Часть 9 (1/1)

Ту ночь Тимоти не вспомнил бы, даже, если бы ему посулили хорошую награду, так как он знал о случившемся только со слов дяди, да судил по сухим комментариям, оброненным самим Арми. Они с дядей долго наводили порядок на оставшейся от конюшни территории, решали, куда устроить лошадей на ночь, планировали, что восстановить в первую очередь.Потом пришлось позаботиться о сотне других мелочей, поэтому до спален они добрались уже глубоко за полночь. Эзра спал на кровати дяди Генри, не смотря на строгий запрет, завернувшись в одеяло, будто в кокон, и дядя просто подполз ему под бок, раздевшись. Сил будить Эзру и выпроваживать его уже не было. Арми же обнаружил, что Тимоти стащил на пол все одеяла, устроил из них что-то вроде огромного мягкого гнезда, и они лежали в нем кучей малой: Тимоти, Харпер, Форд и Том. Когда его вроде бы крохотная семья ухитрилась разрастить до таких размеров? Едва ли кто-то смог бы ответить на этот вопрос правильно. Арми привычно лег за спиной у Тимоти, обнимая его, чувствуя сквозь рубашку его тепло. Какое-то нездоровое, жаркое и липкое тепло. Арми попытался растормошить Тимоти, но ничего не выходило, тот только постанывал во сне, да заходился надсадным кашлем, выгибаясь едва ли не дугой. Пришлось посылать за лекарем, будить дядю и Эзру, так как за детьми больше не кому было присмотреть: Том всё ещё находился в каком-то ступоре, отгородившись от окружающей действительности стеной полного равнодушия к происходящему. Так что Харпер и Форда забрал Эзра, настолько уставший морально и физически, опустошенный последними событиями не хуже пересохшего колодца. Арми испытывал сильные угрызения совести из-за того, что, погруженный в свои дела и заботы, очень мало времени уделял детям в последние месяцы. Но можно было сколько угодно терзаться, а оставлять их рядом с заболевшим Тимоти было нельзя. Лекарь осмотрел мечущегося по кровати Тимоти и сделал вывод, что попавший в легкие дым вызвал внутренний ожёг и воспаление. В первую очередь необходимо было сбить жар, для чего тут же наполнили ледяной водой ванную. И, конечно, лекарь прописал разные отвары и коренья для того, чтобы победить инфекцию, не дав ей распространиться. Арми собственноручно раздел Тимоти и погрузил его в воду, удерживая его рукой под шеей так, чтобы лицо оставалась на поверхности. Тимоти забормотал что-то, взмахнул рукой, пытаясь освободиться, но, выбившись из сил, вскоре затих. Арми выдержал положенное время, моля про себя всех известных ему Богов о том, чтобы окунание помогло или, хотя бы, принесло Тимоти облегчение. Вынув его из воды и обтерев большим полотенцем, Арми попытался напоить его отваром, но ничего не получилось?— его зубы были стиснуты так сильно, что жидкость просто проливалась мимо и всё. Тогда, отчаявшись, Арми набрал немного отвара в рот и прижался своими губами к губам Тимоти. Даже скованное жаром, сознание Тимоти и всё его естество стремились к близости и теплу, так что спустя несколько секунд он открыл рот, позволяя горьковатой жидкости течь внутрь. Привкус на самом деле был ужасный, но интимность момента его перебивала. Примерно треть стакана Арми споил Тимоти таким вот образом, а остатки влил ему между приоткрытых губ, жаждавших поцелуев, внимания и тепла. Арми пообещал себе обязательно поговорить с Тимоти об этом, когда тот поправится. Примерно около четырех утра жар отступил, Тимоти расслабился немного, укутавшись в одеяло до самого носа, а Арми сидел рядом и гладил его по волосам, надеясь, что ласка поможет ему почувствовать себя лучше. Самое страшное было позади, но с болезнью ещё какое-то время нужно будет бороться. Как только Арми обнаружил, что Тимоти болен, то окутанный страхами, подзабыл про Тома. И это оказалось серьёзной ошибкой. Мальчишка давно находился на грани, исстрадавшись за два года насилия и жестокости. Окружающим могло показаться, что ему лучше, но за кроткими улыбками и мягкими плавными движениями скрывалась очень сильная, почти невыносимая боль. И липкий страх, будто паук, притаившийся в своей паутине в ожидании очередной жертвы. Вновь столкнувшись с Икаром, Том заново пережил эмоции, испытанные им на протяжении последних лет, когда он был во власти жесткого человека, причинявшего боль ради удовольствия и упивавшегося властью над более слабым физически существом. Это было