Глава 10. Ответы (1/1)

Не описать словами, как благоухает пробудившаяся природа, каким ласковым становится солнце, как много привычных звуков обретают удивительные тона. Этой весной природа пела со мной в унисон, я расцветала и наливалась теплом, нежась в уютных объятиях Генри, в кольце его длинных рук, всем телом расположившись между длинных ног. Мы лежали на покрывале свежей густой травы на склоне у немолодого дерева, не тревожась совершенно ни о чём в этот необычайно солнечный, тёплый день, а внизу, у подножия склона, бушевала река, напоминая, что своим счастьем мы делаем кого-то несчастным. Прислонившись спиной к дереву, Генри расслабленно смотрел мне в глаза, и мы молчали, греясь лучами солнца, греясь друг другом. Его лицо без веснушек, чистое, а в глазах?— цветущий склон. И я. Он провёл пальцами мне по щекам, словно считывая россыпи веснушек, как азбуку для слепых. Только вот слепой была я. Я ничего не видела.Самая спелая черешня плавно прокатилась по его губам, таким же сочным и налитым сладостью и цветом, и скрылась во рту. Он пристально смотрел в мои глаза, медленно двигая челюстью, выжимая сок из ягоды, выжимая сок из меня. Не в состоянии оторваться от этого зрелища, я таращилась на ангельское лицо за невинным, но таким греховным занятием.—?Ты хоть понимаешь, как сейчас выглядишь? —?произнесла я с жаром.Генри выдержал паузу, уставившись на мою лёгкую юбку?— впервые надетую по случаю тёплого дня.—?А ты? —?спросил он, заглядывая мне в глаза, вызывая румянец.Я машинально одёрнула ткань на бедре, хотя она не задралась. В коконе его коленей, под гипнозом глаз хотелось больше, хотелось ближе. Помня о возможных свидетелях этого интимного свидания, я взобралась к нему на колени, целомудренно сложив ноги на одну сторону, как маленькая девочка, готовая слушать сказку, обвила руками шею и совсем по-взрослому прижалась к губам. Генри ответил несколькими лёгкими, как ветерок, поцелуями, едва касаясь, но как только наши губы сомкнулись друг на друге в идеальный пазл, мы синхронно закрыли глаза, очутившись в параллельной реальности в гуще неторопливых, головокружительных движений. Ветерок колыхал его волосы, и они щекотали и мои скулы тоже, вплетаясь в мои растрёпанные локоны, как неминуемо переплетались онежневшие, расслабленные языки и души. Я растворялась в соке черешни стремительно, то легонько чмокая эти восхитительные губы, то снова запечатываясь в глубокий, чувственный поцелуй под шелест травы, который надёжно заглушал наше тяжёлое дыхание. Грудь Генри бешено вздымалась и опускалась, пока я ласкала его через одежду по ключицам, шее и плечам, сама утопая в горячих, пенистых волнах возбуждения, что потоками влаги покидали моё тело.—?Мне всё труднее сдерживаться,?— признался Генри, отчаянно сжав мои бёдра, словно это было предупреждением. Что ж, немудрено?— не хватало ещё угодить за решётку за разнузданные действия в общественном месте?— зоркий глаз шерифа вряд ли такое упустит.—?И не надо… —?противоречиво своей логике прошептала я, ёрзая у парня на коленях, чтобы устроиться поудобнее и не давить на его ширинку бедром, словно бы я могла хоть на долю ощутить ту боль, что он сейчас испытывал.Сладким ожогом ладонь коснулась моих коленей, проскальзывая между ними и мучительно медленно проделывая путь под юбку по внутренней стороне бедра, пока он губил мою бдительность в неторопливом поцелуе в шею. Господи… Так умеет только Генри: робкое продвижение руки на пути к не невинным ласкам. Даже в такие моменты он умудрялся сохранять свою наивность и мнимую уязвимость, с нежной преданностью глядя мне прямо в глаза расширенными во весь размер зрачками.