Кроссовер Мина и Замок из песка (1/1)

От III. Кроссовер Мина и Замок из песка. Майк (Арми) - пропавший солдат, Сиверсон (Генри) - капитан взвода, который его ищет (не совсем ищет)Этот надутый хрен из пойми какого отдела ЦРУ его раздражал одним своим видом: явно протирал штаны за бумажками больше, чем подошвы ботинок в поле.- Нам нужны ваши лучшие снайперы. Хотя бы один, – с плохо скрываемой усмешкой дополнил он, засунул большие пальцы за ремень армейских штанов. – Есть у вас такие?Че-е-ерт, и ради этого его выдернули в штаб-палатку? Сиверсон давно перестал замечать, как раздражает потное тело, песок, забивавшийся аж в трусы и особенно – в ботинки, как болят опаленные под солнцем веки, если вдруг забудешь очки и весь день проведешь у гребаных раскуроченных труб, но стоило появиться этому чистенькому майоришке, он ощутил все.- Есть двое парней. Мэдисон и Стивенс.Мэдисон и Стивенс. Эта парочка везде мелькала именно таким составом, во всех отчетах. Сняли столько-то, обезвредили столько-то, ликвидировали, прикрыли, нейтрализовали. Через него шли все отчеты об операциях, он приметил этих парней с самого их поступления в часть.Болтливый, веселый, безалаберный Мэдисон, женатый, с сынишкой, глядя на него, очень просто представить его в парке с мальцом, как он садил его на плечи, изображал самолет или еще что в таком духе. Конечно, сын бы хохотал, надрывая живот.Ствивенс был другим, почти полной противоположностью на самом деле. Исполнительный, сдержанный, слишком серьезным. Даже из вежливости не улыбался, зато был надежным, бронебойным – расшибется, но задание выполнит. А главное – отличный снайпер.Сиверсон читал их отчеты и никогда не думал, что однажды получит отчет о них. ?Мэдисон и Стивенс. Не вышли на связь. Считать без вести пропавшими?. ЦРУ умыли руки – операция засекречена. Руководство умыло руки – задание восстановление водоснабжения приоритетнее. Свободных сил прочесывать квадраты пустынь нет.День, второй, третий. Он понимал, что, даже если они где-то скрылись от боевиков, в пустыне им долго не выжить. Это были не первые парни, которых он потерял. Сиверсон никогда не давал волю чувствам, он никогда и не привязывался к рядовым. У них могли быть хорошие отношения, слаженная работа, четкая субординация, взаимоуважение, без этого просто не выжить. Да, на войне все острее: дружба, верность, честь и честность, любовь, вера. Кто бы потратил бесценные секунды спутниковой связи на звонок домой, чтоб выговорить жене или детям, как его достала теща или не сделанная домашка? Нет, только слова о любви: скучаю, жду, целую, обнимаю, скоро буду.Сиверсон знал, что Майка дома ждала девчонка. Дженни, кажется. Впрочем, не кажется. Дженни. Так ее звали. Ему не придется смотреть ей в глаза, передавая трагичную весть, или стоять рядом на кладбище, глядя на пустой гроб, покрытый флагом Америки.В общем-то, он мог бы и должен был бы испытать злость, досаду, грусть – всего на несколько мгновений – добавить лица двух парней к той сотне, что хранила память, что дальше не давало бы ему спать по ночам, что превратилось бы в тяжелый крест, который он должен был бы тащить до конца жизни. Сиверсон никогда не романтизировал войну, он предпочитал думать о ней, как об относительно легком способе заработать, но что-то в этой схеме перестало работать.Днями он невольно выискивал высокую фигуру Майка. Вечерами он прислушивался, ждал размашистые шаги. Иной раз взгляд цеплялся за бесхозную гитару. Она принадлежала Мэдисону, но подпевал ему Стивенс всегда с удовольствием.Три дня превратились в распахнутые ворота ада. Сиверсон ненавидел себя, ненавидел войну, ненавидел боевиков, шахидов, арабов, сослуживцев, имамов – всех. Спекся, перешел черту. Ему надо бы срочно запросить перевод, а еще того лучше – демобилизацию.Они не зажигали свет по ночам, не подходили к окнам. Сиверсон сидел на своей койке, глядя в темно-серый пол, и боролся с желанием зажечь свечу на подоконнике. Иногда ему казалось, он должен был сделать это ради Майка – вдруг он совсем рядом? Вдруг он смог выбраться и перейти пески? Вдруг он ищет их день и ночь и не находит? Ему нужен маяк, Сиверсон был готов отдать свою жизнь за это бессмыслицу.На четвертый они выехали к перевалу между невысокими холмами, какой-то умник опрокинул грузовик, перекрыв подвоз воды. Сиверсон не питал иллюзий – кинологи вперед, зачистка периметра, снайперы за камнями – буквально приглашение в западню.Он смотрел на мягкие волны барханов, на все оттенки коричневого и золотого, вдыхал сухой трескучий воздух с пылью, мысленно расставлял парней по точкам для охраны, пока другие оттащат груду железа в кювет.На четвертый день в пустыне поднялся красный дым сигнальницы.Сиверсон ухватился за ручку двери, сдернул очки с носа, не веря собственным глазам.- Стой! Стой! Поворачивай! Поворачивай! Давай!Посреди пустыни, в пяти километрах от дороги, в часе езды от перевала, в четырех – от их базы, припав на одно колено, ждал Майк. Изможденный, обезвоженный, смертельно уставший, обгоревший на солнце.- Майк! – Сиверсон вырвался из бронетранспортера прямо на ходу. – Майк!Стивенс заторможено повернул голову в его сторону, пистолет в руке подрагивал.- Майк, – Сиверсон замер, огляделся. Мины? Нет, в этом районе их быть не должно. – Майк!Он узнал его не сразу, опустил пистолет, покачнулся. Должен был бы рухнуть в раскаленный песок, но вместе этого упал в руки капитану.- Порядок. Порядок, Майк. Мы тебя вытащим.Дрожащими руками тот вцепился за его светлую куртку, затрясся в беззвучных рыданиях и почти сразу опал, едва не теряя сознание.- Живой, – выдохнул Сиверсон. – Ты живой, Майк. Живой.