слишком. Том всегда считал, что пока жива надежда встретить того, кто был ему безумно дорог, хотя бы ещё один разок, мысль противостоять Икару и бороться достаточно мотивировала его не прекращать сражение и выживать любой ценой. Теперь же, когда надежды рухнули, будто песочный замок, разрушенный приливной волной, борьба потеряла смысл. Том не верил, что его любовь когда-нибудь к нему вернётся. Он был испорчен, грязен. Он был отвратителен и противен окружающим. Том очень сильно устал. Он хотел отдохнуть. Дядя рассказывал Тимоти, когда тот уже оправился и мог сидеть, грея в руках чашку с куриным бульоном, что Арми нашел Тома в переполненной ванной, бледным и недвижимым.—?Воду никто не спустил, не до этого было. А Том, воспользовавшись моментом, выскользнул незамеченным. И Харпер ничего не почувствовала. Арми сделал всё, что мог.—?Я понимаю,?— отвечал Тимоти, хотя сам впервые в жизни злился на себя за то, что не мог расплакаться, когда это действительно было нужно. Слез не было. Он чувствовал и свою ответственность за случившееся с Томом. Ведь тот здорово напугал Арми и прибежавшего на его крики Энселя, спальня которого была расположена не так далеко от спальни Арми и Тимми. Никто ничего не увидел, ведь Арми позаботился, чтобы у них с Тимоти была личная ванная, попасть в которую можно были лишь через комнату. Когда Том тихонько встал и проскользнул внутрь, Арми был полностью поглощённом Тимоти: нашёптывал ему всякие глупости, которые сам Тимоти, естественно, не запомнил, потому что находился на границе сна и бодрствования, гладил его по спине, касался губами плеча, так что они оба не заметили закрывшейся за Томом двери. А когда Арми заглянул в ванную минут через семь, чтобы освежить полотенце, которым обтирал Тимоти лицо, то обнаружил Тома в одной рубахе на дне переполненной ванны, бледного словно простыня, с открытыми глазами и посиневшими губами. Арми вытащил его из воды, и, когда Том стал упираться и драться с ним, словно разъярённый перепуганный кот, угодивший в лужу, уложил на пол, придавив за плечи. Тому никак было не справится с Арми, тот был намного сильнее, так что вскоре он просто плакал навзрыд, выкашливая воду, а Арми молча прижимал его к себе, давая шанс выплеснуть накопившуюся боль. Конечно, когда Арми только вошёл в ванную, от неожиданности, поддавшись панике, он громко выкрикнул что-то нецензурное, и этим разбудил только что уснувшую Виолетту, полвечера промучившуюся от головной боли, начавшейся из-за пережитого волнения за мужа. Она очень сильно разозлилась и отправила Энселя выяснить, что же опять случилось в этом сумасшедшем доме, куда её привезли, не поинтересовавшись её мнением. Энсел убедился, что Тимоти продолжал спать, свернувшись на боку и накинув одеяло на голову, зашел в ванную и, перепугавшись тоже, бросился к Арми.—?Что случилось? Арми крепко держал Тома, не давая ему отстраниться, и убаюкивал его, словно ребёнка.—?Сходи за лекарем, пожалуйста. Я всё объясню. И вот это вот всё Тимоти и проспал. А когда проснулся утром, ещё слабый от болезни, обнаружил, что Арми спал прямо в одежде на краю кровати, неловко свесив с края руку. Тимоти, не задумываясь, потянулся к нему и, взяв его руку в свои, прижал её к губам, целуя.—?Арми? Тот, простонав что-то тихонько, проснулся и сел на кровати, высвобождая пальцы из рук Тимоти. Потерев лицо ладонями, он улыбнулся ему и спросил:—?Как ты себя чувствуешь? Тимоти, который ждал чего-то совсем другого, настойчиво выпутался из одеяла и потянулся за поцелуем, забыв про слабость. Арми, усмехнувшись, обнял его за талию, чуть притягивая ближе, и потерся носом о его щеку.—?У тебя губы горькие. У меня даже в носу этот привкус, кажется.—?Почему это? —?обиделся Тимоти.—?Потому что у тебя был жар, и началось воспаление, и лекарь прописал тебе множество горьких лекарств. А ты не хотел их принимать, даже зубы разжать не желал. Так что пришлось найти другой способ. Тимоти посмотрел на губы Арми и покраснел, догадавшись, что это был за способ.—?Получилось?—?Сегодня ты уже не бухаешь, как раскат грома. И жара почти нет. Так что?— да. Арми обнял Тимоти, уткнувшись носом ему в шею. Правда, долгое время понежничать у них не вышло, Арми должен был заняться восстановлением конюшен, его ждали дела и заботы, а Тимоти так и не спросил, что вообще произошло. И только когда ему подали завтрак в постель, а заглянувший дядя мялся, не решаясь начать разговор, Тимоти не выдержал и спросил:—?