2 (1/1)

Я несколько раз с силой надавил на кнопку пульта?— что-то изломанно щелкнуло, но телевизор так и не загорелся. Светильник. Нужно добраться до выключателя. Двинулся в его сторону?— и рухнул на пол, споткнувшись о столик. Темнота вокруг сгущалась, липла к телу, была неумолимой. Я слышал чужое дыхание, ощущал чужое присутствие. Бежать.Вдруг наткнусь на нее?Больше всего хотелось прикрыть спину. Прикинув, где может быть диван, попятился в его сторону. Начал зачитывать заклинание?— дрожащая речь на ломаной латыни. Раньше это казалось проще. Почувствовал позвоночником твердь подлокотника. Тьма угрожающе сопела и… прятала смертоносную тварь. Сердце колотилось в глотке. ?Et ne nos inducas in tentationem…?Она передо мной.Я почувствовал это кожей: холодок опасности, сделавший неподвижной ледяной глыбой. Вот-вот проступит ведьмин силуэт. Потом?— смерть. Слова все быстрее и громче рвались из глотки; последние фразы я проорал так, что засвербило. Шелест собственный крови перекрыл все остальные звуки.Темнота замолкла.Темнота утопила формалином.Я громко и глубоко дышал, не смея пошевелиться. Тарахтел холодильник?— скромно так, в сравнении с тяжелым дыханием,?— сквозь черноту проклюнулся зеленый огонек. Рядом?— красное пятнышко кофеварки. Позади, за окном, в машине какого-то полудурка под ритмичный бас пели об одиночестве. Я до рези вгляделся в черную пустоту комнат.Как будто одиночество?— это что-то плохое.—?Salve cicaro quantum tempus,?— сонм голосов и хриплый шепот прямо в голове.Ее ладонь?— раскаленная петля на шее, с дикой болью обрубившая воздух. Я повис в мертвой хватке, не чувствуя пола. Зажмурился, не в силах открыть глаза. Умру. Пальцы сожмутся?— и я подохну.Саша не забрала кота.Ящик с воплем изрыгнул дикий шум помех. Я продрал глаза и увидел ведьмино лицо в белом свете.—?Зря. —?Что-то горело в ней: адское пламя, вся она была огнем, и черный дым валил из ее глазниц. Я заорал?— спазм полоснул по горлу под ее пальцами. Колотило. Это конец. —?Зря заговорил со мной.Скулы сводило от боли, так сильно я стиснул зубы. Голова, казалось, разорвется. Руки сами заколотили по тонкому предплечью. Все равно что стену бить. А на бледном лице не дернулся ни один мускул.А потом?— Боже, я стал счастлив: блаженство накрыло ленивой теплой волной. И я смотрел на нее. Я смотрел на нее из последних сил: мой палач с томной припухлостью губ. Я не встречал женщин красивее. Я не хотел других женщин больше.Агапа?— я почти любил ее, когда она выдавливала из меня жизнь. Тело трясло как больное, но я засыпал, засыпал сладко и довольно, как будто она обнимала меня после совместной ночи. Как будто она обещала, что сбережет мой сон, как будто она впервые сдержала бы обещание…А потом все кончилось. Я сидел на диване возле двух расплывчатых пятен, щека полыхала царапинами. Подарок от кота. Я дотронулся до лица, как бы проверяя ущерб, потом вытер слезы. Отметил, что в комнате стало как-то жарко…А потом увидел.Я, блять, горел!Ковер весело полыхал, огонь тянулся к кипе бумаг у столика. Я вскочил, сиганул в другую часть комнаты. Что делать?! Воды набрать не успею, огнетушителя, конечно, нет…Горшок у телевизора. Я схватил его, выдернул несчастное растение, высыпал землю на ковер. Огонь прибило, но я на всякий случай натаскал воды?— по стакану, ничего другого под рукой не было. В конце концов уселся у столика, прямо возле месива, глянул время?— четвертый час утра. За окном светало. Бегемот сидел на подоконнике и наблюдал за мной с ленивым скепсисом. Хороша была картина со стороны: я сидел на полу, рядом с обугленным пятном на ковре, засыпанном грязью и ошметками… папоротника. Надо же, не зря его покупал. В зомбоящике волк со свертком в пасти беззвучно гнался за зайцем. Я усмехнулся, а потом обнаружил себя с пачкой сигарет в кулаке. Покрутил ее в пальцах, глянул на пригоревший ковер; ?Ну нахер?,?