XI (1/1)

Нет ничего хуже, чем просыпаться от разрывающей головной боли. Разве что более паршивым можно считать состояние, когда предпочитаешь лежать и умирать от похмелья, чем возвращаться в этот мир, который, несомненно, хуже.Открываю глаза и сперва ничего не могу понять, где я, черт возьми, нахожусь хотя бы. Через секунду осознание – твой дом, твоя постель. Еще через миг – вспышками вчерашние события, моя машина, ты, он, ресторан, виски, слезы... Дожил, Хироки, скоро тридцать лет, а ты, словно веселый тинэйджер, просыпаешься в чужих койках, не помня, как сюда попал.Интересно, я сам пришел к тебе пьяный, или ты меня приволок? Второе вряд ли – зачем я тебе, тем более, когда ты так замечательно проводил вечер, да и как бы ты меня нашел? Но первый вариант тоже сомнителен – ты меня пустил, пьяного и злого?Пожалуй, я ошибся – хуже, чем просыпаться с похмелья, может быть ситуация, когда ты вдобавок к этому не помнишь половину вчерашнего вечера.Собираюсь с силами и поднимаюсь, бреду по квартире, но тебя нет. Не хочешь меня видеть? Что ж, понимаю… Странно, что ты меня вообще оставил в своем доме.Прохладный душ с силой бьющий тугими струями по телу понемногу возвращает в гребаную реальность, давая возможность, но отнюдь не желание, мыслить.Все напрасно, Ю, все это зря и ни к чему.Я могу напиваться изо дня в день, меняя жизнь на алкоголь. Я могу взращивать ненависть к тебе в своем сердце, холить ее и лелеять. Я могу найти себе сотни любовников любого пола, с любой внешностью и любым характером. Я могу погрести себя под работой, занимаясь любимым делом, посвящая себя только лишь ему, да так, чтобы не оставалось ни сил, ни времени думать о чем-то другом. Я все могу сделать. Но это бесполезно, пустая никчемная трата времени и сил.Потому что все, что я хочу — быть любимым тобой.Я сделаю еще одну попытку. Последнюю. Прямо сегодня. Без лишних эмоций, без жалости к себе и тоске о прошлом. Я попробую еще один, самый последний раз.

И если ты разрешишь остаться, приложу все силы, чтобы вернуть хотя бы твою дружбу и уважение – на эту жизнь мне хватит, ведь даже просто твое присутствие это так много.

Ну а если прогонишь… Буду учиться жить без тебя. Жил же как-то до. Значит, буду и как-то после."Вот именно, что как-то…" – тяжело вздыхает плохое предчувствие.К черту, все к черту! Решаем проблемы по мере их поступления.От принятого решения неожиданно легчает, я решительно закручиваю воду и выхожу из душа.А если ты придешь не один? А если вообще не придешь? А если…?Стоп, хватит ныть. Мысленно обрываю поток страхов и сомнений в собственной душе. Всегда поражался людям, которые заранее переживают о том, что еще не произошло. И вот, пожалуйста – жизнь наказала, сам стал таким же.Просто так много зависит от результатов сегодняшнего вечера, вся моя жизнь может измениться в один момент, как тут не волноваться.Закуриваю очередную сигарету, закидываю ногу на ногу и нервно болтаю одной в воздухе. Уже более двух часов сижу под твоим подъездом, а тебя все нет. Вы, конечно, очень много репетируете, ты сильно устаешь, весь такой изможденный последнее время, просто ужас, но все равно такой удивительно притягательный, что сил нет смотреть. Хочется прикоснуться к твоей шее, прижаться носом к виску и шептать все накопившиеся нежности, которым не было выхода в последнее время…Тихие шаги выводят из раздумий, поднимаю глаза и вижу в нескольких метрах от себя тебя, точнее – твой силуэт. Ты стоишь не двигаясь, в темноте не видно выражения твоего лица, но я знаю, что ты рассматриваешь меня, и сердце ухает в пропасть, а в душе разливается липкий страх. Докатился… Я боюсь тебя, самого любимого человека на свете.Сил нет слова вымолвить, и непонятно от чего чувствую бесконечное отчаяние. Ничего не выйдет, не получится, ты усмехнешься в обычной манере и попросишь отвалить с дороги…— Привет, Хироки, — неожиданно теплые нотки в голосе, делаешь шаг вперед, на свет, и я чувствую, как ужас отпускает, потому что ты улыбаешься, кротко и ласково, как не улыбался мне давно. Чувство нереальности происходящего захлестывает меня, я сглатываю, пытаясь выдавить из себя ответное приветствие.