Да что случилось-то?—?Том попытался утопиться,?— вздохнув, ответил дядя, рассказав, наконец, о событиях, происходивших, пока Тимоти отсыпался. В голове подобное не укладывалось, да и слез не было, хотя, будем честными, Тимоти был тем ещё плаксой, в отличие от многих других мальчишек его возраста. Слезы часто жгли ему глаза от досады или грусти, только вот по родителям он не плакал, словно не хотел признавать факт случившегося. Сейчас было что-то похожее.—?Я хочу его увидеть.—?Лекарь сказал, что, если он сделал это один раз, то может попытаться снова. Поэтому мы с Арми закрыли его на ключ в комнате, предварительно убедившись, что там для него не было ничего опасного.—?Что? —?Тимоти решительно отбросил в сторону одеяло,?— и Энсел вам позволил?—?Это для его же блага, мы пока не знаем…—?Оставили ребёнка, которому страшно и больно, одного?—?Нет, конечно. С ним Энсел и Эзра, по очереди. Я тоже был. Но хотел тебя проведать. Первую часть утра с ним дежурил Арми, после того как лекарь его осмотрел. Но Арми устал сильно, просто с ног валился, и мы отправили его немного отдохнуть. У нас два ребёнка на руках: один в слезах, другой в жару. Нелегкая выдалась ночка.—?Том спал? —?Тимоти хотелось упрямо напомнить, что он вовсе не был ребёнком, но для подобной бравады было не самое подходящее время.—?Да, пока Арми был с ним. Сейчас сидит на кровати, отказывается есть и разговаривать. Ты куда вообще собрался? Тимоти не знал, что им двигало, но внутри росла какая-то уверенность, что он знал, что нужно было делать. Она крепла по мере того, как формулировалась в четкую идею.—?Пичкая его лекарствами и держа взаперти, вы его не спасете. Дядя не стал ему перечить, только смотрел как-то странно, пока Тимоти решительно натягивал на себя халат и пытался попасть ногами в домашние тапки.—?Что вы сделали с прахом Икара?—?Ничего. Хотели бросить в реку, но тут ты заболел, потом Том вычудил, и было просто не до этого.—?Том шел на поправку, я это чувствовал. Не могу объяснить как, но ему было лучше. И тут Икар снова попытался им завладеть. Том просто испугался, что снова окажется в его власти. В таком случае смерть действительно лучше. Надо убедить его в том, что Икар больше никогда не вернётся. И дать ему надежду.—?Ладно, с Икаром понятно. Но о какой надежде ты говоришь?—?Помоги мне одеться и позови Эзру и Энселя. Мы все должны поговорить с Томом.—?О чем?—?У меня есть идея. Надеюсь, она сработает. Уговорить дядю выпустить Тома из заточения, хотя бы на несколько часов, было сложно, но Тимоти все же удалось убедить его, используя всё красноречие, на которое он только был способен. Тому просто нужно было почувствовать себя в безопасности, а разве существовал более эффективный способ, чем похоронить своего врага? Получив гарантии, что Икар никогда уже не вернётся, Том вновь сможет обрести душевное равновесие и, вполне возможно, найдёт в себе силы жить дальше, не оглядываясь на прошлое. Дядя едва ли доверился ему окончательно, и, наверняка не согласился бы, но на выручку Тимоти вдруг пришел заглянувший узнать как у него дела Эзра, решивший вопрос один мягким движением руки. Выслушав аргументы Тимоти, Эзра повернулся к дяде, медленно подошёл к нему, улыбаясь и, поднявшись на цыпочки, чтобы достать до уха Генри, обхватил его за шею, что-то шепнув ему на ухо. Дядя вздохнул, поднял вверх руки, признавая своё поражение, и согласился. Виолетта осталась с Харпер и Фордом, так как Лука ушёл вместе с Арми разгребать последствия пожара, что, вообще-то, было не типичным занятием для гувернера, обычно занимавшегося детьми. Но сейчас Арми был нужен хороший советчик, понимавший в строительстве хотя бы немного больше, чем ничего. А отец Луки был строителем, и в своё время научил сына азам проектирования, так что Арми не раздумывая позвал его с собой. Виолетта возражать не стала, но и в восторге, конечно же, не была, ведь она достаточно сильно отяжелела и не могла перемещаться так быстро, как раньше. Харпер заверила её, что они с Фордом вовсе не хотели играть и вполне согласны были рассказывать истории её округлившемуся животику. Она уже знала парочку историй, которые могли быть интересны Виолетте. Убедить Тома пойти с ними было сложнее, чем добиться разрешения дяди на это. Том не делал попыток причинить себе вред, но и особого интереса к окружающим его людям не проявлял. Когда Тимоти зашёл к нему в комнату, сопровождаемый Эзрой и дядей Генри, Том бросил на него мимолётный взгляд и отвернулся к окну, продолжая наблюдать за птицей, прыгавшей по карнизу. Энсел встал из кресла, отложил в сторону книгу, которую читал и, пойдя к Тому, взъерошил ему волосы.