Часть 1 (1/2)

Маленькая дрянь стала очень хорошенькой, даже без зеркала Равенна это знала. Белоснежка была красива другой красотой: невинной и чувственной. В себе Равенна этого уже давно не видела. И дело было даже не в молодости, королева могла собрать с десяток деревенских девушек и выпить всех их, но взгляд… Взгляд не подделаешь. На неё из зеркала смотрели ожесточённые глаза, выдающие её истинный возраст. И она ненавидела его, как поджатые тонкие губы и нахмуренные брови. От злости она уже разбила два зеркала, после выпив собственную служанку.

Равенна пошла в башню, когда часы пробили полночь. Дойдя до темницы, она спугнула стражу. Дощатая дверь и маленькое окошко, сквозь которое едва лился сумрачный свет. ?Чем же ты занята в такое время??, —Равенна заглянула внутрь и увидела Белоснежку, та сидела, согнувшись в три погибели, совершенно обнажённая, видно было, как у неё трясутся руки. Рядом стоял маленький чан, а в нём вода. Комнату тускло освещало несколько огарков свечей. Гримхильд усмехнулась, её маленькая пленница принимала водные процедуры ночью. Интересно, почему? Белоснежка смочила в мутной воде тряпицу и провела ей по ноге. Девушка обтиралась холодной водой, пока кожа не покрылась мурашками. Для Равенны это было откровением. Сама она принимала ванну каждый день, а то и по два раза, могла выкупаться в купели, наполненной молоком, могла в крови сдохших сучек. А Белоснежка всё это время довольствовалась столь малым, наверняка её брат наказывал пленницу за что-то, а возможно, добивался чего-то. Равенна хорошо знала своего Финна, чтобы понять, чего именно. У её брата были бегающие глаза насильника. Он боялся того, куда смотрел, но когда смотрел, его рот приоткрывался, и кончик языка едва заметно облизывал пересохшие губы. Он был отвратителен Равенне, но также она понимала, что без него она осталась бы совершенно одна. И всё-таки он не имел права наказывать Белоснежку по своему усмотрению. Хотя, надо признать, зрелище было занимательным. То, как обнажённая девушка под покровом ночи обтирает своё тело, будто оно само по себе является чем-то греховным, было великолепным. ?И ещё было бы лучше, если бы она себя приласкала, — подумала Равенна. — Бедная сиротка, знающая любовь только от своей собственной руки?. Белоснежка наверняка делала это, всё-таки ей было уже шестнадцать, даже ничего не зная о собственном теле, об удовольствии, которое оно могло дарить, она наверняка интуитивно поняла, что нужно было делать. Белоснежка смочила тряпицу ещё раз и, разведя ноги, стыдясь саму себя, провела ей по промежности.

Равенна, затаив дыхание, наблюдала за падчерицей: худая сутулая спина девушки дрожала, сама она трогательно раздвинула ноги и стыдливо обмывала себя. От этих движений у королевы дыхание перехватило. Разглядывая силуэт девушки, она привалилась к сухой двери, и та предательски скрипнула. Белоснежка вздрогнула и оглянулась. Равенна, зажав рукой рот, отошла в тень. Тяжело дыша, она переживала бурю эмоций. Звук плеска воды прекратился. Гримхильд увидела, что Белоснежка погасила свечи, должно быть, испугалась. Королева выждала ещё какое-то время, а потом вышла из узкого коридора камер. Чего она не заметила: глаз Белоснежки, осторожно выглядывающих из камеры.