Говорить не хочется, сейчас бы просто обнять, надеясь, что ты сразу все поймешь без лишних слов, мечтая, что не оттолкнешь. Но нет, надо…Еще с самого утра меня не покидала мысль, что хочется подарить тебе что-нибудь, ведь я так давно этого не делал, а вручать подарки – это особенное необыкновенное удовольствие, особенно дарить их тебе – ты всегда так неподдельно радуешься даже самым незначительным подарочками, долго сбивчиво благодаришь и лезешь обниматься, прерывисто дыша в шею.Теперь, конечно, на такую реакцию рассчитывать глупо, но подарить хоть что-то все равно хочется…— Держи, это тебе. Представляешь, мы столько лет вместе, а я только сегодня понял, что не знаю, какие цветы ты больше любишь… Жасмина не было, а все остальные я купил, — улыбаюсь, протягивая тебе букет, настолько огромный, каких и на картинках не рисуют. Ты не заметил его в темноте, от того не успеваешь скрыть удивление и… радость. Мне не кажется, ты рад, а у меня от этого растекается по телу блаженное тепло. Протянутые руки, по-детски приоткрытые губы, хлопающие ресницы. Ты несмело принимаешь подарок, прижимаешь к груди и утыкаешься носом в ближайший бутон. Ради такого момента стоит жить.— Подумал, что с твоей любовью к нагромождению "всего и побольше" тебе должно понравиться, — улыбаюсь, любуюсь тобой, моим самым дорогим сокровищем. Никогда не смогу разлюбить тебя, да и пытаться не буду. Самый лучший, самый-самый дорогой.

"Любимый, любимый мой, любимый…", — шепчет сердце.Даже если ты сейчас накричишь, прогонишь, развернешься, уйдешь, я все равно самый счастливый на свете. Самый счастливый дурак. Ну и пусть.— Почему ты сидишь здесь, у тебя ведь есть ключи, — шепчешь тихонько. Почему шепотом, Ю? Голос, что ли,. дрожит? От чего же, дорогой мой?..— Не знал, захочешь ли ты, чтоб я к тебе заходил после вчерашнего, — честно отвечаю. Сегодня я вообще буду говорить исключительно правду.На секунду прикрываешь глаза, судя по всему, вспоминаешь "вчерашнее".— Пойдем. Нечего тут стоять.— Пойдем… — маленькая победа, сам пригласил в дом. Значит, хотя бы дашь шанс поговорить.Пока едем в лифте, старательно не смотрим друг другу в глаза. Этажи мучительно медленно сменяют один другой, ты кончиками пальцев прикасаешься к цветкам, словно пытаясь удостовериться, что они реальны, а я украдкой поглядываю на тебя, и неожиданно замечаю, как что-то благородно поблескивает на твоей шее. Сердце предательски сжимается от щемящей надежды и радостного предчувствия. На тебе мой подарок, эта необычная цепочка, которую я оставил после той ужасной ночи, убегая из твоей квартиры."Не порвал, не выбросил и даже носит! Носит мой подарок! Ю, мой Ю…" – глупый восторг, ликование заходятся в душе.Это хорошее предзнаменование, у меня все получится, твердо решаю, сам понимая, что идиотизм так думать. Но все равно чувствую себя уверенней…— Ю, я все решил, — ты стоишь спиной ко мне, делаешь чай, и так даже лучше, потому что страшно смотреть в глаза в ожидании реакции, вполне возможно нежелательной. Когда я начинаю говорить, ты застываешь, слушая. — Думал, что не смогу так. Не смогу быть с тобой таким, делить тебя со всеми. Но я ошибся – на самом деле я не могу без тебя. И я прошу… Прости за вчерашнее.Ты молчишь и не двигаешься, и я уже не рад, что не вижу твоего лица. Что ты чувствуешь сейчас? Что ответишь мне? Но тишину ничто не нарушает, и я продолжаю говорить, искренне и от чистого сердца, точно зная, что все будет так, как я сейчас пообещаю, если только ты позволишь воплотить в жизнь.— Я люблю тебя и хочу любить всегда. Я не представляю жизни без тебя. Дорогой мой, такое больше не повторится, я больше слова не скажу.Просто будь со мной… Хотя бы иногда, когда тебе самому этого захочется. Ведь будет хотеться, ну хоть изредка, правда же?..