—?О-го… —?произнёс он едва слышно, слегка дрогнув губами в аккуратную ?о?, как только его пальцы достигли своей цели, разоблачая моё неконтролируемое возбуждение. Тем не менее, он упорно поглаживал поверх насквозь промокшего белья, словно спрашивая разрешения, на что колени мои дрогнули, расходясь чуть в стороны, перегоняя решения сознания. Накатила новая волна жара, как только он пробрался под податливый хлопок и нащупал средоточие влаги, где я больше всего хотела его сейчас. Всего. Я быстро зыркнула по сторонам, но Генри продолжал смотреть мне прямо в лицо, изучая реакцию на свои действия. Пальцы без труда проникли внутрь во всю длину, и я закрыла глаза, даже не осознавая, что двигаюсь навстречу, жадно требуя трения… Из-под полуприкрытых век, с полураскрытым ртом Генри наблюдал, а я бессознательно тяжело сглатывала стоны, облизывая пересохшие губы: свои, его… Мы поцеловались, и мне больше не нужно было двигаться?— с силой проникая, он массировал меня медленно, но настойчиво, большим пальцем начиная выписывать аккуратные, ровные кружочки вокруг клитора, пылающего огнём к тому моменту. Вздрогнув, я была покрепче перехвачена свободной рукой и просто повисла на его плечах, беспомощно уткнувшись в шею парня на пути к явно бурному финалу, уже сейчас дрожью в ногах предупреждающему о своём скором появлении, разливаясь во мне частыми волнами горячей дрожи. Только не останавливайся.—?Генри… —?простонала я ему прямо в ухо, сама не знаю, зачем.—?Всё хорошо? —?встревоженно шепнул он.—?Умоляю, только не останавливайся,?— лацкан его тонкой куртки попал в тиски моих судорожно сжатых кулачков.—?Не буду, не буду…Картина мира взорвалась красками: золотистые солнечные блики, ранние белые цветки на склоне, пронзительно чистое небо и сумасшедший блеск в глазах Генри ослепили меня; краски смешались, образуя неоновые вспышки; всё поплыло перед глазами быстрее течения реки внизу, изливаясь густой гуашью нежности и благоговения к мальчику, который доставлял мне это неописуемое удовольствие. Бесстыдно разведя ноги шире и борясь с желанием сжать его локоть коленями, я позволяла Генри без устали выгонять из меня напряжение, скопившееся за дни сомнений и переживаний, вздрагивая всем телом на завершающих волнах…—?Сказать по правде, я немного боюсь, что будет за ужином, ведь твоя мать видела меня в участке,?— сказала я, не спеша шагая к дороге, где мы оставили автомобиль. Голова ещё кружилась, а тело заполнила приятная усталость. Высокая трава змейками облизывала лодыжки, а солнце не унималось.—?Видела бы она тебя там,?— ответил Генри и кивнул в сторону дерева, где всего несколько минут назад пальцами заставил меня кончить. Я сорвала первый попавшийся прутик и швырнула в него, на что парень лишь широко улыбнулся и опустил глаза, явно довольный собой.—?Мама больше не зовёт тебя обратно? —?вдруг спросил Генри уже серьёзно. Он трепал в руках сорванный цветок, покручивая его стебель двумя пальцами.—?Конечно зовёт… Недавно снова звонила, мы отлично поболтали, но потом она снова начала свою лекцию. И весь тёплый разговор насмарку.Генри закивал в ответ.—?А отец?—?А отцу по большей части всё равно. Наверное, он даже завидует, что дед завещал всё мне, но, в конце концов, отношения у них двоих были даже хуже, чем с моей мамой, так что…—?Но ты общаешься с ним?—?Редко. Я никогда не была ?папиной дочкой?. Он всегда меня как-будто стеснялся,?— ответила я, с грустью это осознавая в очередной раз.—?А я плохо знал своего отца, но очень хотел бы, чтобы он был рядом. Норман пытается играть его роль и иногда преуспевает, но….—?А что случилось с твоим отцом? —?рискнула спросить я.