—?Смотри, кто к тебе пришёл. И жест, и брошенную на удачу фразу Том проигнорировал. Он выглядел гораздо младше своих лет, такой хрупкий, худенький, совсем ребёнок. На нём, почему-то, была надета одна из рубашек Энселя, только у него были все оттенки голубого, включая эту широкую лазурную льняную рубаху, заношенную, но безумно любимую, которую вполне можно было подпоясать и носить вместо ночной сорочки, не иначе. Самому Энселю. Том же в ней просто утонул вообще, пришлось закатывать рукава. Тимоти присел на край кровати и осторожно прикоснулся к плечу Тома:—?Ты как? Том ничего не ответил, продолжая упорно разглядывать канарейку, но Тимоти заметил, что его нижняя губа задрожала.—?Прости, что меня не было рядом ночью. Мне жаль.Тимоти аккуратно поставил перед Томом небольшую шкатулку и открыл её.—?Знаешь, что это? Тимоти видел, что Том заинтересовался, по тому, как вздрогнули его пальцы и загорелись глаза, но желание законсервировать себя в моменте, когда боль слабее всего, необходимость абстрагироваться и закрыться едва не победила. Том упорно не хотел ничего видеть, кроме коричневой птахи за стеклом.—?Конечно, знает,?— вдруг вмешался Энсел, задергивая портьеру, тем самым лишая Тома возможности игнорировать их,?— кто ещё может так отвратительно вонять? И со всей грацией, которой Энсел был начисто лишен, он едва не рухнул на кровать с другой стороны от Тома. Тот вздрогнул и, вдруг, отмер, уставившись на шкатулку так, словно она могла его укусить. А потом совсем не двусмысленно отполз от неё как можно дальше, вжавшись спиной в бок Энселя. После того как Энсел героически вмешался, застрелив Икара, Том видел в нем некую безопасную гавань, поэтому с Энселем он взаимодействовал охотнее всего, в его присутствии он проспал дольше, чем за всю оставшуюся ночь и часть дня. Ещё Арми удостоился такой чести, рядом же с Генри или Эзрой, он сидел на кровати, скрестив ноги в лодыжках и отрешенно смотрел в одну точку, не шевелясь.—?Эй, ты чего? —?Энсел вообще не славился деликатностью, хотя, если хотел, мог быть тактичным и обходительным. Но сейчас, приобняв Тома за плечи и взъерошив ему волосы, он протянул:?— Он же мертвый. Я точно знаю. Я сам сделал дыру в его груди. Том замотал головой и вытянул вперед руку, будто защищаясь.—?Не надо, пожалуйста.—?Он мертв, и больше не причинит тебе вреда,?— сказал Тимоти, закрывая шкатулку.—?Осталось только высыпать прах в самый глубокий водоём, который только найдём. И он уже никогда не вернётся.—?Я... я не могу.—?Я тебе помогу. И Энсел. Мы все поможем. Пожалуйста, Том. Позволь нам помочь тебе.Энсел наклонился к уху Тома и что-то ему шепнул тихонько. Том закусил губу, едва не плача от досады на себя и горького страха, всё ещё окутывавшего его с ног до головы. Потом он кивнул и протянул Энселю свою руку, в ответ Энсел крепко сжал её.—?Не думай даже бояться. Мы же с тобой. Вот так и получилось, что они все вместе, включая дядю, оказались на берегу глубокого озера, расположенного на самом краю поместья. Том, только выйдя на улицу, напуганный шумом и ярким светом, растерялся, отступил на шаг, врезался в Энселя и уткнулся ему лицом в грудь, будто ища спасения от охватившей его паники. Дядя Генри шагнул было к нему, чтобы помочь, но Энсел, привыкший к тому, что чаще всего оказывался сильнее окружающих за счет роста и набранной ещё в ранней юности мышечной массы, и чувствовавший ответственность за Тома, легко подхватил мальчишку на руки, и позволил ему спрятать лицо у себя на шее. Тимоти нес шкатулку, а дядя и Эзра замыкали шествие, отпугивая своими хмурыми взглядами любопытных зевак. Можно было, конечно, зарыть шкатулку в землю, но даже дядя, отличавшийся достаточно прохладным отношением к культу почитания предков, не мог допустить мысли о таком кощунстве. Прах всё равно нужно было похоронить, даже не смотря на то, что Икар был отвратительным человеком. Нельзя было просто оставить прах гнить в земле. В их землях людей хоронили так, как хотели, чтобы они жили в загробной жизни. Конечно, считалось, что всё решали Боги, но если ты смешивал прах с зернышками и скармливал его голубям, символам мира и надежды, то птицы быстрее уносили его в небо, быстрее даже, чем ветер. А если ты хотел, чтобы путь на небо был долгим и трудным, или не желал, чтобы человек вообще его нашел, то прах скармливались рыбам в надежде, что путь вверх им навсегда заказан. Энсел крепко держал Тома за руку, пока Тимоти открывал и передавал ему шкатулку.