наблюдать за их извилистым приближением.

Первое подобралось к правой руке, воткнулось со внутренней стороны локтя и разделилось на несколько частей, чтобы отдельными волокнами протолкнуться вовнутрь, поднимая кожу вверх и потихоньку оголяя сустав. Не сдержав крика, девушка резко метнулась в сторону от мучителя, но это закономерно принесло только больше боли.

Амалии дико хотелось узнать, зачем и почему, но она прекрасно понимала, что эти бессловесные твари не ответят. Ничего не расскажут даже глаза, вновь появившиеся на потолке и наблюдающие за процессом. Они, конечно, не причинят вреда, но и помогать тоже не станут. Да и чем помогут глаза? Похлопают веками и распугают всех этих махин?

А Лие было больно. Штуковина копошилась у неё под кожей, потихоньку натягивала и отрывала края. Второе щупальце подлетело к лицу, где тонко и резко, как рыболовный крючок, воткнулось в левую щёку. На этот раз тонкие ответвления возникли не внутри тела, а снаружи, чтобы проникнуть в уже сделанное отверстие и начать его разрывать в разные стороны. Потихоньку точные манипуляции отсоединяли кривые кусочки кожи мышц, забирались всё глубже. Девушка не преминула возможностью цапнуть врага, но тот не обратил никакого внимания. Просто зажатое в зубах щупальце принялось обдирать дёсна и нёбо.

Третье щупальце спустилось ниже и сделало длинный, быстрый надрез от левой ключицы до колена. Его полем работы стала эта полоса: вокруг неё извилистая конечность принялась беспорядочно и бессистемно царапать плоть. Раны разной глубины и формы стали безостановочно появляться на теле - то вычерчивались изгибы, то кромсалось по прямой.

Метаясь по мягкому полу, пленница едва не просмотрела, как очередной рабочий принёс горстку чего-то и свалил рядом с мастером пыток. Тот моментально подхватил полученный подарок и плавно вдавил в левое колено. Металлоногая тварь принесла спицы.

Острый штырёк вкрутился в щель между костями, повреждая хрящ. С неконтролируемыми воплями, под громогласные и невыполнимые требования организма убираться куда подальше от опасности, девушка дёргалась и рвалась из своих пут, чем только облегчала работу своему мучителю. Он взял второй металлический прут и принялся заталкивать его чуть в стороне от предыдущего. Этот вошёл хуже, либо же просто раскалённые от напряжения нервы стали сильнее реагировать на повторяющиеся действия мерзкого существа. Третья спица воткнулась резко и глубоко, упёрлась в кость, отчего пленница запрокинула голову.

Шёпот и бормотание в ушах стали тише, мигрень была стёрта в порошок физическими мучениями, которые полностью заняли всё сознание, смяли его и превратили в крошечное окно, через которое можно видеть только размытые и незначительные образы реальности. Где-то на потолке висели алые глаза, которые смотрели на мучеников так, будто сами переживали их агонию. Гораздо ближе, совсем вплотную стояла паукообразная тварь. Сталь её ног едва поблескивала от света, исходящего из центра зала. Вокруг мимолётными образами сновали другие существа, похожие, как две капли воды. Вот носильщик инструментов бросил свои вещи и побежал работать над чьим-то телом, пока бывший организатор пыток понёс лохмотья чьей-то одежды. Оставленный на полу инвентарь подобрал ещё один курьер, выкинув живую ношу, которую тут же оприходовал кто-то ещё.

Амалия не видела всём этом никакого смысла. Ни в том, что они делают, ни в том, как они делают - даже причин было не выяснить. Ярко виднелась только боль. В истошных криках, в густом запахе пота и крови, в неудержимых конвульсиях.

Щупальца поезли в правое плечо. Думать о чём-либо стало невозможно.

*** Она понятия не имела, как покинула огромный зал и очутилась в крошечной камере, похожей на тюремную. Это было шарообразное помещение, всё такое же высокое, как и коридоры с остальными комнатами, но проход здесь оказался загорожен широкими полосами сухожилий. Вопреки ожиданиям, эти связки оказались не менее прочными, чем металл, так что даже щель между ними проделать не удавалось. Иногда тут был свет. Стены лучились тихим кровавым цветом, так что можно было разглядывать узоры сосудов. Или себя. Хотя это Амалии было неприятно.