—?Он покончил с собой, когда я был маленьким. Вышиб себе мозги у меня на глазах.—?Господи, Генри… мне очень жаль… —?я остановилась и посмотрела на него, щурясь от яркого солнца и горького признания. Генри пожал плечами, с досадой продолжая, предупреждая мой вопрос:—?Никто не знает причины. Ну, мне так говорят. Но я знаю, что для такого поступка всегда есть причина, и Норман точно её знает. Иногда кажется, что все вокруг всё знают, кроме меня.Я взяла его под руку, переплетая наши пальцы и прижалась виском к плечу Генри. Дальше мы шли в тишине и уже возле автомобиля крепко обнялись, и я надеялась, что эти объятия могли хоть немного утешить и его, и меня.В самом деле: что за ужас пережил малыш, в столь юном возрасте став свидетелем такой жестокой сцены! Должно быть, именно эта трагедия и повлияла на отношения братьев, ведь каждый из них переживал её по-своему. Трудно было представить, что и Роман носит в своём сердце эту рану. Не удивительно, что он пытается забыться в выпивке, наркотиках и беспорядочных связях. Как бы там ни было, это была крайне важная информация, приоткрывшая завесу тайны, повисшей над его семьёй, но всё по-прежнему было не на своих местах.Как отреагирует Оливия, узнав во мне девицу из участка? Вряд ли её порадует такая избранница для своего скромного сына. Ну ладно, не такого уж скромного. Но какая мать захочет сыну девушку-хулиганку? Матери вообще всегда придирчиво оценивают избранников и избранниц своих детей, а я уже успела облажаться, и оправдание ?я напилась, потому что, кажется, замутила с вашими сыновьями? вряд ли кого устроит. С другой стороны, она должна бы привыкнуть, ведь другой её сын не сильно разборчив в связях и пристрастиях. Интересно, он когда-нибудь приводил домой девушку? Уверена, они сами затаскивали его в свои розовые спальни-будуары, причём лет с четырнадцати. Если не раньше.Я битый час крутилась перед зеркалом, решая, что же надеть в дом столь высокомерной женщины с безупречным вкусом. Обладая небогатым гардеробом в новых условиях, я остановила свой выбор на простом серо-голубом платье, прекрасно оттеняющим глаза с небольшим количеством туши, выпрямила волосы, и уже через полчаса мы с Генри стояли у входа в особняк семьи Годфри.Их дом был возмутительно огромным, слишком большим даже для четверых, а когда я оказалась внутри, любезно приглашённая дворецким и нежно ведомая Генри, голова непроизвольно запрокинулась от старинной роскоши, подобно плющу оплетающей дом до самого потолка в каждой из бесконечного количества комнат. Он выглядел сказочным, совсем не таким холодным, как фешенебельные квартиры небоскрёбов Сиэтла. Винтажный, мрачноватый флёр окутал абсолютно всё в этом доме, о чём я смело могла утверждать, оказавшись лишь в холле. Генри тоже замер, почувствовав, что я растерялась в этом поглощающем пространстве, привычном ему и совершенно новом?— для меня.—?Дорогой! Ну наконец-то! —?послышался уже знакомый голос?— Оливия шла как-будто к нам, но на самом деле к Генри с распростёртыми руками. После недолгих объятий она отстранилась от него и взглянула на меня с неприятным деланным удивлением, как будто собиралась сказать какую-нибудь гадость. Я честно попыталась задать себе совершенно иное настроение и перестать видеть в ней того, человека, которым она кажется, несмотря на имитацию львиной доли человеческих эмоций. Какая же её истинная?—?Мама, это Мелисса, моя девушка. Мелисса, моя мать?— Оливия Годфри.Я искренне улыбнулась ему, вмиг позабыв обо всех предрассудках относительно Оливии, но она быстро вернула меня на землю.—?Кажется, мы уже знакомы, правда, милая? Как ты себя чувствуешь?—?Отлично,?