Глава 5 (часть 2) (1/2)

При выходе из портала Пита будто заключили в какую-то невидимую сеть – так, что он даже пальцем не мог пошевелить. Магическая дверь с громким хлопком закрылась у него за спиной, и он очутился в деревянной избушке.Пит догадывался, какой именно – о ней рассказывала Ия. Избушка местной смотрительницы плиты Вероны, которая оказалась, поди ж ты, одной из древних Хранительниц. Надо отдать должное властителям Беловодья – они учатся на ошибках. Вздумай Пит привести за собой хвост или напасть, у него ничего бы не получилось – магические путы спеленали его, как младенца.

Впрочем, не успел он даже попытаться как следует дернуться, чтобы проверить их прочность, как они тут же пропали.– Не серчай, меры предосторожности, – произнесла Верона.– Нет, всё правильно, – одобрительно кивнул Пит, невольно бросая взгляд на руки, словно ожидая найти на них следы паутины. Нет, пусто.

– Ой да ты же насквозь промок! – всплеснула руками Хранительница. – Долго ждать пришлось, видать?

– Ничего страшного. Это вы извините, кажется, с меня сейчас натечет лужа.

Он посмотрел себе под ноги. Да уж, наследил. Неудобно как-то вышло.– Да лужу-то вытереть невелика забота, а вот ты можешь запросто слечь с простудой. Так, давай-ка снимай рубаху. Снимай-снимай, я кому сказала!Хранительница принялась рыться в небольшом комоде, и пока Пит медлил, несколько ошарашенный такой просьбой, уже отыскала сухую рубашку.– Ты почему всё еще в мокром? – недовольно прикрикнула она. – Ой, будто дитя малое! Пока не переоденешься, говорить не буду. Держи, а я печку затоплю. Мокрое можешь вот на веревочку повесить.И, сунув в руки потерявшего дар речи Пита рубаху, Верона проследовала к печи и, отворив дверку, принялась совком выгребать старую золу.– Один краше другого заявляется! Тот в исподнем по снегу шарится, этот под осенним дождем в тоненькой рубашонке гуляет, – ворчала себе под нос Хранительница.– Давайте хоть помогу, – пробормотал верит. Быстро стянув мокрую футболку и повесив ее и куртку на протянутую под потолком веревку, он надел рубаху, которая, правда, оказалась слегка узковатой в плечах. – Я в этом понимаю.– Да неужто? – обернулась к нему Верона. – Я-то думала, вы и забыли в городах своих, каменных, о тепле настоящей печи. Еду готовите на каких-то жутких приборах, как их… микро…– Микроволновках, – вставил Пит, сменяя Хранительницу у печи и вооружаясь совком и ведерком.– То-то и оно! Приправляете всё этими волнами, вибрациями искусственными, и вкус-то у еды уже и не тот. О качестве и говорить не стоит. Бьюсь об заклад, такого вкусного чаю, как у меня, ты в жизнь не пробовал.– Ну, я в детстве ездил к бабушке, – возразил Пит. – Там такая же печь была, – закончив выгребать золу, он со сноровкой принялся укладывать в топку поленья так, чтобы быстро занялись. Вместо старых газет растопкой тут служили кусочки бересты и стружка.

– Смотри-ка, и вправду умеешь, – Верона оценила, что перед тем, как достать зажигалку и затопить печь, Пит не забыл открыть заслонку и проверить тягу. – На этом этапе обычно половина ошибается.

Снайпер чуть улыбнулся, глядя, как занялась береста. Убедившись, что языки пламени начали лизать поленья, он затворил дверцу.– А здесь бывает так много людей?– В иные времена много бывало. А порой десятками лет – никого, – полузагадкой ответила Хранительница, вынудив Пита повернуться к ней.