В следующий раз она пришла днём. И в этот раз не таилась. Неделя ушла на то, чтобы понять, что именно произошло той ночью. Равенне стоило убить девчонку, давно уже нужно было это сделать, а она всё медлила. Теперь же при мыслях о Белоснежке ей невольно вспоминались худые лодыжки, тонкая шея и эти робкие прикосновения к себе самой между ног. Равенна никогда не задумывалась о том, что её привлекают женщины, хотя, если быть честной, в своей жизни она любила всего одного человека, точнее двух, если не считать покойной матери. Равенна любила Фрею, и только сейчас она вдруг поняла, что любила её какой-то болезненной собственнической любовью. Вовсе не то, что подобало испытывать к сестре. А ещё она вдруг вспомнила, как любила проводить вечера с Фреей, как любила заплетать её и как любила когда сестра оставалась с ней в постели, мучимая кошмарами из детства. Но даже тогда, когда у Равенны была власть, какое-то ничтожество посмело полюбить её дорогую младшую сестру и даже более того, посмело прикоснуться к ней и зачать ребёнка. Любовь к Фрее чуть угасла, особенно после того, что Равенна сделала. Собственная вина и появившаяся в сестре чёрствость не позволилией находиться с ней рядом. Зато теперь была Белоснежка с этими её ночными купаниями.*** Падчерица разжигала огонь. Множество свечей и огарков стояло перед старым камином, но они не могли согреть обдуваемую со всех сторон маленькую комнатку.

— Ты себе только пальцы обожжёшь, — сказала Равенна, заходя внутрь. Белоснежка испуганно отпрянула, плечи её стали напряженными, а сама она вся сгруппировалась, будто собираясь бежать. — Зачем вы здесь? — спросила она и сама испугалась того, как громко прозвучал её голос. Ей так мало приходилось говорить. Равенна захлопнула дверь и увидела, как разочарованно девчонка посмотрела на неё.

— Хотела посмотреть на тебя, — сказала королева, оглядывая помещение. — Как тебе здесь? — спросила Гримхильд. — Хорошо ли тебя кормят? Мягко ли ты спишь? — Равенна бросила взгляд на продавленную кровать и села на неё.

— Испачкаете платье, — сказала Хенник.

— Ничего, — ответила Равенна. При свете дня было видно сколь сильно испачкано когда-то белоснежное лицо падчерицы. И королева с сожалением подумала, что лучше бы оно смотрелось не здесь, а в бальной зале среди гостей. Как же давно она сама не танцевала, не давала вечеров. Когда-то, разоряя покойных мужей, она давала великолепные балы и танцевала до упада. Сейчас её жизнь была похожа на отшельничество.

— Так как тебе здесь живётся?

— А вы сами как думаете?

— Невоспитанное дитя. Разве можно отвечать вопросом на вопрос? — С чего бы мне вдруг быть воспитанной? Разве вы приложили руку к моему воспитанию?

— А ты бы этого хотела?

— Вы сами сказали, что отвечать вопросом на вопрос невежливо, — Белоснежка отвернулась от Равенны, продолжая разжигать огонь.

— Там тяги нет. — Что? — спросила Белоснежка.

— У этой дымовой трубы почти нет тяги, — сказала Равенна, смотря на бесплодные попытки падчерицы разжечь огонь.

— Здесь есть окна, — ответила Хенник. — Этого недостаточно. — Откуда вам знать?! — истерично спросила девушка, смотря на Равенну каким-то обиженным взглядом. — Как будто вы хоть когда-то растапливали камин. — Печь, — сказала Гримхильд, вставая и подходя к Белоснежке, та невольно вздрогнула. — Что? — не поняла девушка. — Я росла в маленькой деревне и помогала матери топить печь, — сказала королева, сотворив из воздуха невысокое существо из стекла и камня. Именно такие, только больше раза в три, устроили переворот. Но в этот раз Равенна отправила своё чудовище в дымоход. Какое-то время были слышны звуки шкрябания, а потом из печи повалила сажа.

— Отойди, — сказала Равенна. Белоснежка встала с пола и отошла. Из печи вывалилось существо и тут же разбилось на мелкие частички, пропав. Потом сухая мешанина из веток и листьев вспыхнула и ярко загорелась. — Этого намного не хватит. Я отправлю к тебе служанку с дровами.