Пыточный зал был совсем рядом, через стенку. Туда иногда открывалось маленькое кривое окошко, словно кто-то раздвигал края продолговатой раны. Лицезреть это место и вовсе отвратительно, так что узница большую часть времени предпочитала пялиться на однообразное окружение, а не на внешний мир.

"Внешний мир", ха. Не так давно под этим определением она понимала тёмные ягоды черники на лесных кустах и полёт ласточек высоко в небе. Но длительное пребывание взаперти немного изменило восприятие реальности. Здесь творилось невесть что. Иногда казалось, будто она только вчера была дома, а временами такая тоска накрывала, словно несколько лет здесь уже просидела, и впрямь повинная в каком-нибудь нечеловеческом преступлении. Пленница ясно помнила последние часы перед тем, как попала в это место, нередко воспроизводила в голове всё до мельчайших подробностей, искала ответы в самой себе, не имея возможности кого-либо спросить.

Единственным разумным существом здесь казался он. Похищенная понятия не имела, живёт он здесь или приходит сюда время от времени, потому что заметить его удавалось нечасто. Либо там, в главном зале, либо, совсем уж изредка, в тоннеле с камерами содержания. У него не было сородичей, как у четвероногих тварей, и он ярко выделялся на их фоне - не только человекоподобной внешностью, но и сходным с людьми поведением. Будто наблюдал за работой монстров, причём всегда - без какой-либо реакции. Один раз Лия видела, что особо изворотливый пленник, в порыве спасения от страданий, переломал лапы своего мучителя. На замену ему быстро пришёл новый, но старый так никуда и не делся. Он продолжал валяться и дёргать скукоженными конечностями, пока собратья топтались по нему, занятые своей работой. Только когда, наконец, явился надзиратель, один из рабочих связал повреждённую особь щупальцами и уволок куда-то в тоннели.

Впрочем, наличие разума не делало его хорошим собеседником. Идея задать какие-то вопросы возникала лишь в его отсутствие. Но стоило попасть в поле зрения или, хотя бы, оказаться поблизости (что можно было заметить и без помощи глаз), как оставалось только желание отойти как можно дальше. Лия не понимала, почему боится это создание не меньше, чем хрящевидный рой. Хотя почти никакого вреда ей не причинил, именно он отправил её в этот кошмарный мир. И Амалия часто мучилась мыслью о том, не был ли кто-то ещё послан сюда из родственников и знакомых. У неё от всего пережитого начала дырявиться память. Прекрасно зная, что кто-то был ей хорошим другом, а кто-то - врагом, пленница уже не могла вспомнить, по каким причинам доверяла одним людям, а других - обходила стороной. Постепенно смазывались отдельные сцены из жизни: не удавалось соединить их вместе, восстановить начало или концовку. Терялись целые образы, причём немаловажные. Она понятия не имела, как выглядел жених Ханны, за что его недолюбливала, и куда в последний день пропала мать. Была ли она дома и убежала ли вместе со всеми или же ушла куда-то в гости, пропустив всё в полном неведении? Оба варианта плохи. Неизвестно, какой из них принять было бы тяжелее.

Когда огоньки на стенах потухали, а все наблюдательные отверстия - закрывались, наступала кромешная тьма. Она была нестерпимо долгой в своём однообразии, но, хотя бы, в ней не прятались никакие новые чудовища. Вариации обитателей этого места не впечатляли. Помимо рабочих и смотрителя оставались только жертвы. Длительное разглядывание позволило определить их, как хилых, низкорослых, очень воспитанных или почти немых существ: хотя вопли агоний раздавались непрерывно, среди них никогда не было членораздельных слов, даже на незнакомом языке - интонации могли бы выдать ругательства, но ничего подобного не слышалось. Зато другие голоса настойчиво скреблись в голову, временами нарастая до такой силы, что перекрывали даже реальные крики.

