Глава 9, о том, как и из чего революция создавала нового человека (1/1)

Тиха украинская ночь.Прозрачно небо. Звезды блещут.Своей дремоты превозмочьНе хочет воздух. Чуть трепещутСребристых тополей листы.Луна спокойно с высотыНад Белой Церковью сияет… Луна и впрямь плыла в ночном небе, изредка скрываясь за облаками и озаряя, помимо Белой Церкви, также Полтаву, Харьков, Киев и даже Юзовку. Выли малиновские собаки, хрюкали свиньи, гоготали гуси, усиленно опровергая несколько поспешные слова классика.

В это непроглядное время товарищ Швондер, вооружившись верным товарищем маузером, в окружении своей не менее вооруженной команды, отправился ловить неизвестного вторженца. Отряд засел в изрядно уже потоптанных кустах и занял выжидательную позицию. И все повторилось. Сначала прибыла Та Самая Миледи. На сей раз, благодаря не вовремя выскочившей из-за тучки луне, Швондер сумел-таки различить, что за надписи оставляла мелкобуржуазного вида гражданка на стене нужника. Бывший хоббит свекольно покраснел и закрыл ладонью выпученные глаза Ксанки. Нечего революционной молодежи приобщаться к такой похабщине. И в то же время у председателя жилтоварищества отлегло от сердца: одной конкуренткой меньше.

Затем появилась гражданка Дума и отредактировала написанное, при помощи квача и содержимого сортира. Изя мысленно поаплодировал блюстительнице революционной морали, хоть и недолюбливал он её. Наконец, когда Яринка Дума скрылась с глаз безмолвных наблюдателей, в траве у сортира что-то таинственно зашуршало. Швондер поднял к небесам волосатый палец, привлекая внимание своей команды. И когда у отхожего места уже совершенно недвусмысленно захлюпало, махнул рукой, командуя наступление. Ястребами на цыпленка кинулись юные красноармейцы на ничего не подозревающую жертву. И, как оказалось, не они одни. Когда, путаясь в кустах и ботинках, чертыхаясь и поминая мировую революцию, бывший хоббит прибыл к месту захвата, подсвечивая себе трофейным электрическим фонарем, там обнаружился большой клубок тел, скрученных в немыслимых позах. Швондер вздохнул, засучил рукава и принялся распутывать это месиво.

В первую очередь им были освобождены его соратники. На лодыжке поскуливающего Валерки висел местный дурень Жювка, который, по-бульдожьи сомкнув челюсти на несвежей обмотке парня, маниакально вращал глазами. Оторвать его от молодого бойца стоило Швондеру немалого труда. Но и после этого дурачок порывался заново вцепиться в ногу Валерки.- Да что вы, в самом деле, товарисч! – кряхтел Швондер, с трудом удерживая Жювку за воротник грязного маскхалата.- Фантомасссс! – шипел страдалец, задыхаясь в крепкой хоббичьей хватке, и рвался назад в шевелящуюся кучу. На помощь командиру подоспели помятые Яшка и Данька. Сдав им явно невменяемого Жюва, тот схватился за следующий элемент клубка. На сей раз взору его предстал один из подозрительных, виденных прошлой ночью. Гражданин с антантовским акцентом где-то в свалке потерял свою примечательную кепку, но был вполне узнаваем.- Благодарю Вас, - поклонился он Швондеру. Бывший хоббит, исполненный недоверия, прищурился на странного господина.- Позвольте-ка поинтересоваться, что это вы тут делаете? – спросил он с прямотой, свойственной хоббитам и бдительным коммунистам.- Видите ли, - заюлил потенциальный конкурент. – Тут вышла ошибка. Мы искали здесь одного человека, но обознались.

И, выудив из клубка своего рыжего подельника, проговорил, обращаясь уже к нему:- Убедились, Ватсон? Никакой это не д’Артаньян.

- Да, - со вздохом согласился тот. – Это образец номер сто шестьдесят. Неудачный. Ценности не представляет. Интервент в халате горестно вздохнул и перелез через забор.