— улыбнулась я, потому что мне действительно было хорошо?— и физически, и душевно.—?Ты ведь рассказала Генри о том маленьком инциденте в участке?Хорошая попытка, стерва, но ничего не выйдет.—?Конечно, миссис Годфри. Я ничего от Генри не скрываю,?— ответила я, крепче сжимая его ладонь в своей. Помоги мне…—?Ерунда, мам, всего лишь недоразумение. Уверен, Роман начудил куда серьёзнее.Оливия сдержанно улыбнулась и, опустив глаза, молча проследовала в столовую, пригласительным жестом указывая нам путь. Она необычайно высокая, и снова была яркой вспышкой вечера в белоснежном платье-футляре с чёрным кружевом по линии декольте. В обрамлении чёрных, как уголь, волос её спина выглядела сильной и статной.—?А Роман тоже придёт? —?шепнула я Генри, потянув его за плечо.—?Конечно же нет, Мелисса,?— с плохо скрываемым напряжением ответила Оливия, оборачиваясь.—?Я предупредил маму, что Роман болезненно относится к нашим отношениям,?— объяснил Генри. И это ещё мягко сказано, подумала я.День шёл на убыль, напоследок окрашивая стены роскошной столовой в медные оттенки, тёмными лучами солнца отражаясь от затейливо витых стульев и насыщая тяжёлые горчичные портьеры дымной сепией. Не дожидаясь сумерек, зажгли свечи, дополнив ими убранство щедрого стола: на шёлковой скатерти посередине красовался букет нарциссов, а у их ног собрались разнообразные закуски и столовые приборы, словно я попала не в маленький городок штата Пенсильвания, а в прошлое?— во времена высокомерных королей и отважных рыцарей. Не успел Генри отодвинуть мне стул, как на пороге столовой показался Норман. Он рассыпался в извинениях, приложив руку к груди.—?Винить пробки в этом городе?— так себе оправдание, поэтому скажу правду?— я задержался с пациентом. Мелисса Уинфри, я?— Норман Годфри… —?внезапно обратился он ко мне, поспешив закончить оправдательную речь, и протянул руку. Годфри? Он родственник отца? Норман Годфри?— высокий мужчина, опрятный, но слегка потрёпанного вида, какой бывает у творческих личностей и мозгоправов; у него вальяжная походка, хорошая осанка и пара фунтов харизмы, что впечатление создаёт вполне приятное. —?Я отлично знал твоего деда и рад наконец встретиться. Генри всегда так приятно о тебе отзывается. —?С улыбкой произнёс Норман, смутив Генри, и я пожала его тёплую, доверительную руку. Могу поклясться, Оливия закатила глаза у меня за спиной, потому как Генри бросил в её сторону неодобрительный взгляд, всего на долю секунды.—?Очень приятно познакомиться с вами,?— ответила я, взглядом включая в обращение и Оливию. —?Так сложилось, что я мало общалась с дедом, но зато теперь слышу и узнаю о нём, намного больше. Надеюсь, он был бы рад, что мне действительно нравится в этом городе.—?О, надеюсь, так и будет, ведь наш городок полон секретов,?— иронично заметил Норман, и Оливия почему-то напряглась. Этой женщине в самом деле нужно почаще расслабляться, или дело во мне?Мы с Генри расположились за столом напротив Нормана, а Оливия заняла место во главе стола, явно чувствуя себя комфортнее. Длинными пальцами она подхватила бокал, и мы все повторили её жест со своими, наполненными красным вином.—?Предлагаю тост за встречу! И, хотя не вся наша семья сегодня в сборе, мы рады поприветствовать тебя у нас в гостях, Мелисса,?— произнесла Оливия, и мы все подняли бокалы выше. Вино оказалось терпким и крепким, и даже мой неизбалованный, некомпетентный нюх определил его высшее качество. Едва мы сделали по глотку, к столу подали мясное блюдо?