2 (1/1)

Стоило последнему гостю покинуть банкетный зал, Цзинь Гуаньшань устало опустился на трон. В ушах ещё гремели тосты, вино каталось в черепе по кругу, грозясь выплеснуться и утопить его к гуевой матери, а злой, почти чёрный взгляд ненавистной дражайшей супруги угрожал отобрать самое дорогое. И это были не дети, и даже не его бессмертная душа, а кое-что более вещественное и полезное. Правда, кроме самого Цзинь Гуаньшаня никто почему-то так не считал. Как будто он был единственным сластолюбивым мужчиной в Поднебесной, право слово.Он сильно сжал переносицу, массируя её круговыми движениями, потом перешел на виски, но боль, терзающая его уже несколько месяцев, и не думала слабеть. Слишком много навалилось за раз. К нормальным ежедневным обязанностям и интригам прибавилась свадьба, которую всё никак не могли устроить, а ещё пленные, которые куда-то пропали по мановению крыла, и, собственно, сами длинные черные крылья, которые стали сниться Цзинь Гуаньшаню чаще, чем прекрасные девы.?У всех Верховных заклинателей было что-то, что выделяло их среди других?,?— размышлял Цзинь Гуаньшань. —??У того же Вэнь Жоханя, чтоб ему было весело в Диюе, другу любезному, была стигийская печать. Предшественников даже вспоминать совестно. А у меня… ничего??У Цзинь Гуаньшаня было всего две вещи, которыми он перещеголял остальные кланы: деньги и бастарды, которых было одинаково много. И которые, по его скромному мнению, были одинаково бесполезными. Почему-то, сколько бы Цзинь Гуаньшань не платил своим адептам, те умудрились потерять из виду целый лагерь военных преступников. И не один, а все пять, в том числе на каменоломнях Пепельного перевала. Откуда гуева птица узнала о них и как пробралась, Цзинь Гуаньшань понятия не имел. Он бы уже погрешил на кого-то из приближенных, но их спасла от массовой чистки природа существа. Не человеческая. Таким можно было либо приказывать, либо просить, и если бы кто-то из Ланьлин Цзинь рискнул бы сотворить подобное, то он уже бы давно сидел на этом самом троне. Кому придёт в голову просить за чужую жизнь, когда можно было потребовать силы и власти??Косорукие ублюдки?,?— лениво думал Цзинь Гуаньшань, обмахиваясь веером. —??Даже поймать её не смогли?.В охоте победил орден Юньмэн Цзян, но Верховному заклинателю было все равно как на поражение, фактически, своего ордена, так и на набирающий силу лотосовый край. Как бы метко не стрелял Цзян Ваньинь, он был ещё ребенком и в политике понимал столько же, сколько Вэнь Чао в милосердии. Кроме того, он тратил все силы на восстановление Пристани Лотоса и на попытки то ли выдать сестру замуж, то ли не допустить этого ценой своей жизни. Быстрее бы они уже определились. Единственная радость, признанный сын и наследник счастливо пялился на деву Цзян и краснел, будто сам был девицей. Цзинь Гуаньшань его не понимал, но и не осуждал.?Какие его годы, ещё поймет, что любовь заканчивается, а желание?— нет. А так, пусть дитя тешится, лишь бы быстрее уже решилось хоть на что-то. А то, то будет свадьба, то не будет?— ну кто так делает??На пиру Цзинь Цзысюнь, наглый недалекий мальчишка, смотрел на всех взглядом победителя. Он божился, что подстрелил аиста, что прошел через невероятно сложную битву и упустил его только потому что аист его обманул и скрылся. Глава Цзян презрительно цедил вино и молчал явно с трудом, стараясь не допустить конфликта. Зато мальчишке вторили приближенные, что не удивительно. Жить хотелось всем, а нрав у племянничка был тем ещё. Фамильным. Выпороть бы его, чтоб неделю двинуться не мог, а нельзя. Не поймут. Поэтому Цзинь Гуаньшань разливался медовой рекой, прославляя племянника. Приходилось следовать примеру Цзян Ваньиня и прятать недовольную гримасу за пиалами с вином. Многочисленными, потому что толку от выстрела, если аист все равно улетел? Да и был ли он там вообще, этот аист??Как было бы здорово иметь такую чудную зверушку!??— почти нежно думал Цзинь Гуаньшань, представляя то величие, которое ему обеспечила бы темная энергия твари.