—?Давай, малой. Избавься от него раз и навсегда. Черная пыль взвилась над поверхностью воды и осела, исчезая. Том долго смотрел на гладь озера, борясь со слезами. Разозлившись вдруг, он вышвырнул шкатулку в воду и, не сдерживая себя больше, горько заплакал. Тимоти обнял его, стараясь утешить хотя бы немного.—?Ненавижу его, ненавижу,?— шептал Том, содрогаясь от слез.—?Он уже никогда не вернётся. Ты в безопасности здесь, с нами.—?Мы сможем тебя защитить,?— улыбнувшись, добавил дядя Генри, сжимая руку Эзры.—?Мои родители, если захотят, смогут меня забрать. Мне только шестнадцать.—?О нет, парень,?— помотал головой Энсел,?— мы с лордом Кавилллом кое-что понимаем в законах. Они совершили преступление, отдав тебя. Пусть только попробуют потребовать назад.—?Правда?—?Правда,?— вмешался Эзра,?— у меня есть немного денег, так что, если будет нужно, мы это разрешим.—?Спасибо, я…—?Так, ты ведь ещё не видел Сиротку, правда? —?перебил его дядя. Том помотал головой, а Тимоти почувствовал укор совести, ведь после пожара он так ещё и не проведывал своего жеребенка, даже не знал, как у него дела.—?Надо это исправить. Только самим вам, друзья мои, не добраться.—?Я могу идти,?— робко заверил его Том, но дядя даже слушать его не стал.—?Ты-то может, и можешь, а вот у Тимоти щеки опять раскраснелись. Ничего хорошо это нам не сулит. Если жар вернётся, Арми с меня шкуру спустит.—?Я в порядке. Полном,?— отмахнулся от него Тимоти, но на всякий случай всё же прижал ладони к щекам, проверяя. Он вполне сносно себя чувствовал, но посидеть немного бы не отказался.—?Ага. А я?— король Клавдий. Энсел, ты у нас шустрый, заберешь Тимоти, а я возьму…—?Нет! —?Том встрепенулся даже и непроизвольно вцепился Энселю в руку.—?Ладно, тогда наоборот,?— легко согласился дядя.—?Мне не три года, чтобы ты меня на себе таскал!—?Станешь возражать, тебя понесет Эзра. Он справится, а тебе такого унижения вовек не пережить.—?Дядя…—?Либо сам, либо поедешь на ручках, как принцесса. Энсел, который уже легко подхватил Тома на руки, возмутился, что мальчишка вообще ничего не весит, и ему нужно больше есть, и усмехнулся:—?Доберемся до конюшен, сделаю тебе диадему. Принцесса. Тимоти фыркнул, но всё же забрался дяде на спину, борясь со смущением. Кажется, силы свои он реально не рассчитал, и на своих двоих ему не то, что до Сиротки, до спальни было не добраться. Наблюдавший за ними Эзра веселился от души: он-то хорошо знал, каким сильным и выносливым был его Генри, способный достаточно долго удерживать вес Эзры руками под ягодицы, ритмично в него вбиваясь, и ни разу ни сбившись при этом, пока Эзра, поддавшись удовольствию, не ухал в пропасть. А уж Тимоти вообще ничего не весил, так что приятно было оценить силу своего мужчины и получить удовольствие от смущения нового приятеля. Да, они вроде как сдружились, но некоторого задора между ними это всё же не отменяло. До конюшен, вернее до обугленных остовов, от них оставшихся, они добрались достаточно быстро. Рабочие уже расчистили завалы, сняли пострадавшие бревна, оставив лишь основу, и теперь занимались тем, что изучали фундамент на предмет его пригодности к дальнейшему использованию. Лошади были размещены во временном пристанище, возведенном в кратчайшие сроки. Там было не так уютно и тепло, немного задувал ветер сквозь прикрытые парусиной стыки, но это всё же было хоть что-то, по сравнению с открытым пространством дневным палящим солнцем и вечерней прохладой. Когда Тимоти только приехал в поместье, стояла середина мая, славившаяся достаточно резкой сменой климата: то тепло, то ветер. Сейчас, в июле, солнце стояло в небе больше двадцати часов. Рассветало очень рано, стрелка часов едва успевала перевалить за три часа, а в небе уже поднимались первые робкие лучи. Темнело же никак не раньше часа, и то неохотно, небо