Сейчас, в довольно простом русском платье с надетой поверх безрукавкой и повязанном на голове платком, она выглядела совсем иначе, нежели на Совете. Верона сделалась как-то ближе, домашнее и вела себя как чуть ворчливая, но в целом добродушная сельская жительница. Но нет-нет да проскальзывали у нее слова, намекавшие на то, что прожила она здесь, возможно, пару сотен лет, если не больше. А если всмотреться в ее глаза – то увидишь бесконечность и словно потеряешься в глубинах веков… И этого не мог скрыть ни один наряд. Не одежда делала из нее Хранительницу, оставившую за плечами, как рассказывала Ия, несколько тысяч лет…Не выдержав, Пит отвел взгляд. Ощущение было непонятным, необычным. К нему следовало привыкнуть. На Совете Пит слишком был занят Трэвисом и его возможными кознями, мало обращал внимания на Верону. Теперь же, в личной беседе, всё было по-другому. Предстоящий разговор внезапно показался еще более сложным, а замысел – почти неосуществимым. С чего бы Хранительнице помогать веритке, пострадавшей по собственной же вине?– Ты садись, садись. Чайку сейчас поставлю, прогреем тебя изнутри, – словно чувствуя его смущение, Верона набрала из стоящего у порога ведра воды в пузатую кастрюльку. – Ох, братцы вериты, вот чем я-то вам не угодила? Стреляли, насилие учинили, домик мой отравили смертью. Знаете, сколько очищать пришлось? И до сих пор еще след остался, хоть на новое место переходи… Да чего стоишь, садись уже! И подальше давай от окна, там дует. А башмаки свои у печки поставь, просушатся.Уму непостижимо, как с серьезных тем она скачет на такие обыденные! И ведь говорит так, что и не возразишь.– Думали, вы заодно с Вигусом. И друга нашего убили, – разувшись, Пит неловко примостился на табурет. – А потом проверяли, что это Наира у вас забыла… – он помедлил. – Скверно всё получилось, в общем…– Скверно, говоришь, – передразнила его Верона. – Конечно, скверно, когда люди гибнут! А еще сквернее, когда друг друга убивают. Ох, Изначальные, понимаю теперь, почему вам терпения недостало… Да только у вас-то, веритов, тоже вкривь и вкось всё пошло. На волка охотились – сами глотки раздирать стали, – Хранительница вздохнула, опустившись на табурет напротив Пита и подперев подбородок рукой. В ее глазах теперь плескалась грусть. – Чойпэла за что убили? Ладный был мужик, мудрый да умелый. Таких еще поискать. А вы ж деревце вместо того, чтобы выкопать бережно да перенести в свой сад, срубили под самый корень. Погубили Чойпэла – и с ним все знания, которых так жаждали. Сами не ведаете, чего ищете, да по пути всё выжигаете. А как в пустыне той жить потом будете?Верона умолкла, но продолжала смотреть на Пита, и, глядя в ее глаза, он снова переживал то мгновение…

Играющий на дудочке мужчина с белокурыми волосами до плеч и подчиняющийся ему огонь. Огонь, который не могла контролировать Ия и над которым властвовал Чойпэл.

Ия, стоя в стороне от группы захвата, смотрит на кудесника как завороженная, в ее глазах волнение и неподдельное восхищение. Она тоже хотела бы уметь так.– Сейчас из паренька будет жаркое, – хмыкает Ким. – И это жаркое уже не разговорить. Пора действовать.Пит молчит, не зная, что делать. Если это обряд, то его же нельзя прерывать, ведь так? Надо дождаться его окончания, а затем попытаться захватить и кудесника, и парня на алтаре. От Ии по-прежнему нет указаний – очарованная музыкой, она словно напрочь забыла, зачем вообще они сюда пришли.И пока отвлечена она и пока думает он, находится тот, кто действует. Раздавшие один за другим два выстрела вмиг разрушают волшебство, обрывают жизнь…

– Идиотина! – придя в себя, Ия кидается к ним и наотмашь бьет по лицу незадачливого стрелка.

Но поздно – ничего уже не исправить. Пит бросается вслед за остальными ловить парня в горящей одежде, переживая отвратительное чувство дежа вю и ощущение того, как всё опять складывается неправильно. Но в который уже раз снайпер оказывается неспособным это изменить. Или – не желающим?И потому будет нести целый день стражу у тела Чойпэла, чувствуя себя последней сволочью, что они даже не похоронили кудесника по-человечески. И, всаживая в Трэвиса пули, впервые ощутит ненависть к Хранителям – за то, что вынуждают его творить всё это. Ненависть – и какое-то мрачное удовлетворение при виде того, как Трэвис, истекая кровью, падает на землю.Но как, в сущности, Трэвис был повинен в малодушии самого Пита?

Целый калейдоскоп мелькнул перед глазами, волной нахлынули и вновь откатились назад воспоминания. Что теперь пытаться всё это пересказать Вероне? Зачем ей жалкие оправдания, что ?не хотели убивать, так получилось?? ?Так получилось?, – кажется мерзким даже говорить такое, пытаясь объяснить, почему не свете не стало человека. И ладно бы Чойпэл был опасен, действительно был бы врагом…Пит отвернулся и принялся сверлить взглядом окно, за которым шел снег. Верит просто не мог больше смотреть в глаза Вероны – не осуждающие, не гневные, но очень печальные. И резали они его будто ножами.

Не имеет он права за Ию просить. Не заслужил. И она – не заслужила.– А с Тоней-то что? – вдруг услышал он, словно из-за густого тумана, слова Вероны. – Это ж вы, прохвосты, по маяку шатались? Не только теперь, но и в июне?На сердце потеплело, и Пит ощутил, будто наконец смог проглотить свинцовый ком в горле.