?Весь мир упал бы к моим ногам. Я бы добился того, чего Вэнь Жоханю и не снилось!?Возможно, пост Верховного заклинателя был проклят. Ещё несколько лет назад Цзинь Гуаньшань жил себе спокойно, наслаждался своей ролью самого богатого человека в Поднебесной, любил женщин и горя не знал. Какое горе, если его окружали только прекрасное золото и нежные, кроткие девы? Кому нужно было это мировое господство, от которого проблем было намного больше, чем пользы? А теперь ему приходилось думать, что постепенно набирал силу Юньмэн Цзян, что в любой момент готов был словить искажение ци глава ордена Не, а Лань Сичэнь весь пир смотрел на него упрекающе, мол, переборщили вы, глава Цзинь, а как же люди, благородство и честь, вы одним своим видом нарушаете все три тысячи правил, или сколько их там.?Тоже мне, святоша!?,?— зло хмыкнул Цзинь Гуаньшань. Лань Сичэнь его не пугал, но раздражал безмерно своей чистотой и непорочностью. Хорошо, что при этом он был пассивен, как снег в горах, и вызвать лавину смогло бы только повторное сожжение Облачных Глубин или военная компания. Ничего подобного Цзинь Гуаньшань не планировал. Слишком много геморроя.—?Отец.Цзинь Гуаньшань тяжело вздохнул и с трудом приоткрыл глаза. Цзинь Гуанъяо стоял, склонившись в идеальном поклоне с бесконечно вежливым и мягким лицом и протягивал какую-то склянку.?Красивый, стервец?,?— хмыкнул Цзинь Гуаньшань, не торопясь брать предложенное или позволять сыночку разгибаться. —??Тонкий, звонкий. Жаль, что не девица, толку было бы больше?.—?Чего тебе?—?Настойка от головной боли,?— мальчишка склонился ещё ниже. Цзинь Гуаньшань забрал склянку, понюхал, подержал на языке. Цзинь Гуанъяо даже сжался, будто пряча внутри себя чувство оскорбленной верности и вместе с тем принимая его со смирением.?Нашел дурака, верить тебе на слово?,?— хмыкнул удовлетворенно Цзинь Гуаньшань и наконец-то выпил настойку. Мгновенного действия не было, но уже через несколько фэнь его немного отпустило. Настроение тоже приподнялось на пару делений.—?Все заклинатели, кроме Гусу Лань, покинули Дворец Несравненной Изящности,?— доложил Цзинь Гуанъяо. —?Все остались довольны приемом, передавали отцу наилучшие пожелания.—?Что птица? —?перебил его Цзинь Гуаньшань.—?Цзинь Цзысюнь действительно подстрелил аиста, мы нашли покрытую кровью стрелу на горе Байфэн. Тем не менее, птице удалось скрыться.—?Можно ли отследить её по крови? —?Цзинь Гуаньшань заинтересованно приподнялся. Его меньше всего волновало, что заклинания на крови относились к запретным искусствам. Тварь, которую он собирался ловить, тоже не с небес спустилась.—?Уже пробовали,?— Цзинь Гуанъяо поклонился с таким печальным выражением лица, будто хоронил любимую бабушку. —?Увы, её темная энергия такая сильная, что перебивает все наши заклинания. След обрывается где-то в западных землях Цзянов. Наши люди ищут, но земли слишком обширны, а аист умен и хорошо прячется. Боюсь, им потребуется больше времени.—?Ты должен сделать всё, чтобы гуева птица досталась мне и никому другому,?— рыкнул Цзинь Гуаньшань, стукнув кулаком по подлокотнику трона. Трещин на нем не осталось, слава небожителям, зато возмущенный поток ци прокатился по залу и заставил Цзинь Гуанъяо отойти на несколько шагов. —?Никаких Цзянов чтоб не было рядом с ней, ты понял меня?!—?Конечно, отец,?— Цзинь Гуанъяо несколько раз поклонился. —?