Белоснежка посмотрела на Равенну такими глазами, словно не понимала, что она ей только что сказала. Хенник не нашла слов, чтобы ответить, но королева, кажется, ничего и не ждала. Гримхильд взяла озябшую красную от холода руку Белоснежки, и, осмотрев её, отпустила. Не так должны были выглядеть руки девушки. Впрочем, её собственные выглядели когда-то ещё хуже. Падчерица же замерла. Её долгие годы никто не касался. А у королевы были невероятно горячие пальцы, они опалили её своим прикосновением. — Надеюсь, ты понимаешь, что если попытаешься сбежать, подговорив служанку, то подпишешь ей смертный приговор, — сказала Равенна равнодушно. Белоснежка кивнула, видение великодушной монаршей особы пропало, и на неё снова смотрела ненавистная мачеха. Хенник кивнула, не найдя в себе сил, чтобы ответить словесно.Когда королева ушла, девушка взяла с постели тонкий плед и, укрывшись им, села подле камина, пытаясь впервые за долгие два месяца зимы согреться.* * * Равенна в самом деле послала испуганную девушку к ней, а вместе с ней дрова. И потом снова и снова разные слуги приходили к Белоснежке. Должно быть, Равенна специально не отдавала приказ одной и той же девушке приносить дрова, боясь, что Белоснежка всё-таки попытается кого-то подговорить. Сама королева навестила её спустя четыре дня. Но она не заходила внутрь, а села рядом с камерой, слушая, как Белоснежка перелистывала страницы потрёпанной книжонки. Они так и не сказали друг другу ни слова. Хенник поняла, что Равенна уходит, когда услышала шуршание её дорогого наряда. Она выглянула из камеры и увидела, что Гримхильд едва передвигалась, держась за стену. А когда она почувствовала взгляд падчерицы, обернулась и посмотрела на неё страшными глазами. Белоснежка вскрикнула, лицо королевы было испещрено морщинами, глаза были больные и усталые. Она ушла, так и не сказав ни слова. Чуть позже Хенник узнала от пленницы, заточённой напротив, что на Равенну было совершено покушение. И теперь она, видимо, восстанавливала силы. Девушка исчезла из камеры через два дня, а потом начался кошмар. Под ночь привезли целый воз молодых пленниц и всех их заточили в свободные камеры, по два и по три человека; к Белоснежке не подселили никого. Однако все они, одна за другой, уходили, чтобы никогда не вернуться. Крики некоторых были слышны, другие уходили молча. К утру не осталось никого. Хенник с ужасом думала о том, что со всеми ними сделала Равенна, и находила лишь один ответ — убила. Но какой прок ей с них? Что она с ними делает? Истязает? Убивает сразу? Ответ она получила следующим же днём. Когда измученная бессонной ночью девушка устало опустилась на кровать, в её камеру вновь пришла Равенна, и теперь она была ещё более юной, чем в первый раз, когда Белоснежка её увидела. Это чудовищное превращение напугало её. Она вжалась в стену и со страхом посмотрела на Гримхильд. Выглядела Равенна странно, потому что, несмотря на приобретённую молодость, едва держалась на ногах. У Хенник даже возникла мысль сбежать, однако в этот раз мачеха пришла не одна — за дверью стояла стража, и Белоснежка тут же отмела эту мысль как самоубийственную. — Нравится моё лицо? — спросила Равенна, вдруг хватая падчерицу за подбородок и заставляя смотреть на себя. — Теперь я примерно одного с тобой возраста, — добавила она, — но всё равно…. Всё равно, — она погладила Белоснежку по лицу своим перстнем-когтем, разворачивая лицо падчерицы так и эдак. — Оно говорит мне, что ты лучше меня. Чем это, интересно?