– С Тоней всё хорошо. Жива-здорова, нам очень помогла, – проговорил он, снова обращая взгляд к Вероне. И с радостью заметил, что теперь смотрела она не так пытливо, из Хранительницы опять превратившись в добрую старушку, пригласившую на чашечку чаю.– Забыл сказать, что вначале вы ей помогли, – заметила Верона. Уголки рта у нее оставались неподвижны, но глаза улыбались. – Вы, братцы-вериты, что дети малые. Сколь глупые, столь и жестокие. Сколь жестокие, столь и великодушные. Только не знаешь никогда, на какой из этих углов напорешься.Девушка с маяка, спасенная Ией от верной смерти, конечно, не может оправдать всего того, что они натворили и до этого, и потом. Но всё-таки на душе стало чуточку легче. Легче от осознания того, что не только губили, что смогли и подарить жизнь.

Верона встала и, как ни в чем не бывало, словно не говорили только что о жизни и смерти, о злодеянии и прощении, принялась бросать листочки из какого-то бумажного пакета в пузатый заварочный чайник:– Я вот чем дольше живу на свете, тем больше думаю – во всех мирах такой раздрай или только в наших двух, Земле да Беловодье? – бросила она на гостя вопрошающий взгляд. – Что сначала нам нужно дойти до крайности, поубивать друг дружку, самим чудом не помереть – и только потом что-то начать осмыслять?Пит понятия не имел, каково там, в других мирах. Даже не задумывался раньше – ни о том, существуют ли эти другие миры, ни о том, вечен ли в них этот ?раздрай?. Верона же будто ждала от него ответа, потому Пит, пожав плечами, проговорил:– Если под раздраем вы понимаете боевые действия, то скажу, что я – бывший офицер. Воевать было моей профессией. Войны неизбежны, и лучше быть к ним хорошо готовым.– Прав ты, да не совсем. Воин – он защищать призван. И как можно скорее вновь приносить мир, а не сеять раздор и войну. Защитник ты али нет?Еще один булыжник в огород веритов? И его в том числе? Что весь год помогал выслеживать смотрителей плит, участвовал в нападениях, наконец, нашпиговал пулями Трэвиса? Впрочем, о последнем совесть Пита всё-таки не мучила. Заслужил Трэвис получить по морде – наверное, единственный из всех заслужил. А вот об остальном… Пит хорошо понимал, почему пришел к веритам. Но почему он разделил с ними их бесчестные дела, хотя знал, что они бесчестные? Не ради идеи или жажды смертельного риска, как Ия. Не ради денег и власти, как Густав. Не ради склонности к жестокости или скуки ради. А просто плыл по течению, куда оно его несло. Потерялся, прибился к этому берегу – и болтался около него до сих пор.Однако сейчас у Пита впервые была конкретная цель. И, что важнее всего, кого он хочет уберечь.Знать бы только – от чего он спасает Ию? От Дантового яда? От Трэвиса? От самой себя?Словно прочитав его мысли, Верона, залив в чайничек кипяток, снова села напротив:– Ну, что стряслось-то у тебя? Зачем просился ко мне? Пока чай заварится, всё и соскажешь.

Легко ей говорить – ?соскажешь?. Пит даже не знал, с чего начать. Всё, что надумал, словно испарилось из головы. Особенно после воспоминаний о прошлых ?заслугах? веритов.

– Дай-ка помогу, – послышался голос Вероны. Спокойный, понимающий. Трудно от нее было хоть что-нибудь скрыть. – Такой, как ты, не придет для себя просить. Значит, для кого-то. Для кого-то, кто тебе не безразличен.Бледное лицо Ии на подушке снова встало перед Питом, и он наконец нашел слова. Корявые, неуклюжие, но всё-таки нашел.– Мой друг пострадал от Дантовой воды. Он… тоже немного может в магию, думал, что совладает. Чуть не умер, теперь едва жив. И ему грозит потерять способность колдовать навсегда. Наши знахари не могут ему помочь.– Вот как… змея укусила себя же за хвост, – покачала головой Верона. – Даже противоядие ваше не помогло? Можешь не отвечать, иначе бы не пришел. Помочь-то невелика услуга, вот только правильно ли я поняла: вы травите нас Дантовой водой, держите в секрете всё, что связано с ней, но просите помочь тому из вас, кто по неосторожности или глупости тоже траванулся?– Понимаю, это выглядит сущим абсурдом, – согласился Пит.– И ловушкой, – продолжила Верона. – Кто знает, не хотите ли выведать средства для лечения отравления только для того, чтобы создать новый яд, более действенный?Всё верно, Верона вправе сомневаться. Неоткуда взяться доверию, меньше недели прошло с начала их договора, и вериты пока ничем не заслужили прощения своих прежних действий.– Вы правы, всё это… глупо. И нечестно. Мы вляпались, нам и расхлебывать, – Пит поднялся. – Вы не отправите меня назад? Прощу прощения, что потратил ваше время, Верона.Хранительница не сдвинулась с места, лишь сердито посмотрела на Пита снизу-вверх:

– Куда собрался? Одежда еще не просохла. Воспаление легких захотел? А друга кто выхаживать будет? И знай, кто откажется от моего чаю – того запеку на ужин. Потому сиди себе тихонько да грейся.