серело, затягивалось, но не теряло все свои краски. Было жарко, но в ночные часы мог подняться неслабый ветер, трепавший ветки цветущих и плодовых деревьев. Такая погода должна была простоять до сентября, потом истомившаяся природа благодарно принимала сезон дождей, длившийся до ноября, и засыпала, замерев до конца февраля. Мороза почти не было, шли редкие дожди, деревья сбрасывали листву, но трава оставалась зеленой, хоть и выглядела уже не такой свежей. Приехав сюда впервые, Тимоти не очень был уверен, что застал бы осень именно здесь, но теперь он спокойно думал об однообразной зиме и опавших листьях на вишне и черешне: он принял жизнь такой, какой она была, и не жаждал перемен в самое ближайшее время. Потом, в будущем, им с Арми определенно придётся поговорить об его уходе, но не сейчас, когда впереди оставался ещё долгий непройденный путь. Зайдя внутрь конюшни, Тимоти поманил остальных за собой, прикладывая палец к губам:—?Не шумите, он не очень любит резкие звуки. Том робко ступал за ним следом, постоянно оглядываясь на Энселя, будто спрашивая его одобрения. Если бы это не было так грустно, то Тимоти бы точно пошутил над ним, так трогательно он выглядел. Сиротка переступил с ноги на ногу, водя ушами и рассматривая незнакомцев, но особого беспокойства не выказывал. Тимоти подозвал Тома к себе, надеясь, что жеребёнок и мальчик поладят. Том аккуратно погладил Сиротку по голове, а тот мотнул ушами и лизнул Тома в открытую ладонь.—?Ты ему понравился,?— улыбнулся Тимоти, и Том робко улыбнулся ему в ответ.—?Вот вы где,?— раздался голос Арми, немного встревоженный и удивленный. Тимоти помахал ему приветливо и подошёл ближе, оставляя Тома и Сироку наедине.—?Они подружились,?— раскрасневшись, Тимоти обнял Арми за талию и прильнул щекой к его груди.—?Славно, только у тебя ещё ночью был жар, а сейчас ты бегаешь без продыху. Давай я увезу тебя домой? Тимоти хотел возразить, правда, ему не хотелось показывать слабость перед остальными, но он правда очень устал и чувствовал это. Кивнув, он позволил Арми взять его на руки и вынести на улицу, чтобы усадить на лошадь.—?Ты ведь меня не уронишь?—?Ещё чего,?— улыбнулся Арми, беря в руки поводья. Тимоти действительно почувствовал сильную усталость от того, что провел целый день на ногах, пытаясь помочь другим людям. Жар не вернулся, но слабость появилась вновь. Арми привез его домой и помог принять ванную, чтобы он немного расслабился и пришёл в себя. Тимоти, которому вообще не нравилось одиночество, а после пожара?— особенно, отчаянно цеплялся за Арми, не желая его отпускать. В этих порывистых, эмоциональных движениях не было сексуального подтекста, только стремление почувствовать себя нужным, ощутить на себе тепло и чью-то привязанность. Арми не очень-то понимал, как правильно реагировать на подобное, но не отталкивал, а лишь старался держать себя в руках, чтобы не сделать глупость, о которой оба пожалели бы в будущем. Уложив Тимоти в кровать, Арми устроился рядом, дожидаясь, пока Тимоти уснёт, чтобы тихонько ускользнуть и заняться своими делами. Тимоти буквально кожей ощущал это, понимал, что у Арми было много вопросов по поводу Тома и того, почему он оказался на свободе, а не сидел, закрытый в своей комнате. Но сейчас подобные мелочи Тимоти не интересовали, он не желал идти на компромисс с собственными желаниями и думать о вещах, ему не интересных.Взяв Арми за руку, Тимоти вдруг тихо попросил:—?Полежи со мной.—?Я и так здесь.—?Нет, не так. Обними меня.—?Тимоти… —?если бы у Тимоти хотя бы жар был, можно было бы всё происходящее списать на него, но температура у Тимоти была в относительном порядке.—?Мне просто хочется, чтобы кто-то побыл рядом. Я могу попросить Энселя, но ты же говорил мне, что тебе наша близость не слишком нравится, так что я хочу, чтобы ты сам сделал хоть что-нибудь.Арми вздохнул и покачал головой:—?Что, например?—?Останься,?— в его голосе прозвучало столько детской неуверенности в себе, что отказать было подобно убийству слепого беспомощного щенка. Арми подумал немного и, присев, снял верхнюю рубаху.—?