Белоснежка замерла, только теперь понимая, почему Равенна едва держалась на ногах, от неё исходили пары винного запаха. ?Сколько же она выпила?? — подумала девушка. — Ты просто глупая девчонка, — раздражённо сказала королева, отталкивая падчерицу. Когда она уже собиралась выйти, Белоснежка спросила:

— Что вы сделали с теми девушками? — Равенна ухмыльнулась, будто ожидала её вопроса. — А ты как думаешь?

— Вы убили их? — Гримхильд нависла над падчерицей и коснулась того места на груди, где должно было располагаться её сердце. — Я выпила их всех, одну за другой, — вдруг рука Равенны надавила с такой силой, будто желая проткнуть грудину. Белоснежка распахнула глаза, задохнувшись. — Это твоя вина, — сказала королева. — Если бы я съела твоё сердце, мне бы не пришлось этого делать.

* * * Она пришла снова, и была ослепительнее, чем прежде. В новой короне и в новом платье. Была обманчиво ласкова и, кажется, не сердилась, зато Белоснежка, проведшая бессонные три ночи, никак не могла прийти в себя. Она подозревала, что магия её мачехи не так проста, как кажется. Но она и предположить не могла, что Равенна платила за свою вечность чужими жизнями. Её сердце, замершее тогда в руках этой женщины, теперь билось слишком часто, иногда сбивалось с ритма, и она не могла понять почему. Но ещё больше вопросов оставляла та фраза, брошенная королевой. Если бы она съела сердце Белоснежки, тогда бы ей никогда не пришлось пить остальных? Нет. Такого быть не могло, ведь будь это так, Равенна бы давно убила падчерицу. — Тебе исправно приносят дрова? — спросила королева. — Да, — ответила падчерица. Благодарить за них она не собиралась, потому что глупо благодарить того, кто отнял у тебя всё: отца, дом и свободу. Нет уж, пусть Равенна не думает, что является благодетелем, она по-прежнему тиран. Королева кивнула, прошла внутрь, осматривая помещение так, будто могла найти в нём что-то новое. — Я могу приказать принести тебе книг, — сказала она. — Ты ведь, кажется, умеешь читать? — падчерица оскорблённо вскинулась. — Да будет вам известно, я воспитывалась как леди, — ответила Белоснежка. Королеву её ответ повеселил. — Как видишь, не всё в этой жизни может пригодиться. Мне вот растопка печи, а тебе умение читать. — Читать всегда полезно уметь, — ответила Белоснежка, — и…

— И?

— Топить печь тоже.

— Так тебе принести книг? — спросила Равенна. Девушка посмотрела на королеву с ненавистью. — Мне ничего от вас не нужно, — сказала она, особенно выделяя вежливую форму обращения. — Сколько норова. Знаешь, сейчас ты пожалуй походишь на отпрыска благородной семьи Хенник, а то я уже было подумала, а не нагуляла ли тебя твоя мать где-то на стороне, — лицо падчерицы побелело, она крепко сжала зубы, а потом резко поднялась.

— Не смей говорить о моей матери, — сказала Белоснежка, — иначе тебя не спасёт даже твоя магия.

— Извини, если это тебя так задевает,— ответила королева чуть насмешливо. — Однако стоит признать, что твоя внешность нехарактерна для местного населения. А эта сказка о твоём рождении…

— Замолчи! — потребовала девушка.

— Я думаю, что твой отец вообще не мог иметь… — Белоснежка ударила Равенну и та отшатнулась, удивлённо смотря на девушку.

— Ты не имеешь права говорить о них! Ни об одном из них, — сказала Белоснежка жёстко.

— Меня давно никто не бил, — сказала Равенна явно заинтересованная полученным опытом. Она коснулась своей щеки, потом резко выбросила руку вперёд и схватила падчерицу за шею. — Сделаешь так ещё раз - лишишься руки. Королева с силой сдавила горло, наслаждаясь беспомощным лицом Белоснежки.

— Смотри-ка, так ты совсем не похожа на самую прекрасную деву, скорее уж на вздувшуюся гусеницу.