Время замерло. Где-то в комнате тикают часы, ведя отсчет секунд, но я точно знаю, что оно стоит, не дышит и, как и я, ждет приговор – твое решение.Наконец твои руки вздрагивают, ты продолжаешь делать чай, и только выговариваешь:— Хиро, ну что ты такое говоришь? Идем в зал.Выдыхаю… Смертную казнь пока отсрочили, но еще не отменили.Заходим в гостиную, я дергаю шнурок на торшере, чтобы комната озарилась слабым светом. А ты настолько погружен в собственные мысли, что, наверное, и не заметил, что мы в темноте. Медленно садишься на пол, как ты любишь, и я сажусь рядом, неотрывно вглядываясь в любимые черты. Приходит в голову несвоевременная мысль, что, похоже, ты чем-то болен. Таким измученным, худым и усталым я не видел тебя за все годы, что мы были вместе. Надо заставить тебя сходить к врачу… Но это позже.Однако молчание затягивается.— Ю, ответь мне, — возвращаю тебя в реальность, и ты, словно очнувшись, поднимаешь на меня тяжелый взгляд.— Ты вчера назвал меня шлюхой.От неожиданности дергаюсь, пугаясь, что разговор сейчас сворачивает не туда, принимает неправильный оборот. Но ты совершенно прав – да, назвал.— Я так не думаю. Сам не знаю, что на меня нашло, — и это снова чистая правда, хотя звучит как жалкое оправдание.— Ты давно так думаешь. Вся твоя ревность, скандалы, которые нас преследуют – явное тому доказательство. И самое неприятное, ведь ты совершенно прав. Я – действительно настоящая шлюха.Это ложь, но почему-то все равно так больно слышать, когда самый чудесный прекрасный человек на свете такое на себя наговаривает.— Нет, это не так, — решительно отвечаю, сжимая кулаки, словно эта сила, вложенная в руки, делает мой ответ более убедительным. — Ты просто не такой, как все. Раньше ты таким не был, но в этой перемене виноват только я один. Ты ни при чем, если я тебя больше не удовлетворяю, и тебе приходится искать нежность на стороне.Поднимешь на меня удивленный взгляд. Что, Ю мой милый, не ожидал, что я уже давно все прекрасно понял?— Это беда многих пар: однообразие, быт… Многие устают друг от друга, расходятся спустя много лет. Но эта история будет не о нас. Если тебе нужно много партнеров, я смирюсь с этим, привыкну, вот увидишь, — произнося это, понимаю, как больно, черт побери, но ничего, я справлюсь. — Больше никаких безобразных сцен. Тебе не придется это терпеть.Ты молчишь, наверное, ошеломлен таким напором и такими заявлениями, перевариваешь информацию, а я ожидаю решение суда присяжных – что же будет? Наконец тишина обрывается, как лопается чрезмерно натянутая струна.— Мне все равно придется терпеть тебя, Хироки. Придется терпеть, потому что когда рядом с тобой человек, его можно либо любить, либо терпеть. Третьего не дано.Звон битого стекла. Грохот рухнувшего мира. Оглушительная тишина пустоты.Но я смотрю на тебя, и мне становится легче. Потому что ты врешь, откровенно лжешь, и это отлично видно. Ты любишь меня и сейчас мучительно страдаешь из-за собственных слов. Я же знаю тебя, до последней реснички, до каждой черточки, я все вижу, да и что душой кривить – врать ты никогда не умел.— Ты любишь меня, Ю, — озвучиваю свои мысли тихо и медленно, ласково, чтобы ты осознал, что я понимаю это, точно знаю, чтобы прекратил по-детски вредничать и спорить со мной. Глупенький, зачем же ты все это делаешь, солнышко мое…— Ты ошибаешься, я не люблю тебя. Раньше любил, а теперь не люблю. Все прошло.Браво, Юичи, очень убедительно! Вот только актер из тебя, блин, херовый вышел, в балет бы лучше подался, дурак! Почему голос дрогнул на последней фразе, раз все прошло, а?Ну как, как, скажи мне, выбить из тебя эту дурь? В чем причина твоего глупого жестокого упрямства. Негодование охватывает с головы до ног, я начинаю трясти тебя за плечи, стараясь заглянуть в глаза, и кричу, сам четко не понимая, что именно, только лишь бы услышать правду, понять, для чего ты все это выделываешь.