— подумал и швырнул пачку в сторону кухонной мусорки.Адреналиновый колотун не отпускал до самого утра, а потом сменился какой-то идиотской воодушевленностью. Женщина, которая со смаком крошила мое сердце, демон, которого я случайно призвал?— она чуть не убила меня, а я радовался всему. Какой прекрасный июльский день, какая живая, молодая Москва за окном, какие веселые люди что-то вещают с экрана телевизора, пока я прибираю следы ночного безумия… Святая уверенность, что я что-нибудь придумаю. Как будто у меня было бесконечно много времени, а тварь, блуждающая по темную сторону моего собственного сознания, готова была снисходительно и терпеливо ждать. Ждать, пока я придумаю способ изгнать ее.Вечером опустилось осознание, что на самом деле произошло. Чуть не раздавило. Образ обманутой ведьмы обосновался в черепной клетке, прямо рядом с моим перепуганным существом: не выбраться, не сбежать. Я пришел бы к ней, пришел в любом случае. Ей, бессмертной, оставалось только дождаться, пока выдастся идеальная возможность отомстить.Бестия могла устроить мне персональный ад, а потом утащить в настоящий.Я включил во всей квартире свет. Казалось, что ведьма дотронется до меня, если окажусь в темноте; ощущение ее рядом висело призраком за спиной, мертвецким холодом скользило по коже на манер сквозняка. Жизнь продолжалась?— утром нужно было отчитать лекцию,?— но я не чувствовал это. Были только стены квартиры и она, подобравшаяся беспощадно близко. Пробравшаяся в меня самого.Эта ночь горчила вкусом кофе на языке, пропитывала пухнущий от усталости мозг. Не спать. Я вздрагивал и вскакивал каждый раз, когда начинал терять контроль.И когда темнота за окном мучительно медленно сменилась светлой серостью улицы, я отправился на работу (от работы одно название) не бодрее недельного трупа. Я не спал, деля квартиру только с издевательски невозмутимым котом, но, казалось, все равно провел ночь с ней. С памятью о худых руках на моей шее и страхом увидеть точеное лицо наяву.А может, я и не забывал о ней?Эти лекции?— каждый раз добровольная пытка; шут выкатывается на сцену амфитеатра, нервно сжимая пульт от проектора. Обводит взглядом зрителей, вместо больших пальцев рук цепляясь за выражения лиц. Заводит свою басню, сначала с оглядкой, все думая как бы угодить, а потом?— не в силах справиться с потоком слов. Одно и то же, одно и то же, одно и то же, и каждый раз я задавался вопросом: когда же устану говорить? Но вот время заканчивается, сцеживаются последние слова. Шут замирает, озираясь с забитой надеждой, и выглядывает в безразличных глазах вердикт.Ad bestias, damnatio!*Они?— те, кто собирался за партами?— не понимали, что слышат, и думали, что это я не понимаю, что говорю. Для них я был всего лишь тем парнем, который раньше работал в какой-то желтушной мистическое газете, а теперь рассказывал о сказках и о том, что за ними стоит настоящая магия. Вроде как безработный, а приодет?— похоже, находит дураков; ну давайте?— думают?— послушаем, что он скажет, будет смешно. Откуда им знать правду? Откуда им знать, что я слышал шелест страниц с задних парт и видел перед собой заросли папоротника? Что рассеянный световой столп проектора напоминал о свечении языческого цветка? Что тени тех, кто линял раньше окончания лекции, едва не заставляли вздрагивать: больно похожи на души проклятых, стерегущих папоротников бутон?И, конечно, апогей бреда взлохмаченного русого полудурка. Хозяйка медной горы. Сухие, угловатые фразы (черным по белому?— в памяти и ровным голосом?— в жизни) отвлекают от высокой фигуры в малахитовом платье в пол. Я видел ее, такой, какой она поработила мою память. Она гуляла между партамии держала немного птичий профиль горделиво приподнятым, пространно глядя перед собой. Тусклое освещение играло тенями на снежном кружеве рукавов; и походка ее была легкой, почти невесомой. Такая красота либо чарует, либо пугает — третьего не дано.

