Часть 1 (2/2)

Белоснежка пыталась отцепить пальцы мачехи, с силой сжимающие её шею, однако хватка была железной. Наконец Равенна, удовлетворённая результатом, отпустила падчерицу. Белоснежка рухнула на каменный пол, надрывно кашляя. Аккуратная бархатная туфелька коснулась подбородка Белоснежки. — Я не люблю, когда мне угрожают, девочка. И если ты хочешь жить, советую тебе поубавить собственный норов. — Иди к дьяволу, — сказала Белоснежка. Вообще-то она не знала ругательств, её образование так и не было закончено, книг она прочла мало, и всё-таки скудных познаний хватило для того, чтобы понять, куда бы следовало послать Равенну с её очаровательными предложениями. Гримхильд окинула падчерицу презрительным взглядом и вышла из камеры, плотно притворяя за собой дверь.

* * * Ей не принесли еды, совсем ничего. Воду носили исправно, но без еды, без хлеба…Её похлёбка и так была слишком жидкой, а хлеб сухим. Иногда Белоснежка лежала на своей продавленной постели и вспоминала все те блюда, которые успела попробовать в детстве. Она очень любила дичь, особенно, если до этого отец брал её с собой на охоту. А ещё запечёный золотистый картофель и, конечно, кексы. На Рождество в замке всегда много готовили, но больше всего юную принцессу интересовали сладости. Кармелизированные яблоки, сосульки, пастила и сладкие рогалики, и, конечно, сорбет, чей рецепт отцу привёз дальний друг из Азии. Маленькой Белоснежке безумно понравился необычный десерт. А ещё на Рождество украшали множество елей, устраивали бал и ждали гостей, людям раздавали бесплатные обеды. Её отец в самом деле был щедрым правителем. Равенна же, судя по всему, вовсе не интересовалась своими подданными. Истощала землю капризами, и ей, очевидно, было плевать на Рождество.

В этом году зима началась рано, в башне было невыносимо холодно, а Белоснежка была одета в платье, которое даже не было зимним. Сверху Хенник повязывала платок, но он не особенно грел. И ещё голод. Этот невыносимый голод, сводящий с ума, от которого некуда было деться. Согреться она могла лишь поев, однако Равенна, видимо, решила заморить её насмерть. Через пять дней голодовки явилась Гримхильд. Сопровождаемая двумя стражниками, она вошла в башню и окинула взглядом свернувшуюся на постели Белоснежку. — Я вижу, дни твои проходят не так занятно, как могли бы, — сказала Равенна. — Разве книги, что я тебе прислала, неинтересны? — спросила она, притворно улыбаясь. Белоснежке в самом деле передали две стопки книг, но она едва могла держать их в руках, а сосредоточиться на чтении, когда не ела пять дней, было и вовсе невозможно. Боже, всего пять дней и всё, о чём она могла думать: о хлебе, о бульоне, о собственном ремне, который вроде бы был кожаным, о чём угодно, но не о книгах. Возможно, она найдёт в себе силы, чтобы снять ремень и пожевать его.

Белоснежка кое-как приподнялась и уставилась на королеву больными уставшими глазами.

— Не хочешь ли поблагодарить меня за них? — бывшая принцесса отвернулась, не желая отвечать на явную насмешку. — А может, хочешь попросить у меня прощения, — предложила королева. — Нельзя же доходить до такой степени неблагодарности. Что бы сказал твой отец… — Белоснежка вскинулась. — Я вижу, для тебя это всё ещё болезненная тема. — Зачем ты пришла? — спросила Белоснежка.

— Кажется, твой обед задержался, — сказала Равенна, кивая одному из стражников, и тот внёс поднос, а на нём… Боже, на нём… Не похлёбка, не хлеб. На нём были две чудесные булочки с кунжутом и бульон, от которого исходил пар, а ещё там стояла мисочка с чем-то нежно-розовым, и Белоснежка узнала в нём давно забытый паштет… Гусиный, наверняка гусиный или….

Она так засмотрелась на еду, что даже не заметила, как Равенна наблюдала за ней.