— идеально пропечённые стейки средней прожарки под вишнёвым соусом в обрамлении овощного соте. Мой рот кровожадно наполнился слюной от этого практически недопустимо аппетитного зрелища. Тщательно сдерживая свои эмоции, я старалась не создавать впечатления вечно голодной обжоры, но блюдо выглядело греховно. Грех как-будто в той или иной степени всегда идёт об руку с этим семейством…—?И как идут дела с твоим магазином, Мелисса? —?спросил Норман.—?Справляюсь, уже привыкла, хотя по началу не ожидала, что задержусь надолго?— мама рассчитывала на совсем другие перспективы для меня, в Сиэтле.—?Ну, не могу с ней не согласиться,?— двусмысленно заметила Оливия, расправляясь со стейком.—?А вы хотели бы сыновьям карьеры в большом городе? —?спросила я и тут же удивилась ответу, хотя он определил смысл первого высказывания?— она была согласна с моей матерью лишь в том, чтобы меня здесь не было. Неужели причина неприязни в чёртовом аресте?—?Конечно же нет. Их отец гордился бы, если бы они оба переняли правление ?Годфри Индастриз?. Это большое семейное дело, как можно променять его на сомнительные перспективы большого, жестокого мегаполиса?..—?А я бы хотел попробовать стать художником,?— вдруг отчётливо произнёс Генри, и у меня возникло чувство, что он сделал это зря, однако же с другой стороны я гордилась тем, что он смело высказывал свои мысли при явно доминантной матери. Он смотрел на неё не с вызовом, но с абсолютной уверенностью, что не жалеет о сказанном. Оливия плеснула пальцами, словно смахивая мигрень и собиралась что-то сказать, но её мигом мягким поглаживанием ладони опередил Норман, очевидно зная, чем этот разговор может закончиться:—?Мелисса, ты видела его картины? Генри великолепный художник. Что думаешь о них?—?Да! Я видела портреты и силуэты жителей города на стенах сталелитейного завода. Генри необычайно талантлив. Я не встречала ничего подобного в Сиэтле,?— я с восхищением смотрела на парня, чьи щёки и переносица постепенно порозовели, не то от вина, не то от смущения. Он опустил глаза и улыбнулся своей милой, сладкой улыбкой. Я знала, что Оливия многое хочет сказать, но демонстрирует потрясающее самообладание, за что я была ей даже благодарна, ведь для Генри, очевидно, было очень важно пригласить меня в их дом не тайком, а вот так?— открыто. Норман с довольной улыбкой наблюдал за нами, пригубляя вино раз за разом.Мы ещё какое-то время говорили о городе, обо мне, о дедушке, прежде чем Оливии пришлось принять звонок, хотя за разговорами никто не услышал звонка. Она встала из-за стола и отошла в сторону, пока мы продолжили беззаботно болтать, но мои уши сами бесстыдно разворачивались и стали экстремально чувствительными, как у кролика, который сидит в одной комнате с удавом.—?Здравствуй, дорогой…. я очень рада, что ты хорошо проводишь время…. нет, я совсем не злюсь, но, умоляю, постарайся не ввязываться в неприятности.И Норман, и Генри затихли и вытаращились на неё, как на инопланетянку, а следом за ними и я, потому что понять не могла, что их так поразило в этом звонке. Они в шоке проследили за тем, как она снова заняла своё место и с чувством выполненного долга отложила мобильный. Оливия учтиво улыбнулась и взялась за бокал.—?Что с вами такое? Мать всего-лишь радуется, что сын извинился за свои проделки.Что-то во мне дрогнуло: ведь Роман мог сюда явиться, они же не сказали ему об ужине, и по этому поводу я даже чувствовала себя виноватой. Никто из них не доверял Роману настолько, чтобы просто позвать на ужин, где будет девушка его брата. Мне стало немного жаль и Оливию?— прямо здесь, перед её глазами в сборе не вся семья. Она растрогалась звонком, и я могла только догадываться, как тяжело ей выносить всё это?