Несмотря на то, что разговор не заладился, Пит не мог не улыбнуться последним словам Вероны.

– Ты чего улыбишься, как довольный кот на сметану? Не боишься? Садись, кому говорят!Но, стоило Питу снова опуститься на табурет, как сама она поднялась с места и, взяв чайничек, принялась разливать ароматный напиток по чашкам.– Да всё это ерунда. Мне рассказывали, что на самом деле это обряд старинный, через который детей прогоняли. Нечто вроде инициации, проверки огнем. Очищения.– Ишь, какой умный выискался! – взглянула на него Верона. – Начитанный.– И целительства, – продолжил Пит, – потому что в горячей печи микробы дохнут. Если как следует ребенка обмазать тестом, то ожогов не будет. Одну мою подругу так в детстве вылечили, сама рассказывала.

– Уж не та ли это подруга, который больной друг? Ну, тот самый, который решил Дантовой водички попробовать? – приподняла бровь Верона, и Пит осекся. – Боюсь, теперь печи маловато будет.Это было просто нечестно, она будто читала все его мысли!– Тебя как звать-то? – как ни в чем не бывало, спросила Верона. – Только давай без прозвищ и кличек.

Пит уже привык к своему прозвищу, воспринимая его как позывной, и вообще не любил слишком много рассказывать о себе. Да и сейчас это было, в общем-то, незачем. Ия даже предупреждала, что настоящее имя не стоит сообщать потенциальным врагам. Но к Вероне он пришел сам, прося о помощи…– Андрей, – произнес Пит, точно пробуя на вкус собственное имя спустя долгое время.

– Вот что, Андрей, веритов сын, – сказала Верона, усаживаясь за стол и пододвигая к нему чашку чая. – Кормление-омовение некогда нам с тобой проводить, давай уж сразу думать, как нам твою Марью-Маревну выручать.Пит, который как раз хлебнул чая, закашлялся. Он уже решительно ничего не понимал.

– Так вы всё же поможете мне? – проговорил он, ставя чашку на стол. – Я обещаю, что не использую это во вред Хранителям. Только… – снайпер чуть помедлил, а потом всё же сказал: – Она не Марья-Маревна и вообще не моя.– Ай, все вы так говорите, могли бы уже отговорку поискуснее придумать, – Верона, поднявшись со стула, подошла к комоду и принялась что-то искать там. – И помогу тебе как раз потому, что человек этот важен для тебя. Я же Баба-Яга, сама история велит помогать суженую искать и спасать. Только бы понять, что стряслось с ней. Сдается мне, Дантова вода на поверхности пятном растеклась, а вот что в глубине, в омуте том сокрыто?Верона вернулась к столу с комплектом карт. Гадать собралась, что ли?– Я во всю эту чепуху не верю, – проговорил Пит, указывая на карты.

– С чего ж так?– Да шарлатанство это всё, – буркнул снайпер.

– Внушил кто или на горьком опыте? – Верона принялась тасовать карты.Пит хмыкнул:– И то, и другое. Мне напророчили, что я найду свое дело и через него – любимую. А в итоге, – снайпер махнул рукой, – любимая настояла на том, чтобы я бросил свое дело, а потом и сама ушла. И ни дела теперь, ни любимой.– Значит, не то дело и не та любимая была, – заметила Верона.

– Так всегда сказать можно, оправдание найти, – Пит снова, на этот раз неспешно отпил чаю. Вкус был просто чудесным, а каков аромат!– Карты – только ниточка судьбы. Одна из многих в клубке. А будет ты ее разматывать, или порвешь, или другую выберешь – это уже твое дело. Да и не на тебя гадать буду. На подружку твою, – Верона подняла глаза. – Хочешь ей помочь или нет? Вот и потерпи мои причуды.Она положила на поверхность стола сначала одну карту, затем поверх нее, крест-накрест, вторую. Пит наблюдал за Хранительницей краем глаза. На одной карте был нарисован сгорбившийся, точно пригорюнившийся человек и валялись на земле пять кубков, а на другой – красовался какой-то щеголь с мечом.– Уже любопытно, – проговорила Верона. – Ну, Пятерка Чаш-то неудивительна. Внутренний разлад, душевный слом переживает зазноба твоя.