Чудаковатые маленькие человечки были очень многочисленны: новых приносили постоянно, быстро вовлекая в производство страданий. Они почти во всём были как нормальные люди, исключая большую и остроконечную голову да бесформенные кусочки мяса на месте кистей рук и стоп. Вопрос, как они могли передвигаться в пространстве, тоже часто снедал Амалию, пока уже упомянутый бунтарь не сумел освободиться из пут во время пытки. Девушка своими глазами видела, как этот беглец поднялся в воздух, прежде чем его снова связали и придавили к полу. Этот народ умел летать. Они перемещались по воздуху! Наверняка это было очень удобно.

Сырое хлюпанье привлекло внимание - проход в камеру открылся. Лия заранее слышала резвое лязганье металлических ног и ненавидела это ожидание. Бросив взгляд исподлобья на очередного гостя, покорно стала ждать, когда тот дотянется до неё щупальцем и вытащит наружу. Тонкая, скользкая лента привычно обвилась вокруг ноги, дёрнула на себя. Выезжая из камеры лёжа, Амалия ухватилась за неровный выступ сухожилия, которое служило вместо двери и решётки. Удержаться было невозможно: руки слишком болели, а чудовище оставалось чрезвычайно сильным. Но попытки того стоили.

*** Хотя память о запахе свежего сухаря, размоченного в тёплом молоке, который приготовили с утра, оставалась живой и яркой, узница пробыла здесь достаточно, чтобы размышления в четырёх стенах успели надоесть. Становилось всё труднее занимать сознание мыслями. В чём-то не находилось смысла, а что-то оказывалось затёрто до дыр. Лия смотрела на возню роя, выискивая среди жертв нормальных людей, - такие тоже бывали здесь, хоть и не часто. Ум подсказывал, что если бы кто-то из близких оказался в местных лабиринтах, его приволокли бы в главный зал уже давно, в тот же день, что и её саму. Но подсознание твердило, что с расстоянием и временем в этом месте что-то очень неправильно, и постоянная проверка новоприбывших заслуживала внимания.

Абсолютная неизменность зацикленных событий и отсуствие ответов на вопросы давили изо дня в день, из минуты в минуту, из недели в неделю. В камеру - из камеры. В камеру - из камеры. Воображение уже начинало рисовать живые картины, словно в те моменты, когда тело заперто в тёмной комнате, разум мог выбираться в коридор и бродить по нему, проходить в другие помещения, разглядывать местных обитателей и узников. Странно, что почти все остроголовые человечки проходили пытки лишь единожды. Их раздирали гораздо сильнее, чем её, втыкали в них грубо выкованные металлические штыри, по размерам более крупные, а, по завершению работы, просто отпускали. Но эти люди уже не нуждались в свободе. Они ползли по полу на своих тоненьких и хрупких конечностях, разбредались в разные стороны. Амалия видела, как, убравшись подальше от самого страшного места, эти бедолаги пытались взлететь и вернуться к естественному для себя способу передвижения, но такие усилия приводили лишь к столкновениям с потолком или стенами. У них не было чувства направления. У них не было вообще ничего, кроме тупого взгляда вытаращенных глаз. Эти люди совершенно лишались рассудка от боли.

Некоторых, впрочем, запирали в коридоре с камерами содержания. Все эти комнаты были одинаковы по форме и размеру, различаясь лишь жильцами и временем работы кровавой подсветки. Когда открывались окна из сухожилий, появлялась возможность заглянуть внутрь и посмотреть на соседей по несчастью. Отвратительное зрелище. Некоторые узники оставались без единой царапины, но сходили с ума от невозможности покинуть своё место заточения. Они кричали, кидались на стены, царапали их и рвались наружу, пока не доходили до самоповреждений. Им не позволяли умереть.

Тут вообще никто не умирал. Девушка не чувствовала за собой никаких потребностей: ни в еде, ни в воде, ни во сне. Остальные, наверное, - тоже. Какие бы нечеловеческие муки здесь ни создавались, все их выдерживали. Ни у кого не разрывалось сердце, никто не погибал от потери крови. Твари всегда знали, когда нужно остановиться и ослабить хватку. Те безумцы, чьи муки завершились, долго не бродили по тоннелям: стоило им задержаться на одном месте, как пол и стены принимались затягивать безвольные тела, сращивать с собой. Подумать только, всё это пространство было неимоверной кучей людей, сплавленных воедино.