- До свидания, товарищи, - попрощался его спутник, надевая найденную кепку, и последовал за ним.- Нно… как же жилплощадь… граждане… - растерянно проблеял Швондер.- А что жилплощадь? – обернулся владелец кепки. – Так себе жилплощадь: полы земляные, отопление печное, блохи…- То есть, как я понимаю, вы на нее не претендуете?- Мы? Ни в коем разе! У нас лондонская прописка, – искренне заверил его иностранец и, прихватив своего товарища, исчез в темноте. Последним с земли поднялся тот самый алкоголик, пригретый гражданкой Думой с целью сохранения жилплощади. Судя по перегару, которым он дохнул на председателя, незаконный постоялец был смертельно пьян.- Нету д’Артаньяна! – скорбно выдохнул он и, пошатываясь, отправился в сторону домовладения вышепоименованной Думы. – Где же вы, друг мой? – донеслось до жилтоварищей из темноты переулка. – Уж полночь близится, а Германна всё нет, всё нет! Таким образом, отважным красноармейцам под прикрытием представилась, наконец, возможность добраться до основания кучи-малы. Их пораженным взглядам предстало нечто маленькое, голое, зелёное и скользкое, судя по первичным половым признакам, мужеского пола. Существо припало на четвереньки, зыркая по сторонам светящимися глазами, и торопливо пережёвывало несвежую селедку, добытую, видимо, из мусорного ведра деда Щукаря. Из пасти вторженца ещё торчал полуобглоданный селедочный хвост, по которому неаппетитно стекали слюни. Незнакомец сделал мощный глоток, вследствие чего селедочный хвост исчез, и издал характерное:- Голллм! Голллм!Проглотив добычу, пойманный немного помолчал, а потом многозначительно изрёк:- Абырвалг! Москвошвея.И вдруг истошно заорал на всё село:- В очередь, сукины дети, в очередь! И тут только товарищ Швондер узнал его. Это был старый знакомец Смеагорлов, промышлявший в Шире кражей драгоценностей, за что бывал неоднократно бит и сажаем, но всё равно после каждой отсидки брался за своё. Из всего похищаемого ?рыжья? Смеагорлов упрямо предпочитал кольца, всё остальное же варварски разбрасывал, включая драгоценные ложки, похищенные Любелией Сакль-Бэггинс из Торбы во время памятного путешествия Бильбо "Туда и Обратно". Ложки ещё долго обнаруживались в самых неожиданных уголках Шира, порождая новые витки вражды между двумя почтенными семействами.

А Смеагорлов как-то пропал по пьяному делу лет шестьдесят назад, чтобы обнаружиться голым, зелёным и вонючим на краю ночной Малиновки. Товарищ Швондер сам не заметил, что стоит над бывшим земляком и гладит его по лысине, покачивая головой и приговаривая:- Что мировая контрреволюция с людями делает! В том, что своим одичанием Смеагорлов обязан отсутствию достойной жилплощади, для председателя жилтоварищества не оставалось никаких сомнений. Дойдя до этого вывода, хоббитская революционная мысль безвозбранно потекла дальше, всё более кристаллизуясь в руководство к действию.- Ничего, земляк! Вот додавим контру – свезу тебя в Москву к одному профессору, он из тебя живо человека сделает. Профессор этот, конечно, полный нэпман и мелкобуржуазная сволочь, но у него восемь комнат на одного! А пока… Память подсказывала Швондеру лишь несколько рецептов по превращению того, кто был ничем, в то, что станет всем.

- Товарищ Валерка, выдай гражданину Смеагорлову переписку Энгельса с Каутским, пусть изучает. Получив книгу, одичавший пролетарий уставился на неё с полным непониманием, напомнив председателю жилтоварищества о том, что при проклятом режиме основные массы населения к обучению грамоте не допускались.

- И что с ним теперь делать? – спросил гимназист Валерка, опасливо подтягивая драгоценный труд классика марксизма к себе.- Сведём в избу-читальню, - принял решение Швондер. – Товарищ Ксанка, не забудь прописать гражданина Смеагорлова в квартире гражданки Думы. Пусть и его берёт к себе на уроки политграмоты. Когда отряд жилтоварищей распахнул дверь в хату Яринки Думы, постепенно становившейся светочем народного просвещения в Малиновке, глазам предстала совершенно умилительная картина: длинноволосый антантовский алкаш в ботфортах и новенькой алой косоворотке, водя пальцем по замусоленной странице, сосредоточенно читал по складам:- …вслед-стви-е прос-то-го из-ме-не-ни-я сто-и-мос-ти ве-ще-ствен-ных э-ле-мен-тов пос-то-ян-но-го ка-пи-та-ла… Яринка с видом премудрой совы, склонялась над бывшим мушкетёром и поправляла его забавную русскую речь. Уютный свет керосиновой лампы озарял социалистическую идиллию. Увидав эту картину, Швондер понял, что Малиновка срочно нуждается в лампочках Ильича. Увидав эту картину, Смеагорлов уронил том переписки Энгельса с Каутским на ногу Валерке-гимназисту и ринулся в комнату, сверкая глазами. В следующий миг он уже обнимал руками и ногами ботфорт мушкетёра, ласково повторяя:- Моя… моя прелесссть!