Хорошо. Только недолго, ладно? Тимоти согласился, ведь он был абсолютно уверен в том, что, заполучив внимание Арми, сможет его удержать. Тимоти чувствовал острую необходимость в прикосновениях, заботе и внимании, которых ему в последнее время так не хватало. После гибели родителей, никогда не отказывавших ему в объятиях и ласковых жестах, дядя Генри старался компенсировать ему недостаток родительской, особенно материнской любви, как мог. Тимоти вырос тактильным человеком, которому прикосновения сами по себе дарили спокойствие, помогали справиться с плохими эмоциями, а если они исходили от человека, вызывающего лишь положительные эмоции, то Тимоти словно энергией заряжался. Арми был для Тимоти большой загадкой, но с ним рядом было легко и спокойно. Не приходилось задумываться над каждым словом или действием, Арми легко уступал в мелочах, предпочитая не расходовать собственные силы по пустякам. Он не хранил зло, отпуская ситуацию, если не мог исключить раздражающий фактор из окружающей обстановки. И в то же время в нём была сила, внутренний стержень, позволяющий Тимоти видеть в Арми человека, способного защитить в случае чего. Приняв Арми как нечто неизбежное, Тимоти вдруг открыл в нём множество мелочей, которые не заметил поначалу: Арми был невероятно теплый, к нему можно было прижаться, если за окном завывал ветер, заползти под бок, накинуть на себя его руку и чувствовать себя так, словно медвежонок в берлоге под боком у сильной и заботливой матери: тепло и уютно. Пройдясь босиком по холодному полу, можно было сунуть окоченевшие ступни ему между бедер, и Арми в ответ только морщил лоб, но никогда не возражал, позволяя использовать себя вместо грелки. Во время посиделок в саду, когда уставала спина или шея можно было без зазрения совести устроиться на скамье возле него, вытянув ноги и сложив их Арми на колени, и тогда он разминал ступни, аккуратно массируя каждый палец. А если Тимоти засыпал, уронив голову ему на плечо или грудь, то просыпался, уткнувшись носом ему в живот, головой на его бедре, а Арми перебирал ему волосы и поглаживал шею. Приболев, Тимоти становился особенно требовательным. Сейчас, когда его уже не мучил жар, и не бил озноб, ему хотелось, чтобы кто-то обнимал, поглаживал по плечу, как когда-то в детстве, касался губами виска и шептал успокаивающие глупости. Переплетая свои пальцы с пальцами Арми, Тимоти удобнее устроился под одеялом и закрыл глаза, успокаиваясь.—?Мне нужно вернуться на стройку.—?Они справятся без тебя. Арми вздохнул и подвинулся немного ближе, едва не касаясь губами его уха.—?У меня ещё осталась работа.—?Там дядя Генри. Он позаботиться обо всём. Он не хуже тебя в лошадях разбирается. Заодно покажет Тому, что к чему.—?Про Тома мы поговорим завтра, когда ты немного придешь в себя.—?Я в порядке,?— возразил Тимоти без особого энтузиазма, так и не открывая глаза.—?Повторяй это себе как можно чаще, может быть, и сам в это поверишь,?— улыбнулся Арми.—?Я соглашусь признать себя больным, если ты останешься со мной до утра.—?Тимоти, я им нужен…—?А мне нет? —?это был совсем уж нечестный ход, и Тимоти это прекрасно знал. Но он не любил лежать в одиночестве, прислушиваясь к собственному телу. Ему становилось тоскливо и одиноко, мысли в голову лезли самые безрадостные, да и болезнь сразу же навалилась ещё сильнее, хотя ещё несколько мгновений назад всё было в относительном порядке. Арми напрягся рядом с Тимоти, будто бы раздумывая, как бы изящнее выкрутиться из затруднительного положения, и Тимоти, не зная, что ещё сказать, прошептал:—?Ты обещал обо мне заботиться. Арми точно нечем было крыть. Он хмыкнул и улыбнулся, высвобождая свои пальцы и устраивая ладонь под рубахой на голом животе Тимоти, прижимаясь губами к его шее.—?Хитрый маленький манипулятор.—?Я не люблю болеть в одиночестве, это так тоскливо и страшно. А вдруг я усну и не проснусь? Или мне станет так плохо, что я не смогу дышать? Лепеча эти глупости, Тимоти уже знал, что победил, и Арми останется с ним до самого утра, согревая собой и прогоняя плохие сны.—?Ты не умрешь во сне. Я о тебе позабочусь.—?Правда?—?Да.—?Хорошо,?— устроив свою руку поверх руки Арми, Тимоти почти сразу же уснул, а Арми ещё какое-то время лежал, прислушиваясь к его дыханию, пока тоже не вырубился от усталости. На следующее утро Тимоти сумел проснуться раньше Арми, чувствуя себя хорошо отдохнувшим. Арми лежал на спине, закинув руку за голову, и сбросив скомканное одеяло в ноги. В распахнувшемся вороте его ночной рубашки, которую, он видимо надел ночью, виднелась загорелая кожа, покрытая тёмными курчавыми волосками. Вроде бы ничего необычного, но удержаться Тимоти просто не смог: провёл кончиками пальцев по небольшой ложбинке между грудными мышцами. Арми наморщил во сне нос и перехватил руку Тимоти, возвращая её на место.