— Я подумала, почему бы не занести тебе его лично. Хенник не поверила, что ей достанется хоть что-то из этого. Равенна пришла не за этим. Она пришла поглумиться или ещё что-то в этом роде. Задержался обед, как же… А заодно и ужин…

— И что ты хочешь взамен? — спросила Белоснежка. — Взамен? Девочка моя, разве может хотеть мать что-то взамен обеда своему ребёнку. — Ты не моя мать, — резко ответила падчерица. — Это как посмотреть, — мягко ответила королева. — Ты живёшь в моём замке почти столько же лет, сколько прожила с отцом. В глазах Белоснежки защипало. Верно. Отец умер так давно, а воспоминания о нём почти истёрлись. От них ничего не осталось. — Мать может хотеть только одного - чтобы её ребёнок был счастлив. А к себе самой она хочет лишь уважения. Ты очень плохо себя вела. Белоснежка едва следила за её монологом. Ей было обидно и больно, хотелось плакать навзрыд, хотелось кричать и сказать этой невыносимой женщине, чтобы она убиралась прочь, чтобы оставила её одну и что это она одна виновата во всём: в том, что отец мёртв, в том, что Белоснежка несвободна и несчастлива, в том, что у неё ничего не осталось, даже чёртовых воспоминаний. Но она лишь слушала и едва понимала то, о чём говорила Равенна.

— Если ты попросишь у меня прощения, тогда сможешь съесть свой обед. — Уходите, — ответила Белоснежка устало. — Я не хочу вас видеть. Ни вас, ни вашего обеда. Ничего не хочу от вас. Эта подчёркнуто-вежливая форма подействовала на Равенну странно, она смолкла, ехидство на её лице сменилось гневом. Черты лица заострились. — Желаешь сдохнуть здесь без еды? — спросила королева. — Мне не за что просить у вас прощения и не за что вас благодарить. — Что ж, — сказала Гримхильд, видимо справившись с собой, — поговорим об этом в другой раз. Она встала, расправила платье и вновь стала похожа на безжалостного монарха. Величественно выйдя из камеры, она распорядилась:

— Не кормить, воды не давать, — это прозвучало как приговор. Хенник зажмурилась, судорожно думая о том, где теперь она будет брать воду. Если дотянуться до окна, то можно было бы собрать немного, когда шёл снег, но нужно было бы стоять с плошкой и держать её на весу. А у неё не было сил даже на то, чтобы вскарабкаться до окна. И как долго ей бы пришлось ждать подходящей погоды. Белоснежка перевернулась на бок и тоскливо уставилась на каменный пол. Он был усеян остатками веток. В углу камеры лежали перевязанные красной лентой книги. В камине тлели угли, а перед ним стояло множество расплавленных огарков. Дров тоже не было. Должно быть, её в самом деле решили здесь похоронить. Было невыносимо горько осознавать, что она осталась совершенно одна; наедине с деспотичной женщиной, от которой её некому защитить. Белоснежка представила, как Равенна с хладнокровным выражением лица приходит к ней через несколько дней и, видя её замёрзшее истощённое тело, говорит, чтобы здесь убрали.

А похоронят Хенник на заднем дворе. Не в склепе. Нет. Такой благородной участи ей не стоило ждать даже после смерти. Сжавшись на постели, она закопалась в ветхие тряпки и заснула.* * * Дня через два, когда Равенна в очередной раз не смогла игнорировать мысль об упрямой девчонке, сидящей в башне, она небрежно сказала брату, чтобы тот проведал её и взял с собой воды и хлеба. — Не думаю, что она поумнела, но ведь это не значит, что её нужно убить, — Финн, как и всегда, угодливо засмеялся. Равенна не питала иллюзий относительно того, сколь сильно брат верен ей. Скорее всего, он просто боялся её. Финн никогда не был особенно умным. Равенна сомневалась, что мужчины рода Гримхильд вообще хоть когда-либо были в чём-то хороши. Королева заметила тот сальный блеск и раболепную радость, которую Финн не смог от неё скрыть, поэтому она выждала, пока брат покинет главную залу, а сама не спеша проследовала коротким путём до башни.

* * * Белоснежка едва могла сидеть. Она не встала даже тогда, когда к ней пришли. Это была не Равенна, её брат — Финн. Хенник он не нравился. Тихий и незаметный, словно дьячок. Избавившись от надзора сестры, он превращался в маниакального одержимого, жаждавшего завоевать внимание Белоснежки. Он мог приходить и просить её руку в обмен на похлёбку, а потом гладить кисть пленницы, не отпуская около часа. Иногда его пальцы ласкали сгиб руки и поднимались выше, насколько позволяла решётка. В такие моменты Белоснежка гадала, что мешало Финну просто открыть дверь её клетки и сделать то, чего он явно желал с ней сделать. Хенник смутно представляла, что именно. Однако она догадывалась, что он обязательно разденет её, и она не сможет ему воспрепятствовать.