Мне жаль, что это так расстроило вас. Увы, охота не увенчалась успехом. Однако…Цзинь Гуаньшань нахмурился, смотря на будто-то бы замявшегося отпрыска.—?Однако что?—?Однако этот недостойный сын считает, что один из адептов ордена Гусу Лань смог найти птицу.—?Вот как? —?Цзинь Гуаньшань подозрительно осмотрел Цзинь Гуанъяо от верхушки нелепой шапочки до мысков уже слегка сбитых от постоянных забот сапожек. Мальчишка сохранял вид слегка неуверенный, но вполне себе искренний. Правда, где у него заканчивалась маска и начиналась искренность, никто не знал. Впрочем, не в Ланьлин Цзинь об этом беспокоиться. —?Продолжай.—?Мне показалось, что этот адепт смог наладить с птицей контакт. И даже заговорить с ней.—?Показалось или смог? —?мягко-мягко спросил Цзинь Гуаньшань, чувствуя, как в крови, будто в далекой молодости, заплясал восторг и адреналин. Если ублюдок не соврал, если это было правдой, то птицу можно будет найти, договориться, а уж это Цзинь Гуаньшань умел как никто! Он не был настолько могущественен?— пока?— чтобы связывать сильную темную тварь колдовством и печатями, этим мог похвастаться клан Вэнь, сейчас?— клан Не, с их саблями и странным принципом сдерживания ярости. Это значило, что пришлось бы кого-нибудь нанимать, а это лишние рты. Поднебесная велика, но все концы в воду не спрячешь. Но если можно было справиться только своими силами, то это был просто праздник какой-то! —?И кто этот адепт?—?Я видел, что они долго сидели напротив друг друга. Адепт даже обработал ей крыло, которое поранил Цзинь Цзысюнь. Если он смог приблизиться, если аист не убил его, то между ними произошел какой-то диалог. Однако…—?Однако, что? —?Цзинь Гуаньшань приподнялся на троне, чувствуя непривычный порыв куда-то бежать и что-то делать.—?Однако мне показалось, что этот адепт был,?— Цзинь Гуанъяо замолчал и скосил взгляд в сторону. Он слегка приоткрывал и тут же закрывал рот, а его пальцы сцепились друг с другом до нездоровой белизны.—?Кем?! —?почти рыкнул Цзинь Гуаньшань, удержавшись в последний момент. Справившись с собой, он заговорил нежно и ласково, как когда-то в далеком детстве с родным сыном. —?Кем был этот адепт, а-Яо?—?Отец, только не гневайтесь,?— Цзинь Гуанъяо покраснел от непривычного обращения. Цзинь Гуаньшань кивнул, показывая, что будет спокойным и понимающим. А что, ложью больше, ложью меньше. —?Мне показалось, что это был Ханьгуань-цзюнь.—?Второй молодой господин Лань? Яшкающийся с темной тварью? —?Цзинь Гуаньшань с искренним удивлением посмотрел на отпрыска. Если бы он хуже его знал, то был уверен, что он так издевался над ним. —?Ты уверен?—?Возможно, мы сможем убедиться,?— Цзинь Гуанъяо с маленькой неуверенной улыбкой приблизился на несколько шагов и чуть наклонился, будто собирался рассказать секрет. Даже ямочки на его щеках преисполнились тайны и загадки.?Все-таки хорошо, что не девица, уж больно умный. От умных девиц одни проблемы, а этот может сгодится на что-нибудь?,?— решил Цзинь Гуаньшань, невольно наклоняясь вперёд.—?Я видел,?— слова Цзинь Гуанъяо шуршали павлиньими перьями и звенели золотыми монетками. —?Как аист отдал Ханьгуань-цзюню своё перо.—?И что с того? —?Цзинь Гуаньшань вздернул брови, но сомневаться в словах отпрыска не спешил. В конце концов, мальчишка не начал бы этот долгий, по-ланьлински витиеватый разговор, если бы у него не было козыря в рукаве. Может Цзинь Гуаньшань и признал в нем своего кровного сына, но это не сильно спасало мальчишку от постоянных оплеух и насмешек. Он бы не стал рисковать своим здоровьем ради шутки или нелепости.—?Даже если это обычное перо без каких-либо магических сил, на нем должен был остаться след тёмной энергии. Мы сможем призвать Хуаньгуань-цзюня к ответственности и узнать больше о птице. Возможно даже о том, где она живёт и как к ней подобраться. Кроме того…—?