Айзек Лейхи / Малия Хейл (Волчонок) (1/1)

У Малии кожа?— лоснящийся под жарким полуденном солнцем оливковый борджес, что Крис так любит покупать в каком-нибудь крутом магазинчике в центре Парижа, думается Айзеку, когда он смотрит на девушку из-под своей мокрой вьющейся челки. Лейхи глядит на нее косо, жмурит от яркости веки, разминая забившиеся от тоскания досок руки, а Хейл-Тейт будто бы не замечает вовсе, оправляет со лба липкие пряди волос, вытирает дегтярные ладони о короткие шорты, оставляя на них грязные следы, усмехается?— они ведь строят дом; вся стая собралась, чтобы из остова сгоревшей истории вновь создать место, где каждому хорошо и уютно, где каждый чувствует себя особенным, а главное, на своём месте. Вот и Малия не теряется; она упорно помогает Дереку проклеить деревянные балки будущего сарая тягучей чёрной смолой, смеётся, стукается с кузеном в перерывах пузатыми боками тёплого пива, а солнце печёт им макушки, кожа блестит. Айзек же, кажется, не может оторвать от ее длинных спортивных ног взгляда; может быть, влюбился.У Лейхи, наверное, диагнозом это?— несвоевременно западать на крутых, слишком крутых по правде для него, девчонок: Кора, Эллисон и Малия к ряду. Причём, две из них?— треклятые Хейл; дикие, перченные, спесивые дочери природы, не человека; сильные априори без кого-либо и однозначно для него неподходящие. Такая вот небесная кара для все-ещё-ребёнка-одиночки. Точнее, для потрепанного омеги при живом альфе; мальчишке, что теперь полагается не только на комбинацию клыки-когти, но и на серебряные пули да остро отлитые стрелы. Вот ведь шутка, да, волчонок с серебром в кармане?— приемный сын охотника и первый бета Истинного; нехило же тебя помотало, Айзек, сказала бы Эрика. Но Эрики давно нет. И Бойда нет. И кудрявой Элли Арджент тоже. Лейхи потерял слишком многих, чтоб о них забывать.Поэтому помнит каждый из их отважной братии: Стайлза отчего-то близко подпускает старый трухлявый Неметон, говорят, он хранителя своего выбрал, тощего Стилински, и тот теперь на нем право имеет заржавевшим швейцарским ножом выцарапывать болью звучащие инициалы. Скотт же рядом даёт пню свою силу, питает его, Питер?— вновь оживший мертвец?— позволение, на территории Хейлов вновь будет отстроен дом. Он защищён станет магией и кровью, а коряга негласно соглашается. Но Айзек приезжает после: на шее его колется шерстяной свитер крупной вязки, подарок Итана,?— они, кстати, с секси-Джекси прилетят уже через пару дней?— на плече болтается рюкзак лишь с самым необходимым, почти пустой, и щетина на лейховской щеке выдаёт прожитые порознь годы. На дворе жженый август, Стайлза так и подмывает пошутить про ?тот самый шарф?, сам ведь он в растянутой футболке с ?Атланта Хоукс? и мятых потертых джинсах, но Маккол останавливает, втягивая его в общие объятия?— Айзек, кажется, скучал. Скучал по всему этому: смуглому пареньку с ветеринарной корочкой в кармане, по раскладной кровати, которая скрипит от любого движения рядом с комнатой Мелиссы, по такому же гиперактивному Стилински и даже по практически не изменившейся Лидии Мартин, что после так долго не отпускает Айзека из кольца своих тонких рук, прижимает, вдыхает медленно отзвуки подруги-лучницы в парфюме.А потом они все вместе едят хот-доги, залитые сырным соусом с горчицей, и пьют дешевую вишневую колу из банок, Лейхи даже спрашивает о Кире, мол, а где та громовая лисичка, обесточившая однажды половину городка. У Скотта вместо ответа за зрачками всхлипывает печалью коньячное море: ?она пока не с нами?.—?Но скоро вернётся. —?выдаёт Малия, с ноги открывшая дверь в дереков лофт. На ней те самые, в будущем заляпанные, шорты и майка на голое тело, в скором времени так красиво от пота прилипающая к округлой груди; в руках?— ведерки краски, как просил Питер, цвета замороженного лимонного сока и кокосового щербета да пакет с кистями. Тейт смотрит пристально, сужая по-кошачьи темные глаза, принюхивается, ведёт подпаленными плечами.—?