В этот раз, когда она увидела после сна брата королевы, сидящего на её постели, внутри всё замерло. От выражения его лица, от того, с каким удовольствием и ожиданием он смотрел на неё, веяло чем-то нехорошим, и Хенник по-настоящему стало страшно. — Бедная девочка, — сказал он, с занесённой над её лицом рукой. — Ты так страдаешь. Моя сестра слишком жестока с тобой.

Белоснежка молчала, ожидая, что последует за этим. Возможно, стоило припасти какое-то оружие, чтобы иметь возможность защитить себя, но кто же мог подумать, что Равенна всё-таки даст ключи своему ненормальному братцу? ?А с чего ей не давать их ему, — вдруг подумала она. — Равенна вполне могла сделать это специально, чтобы наказать меня?. Мысль показалась чудовищной по своей жестокости, и всё-таки это было в стиле Гримхильд. — Я принёс тебе кое-что, — сказал Финн, кивая на поднос, который он поставил подле постели. — Всё, чтобы ты окрепла.

Гримхильд младший налил в бокал красной жидкости и поднёс к губам Белоснежки. — Выпей, тебе станет лучше.

— Что это? — спросила Хенник, ощущая сладковатый пьянящий запах. У неё закружилась голова. А от запаха свежего горячего хлеба, также предложенного Финном, и вовсе сделалось дурно. — Это тебя согреет, — ласково сказал Финн. Белоснежка отпила из бокала. Фруктовый запах и вязкость на языке показались ей взрывом вкуса. Она никогда до этого не пила вина. Жажда, которая мучила её, подтолкнула осушить кубок. Когда она сделала это, голова куда-то поплыла, а тело согрелось. Финн перестал казаться неприятным и опасным. Она укусила край хлеба прямо из его рук и блаженно закрыла глаза, жуя его. Проглотив хлеб, Хенник повалилась на подушку. Она была сыта и пьяна. И всё, чего ей хотелось — это заснуть и видеть долгие сны о прошлом.

Рука, гладящая её по голове, переместилась на плечо, а потом чуть ниже на грудь. Белоснежка открыла глаза и озадаченно посмотрела на Финна.

— Что вы делаете? — спросила она, чуть улыбнувшись. Происходящее показалось ужасно смешным. Неужели кто-то может желать касаться её? Неужели кому-то нужно её гладить и… любить? Пока она раздумывала, Финн перевернул её боком, нашёл пуговицы и расстегнул четыре верхние. Белоснежка замерла, а потом извернулась и попыталась скинуть с себя руки брата Равенны, однако сил у неё после голодовки не осталось.

— Вы должны прекратить, — сказала она, не понимая, как должна реагировать на столь бесцеремонные действия. Что-то в том, как с ней обращались, напугало ее, хотя не до конца, пьяный дурман всё ещё делал своё дело. — Разве ты не должна отблагодарить меня за еду? — спросил Финн, серьёзно смотря ей в глаза. — Я не распутница, — всплывшее в сознании слово было подобрано очень удачно и всё-таки от чего-то рассмешило брата Равенны. — О, поверь мне, тебе далеко до них. Финн стянул платье Белоснежки до живота, надетого прямо на голое тело. Распашонку Хенник пришлось разорвать на лоскуты и использовать для повседневных нужд. Её тело, сколь бы она не обмывала его, было грязным, и всё-таки бледная кожа столь очаровательно покрывалась мурашками холода, что Финну Белоснежка показалась восхитительной. — Ты так похудела, — сказал он, касаясь её испуганного лица. — Бедная девочка, она решила тебя заморить голодом. Рука скользнула под платье, Белоснежка, удерживая руки Финна, пыталась не дать им раздвинуть собственные ноги. — Нет, не делайте этого! — она испуганно смотрела на младшего Гримхильда, чувствуя его грязные прикосновения в области бёдер. — Тебе понравится, — сказал он, нависая над Хенник и желая поцеловать её. Белоснежка упиралась руками, желая избежать столь интимных прикосновений. — Нет! Отпустите! — Финн жёстко раздвинул её ноги, протискиваясь между ними, сжал две тонкие руки над головой. — Равенна! — имя мачехи слетело с её губ само собой. Она увидела королеву, с интересом смотрящую на всё происходящее. — Равенна? — усмехнулся младший Гримхильд. — Она ненавидит тебя. И она убьёт тебя, я же могу защитить.

Белоснежка со слезами на глазах смотрела в глаза мачехи, умоляя ей помочь. Она не верила. Не верила тому, что эта женщина настолько жестока, чтобы стоять и смотреть, как её брат изнасилует её. Жилистая рука легла ей на рот, заглушая крики и всхлипы.