—?Щекотно,?— прояснил Арми свой жест, но глаза так и не открыл. Тимоти до странного сильно хотелось его поцеловать. Вот просто прикоснуться губами к краешку его губ, провести самым кончиком языка, заставляя Арми открыться ему, но делать этого он не стал. В панталонах было тесно, ткань намокла от выделявшегося предэякулята и неприятно липла к коже, а у Арми, похоже, такой проблемы не было. И тереться о него своим утренним стояком, чтобы получить всего лишь поцелуй, Тимоти не хотелось. Дальше же поцелуев он не забирался даже в самых смелых своих мечтах.Тимоти собрался было уже вылезти из кровати и принять ванну, когда заметил глубокую складку, залегшую у Арми на лбу. Обычно так хмурятся, либо когда о чем-то глубоко задумались, либо когда что-то серьёзно беспокоит.—?Голова болит? —?спросил Тимоти, аккуратно пробегаясь кончиками пальцев по его виску и скуле.—?Немного. Вчера перенапрягся, видимо.—?Почему ничего не сказал? —?возмутился Тимоти, устраивая ладонь на животе Арми и придвигаясь к нему ближе.—?Да как-то к слову не пришлось.—?И ты так и уснул?Вместо ответа Арми повернулся на бок и уткнулся носом Тимоти в шею, вдыхая его уютный теплый утренний запах, наполненный чем-то мальчишески легким и едва уловимым.—?И за ночь не прошло?—?Не переживай. Так бывает.—?Миленько,?— цокнул языком Тимоти, садясь на кровати и откидывая в сторону одеяло,?— вставай.—?Ты можешь не шевелиться и полежать со мной ещё полчаса? —?спросил вдруг Арми так жалобно, и Тимоти обязательно бы ему уступил, если бы не знал, что никакого толка от безделья в кровати не будет.—?Обязательно. Но для начала тебе придётся встать. Арми громко застонал, потёр виски, поморщившись, и, наконец, медленно сел, уронив голову на скрещенные руки.—?Мне нужна минутка.—?Гораздо больше. Сиди так и не шевелись. Тимоти ухитрился втиснуться между Арми и спинкой кровати, прижать свои бедра к бедрам Арми и неловко погладить Арми по спине.—?Сними рубаху.—?Зачем? —?самое забавное, что Арми спросил уже в процессе стягивания рубахи, которую затем отбросил куда-то в сторону.—?Нельзя терпеть головную боль. Это отвратительно. И, приласкав напряжённые мышцы шеи, Тимоти стал разминать их пальцами, стараясь превратить напряжённый камень в масло. Он хорошо умел расправляться со скопившейся хронической усталостью, так как раньше мама часто просила его помять ей плечи, болевшие после изнурительного дня в поле. Потом его дядя научил нескольким секретам: на какую точку и как нажимать, чтобы снять тонус и вернуть человеку хорошее самочувствие. Арми был ужасно напряжён, у него были забиты все мышцы, ничего удивительного, что голова болела всю ночь.—?Ты совсем как скала. Расслабься немного,?— уговаривал его Тимоти, сочетая поглаживания с продуманными болезненными нажатиями и растираниями.—?О, Боги. Кто тебя этому научил?—?Любезный дядюшка.—?Обязательно скажу ему спасибо. Вскоре Арми перестал сдерживать себя и окончательно разомлел. Тимоти понадобилось около сорока минут, чтобы качественно проработать каждую мышцу и снять напряжение и боль. Арми сидел неподвижно, наклонив голову вперед и закрыв глаза. Тимоти просто не удержался: он прижался губами к бьющейся под кожей жилке и погладил Арми по плечу, приводя в чувство.—?Лучше?—?Намного.—?Болит ещё? Арми промычал что-то нечленораздельное и позволил Тимоти опрокинуть себя на кровать и укрыть одеялом.—?Теперь ты должен правильно остыть. Полчаса ещё без тебя справятся. А то сляжешь с воспалением шейного нерва, как они тогда без тебя запоют?—?Угу,?— хмыкнул Арми, раскидываясь на кровати морской звездой. Тимоти подполз к нему под бок, сворачиваясь едва ли не в клубок, будто котёнок, и, довольный делом рук своих, улыбнулся.—?Ты совсем себя не бережешь.—?Ага.—?Придется мне, время от времени, за тебя браться.—?Ага.—?Что-то ещё скажешь? —?насмешливо дунул ему в ухо Тимоти.—?Полчаса?—?Полчаса.—?Тогда просто лежи молча рядом и не мешай мне наслаждаться моментом. Тимоти точно бы ударил его по лицу подушкой, но было жалко своих трудов, так что он просто пообещал себе при случае отомстить Арми как-нибудь, но почти сразу про это забыл.