— их войны, пренебрежение и ещё бог знает что, когда рядом нет их биологического отца и мужа, которого она наверняка любила. Как долго она с Норманом? Не похоже, что она пылает к нему страстью?— за весь вечер не одарила ни единой нежной улыбкой, ни единым касанием, но не похоже, чтобы добродушного Нормана это расстраивало.—?На десерт?— вкуснейший пудинг! —?вспомнила Оливия, когда мы, наевшись до отвала, обсуждали предстоящий весенний фестиваль красок, а за окном краски померкли?— погода портилась. —?Пойду принесу.—?Можно я помогу? —?предложила я, чтобы не завершать этот вечер в напряжении.—?Если желаешь,?— сдержанно улыбнулась Оливия.Прислуга не стала сопровождать нас, очевидно, привыкнув к инициативе хозяйки. До кухни оказалась не пара шагов, и она поразила меня застывшим стилем 50-х годов, вопреки остальному убранству дома: фисташковые стены и простой белый кафель, как в бассейне, пастельных тонов духовой шкаф и плита?— всё наверняка действительно раритет.Я достала из духовки пудинг?— румяный и ароматный, а Оливия принялась нарезать фрукты.—?Миссис Годфри, я хочу, чтобы вы знали: каким бы ни было ваше первое обо мне впечатление тогда в участке, я очень дорожу Генри. И мне бесконечно жаль, что их отношения с Романом такие шаткие. Я и предположить не могу, как вам, должно быть, тяжело с этим справляться…—?Ты права. Не можешь. Судьба подарила мне их после потери первенца, поэтому я не могу жаловаться, и все огрехи воспитания?— лишь моя вина.—?Мне очень жаль. Я верю, что когда-нибудь они примирятся друг с другом, и вы сможете отужинать с семьёй за одним столом…—?О, Мелисса,?— растрогалась Оливия. —?Это слишком фантастическая идея.Генри медленно вёл меня за руку по длинному коридору среди винтажных светильников, встроенных в шоколадные плитки стен. Наш путь напоминал сюрреалистический лабиринт, и я послушно шла, ведомая высоким парнем впереди. Вдоль стен стояли комоды, столики и вазы абсолютно непонятного мне назначения, а мягкий ковролин глушил наши крадучие шаги. Картин на стенах не было, они все, как выяснилось, когда мы достигли большой комнаты под самой крышей дома, ссыпались в это помещение, покрыли гладкие стены и расположились в углах и вдоль непокрытых рисунками стен. Он действительно исписал все стены, пощадив лишь малые участки, к которым были приставлены предметы мебели, многочисленные полки для красок и растворителей и другие картины. Их было так много, что хватило бы на множество выставок и на многих из них?— я. Он рисовал меня по памяти, старательно выводя черты, а затем покрывал их вуалью собственного стиля. Чтобы спрятать от него? Силуэт Романа и портреты других знакомых мне людей также узнавались в картинах, когда я с позволения Генри с интересом полистала большие холсты у стены.Огромный чердак в качестве мастерской и спальни?— разве можно придумать что-то лучше и самобытнее? На улице давно стемнело, поэтому комнату освещали лишь торшеры, погружая изображения и мебель в тёплый мистический свет. По центру помещения стояла большая кровать, словно все эти картины рождались и писались на холстах прямиком из его снов. Я с открытым ртом кружилась по комнате, осматривая стены, как в музее. Генри прикрыл дверь и расслабленно прислонился к ней, с улыбкой наблюдая за моим восторгом.—?Нравится?—?Дом у вас, конечно, шикарный, но твоя комната однозначно круче всех!Генри усмехнулся и подошёл ко мне вплотную. Он сделал глубокий вдох и заглянул мне прямо в глаза, аккуратно взяв за запястья.—?Останься… —?прошептал он в губы, вызывая у меня мурашки на коже.—?Генри, она будет не в восторге…Синхронно наши руки поднялись, и я обвила его за шею, а Генри снова заключил меня в кольцо своих длинных рук, любовно поглаживая по спине. Между нами никакого пространства, лишь тепло и нежность.