А ты дрожишь и не смотришь, жмуришься, закрываешься руками, и в следующий миг я покрываю поцелуями твое лицо и обнимаю крепко-крепко.— Ю, маленький мой, хороший, самый лучший… Все у нас будет хорошо, я же так люблю тебя. И ты меня, дурачок, любишь… Все уладится… Не может не уладиться…— Я ухожу, Хироки. Навсегда.Это звучит какой-то чужой голос, не имеющий к нам никакого отношения. До меня даже не сразу доходит суть сказанного. А когда все же доходит…Отпускаю из объятий и смотрю, как ты устало прикрыл глаза, как ты облегченно выдыхаешь, явно радуясь тому, что смог это сказать.А я усмехаюсь. Навсегда… Скажешь тоже, Ю.Сейчас очень хочется расплакаться, встать перед тобой на колени, целовать руки и просить прощения за все, что я тебе сделал, что вынуждает тебя теперь поступать так. Я чем-то обидел, где-то поступил неправильно, но готов все-все исправить, ведь не может же быть поздно. Ведь нам дано любить только раз, а значит нельзя так запросто потерять это чувство.И я не делаю ничего. Потому что точно уверен, что не поможет, а потеря остатков гордости в твоих глазах не сделает легче ни мне, ни тебе.Звучит как-то гротескно твое "я ухожу", ведь ты у себя дома, и, значит, уйти должен я. Просто ты выбрал более мягкий оборот, не желая говорить "пошел вон".— Твое решение окончательное и не подлежит обсуждению? – сухой вопрос, вместо разрывающих рыданий, вместо одной слезы, которая горше сотен иных, вместо криков, рвущих барабанные перепонки и душу.— Да. Именно так, — холодный ответ, такой же льдисто-прозрачный, как слово "навсегда", когда его произносят тихо и без пафоса.И все же я не пойму, зачем ты это делаешь. Интересно, а ты понимаешь?— Ты сам понял, что сделал? – почему-то я совершенно спокоен и, словно в каких-то рабочих делах, обычном деловым тоном уточняю, во всем ли я правильно разобрался. — Ты же предал. Меня. Нашу любовь. Ю, ты предатель.Поразительно, но ты улыбаешься. Юичи, ты что, рад? Ты этого и добивался?— Ты не прав. Нельзя предать то, чего уже нет.Еще одна большая ложь моего маленького капризного малыша. Но их за сегодня столько уже было, что впору прекращать обращать внимание.И впервые за долгое время я понимаю, что не чувствую боли. Нет, моя любовь не была тобой добита. Нет, я не перехотел быть с тобой.Просто сегодня, когда наконец нам обоим удалось поговорить спокойно, я абсолютно четко понял. Ты – маленький трусливый лгунишка. Ты – вредный жестокий ребенок, который не ведает, что творит. Ты любишь меня, хотя по непонятным причинам не хочешь быть со мной. А я люблю тебя, и потому отпущу, раз ты так этого добиваешься. Но если захочешь вернуться, всегда приму назад. И пусть кто-то скажет, что у меня нет гордости.Уже стоя на пороге, вспоминаю об одном деле.— Юичи.— Да? – тихий голос, боишься, что начну опять и вновь чего-то добиваться? Или наоборот – надеешься на это? Напрасно. Причем напрасно в любом случае.— Сходи к врачу. Ты очень плохо выглядишь, бледный и похудел сильно. Сходишь?— Схожу.— Обещаешь? – со всеми детьми так надо, требовать, напоминать, уговаривать.— Обещаю.Дверь тихо закрывается за спиной, и я медленно спускаюсь по лестнице, почему-то игнорируя лифт.Надо о многом подумать, много осмыслить, привести в порядок чувства.Навалившаяся сейчас странная апатия скоро пройдет, и мне будет плохо, тяжело, больно привыкать жить. Жить отдельно от тебя. Но не без тебя. Ты ведь не можешь запретить себя любить, а я и пробовать не стану.Сейчас, меряя шаги в обратную сторону от тебя, от твоей жизни, мне вспоминается, как часто в романах пишут: "За спиной осталось его прошлое". И понимаю, что горе-писатели опять глупость наваляли, не зря я книги не люблю. Ну, или может не глупость, но, по крайней мере, точно не обо мне, потому что любовь остаться в прошлом не может. Она либо есть, либо ее никогда не было.Юичи, Ю… Ты моя жизнь, мой свет. Ты весь во мне, а я весь в тебе. Нельзя быть по отдельности одному целому, когда оно неделимо.Уходит он. Еще и навсегда. Выдумщик.