Они все здесь обрели бессмертие, чтобы гореть в агонии до скончания времён.

Не удивительно, что многочисленные и разногабаритные глаза этого места выглядели так, словно принимали боль каждого мученика за свою. Само пространство было пыткой.

Лия положила ладонь на голову и опустила лицо с грустной улыбкой. Взгляд её пересекался со взглядом гигантского ока на полу. Оно было настолько большим, что занимало почти всё пространство камеры, и пленнице приходилось вжиматься в горячую, скользкую стену, чтобы не задевать его. Немного было похоже на сидение у светящегося в ночи костра.

Костёр молчал. И смотрел.

*** Проход было не открыть. Из щупалец монстров - не вырваться. Лязгающие звуки и шорох голосов в голове стали постоянным фоновым шумом, от которого нет смысла прятаться, который незачем сдерживать. Хоть какое-то разнообразие: то здесь взвизгнул чей-то ржавый шарнир, то там кто-то сделал паузу в оживлённом, но совершенно непонятном разговоре.

Недавно открылось окно в главный зал. Дразнило или внаглую издевалось. Амалия не собиралась подниматься на ноги и тянуться к этому рваному отверстию: без того понятно, что вокруг происходит. И будет происходить неизвестно до каких пор. Конца-краю этому не было: работа чудовищ кипела непрерывно, натянутые полосы сухожилий камеры развигались и снова сокращались, лишь когда кто-то из паукообразных являлся для отправки пленницы в очередную поездку на разделочный пол.

Вот и сейчас створки, лежащие друг на друге внахлёст, разъехались в разные стороны. Девушка не отреагировала. Сколько ни дерись, как ни сопротивляйся, всё равно уволокут и вернут обратно. Просто сейчас мучение темноты и одиночества сменится мучением телесных ран. Один непрерывный круг, из которого не выбраться, в котором всё распределено строгим хаосом страха, боли и безумия.

Четвероногий отчего-то тормозил на этот раз. Впрочем, могло быть и так, что всё идёт, как обычно, - просто чувство времени у пленницы потерялось совсем. Утрата значительная, но никаких эмоций она не вызвала. Лие уже стало казаться, что и вовсе почудилось, будто пародия на дверь решила открыться. Или же просто настал её черёд обрести "свободу" и начать бесцельное хождение по лабиринтам плоти?

Узница не стала подниматься с пола и проверять, в чём дело. Что она пойдёт туда, что её вынесут - любое действие, любое решение приведёт только к боли. У неё не осталось желаний. Остатки прошлого истлевали всё больше и больше, как горящие в огне рукописи. Да и было ли оно вообще, это прошлое? Она всегда жила здесь - часть безразмерного пространства, элемент нескончаемого цикла событий. Не было дома, не было природы, не было друзей и семьи - столь чётких образов, будто увиденных меньше нескольких минут назад.Совершенно точной и реальной оставалась только боль. Из неё состоял весь мир. Она была топливом для фантазий, причиной всех поступков, самим воздухом, коим дышали тысячи людей.

Неохотно приподнявшись на локтях, девушка остановилась, чтобы подождать, пока утихнет резкая, мучительная вспышка в разодранных суставах рук. Едва не упала обратно на пол. Перевела дыхание и плавно села на левое бедро, где не торчал ворох спиц, подтянула к себе ногу, внутри голени которой не тянулся длинный кусок арматуры. Чудом удержалась от того, чтобы прислониться спиной к стене, не задела широкие, горящие огнём дыры между рёбер и лопаток. Толком не понимала даже, зачем поборола нежелание покидать ровный, гладкий пол и терзать себя лишними движениями.