А-Яо! —?поторопил его Цзинь Гуаньшань, устав от постоянных недоговорок.—?Я слышал, что во время войны Хуаньгуань-цзюнь по вине Вэней потерял на проклятой горе Луаньцзан близкого друга,?— почти протораторил Цзинь Гуанъяо, покраснев скулами. —?Возможно, это стало его причиной милосердия к аисту. Если он не захочет сдать птицу, мы сможем… Использовать этот факт.Цзинь Гуаньшань задумчиво кивнул и откинулся на спинку трона. Острые грани впились в спину. Удобным трон не был, в конце концов, он был создан предками не для этого. Зато в нем хорошо думалось. А уж решения принимались, загляденье какие. Вот и сейчас Цзинь Гуаньшань прикидывал риски и выгоды от сложившейся ситуации, и получалось, что награда стоила стараний.?А даже если ничего не выйдет?,?— Цзинь Гуаньшань мысленно потер ладони. — ?Хотя бы получится очернить орден Лань. Второй из молодых господ, герой войны, и такое страшное преступление!?—?Проследи, чтобы второй молодой господин Лань завтра почтил меня своим присутствием. Без своего драгоценного брата.—?Слушаюсь, отец.Цзинь Гуанъяо низко поклонился и, пятясь, вышел из зала. Двадцать два, двадцать три… множество шагов отделяли величественный трон от противоположных стен, холодных и мрачных, как горные стражи. Они давили с первого дня, погребали под собой. Цзинь Гуанъяо даже себе не признавался, насколько мертвым он ощущал себя в этой каменной золотой тюрьме. Счастливым и мертвым.Только после того, как за ним закрылись тяжёлые резные двери, Цзинь Гуанъяо позволил себе тихий облегчённый вздох.?Сработало?,?— подумал он, наслаждаясь растекающимся по мышцам и костям облегчением.Всё складывалось столь удачно, что стоило начинать бояться и перепроверить тылы: тщательно спрятанные сбережения и талисманы, письма от своих и чужих имен к некоторым знакомым, достаточно простоватым, чтобы приютить беглеца с кроткой улыбкой ягненка. Иного у Цзинь Гуанъяо не было. Каким надежным тылом мог бы похвастаться сын проститутки, от которого отказался даже глава Не? Борделем, в котором он вырос? Смешно. Цзинь Гуанъяо поморщился и вздохнул. В Нечистой Юдоли ему почти нравилось. Вот только она не решала всех его проблем и отдаляла от цели своими мощными оборонительными стенами. Он бы все равно ушёл рано или поздно. Хотя по Хуайсану Цзинь Гуанъяо скучал: редко кто был готов назвать его другом, проводить с ним время, делиться тайнами и переживаниями и, главное, слушать в ответ. Наивное дитя, обласканное строгой любовью старшего брата. Цзинь Гуанъяо ему почти завидовал. Но в чем-то даже любил, как маленького ласкового домашнего котенка, которого раскормили добрые руки. Возможно, останься он там, то смог бы протоптать себе место, как монахи?— ступени и кельи в непроходимых скалах??Время не повернуть?,?— философски пожимал плечами Цзинь Гуаньяо. Он сделал выбор и нес за него ответственность.Ещё будучи Мэн Яо, он брел затерявшимся в тумане путником к желанной цели, хотя даже не был уверен, что его ноги и интуиция выбрали нужный маршрут. Сначала любовь и признание отца?— да, он скинул его с лестницы и это было больно, но может он просто боялся обмана, а теперь Мэн Яо герой войны и верный помощник, и отец его все-таки полюбит? —?