Такой она была, когда мы расстались. Такой она была, когда умоляла убить всех людей.Я говорил о ней в каждой лекции, как о своем открытии, как о прообразе мифичного духа, но еще ни разу не видел ее такой удивительно реальной, прорисованной до деталей. Видно, сказались бессонные ночи, а может, пришибленное недавно сознание покрылось фантомами как синяками.Я говорил о ней в каждой лекции. Боже…Я так и замер, потеряв мысль, в мерцающих пятнах слайда. Обрывки собственных фраз пришли медленно и нехотя?— ну и бред я молол, да еще и несвязный… Но это было неважно.Ведьма исчезла. Затхло-советская аудитория, вобравшая незнакомцев, была пустой и безжизненной. Но в моей голове опять воскрес знакомый сюжет, наполнил грудь бетоном.Самый первый сон?— тихое начало безумия. Изумрудное сияние глаз и безмолвие ночи, уносящей и секреты, и крики и помощи. Ведьма пришла не просто так.Это я ее призвал.Когда мне накануне вечером рассказывали легенду о ведьме Агапе, кто знал, что она правдива? Кто знал, что само это имя может накликать беду? Я думал о ней, разбирал ее имя по слогам и буквам, пробуя звучание в заголовке возможной статьи, рисовал в голове чей-то образ (не симпатичнее улыбки с надгробия). Целый вечер зуда на кончиках пальцев: я готов был записывать идеи даже на огрызках старых бумаг. Агапа, ведьма Агапа, убийца Агапа, забирающая молодость парней…Когда она пришла ко мне, чистейшее зло в женском теле, мы были незнакомцами: крестьянская красавица с окровавленными руками и дурак, накликавший беду. Она не могла выбрать меня. Я сам открыл ей путь в свою голову, по глупости пригласил к себе тварь, с которой нельзя даже говорить.Аудитория ждала, пока я приму эту мысль, с издевательским снисхождением. Я кое-как закончил лекцию, со скрипом рисуя перед глазами план речи, а потом, оказавшись на улице, понял, что не хочу ни видеть кого-то, ни идти домой.Дом еще пах гарью.Дом еще ощущался обителью сразу двоих.Тело отозвалось всполохами боли в голове на одну только мысль об еще одном стакане кофе, но я готов был влить в себя любую гадость, лишь бы выиграть время. На третий день без сна мир оказался ватным и мутным. Ноги сами несли куда-то по оживленным улицам, как будто я мог дойти до границы города. Как будто, оставив город позади, я стал бы свободным от всего: даже от того, что творилось в моей голове.Хотелось спать. Сознание тлело, казалось, рухну в любой момент, не добравшись даже до подходящего места. День издевательски клонился к ночи, затемняя гуашные разводы над головой: серый, синий, красный… Глазницы бетонных коробок уже светились, обозначая прямые контуры. Эти монстры, при взгляде поближе покрытые мелкой плиточной чешуей, пожирали и переваривали в соке обыденности; я смотрел на них с низин светлой шумной улицы, и они казались такими спокойными и безразличными. Они были снаружи, самые обычные, удручающе серые и унылые?— но внутри, в моей голове, ждал кто-то совсем другой. Кто-то гораздо хуже.Я встал посреди проспекта, посмотрел на свою руку. Не спал. Взгляд не сразу сосредоточился на шраме во всю ладонь: напоминание о злополучной ночи трехлетней давности. Осколок зеркала?— плохой инструмент, чтобы распороть кожу и мышцы почти до сухожилий, но другого у меня не было. Цветок папоротника требовал крови. Ведьма требовала повиновения ему.Она хотела, чтобы я был силен.Почти как друг.Друг, клявшийся убить мою сестру, если не сорву цветок. Друг, обещавший добраться до меня, где бы ни прятался…Идея вспыхнула в голове, будто на угли прыснули бензином. С энергичностью, какой сам от себя не ожидал, я бросился искать магазин и?— о чудо! —?