— Моя сестра много теряет, желая убить тебя, она ослеплена властью и местью, но я…

— Убирайся, — холодный голос королевы заставил её брата окаменеть. Он медленно обернулся и увидел Равенну. Та равнодушно смотрела на него, однако сами глаза обещали расплату. — Сестра, — воскликнул Финн, выглядя при этом глубоко виноватым. Он бросился к её ногам. — Убирайся, грязный ублюдок, — сказала женщина, всё ещё не сводя взгляда с падчерицы, с ужасом вцепившейся в тонкое одеяло. — Я не хотел, — запричитал Финн. — Это всё она, её чары… — Пошёл прочь! — прогремел голос Гримхильд, и Финн, понявший наконец настроение сестры, ретировался.

— Теперь с тобой, — сказала Равенна. Она подошла к Белоснежке и резко сдёрнула с неё покрывало. — Пыталась соблазнить моего брата? — Что? Нет... Нет! Я бы никогда…

Губы Белоснежки задрожали, из глаз потекли слёзы то ли от страха, то ли от обиды. С ней только что пытались сотворить что-то ужасное, грязное, а Равенна мало того, что просто смотрела на это, так ещё и обвиняла её во всём произошедшем. — И что же он нашёл в тебе? — чуть раздражённо спросила Гримхильд, осматривая тело Белоснежки.

?Неужели и ей нужно поглумиться, посмотреть, как я буду изворачиваться, словно в этом есть хоть какой-то смысл?, — думала Хенник, не пытаясь прикрыться обратно. Она облизала пересохшие губы и отвернулась, надеясь, что Равенна оставит её одну. Однако королева не спешила уходить. Гримхильд сотворила кубок, наполненный водой, и села на постель, слишком похоже на то, как это сделал её брат. Белоснежка непонимающе уставилась на мачеху. Равенна молча передала ей кубок. Первой мыслью было то, что вода отравлена, а потом последовала другая: такой лёгкой смерти ей ждать не стоило. Хенник приняла чашу дрожащими пальцами и отпила. Живительная влага показалась такой вкусной, что Белоснежка жадно сделала три-четыре глотка, прежде чем кубок у неё отобрали.

— Тебя вырвет, — сказала Равенна, когда Белоснежка уставилась на неё обиженным взглядом. — Лучше не злоупотреблять. Ты в самом деле слишком похудела, — вдруг рассеянно сказала Равенна, касаясь выступающих рёбер девушки. Белоснежка попыталась уйти от прикосновения, внезапно пальцы королевы оказались горячими. А она так сильно мёрзла, и, в отличие от пальцев Финна, руки Равенны не вызывали отвращения, только кожа покрылась мурашками. Королева коснулась нежного розового соска, потом отдёрнула руку. — Прикройся, леди не подобает демонстрировать своё тело, — падчерица тут же натянула на себя одеяло, пропахшее плесенью, влажное, от которого стало только холоднее.

— У тебя красивое нежное личико, — сказала ласково Равенна, смотря прямо в глаза Белоснежке. Она взяла её за подбородок, поворачивая лицо к свету, идущему из окна сверху. Девушка, поражённая нежностью и одобрением в голосе королевы, с трудом сглотнула, смотря на губы женщины.

— Вам ли завидовать, — сказала наконец Белоснежка. Когда Равенна не хмурила брови и не сжимала губы, она выглядела в самом деле великолепно. Величественно и невероятно красиво. Лицо правильной формы, хищные скулы, зелёные глаза и острая корона, которая невероятно шла ей — всё в этой женщине было красиво, кроме жестокости, которая разом уничтожала это совершенное лицо уродливыми гримасами. — Теперь ты пытаешься соблазнить меня? — спросила королева чуть иронично. — Зря, — она отпустила подбородок падчерица, — юные девушки меня интересуют только в качестве еды.

— Я не… — Белоснежка задохнулась, лицо её вдруг покраснело. Она не испытывала такого смущения даже рядом с братом Равенны. Гримхильд с удовлетворением отметила румянец на лице девушке, думая, что всё-таки эта маленькая нахалка настолько очаровательна, что даже она вынуждена это признать. Юный возраст не подделаешь, он слишком чувственный, непосредственный, бесстрашный.

— Вы выпиваете своих жертв? — спросила Белоснежка вдруг. — Хочешь испытать это на себе? — падчерица покачала головой. — Тогда не задавай таких опрометчивых вопросов. Равенна встала и вышла, не прощаясь и ничего не говоря. На полу оставался поднос со всеми теми вкусностями, которые Финн предлагал получить в обмен на благодарность.