а теперь к цели прибавила любовь к человеку столь светлому и чистому, что Мэн Яо искренне боялся его опорочить и испачкать собой, своим прошлым, о котором судачили все, кому не лень. Но то, что не было по силам Мэн Яо, мог Цзинь Гуанъяо, пусть даже не наследник (хотя, почему бы и нет?), но приближенный любимый сын, доказавший свою почтительность. Не сын проститутки. Сын Верховного заклинателя. Цзинь Гуанъяо стремился к любви, как к цветок к солнцу, и все-таки не был наивным. Он понимал, что, получив такую могущественную зверушку, как чёрный аист, глава Цзинь пойдёт в разнос. Но он был уверен, что в уплату своей верности сможет попросить о сохранении Облачных Глубин. Они же безвредны и чисты, как капли росы, что толку рушить этот крохотный добродетельный оплот? Цзинь Гуанъяо был уверен в своём даре уговаривать и просить, и пообещал себе сделать все, чтобы любимый человек был счастлив. Если для этого надо было сохранить Облачные Глубины, Цзинь Гуанъяо вывернется наизнанку, но сделает это.Исполняющийся план и предвкушение скорой встречи рождали в сердце яркий красочный огонь. Хотелось лететь вперед до заветной двери, несдержанно распахнуть её и рухнуть в любимый теплый, будто всепрощающий взгляд. Но приходилось соблюдать приличия. Цзинь Гуанъяо шёл по длинным коридорам, сопровождаемый шепотками и насмешкой, как императорской мантией. Хотел бы он сказать, что не обращал на них внимания, но каждое слово протыкало насквозь раскаленным гвоздем, а щеки болели от привычной угодливой улыбки. Желание всем доказать свою значимость переплеталось с обидой и злостью и рождало простую, понятную мысль: ?убить их всех?. Да, тогда эта идея была обречена на провал и на разбившиеся отношения с Не Минцзюэ. Но сейчас Цзинь Гуанъяо был умнее, держал в своих руках больше силы и власти.Но пока это было не важно?— совсем нет, потому что ему на встречу вышел, будто чувствуя его приближение, Лань Сичэнь. В его глазах плескался мед и рождались солнца, и Цзинь Гуанъяо смотрел, и забывал, как дышать.—?А-Яо,?— мягко улыбнулся Лань Сичэнь, отходя вглубь покоев и приглашающе протягивая руку. Цзинь Гуанъяо потянулся к нему, к этим рукам, как змея за дудочкой заклинателя, и почти рухнул в объятия. Над ухом раздался тихий ласковый смешок. Щеки затопило жаром, и Цзинь Гуанъяо спрятал их, уткнувшись в обтянутое белым шелком плечо. —?Всё хорошо?—?Да,?— легко и искренне ответил Цзинь Гуанъяо, наслаждаясь счастьем и покоем. Сильные изящные пальцы, привыкшие к мечу также, как к кисти и сяо, которые могли легко крошить камень и ломать кости, сжимали его трепетно и бережно, и он бы отдал все, чтобы остаться в них навечно. —?Теперь да.—?Теперь? —?Лань Сичэнь сделал назад несколько небольших шагов. Так как из объятий никто выбираться не спешил, Цзинь Гуанъяо пришлось идти следом вслепую, неловко перебирая ногами и путаясь в длинных одеждах. Но любое неудобство стоило того, чтобы обнимать Лань Сичэня, прижиматься к нему так, будто имел на это право. Цзинь Гуанъяо чувствовал себя вандалом в храме, и стыд плескался в его венах напополам с любовью.—?Долгий день,?— пробормотал Цзинь Гуанъяо, тихо охнув, когда Лань Сичэнь неожиданно сел, утягивая его к себе на колени. Смущение и удовольствие, погребло под собой. Его тело, стремящееся к теплу и нежности, как полевой цветок к солнечным лучам, проигнорировало и смущение, и стыд, и сотни правил приличий; прижалось, притерлось, обхватило Лань Сичэня со всех его идеальных сторон, отказываясь отпускать даже на мяо. —?Я скучал.—?И я, мой хороший. Дни считал.Они молчали, наслаждаясь покоем и друг другом. Спрятанные за каменно-золотым капканом от всего мира, жаждущие никогда не расставаться и вынужденные ловить те крохи времени и возможностей, когда могли разделить друг с другом такое огромное, такое всепоглощающее чувство. Тратить его на разговоры и объяснения? Оба заклинателя вцепились друг в друга, поглощенные сомнениями и неуверенностью, страхом перед возможной правдой. Так легко было улыбнуться и сделать вид, что ничего не случилось. Так хотелось, чтобы все эти интриги и войны, человеческая глупость и социальные условности, кровь и боль?