—?Не беспокойся о ней.—?А если он вернётся?..—?Мне тоже очень страшно, Лисси. Но я не могу, не в состоянии пренебрегать возможностью быть с тобой лишь из-за этого страха. Я такой эгоист, я подвергаю тебя опасности, упрямо игнорируя его.—?О чём ты говоришь, Генри? Роман всего лишь парень, человек, твой брат. Зачем ты так его демонизируешь, запугивая самого себя…—?Потому что всё не так просто, Лисси.—?О, опять эти тайны,?— я взмахнула руками и хотела отстраниться, но он продолжал обнимать меня нежно, но уверенно.—?Прости,?— поцелуй в щеку. —?Прости,?— в уголок губ.—?Прошу прощения, но там гроза. Не стоит тебе ехать в такую погоду. Я посоветовал Оливии постелить в одной из гостевых спален, если ты, конечно, не против,?— сказал Норман, неожиданно возникнув в дверном проёме.Я растерянно посмотрела в окно, отмечая, что за яркими эмоциями и нежными руками Генри совершенно не заметила, как солнечный вечер скатился в мрачную ночь.—?Спасибо, мистер Годфри.—?Давай отгоню твой автомобиль в гараж.Я засуетилась и отдала ему ключи, добровольно оставаясь во власти этого дома.Послушно поблагодарив Оливию за ночлег, я послушно вошла в уютную спальню, послушно приготовилась ко сну, не успев правда раздеться, послушно открыла на стук буквально через двадцать минут и послушно впустила Генри. Вид у него был довольный, а глаза сияли озорным блеском, он определённо входил во вкус, и мне нравились эти изменения от застенчивости к уверенности.—?Не усну, зная, что ты здесь,?— сказал он, пристально глядя на меня из-за пряди своей чёлки.Я послушно взяла протянутую руку, послушно последовала за парнем, послушно встала к нему спиной посреди комнаты с картинами, мягко развёрнутая на 180 градусов, и сделала глубокий вдох, как только Генри потянул за язычок молнии на моём платье. Он не торопился, и именно этим сводил меня с ума чисто в своей манере сочетания невинных сладких пыток. Ткань платья беспомощно промялась под его пальцами, неминуемо сползая вниз, оставляя меня в одном лишь нижнем белье. Он медленно провёл ладонями по моим плечам и рукам. Дыхание участилось, и мы встретились взглядом, стоя теперь напротив друг друга.—?Чем больше прикасаюсь, тем больше хочется,?— признался Генри, на удивление охотливый до признаний сегодня. Мой искренний мальчик.—?Прикасайся, сколько хочешь,?— заверила я, для убедительности складывая его горячие ладони себе на грудь, покрытую мягкими чашечками лифчика. Недолго взвесив её, Генри оттянул ткань вниз, высвобождая всё, что было за нею скрыто, оставляя меня обнажённой, но не раздетой… Он подтолкнул меня к постели, и, едва мы коснулись её поверхности, с напором втянул губами один из сосков, вместе с тем вытягивая из меня сладкий стон.В эпицентре его мира мы двигались в окружении картин, лёжа на боку, снова и снова переплетая пальцы, смешиваясь в совершенно новый оттенок, сладкий и густой. Лица и силуэты вокруг были едва различимы, но пристально следили за тем, что мы делаем, своими масляными глазами. Одной рукой Генри поглаживал мою грудь, а я сжимала его предплечье, прощупывая ритмично сокращающиеся мышцы. У него сильные руки и осмелевшие толчки, а я слабела с каждым движением, чувствуя подступающую дрожь в ногах и в сердце… Мы неминуемо срастались, вязнув по самое сердце, но мне было всё равно, я больше ничего и никого не боялась. Генри ловко извернулся, не прерывая контакта, и я лишь успела скользнуть голенью по его плечу, прежде чем он оказался ко мне лицом, отчаянный и решительный в своих движениях. Я почувствовала его очень глубоко и, чтобы это ощущение никогда не проходило, крепче обхватила его поясницу ногами.