((moral betrayal)) (1/1)

Четырнадцать холодных времён. Тревога не давала забыть о себе, и поэтому Питри сидел на краю пустого гнезда, прижимая к себе Обнимательную Палочку. Хорошо, что никто его сейчас не видит, он ведь уже староват для этой штуки… Он уже почти с маму ростом, и, если кто увидит его с детской игрушкой,?— поднимут на смех, и, в кои-то веки, за дело. Не будет же Питри объяснять, что детская игрушка давно стала талисманом… Обнимательная Палочка с ним столько же, сколько сам Питри в Великой долине, и всё это время она отгоняет тревогу в любом её проявлении, будь то страх темноты, воспоминания о прошлом, мысли о том, что придётся пролетать сквозь небесный пух, злые сны… Можно собрать все страхи в кучу, пока этот талисман рядом, ведь он способен справиться с любой тревогой. И с этой, конечно, тоже. Сегодня Питри видел сон, и это был сон о самой долгожданной встрече. ?Ты так вырос?,?— только и сказал ему дядя, явившись на пороге Долины с потрёпанными пробитыми крыльями, а потом они обнялись, как отец с сыном, а то даже и как братья, а затем проговорили до самого утра, пока яркий свет Великого сияющего круга не разбудил Питри наяву. Дядя рассказывал о полной опасностей Таинственной Дали, в которой он выжил не иначе как чудом, а племянник?— о делах в Долине. О том, как однажды пошёл снег и один из друзей чуть не покинул Долину, найдя себе новую семью, о том, как их неугомонная пятёрка познакомились с водоплавающим, а потом они вместе искали дорогу к своим домам, о том, как Литтлфут ушёл с другими длинношеями, чтобы не дать погаснуть Великому сияющему кругу… О нашествии крохотных длинношеев, о делах, навсегда изменивших День летунов, о путешествии в Таинственную даль, на которое мог решиться только храбрый. В общем, было, о чём поговорить. Странное, думалось Питри, дело,?— срок в пять холодных времён вот-вот подойдёт к концу, и как же поменялось за это время его представление о герое своего детства. А ведь Питри столько раз представлял их долгожданную встречу… Пять лет назад он видел это,?— смешно представить,?— как почти что торжественное возвращение непризнанного героя, которого даже, быть может, разыскали в Таинственной Дали, чтобы попросить вернуться раньше срока. Совет Старших всё хорошо обдумал, решил по одному Питри понятной причине отменить изгнание, и вот все встречают его чуть ли не с почётом, и даже мистер Трёхрог не против… Но с возрастом картина менялась. Сначала это походило на визит мигрирующего одиночки, который, с молчаливого согласия обитателей Долины решил остаться, но со временем всё больше давало о себе знать осознание произошедшего, и вот теперь, когда срок подходит к концу, и Питри понимает в жизни не меньше, чем некоторые взрослые, долгожданное возвращение видится ему явлением потрёпанного, раненного и уж точно не героического летуна, который почти что приполз к Долине, боясь даже показаться в землях, которыми когда-то намеревался править. Питри не мог толком объяснить почему, но от таких мыслей,?— и снов,?— он чувствовал себя почти что предателем. Но, как бы ни мучила такая мысль Питри, это не было пределом его морального предательства. Неспроста он сидит на краю бесконечно высокого гнезда, нервно прижимая к себе вещь, некогда успокаивающую его даже после самых тревожных снов… Ведь Питри не раз думал об этом. Эта мысль зародилась ещё тогда, в далёкий день последней встречи, идеализации вопреки здравому смыслу и изгнания. Эта мысль зародилась ещё тогда, но, чем ближе конец срока в пять холодных времён, тем больше смысла обретает эта мысль, и тем сильнее она тревожит. А что если… Что если Птерано не вернётся? Что он сказал, когда его отправили в Таинственную Даль? Что он будет совсем один, останется совершенно беззащитен, и вообще, ?справедливо ли это?. Какова вероятность, что он вообще ещё жив? А если жив, то как быть с его помешательством? Если оно осталось, не возьмётся ли дядя за старое, а если прошло, то осмелится ли показаться в Долине после совершённого? Столько развилок события, и желание увидеть снова своего героя детства кажется почти что несбыточным. Иной раз Питри и вовсе приходил к мысли, что история закончилась ещё в далёкий день землетрясения, разделившего многие семьи. Ещё до изгнания, и даже до обретения Великой долины. Так давно, что Питри это кажется почти немыслимым. Вот и думает Питри, крепко сжимая пальцами свой старый талисман и борясь с образующимся в горле комом: это всё-таки моральное предательство или он просто вырос и начал понимать жизнь?