сразу наткнулся на красно-зеленый баннер с силуэтом птицы. Если от ведьмы не сбежать, значит, нужно правильно ее встретить. Гениально! Я мчался от прилавка к прилавку, забыв даже взять корзину; одернуло меня только у кассы?— очередь. Мерное пиканье сканера. Нервная дрожь по выстроившимся линиям. Забытая дома карта.Я достал телефон, чтобы написать Саше.?Заберешь кота завтра? Заходи сама, даже если меня не будет?.Бесконечный танец серого карандаша в низу экрана. Передо мной проехалась корзина, наполненная каким-то совсем невразумительным барахлом из того, что обозначено желтыми ценниками. Хозяйка цокнула, обернувшись на меня: прятать свой набор одной рукой было сложнее.Щелчок. Я по диагонали прочитал сообщение, выхватил взглядом нужную фразу: ?Кирочка, прости пожалуйста, можешь его еще пару дней подержать у себя??Блеск.В отражении погасшего экрана увидел свое отражение: синюшность синяков на бледном лице соревновалась с цветом глаз. Саша как-то сказала, что я похож на лохматого щенка ретривера. С маленького темного зеркала на меня смотрела мятая бродячая псина.Когда подошла моя очередь, я вывалил набор на темную ленту, стараясь не смотреть на стоящих позади людей. Коробочка мелков, упаковки соли, свечи, разделочный нож?— и пара пакетиков корма для кота сверху. Пробив все, кассирша подняла на меня мрачный взгляд исподлобья. Ну вот, сейчас позовет охрану или хотя бы скажет пару ласковых. Заслужил. Со стороны я наверняка выглядел просто потрясающе, человек года.—?Помельче не будет? —?она кивнула на купюру, которую я ей протянул.Нахмурился и мотнул головой. Она засопела и принялась торопливо, нервно-резкими движениями набирать сдачу, пока персонажи дальше в очереди нетерпеливо кидали на меня взгляды. Молчали с такими лицами, что я прекрасно слышал свою панихиду.Даже в мыслях не хотелось называть своим именем то, что ждало меня в случае неудачи.Закат сменился сплошным темным полотном, когда я вышел с пакетом в руке, но улица будто засияла еще ярче. Зашагал в сторону метро, уже представляя, как будто чертить круг на полу, но… но сам не понял, как оказался в каком-то незнакомом переулке. С трудом вспомнил, где свернул, чтобы прийти под арку между пустынной улицей и внутренним двором. Машины через дорогу, повернутые носами вверх по склону, стояли возле облезшего дома. Построенного, наверное, до пожара?— и с тех же пор не тронутого. Я осмотрелся, не сумев сдвинуть себя с места. Арка как арка: облезшая краска на кирпичной кладке, трубы, густые тени от желтого фонаря у дороги… тусклый перелив света в углу.Как жертва гипнотизера, я подошел к нему, еле переставляя ноги, и поднял с асфальта простецкий темный кошелек. Открыл?— две крупные купюры, пухлый кармашек для мелочи… Ну вот опять. Отголоски силы, за которой я невольно охотился три года назад.А я-то раньше думал, потратил все на то, чтобы отправить ведьму домой.Выудив из кошелька карту, я достал телефон, чтобы поискать владельца по имени. Кто-то приближался к арке. Я вздрогнул, когда трое заржали, проходя мимо?— хоть бы не остановились… Пронесло. Решил отойти во двор.?Да не надо! —?послышалось из-за угла. —?С дуба рухнул? Да стой!?Твою мать…Меня свистнули до того, как я вышел из-под свода.—?О, ты нашел мое добро,?— дылда, вошедший в арку, приветливо улыбнулся. За ним показались друзья: парочка толстого и тонкого, только вместо толстяка?— явный любитель дворовых турников. —?А мы как раз за ним.—?Григорий, значит,?— усмехнулся я.—?Ага. Гриша. Гришаня. Ты благодарности ждешь? Ма-те-ри-аль-но-го вознаграждения?Неубедительная гримаса с улыбкой сменилась выражением подозрительности. Двое за его спиной мялись в стороне, но к гадалке не ходи?