Глава 3 (2/2)

Зоя знала, что Николай не объедался кислотой, не метался в панике по комнате, как пинг-понговый шарик, и не видел перед собой покойную бабушку, ползущую по его ноге с ножом в зубах. Наркотики для него не были сродни ни хобби, ни экзотической добавке, он был для этого слишком хорош и еще помнил, как у его братца пена шла изо рта, точно из сломанной стиральной машины.

Но вот же он, сидит в окружении людей, у которых подернутые пеленой глаза с безумно расширенными зрачками говорят о головокружительном, пульсирующем виде кайфа, означающего приближение катастрофы. А Николай – в эпицентре этого психопатического эпизода, и ему это нравится. Фишка в том, что он видел со стороны всех, кто оказался в кошмарном положении, а сам чувствовал себя хозяином ситуации. Вот что он делал – добивался абсолютного контроля. Раскручивал их, продолжал улыбаться.

Для Николая все они были легкой добычей, свежатинкой. Зоя впервые подумала, какой информацией он обладал. Эти свиньи видели перед собой еще одного непутевого сынка разорившегося миллиардера, этакого оболтуса с хорошенькой мордашкой и пристрастиями к нестандартным формам секса. Того, от кого стоит держать подальше своих женушек. А Зоя видела сожравшую мясо акулу, и от этого ей стало не по себе.

Она знала Николая и знала, как легко он прикидывался идиотом, каким его считали, но тот мужчина, что сидел сейчас здесь, был ей не знаком. Зоя развернулась, чтобы уйти: нечего ей было здесь делать. Зачем она вообще сюда заявилась, не могла же она быть такой дурой! Но в глубине души она знала, что могла, очень даже запросто. И пусть охрана доложит Николаю, что она сбежала. В самом деле, с какой стати Зое перед ним оправдываться? Это ее отель, это ее тайное место, где она порой снимает номер, чтобы весь день в пижаме смотреть ?Друзей?.– Чего не проходишь, Назяленская?

От голоса за спиной Зоя чуть не подпрыгнула. Николай уже стоял к ней вплотную, щекоча дыханием ухо.

– Не волнуйся, твой отвергнутый женишок слишком занят Белым кроликом, который делает ему массаж ступней, чтобы попытаться снова подсунуть тебе обручальное колечко, – Николай скользнул рукой по ее шее, подцепил пальцем золотое колье.

Зоя увернулась раньше, чем он заставил ее откинуть назад голову. Обернулась и положила руку ему на грудь, чтобы сохранить дистанцию. Его это позабавило. Вот же бесстыдная морда!

Зоя фыркнула:

– Пусть хоть от трубки Гусеницы прикурит, мне-то какое дело? И не старайся ты так, на меня твое обаяние не действует. У меня защитное поле.

Николай улыбнулся. Он все делал с таким шармом и легкостью, что не удивительно, что все так его любили.

– Зоя, дорогая, – сказал он таким тоном, будто услугу ей оказывал. – Ты не представляешь, что будет, если я включу свое обаяние на полную мощность.Зоя и бровью не повела. Сказала:

– Ну почему же не представляю? Ты как комета. Собираешь весь космический мусор на своем пути.

Николай рассмеялся. Потом без всякого стеснения взял ее за руку и, прежде чем Зоя успела понять, чего это он на нее так смотрит, потянул за собой, прочь из бара, вдоль по коридорам, молочно-белым, как розочки из сливочного крема на свадебном торте. Николай все гладил ее ладонь большим пальцем, улыбка у него теперь была такой, словно они делили какую-то тайну. Раньше они часто так переглядывались – когда им еще было по двадцать и Николай упрашивал ее сделать какую-нибудь глупость. Это был их тайный взгляд, и Зоя по нему соскучилась.

Господи! До чего же ей хотелось, как раньше, по-собственнически устроиться у него на плече на лужайке в Гарварде и слушать, как он читает сценарий пьесы для студенческого театра, в которой у него главная роль. Зоя еще помнила, каким он был – самовлюбленным наивным мальчишкой с верой в людей и настоящую любовь. Уже потом Зоя поняла: не стоило тогда отвлекаться, тащить и в этот день их совместные воспоминания, то, о чем они мечтали и что говорили друг другу долгими ночами. Молодые, глупые.

Дверь в номер захлопнулась. Тогда Николай выпустил Зоину руку и опрокинул ее на постель. Она даже не сразу сообразила, что произошло. Только кремовый шелк всколыхнулся, как на ветру ручейки пролитого из сливочника молока. Мыслями Зоя была в Гарварде, и Николай тайком провел ее на собрание этих рафинированных мальчиков из клуба Шпее, которые шутки ради носили розовые галстуки с узором в виде крохотных зеленых ромбов, словно из девяностых.Но Зоя была не в Гарварде, не в клубе Шпее с эмблемой в форме медвежьей головы. Она была в отеле ?Лэнгхэм?, в одном из немногих мест, куда ей еще хотелось возвращаться, и мужчина, которого она любила, ее лучший друг, в чьем обществе ей никогда не делалось неловко, кто целовал ее в макушку и держал в объятиях, раскачиваясь из стороны в сторону, в эту самую минуту задирал ей юбку, как одной из тех девиц, которых ты отымеешь в зад, а они тебе ничего и не скажут, только сверху сотню баксов накинь.

Зоя отвесила Николаю пощечину. Он взглянул на нее так, словно сам только сейчас понял, кто она. Зоя чувствовала, как он прижимается к ее бедру, как натянулась в промежности ткань его брюк. Она оттолкнула его от себя, ощутила смущение, обиду и отвращение. Вот чего он хотел – залезть ей в трусы, пока малознакомая девчонка не стала ему женой.

Зоя вдруг поняла, что это все – часть какого-то его плана. Самолюбие потешить. Лишний раз подтвердить собственную убежденность в том, что она его не оттолкнет. Или напротив – не позволит. Высветит правду, не сдержит хлынувший наружу болезненный шок, будто бокал треснул – и все разлилось. Да ведь он все знал.

Зоя соскочила с кровати. Ей казалось, руки Николая все еще скользили по ее бедрам, и не было это похоже ни на какой солнечный свет, который незваным гостем проскальзывает в твою постель по утрам и нежно касается кожи, словно обещание, данное шепотом в темноте.

За столько лет должна была уже и выбросить из головы эти дурацкие фантазии, эту паточную попсу, а она нет.

Уже потом, когда Зоя сидела в такси, она заметила, что платье у нее было порвано.

Дома она выкинула его в мусорную корзину, залезла в ванну, обхватила руками колени и впервые с тех пор, как узнала о смерти матери, расплакалась.