В пустоте мира вокруг себя и отсутствии мыслей, она чуть повернула головой из одной стороны в другую. Проход в самом деле был открыт: хорошо знакомый, лёгкий ветер залетал в комнату. Гигантский организм дышал, проветривая помещения внутри себя. Но в чём же тогда дело? Почему хрящевидный монстр не спешил выполнять свою работу и не запускал в камеру щупальца? Ненормально всё это. Пленница умудрилась даже проморгать ритмичные вибрации мягких поверхностей, которые всегда возникали, едва грохочущие твари заходили в коридор с узниками. Может, и в самом деле, она совсем свихнулась?

Амалия подалась вперёд, чтобы продолжить проверку, но застыла на месте. Не шевелясь, прислушалась к ощущениям. Хотя на то не было никаких причин, страшное предположение ледяной кляксой расползлось по её душе, заполняя каждый сантиметр нервов. Она поджала остатки губ, понимая, что всё пространство перед ней вдруг резко стало гораздо темнее и неприветливей, чем позволяли увидеть её пронизанные иглами глазницы. Вокруг не было ни одного звука, достаточно сильного, чтобы преодолеть преграду из разорванных барабанных перепонок, и дать понять о приближении угрозы.

И, всё же, ползти дальше не хотелось. Руки, и без того вымученные пытками, теперь заметно дрожали от вернувшейся с новой силой эмоции, грозились подкоситься и уронить свою хозяйку. Она осторожно перенесла вес на одну, чтобы протянуть вперёд вторую, попробовать воздух на ощупь. Ничего. Стиснув зубы и тихо вздохнув, оттого что оперлась о ноги, девушка прекратила попытку. Сердце судорожно сжималось, в голове мелькал водоворот бесформенной плоти и разноголосых криков. Подождав, пока тело привыкнет к смене позы и возросшей нагрузке, пленница поднялась на колени, вновь проводя ладонью сквозь пустое пространство. В определённый момент остановилась. Отчаяние подступило так сильно, что нестерпимо захотелось расплакаться. Но делать это было нечем: четвероногие создания позаботились о том, чтобы узнице больше никогда не пришлось ронять слёзы.

Словно проталкивая руку сквозь загустевший воздух, Амалия осторожно развернула пальцы и дотронулась внешней стороной их фаланг до чего-то. Плавным движением подняла кисть вверх, чувствуя лёгкий изгиб небольшого выступа и углубления, за которым следовало гладкое ничто.

Стоять на ногах, колени которых были покрыты лохмотьями кожи, свистающей сверху, было невыносимо. Держать неподъёмную руку на весу, испещрённую глубокими рытвинами разрезов и надрывов, было мучительно. Но понимать, что сюда пришёл он, оказалось ещё того хуже.

Амалия приподняла голову, направляя своё невидящее лицо в сторону его безглазого лика. Ну, вот оно, разнообразие. Теперь ей довелось побывать в компании существа, ещё более страшного, чем твари в главном зале. Не предугадать, что ему нужно и что произойдёт дальше. Полная повторяемость и невыносимая скука обернулись противоположностью, которая заставила пожалеть об утрате болезненного покоя, лишило иллюзии понимания. Зато он, хотя бы, был разумен. Зато он мог понимать. В отличие ото всех безмозглых машин и выживших из ума людей, оставался в сознании. Может и не совсем здравом, но разницы в том уже никакой. Неспеша, мучимая неконтролируемой дрожью, Амалия прислонилась лбом к его плечу, прижала к себе руки. Опустив ладони на странную кожу его плаща, застыла. Было больно, а будет только больнее; и каждый новый раз хуже предыдущего, где придётся адаптироваться снова и снова.

Он немного выпрямился, так что узница осталась стоять без опоры. Но затем тощие, непропорциональные руки взяли её под спину и колени, смещая центр тяжести, подняли с пола. Вестибуллярный аппарат ещё исправно работал, чем верно сообщил, что человекоподобное существо встало во весь рост.

Оно могло убить. Но точно не стало бы: не так устроены правила этого места. Что бы ни было дальше, какая бы новая разновидность пыток ни маячила на горизонте, уже не осталось желания реагировать. Короткий, всеобъемлющий ужас яркой искрой мелькнул в темноте и погас, записанный в длинные строчки воспоминаний.Было больно. И Амалия уже не возражала против этой боли.