— чтобы они никогда не касались их, не разделяли, не требовали жертв.—?А-Яо,?— не выдержал Лань Сичэнь, чувствуя, как на секунду закаменело тело возлюбленного в его объятиях. —?Нам надо поговорить.—?Конечно,?— ровным, будто не изменившимся голосом отозвался Цзинь Гуанъяо, пока мысленно пытался придумать, как отсрочить неприятный разговор. Или что сказать, чтобы унять чужое волнение и, самое страшное, мозги. А то люди почему-то привыкли считать, что в Гусу Лань способности к анализу заменили тремя с половиной тысячами правил, и безупречность Лань Сичэня имела все-таки свой небольшой огрех, о котором все старательно молчали. Цзинь Гуанъяо мог заявить всему миру: нет. Лань Сичэнь?— один из умнейших людей их поколения. И врать ему так, чтобы он верил, было пыткой и искусством, и если бы не искренняя вера в собственный грядущий успех, Цзинь Гуанъяо никогда не стал бы этим заниматься. —?Что тебя беспокоит?—?Сегодня на охоте,?— не стал юлить Лань Сичэнь. Он слегка отстранился, мягко обхватил своими большими, но изящными, такими ласковыми ладонями лицо Цзинь Гуанъяо и приподнял, чтобы смотреть прямо в глаза. Если бы он не поглаживал большим пальцем его щеку, Цзинь Гуанъяо решил бы, что возлюбленный злится. Но пока тот выглядел всего-лишь опечаленным и явно не собирался его ни в чем обвинять. Иногда незначительная должность была удивительно на руку. Цзинь Гуанъяо потупил взгляд, закусил нижнюю губу и сжал руками ткань ханьфу, всем собой выражая сожаление. —?Эти люди… Они же даже не были солдатами. Зачем?—?Мне правда жаль, но я не мог ничего сделать. Отец и братья, увы… не сильно прислушиваются ко мне. То, что мне доверили организацию праздника, казалось мне невероятным доверием, но на самом деле, я мало что мог решить. Прости меня.—?Ты не виноват,?— тут же отозвался и снова прижал его к себе Лань Сичэнь. В груди сжалось что-то, похожее на бессмертную душу, но Цзинь Гуанъяо искренне сомневался, что она у него была. Потому что он врал, он мог вывернуться и что-нибудь придумать. Но он не хотел. Его благородство едва ли было зернышком, попавшим в глинистую почву, тогда как у Лань Сичэня оно цвело прекрасным вишневым деревом. Он не чувствовал себя виноватым все эти дни подготовки к охоте, не чувствовал, когда организовывал военные лагеря для остатков Вэней, не чувствовал абсолютно, совершенно ничего, когда ставил опыты с темной энергией. Но сейчас, смотря в любимое лицо, хотелось вырвать из своей груди гнилое черное сердце, удавиться, упасть на колени и молить даже не о прощении?— о спасении, потому что Цзинь Гуанъяо тонул в этом удушающем чувстве.—?Прости, что не предупредил тебя,?— сдавленно прошептал он, и Сичэнь тут же коснулся губами его лба, спустился по переносице к крыльям носа, щекам, собрал хрусталики слез, искренних, хотя и далеких от озвученной причины.—?Ты не виноват.—?Ты слишком добр ко мне, Лань Сичэнь,?— пробормотал Цзинь Гуанъяо.Лань Сичэнь в ответ только покачал головой, завлекая в медленный, нежный поцелуй. Он понимал, что не мог требовать от возлюбленного ответа, что тот, едва обретя семью, пытался хоть как-то за неё зацепиться?— и зная Цзиней, ему особо в этом не помогали. Единственный, от кого Лань Сичэнь мог получить ответ, был Цзинь Гуаньшань, который говорил ладно да складно, а в поступках своих показывал себя едва ли праведнее Вэнь Жоханя. Не для того Поднебесная прошла через войну, чтобы повторять её заново.—?Оставь заботы до завтра,?— Цзинь Гуанъяо пробрался ладонями под верхние одежды, заставляя их сползти с плеч, и Лань Сичэнь снова сфокусировал на нём взгляд. —?Все непросто, я знаю. Но я так скучал по тебе. Пожалуйста.И как Лань Сичэнь мог ему отказать?