Малия, это Айзек. Ты, наверное, не помнишь его, но…—?… Это ты гнал меня из дома по лесу. —?выдаёт девушка, скидывая все принесенное в угол и плюхаясь рядом с Лейхи на пластмассовый стул. Выражение ее лица словно адовая ненависть, сухость выцветших листьев, Айзек бы согнулся пополам, ведь волчица смотрит, будто бьет; все вокруг молчат, а потом она вдруг резко меняется, забирает резво из мужских сырных рук ход-дог и улыбается испачканными губами:?— Это плата за лес и отобранную шкуру, чувак.Сейчас же Малия садится рядом так же по-свойски, как и тогда, в лофте, бесцеремонная оторва. Она сжимает в ладонях очередное засаленное вафельное полотенце, коих на участке пруд-пруди, спасибо Лидии, и протягивает его Айзеку:—?На, бери, кудряшка. —?полотенце влажное и пахнет мускусом и дешевыми духами а-ля диор; Лейхи проводит им по мокрому лбу. А Малия из заднего кармана достаёт свои мятые ?кент?, поджигает в миг, затягивается, пухлыми губами обхватывая сигарету?— парень сглатывает?— и выпускает очередное белое облачко вверх:?— Не говори только никому, ладно? Они считают это вредной привычкой.Кто ?они? Айзек не спрашивает. Все слишком запутанно становится, когда внезапно во взгляде Маккола на девчонку-койота теплиться начинает ребячья нежность, а вот эта самая девчонка продолжает верно так поглядывать на несуразного Стилински. И поделать с собой она ничего не может. Этот человек — ее первобытный якорь, точка, константа. И плевать, что после остаётся лишь крохотное разбитое сердечко.—?Так, объясни-ка, я не могу понять, с кем из этих двух идиотов ты спишь? —?Хейл даже дымом не давится на такой неожиданный бестактный вопрос. Она лишь бровь вопросительно гнёт дугой и смеётся хрипловато, мол, здорово, парень, один-ноль. Таким ей французский мальчик нравится больше?— нахальным, уверенным, настоящим плейбоем под стать Рейкену или ее собственному папаше.—?Тогда ты расскажешь, почему от тебя так сильно воняет ревностью.Один-один. Малия попадает точно в цель. Айзек ведь щетинится на любое движение и слово малыша-Данбара, которое так верно устремляется в сторону Скотта; мой, мой, не твой это больше альфа, отойди. Только дурак не заметит. Тебе кажется, Лейхи, угомонись, бросает, не выдержав, Дерек, вы ещё территорию пометьте, как дети малые. А Малия все чувствует намного острее остальных, в ней зверя больше, Лейхи и сам это видел: палевые бока, испачканные землей уши, бег на цыпочках по извилистым бейконхиллским дорогам и неоново-синяя подсветка зрачка?— все это в ней выдавало нечто по-настоящему прекрасное. И хищное.—?Хей, кудряшка,?— Айзек из мыслей своих выпадает быстро, стоит только девчонке-койоту пнуть его по ноге мысом своих выцветших конверсов,?— Значит, ты ухлёстывал за моей кузиной?За спиной ее свет хлещет фонтаном, что аж хрусталики сверхъестественные не выдерживают, отражают; Айзек жмурит посильнее глаза, пытается воссоздать образ Коры на подкорке?— кудри чёрного кофе, крепкий удар правой, остаточный привкус коричных джелли ранчер на губах?— но, вот, открываешь, и солнце загораживается удивительной Малией Хейл.—?Даже если и так, то что? —?с лейховской брови капает пот, стоит ему выстроить ее домиком и улыбнуться елейно, как коту; обычно все эти ?донжуанские? штучки из второсортных би-би-сишных сериалов вытворяет какой-нибудь Тео, явно не Айзек. Малия не уверена даже, нравится ей или нет, но капля стекает по накаченной шее, плавно, вниз, огибает венки и исчезает в ключичной ямке. Волчонок вихрастый ловит этот самый взгляд, наслаждается:?— Мне говорили, ты любишь французских парней.Густое молчание:—?Эй, голубки, заканчивайте. Кисти в руки и вперёд.Голос Дерека разряжает странную тишину, повисшую будто маргарин белесый на тёплом ноже, и Айзек, ладони обтирая об штанины, встаёт со ступенек будто ни в чем не бывало, от девочки-волчицы только пристально не отрываясь. А она?— о, черт?— глядит так раскованно в ответ, что бери ее хоть сейчас на прогретой земле.?Готова поспорить, что ты не так уж и горяч?.?Давай проверим??.