— спровоцирует. Влип. Кладоискатель… Я нервно усмехнулся, уложил карту обратно и протянул кошелек Гришане. Тот сверкнул оскалом, зацепился взглядом за часы на моей руке.—?Ниче такие.У начала арки мелькнула чья-то тень. ?Эй,?— заорал я,?— помогите!?Дурак!Тень исчезла. Гришаня и друзья?— нет.—?Ты за кого меня держишь? —?сощурился он, угрожающе наклонившись ко мне. Повеяло духом прекрасных школьных лет. —?Обидеть хочешь?Он потянулся за чем-то во внутренний карман джинсовки:—?Не дело. Давай сюда часы.Кривозубая ты паскуда! Я потянулся к ремешку. Прощайте, часы. Прощай, мой собственный кошелек. Привет, больница, где я усну?— и давняя подруга разорвет меня на части.Что-то сбило тонкого с ног, его вопль оттолкнулся от стен. Хлопок, треск стекла?— темнота. Я рванул во двор, хор голосов взвыл за спиной. Чернота на месте арки росла. Казалось, вот-вот схватит. Бежать, бежать, бежать! Выход из двора, незнакомая дорога. Свернул вдоль по улице между старыми домами. Легкие жгло. В ушах свистело. Единственный отголосок звучал над ухом.Чавканье и треск тел.Свист, хлопок и движение совсем рядом. Я резко выпрямился, в глаза ударил яркий свет. Метро. Полупустой вагон метро. Я спал!Монотонный мужской голос уже договаривал название станции. Я выскочил на перрон и, будто еще не проснувшись, добрел до дома, где уже заждался мохнатый эгоистичный гаденыш. Он потерял ко мне всякий интерес, едва миска с кормом опустилась на пол; пока кот справлялся с запоздалым ужином, я вытаскивал ковер из спальни?— единственной комнаты, где хватило бы места для защитного круга.Память подводила. Стрелки часов медленно выравнивались в верхней точке, я торопливо перебирал корешки книг на полках шкафа: Бажов, Пропп, Скафтымов… Бакленд, Махов, Соломон, Пиобб. Библиотека безумца. Наконец?— золотые латинские буквы на бордовом фоне. Athame.Я пролистал измаранные пометками страницы, пока не наткнулся на разворот с инструкциями: в нем прятался лист с переводом заклинания. Написано мелко, округлым, чуть дрожащим почерком?— я старался, правда старался. Хоть и надеялся, что никогда к этому листу не вернусь.Белую свечу?— в сторону юга, блюдце с солью?— в сторону севера, кружку воды и лампаду с ладаном?— на запад и восток. Я окружил себя элементами, усевшись на пол спальни. Зажег свечу, повернулся к соли. Прочитал заклинание. Буквы расползались, слова в голове мгновенно таяли.Соберись!Из соседней комнаты послышалось урчание кота. Вышел посмотреть?— звереныш довольно свернулся на диване, аж воздух вокруг него вибрировал. Похоже, осознал всю прелесть своей жизни.За ним ведь не охотятся демоны.Он даже не знает, что это такое.Свеча, соль, вода, ладан. Комнату уже наполнил сладковатый запах дыма. Я распаковал нож, повторил текст, сел посреди круга, лицом на север. Поднял нож над миской.Вздохнул.?Силы Севера…?Чуть не выругался. Как же там было?Силы Севера,Стражи Земли,Я освящаю этот стальной клиноки наделяю его вашей мощью.Этой ночью я очищаю орудие и делаю его священным.Узнать бы хоть как-нибудь, что это работает. Я повернулся к лампаде, от которой вверх тянулся полупрозрачный белесый шелк дыма. Он мягко окутал лезвие, воздушный, танцующий.Силы Востока,Стражи Воздуха,Я освящаю этот стальной клиноки наделяю его вашей мощью.Этой ночью я очищаю орудие и делаю его священным.Дымная вуаль нехотя отпустила тонкую сталь, украшенную гравировкой леса. Я повернулся к югу, опустил нож к свече. Огонек попробовал лезвие на вкус.Силы Юга,Стражи Огня,Я освящаю этот стальной клиноки наделяю его вашей мощью.Этой ночью я очищаю орудие и делаю его священным.Почти полный оборот. Я занес нож над кружкой воды.Силы Запада,Стражи Воды,Я освящаю этот стальной клиноки наделяю его вашей мощью.Этой ночью я очищаю орудие и делаю его священным.Вот оно. Черная рукоять потяжелела, приятно согрела ладонь, удобнее легла в руку. Слева от меня густела таинственная мощь?— как будто я стоял у подножия гор, скупо очерченных в сумерках, кутающихся в туман верхушками черных сосен; что она даст?— вкусные плоды или землю в глодке? Позади будто бушевал торнадо, лишь слегка касаясь лопаток ощутимой прохладной ладонью; справа поднимался жар, великодушно сдержанный, накрывающий бок блаженным теплом; далеко впереди слышался шум речных порогов, пахло дождем, неумолимая сила пряталась под спокойной гладью?— ждала своего часа.И все это?— в изящном изгибе беспристрастной стали, заточенной до толщины листа.Я поднялся сам, поднял нож над головой.Я заряжаю этот нож именем Старейших,Древнейших, именем Солнца, Луны и Звезд.Силами Земли, Воздуха, Пламени и Водыизгоняю дух всякого прежнего хозяина,и обращаю его новым и свежим.Я освящаю этот ножи нарекаю своим.Влажная и прохладная, как предчувствие грозы, сила прошлась по мне сквозняком. Свеча погасла. Я проверил лампаду?— огня в ней больше не было.Нож теперь был другим. Он был жизнью. Он был магией. Он был моим.Мой аутэм**.Голова стала тяжелой?— я заметил это слишком поздно. Что-то потянуло вбок и вниз?— я чуть не упал, но устоял. Пятна перед глазами. Я оставил аутэм в круге, добрался до упаковки соли. Щедрой полосой повторил меловую линию, зубами вскрыл другую упаковку, добавил. В ушах звенело. Держаться. Последний штрих?— отодвинуть элементы, чтобы ничто не прерывало круг.Нельзя прерывать круг.Я сжал аутэм в руке, накрыл его собой?— тварь не должна увидеть клинок. Твердый пол показался согретой периной постели, по телу разлилась сладкая тяжесть. Я замер, ухватившись за мысль о том, что нельзя ворочаться во сне.И потерял сознание.***Когда темнота закончилась, я увидел перед собой полотно шлейфа платья, медленно влачившегося за хозяйкой. Грязного цвета кружево на черном фоне изображало Пятна Роршаха?— и либо я обезумел, либо они правда меняли форму. Выше клубилась черным дымом какая-то воздушная ткань, дышащая сквозняком.Я не двигался. Рукоять аутэма больно упиралась в ребра?— и успокаивала. Я мог швырнуть клинок в ведьму и прекратить все. Мог. Но попал бы?Тварь шагала медленно, но уверенно?— как хищник, кружащий у жертвы. Черная ткань неосторожно приблизилась к соли прямо перед моим носом?— и истлела с переливом пламени, выплюнув напоследок немного черного дыма.Работало! Агапа не могла меня достать!—?Долго же ты держался.Ее голос за спиной. Я хотел обмануть ее сном в собственном сне. Почти соврал телепату. Хотел было подняться, но передумал: хриплый шепот парализовал.

—?Не утруждайся, Кирюша. Я ненадолго.О чем это она? Я попытался двинуться. Не смог. Да что со мной?!Неужели бессонные ночи и обряд настолько истощили?—?Тебе нужны силы… За тобой идут.Идут?Нет. Нет!Боже, мне хватило бы ее одной. Что еще нужно для того, чтобы превратить жизнь в кошмар?Заорать бы, допытаться, о чем она говорила?— но я не мог. Тело будто вылили из свинца.—?Они старее твоих молитв, страшнее моего народа… Ты нужен им. Нужен для того, что даже я сделать не догадалась бы. —?Она сделала круг?— Уроборос, гонящийся за своим хвостом. Я с трудом добрался взглядом до ее лица, но угасающее сознание не позволило его увидеть. Жаль… Я чувствовал ее улыбку. Издевательски приподнятые уголки красивых губ. Отблеск веселого садизма в больших глазах. Я отключался и знал?— это последнее, что я вижу до рассвета. Гримаса удовольствия от того, что кто-то измучает меня. Агапа наклонила голову к плечу:?— Наслаждайся.