—?Я не отдам тебя, Лисси, ни за что не отдам… —?словно в бреду повторял он, тяжело дыша, гладкой стальной грудью касаясь моей собственной, а я всё гладила его лицо и губы с утешительной нежностью.С утренней прохладой пришла реальность. Меня не покидало чувство тревоги, хотя при дневном свете комната выглядела больше и приветливее, а широкая мальчишеская улыбка Генри не покидала его лица, как только мы проснулись нос к носу. Я смяла свою нетронутую постель, и мы спустились к завтраку, не разоблачённые Норманом и Оливией, хотя Генри рисковал выдать нас, потому что выглядел невероятно счастливым, и это был, пожалуй, последний раз, когда я видела его таким.В воскресенье сгустились тучи, накопив в себе ответов весом в оглушительную грозу, которой не услышит никто, кроме меня. Генри молчал с вечера пятницы, но мы планировали встретиться в выходные?— он отчаянно хотел написать меня с натуры, а я отчаянно хотела попозировать талантливому Генри Годфри. Я ничего не слышала о Романе и искренне надеялась, что он не заработал себе передоз или ещё какие приключения, потому что не хотела, чтобы кто-то пострадал. Я так пеклась о них, а о себе забыла.Массивную дверь открыла прислуга, явно не осведомлённая о визитёрах. Она нахмурилась, и мне пришлось едва ли не проламывать себе путь через ?хозяев нет дома?, ?указаний не было? и ?попробуйте в другое время?. Я совершенно решительно вломилась, улыбкой пытаясь хоть как-то смягчить её нрав. И свою тревогу.Что-то не так.С каждым шагом сердце билось всё сильнее, не романтичным страстным стуком, а сигналами sos, пока я снова проделывала путь через гипнотический лабиринт шоколадных стен. Мне просто нужно было убедиться, что с ним всё в порядке, обнять и измазаться в красках и страстных поцелуях. Но, чем ближе к комнате я становилась, уже перейдя на осторожные, беззвучные шаги, тем отчётливее становились звуки, доносящиеся из комнаты. Вторя друг другу, они собирались в слова, сочетания, фразы и, наконец, рычащий диалог двух похожих голосов, похожих людей людей, ангела и демона, Генри и Романа:-…всё портишь, всё время всё портишь. Ты хоть понимаешь, как она мне нравится?—?Вот только не надо опять распускать сопли….—?Оставь меня в покое… Я хочу жить нормально!—?Я задолбался это слушать. Моего мнения что-то никто не спрашивает. Нажалуйся мамочке, даст тебе таблетку.—?Ты и так делаешь, что хочешь. Оставь нас в покое…Надежда прервать их хаотичную ссору, разъяснить ситуацию со своей позиции и, наконец, примирить братьев переборола идею незаметного, учтивого ухода из этого дома. Я вдохнула поглубже и оказалась на пороге комнаты, и тот вдох, что я сделала, так и застрял в горле тяжёлым, илистым камнем: почти все картины на видных местах комнаты были залиты растворителем, отчего лица на портретах обезобразились загадочным уродством, словно смятые пластилиновые статуи. Я уже хотела, засучив рукава, расправиться с виновником жестокого вандализма, но он заговорил.—?Я подружек в дом не вожу! И как она тебе нравится, слюнтяй, я отлично видел вчера ночью, я вижу всё, что ты делаешь у меня за спиной,?— рычал голос Романа, выцеживая слова через зубы.—?Не твоё дело! Убирайся! Я не хочу тебя слышать! —?с надрывным всхлипом взмолился Генри, а я в ужасе прикрыла рот рукой, не решаясь шагнуть внутрь: он сидел ко мне спиной на полу у постели, прижав к себе колени и схватившись за голову, некогда прекрасная, гладкая шевелюра на которой совсем растрепалась. Генри был в комнате совсем один, судорожно жестикулируя репликам Романа, а в следующее мгновение снова хватаясь за голову и вздрагивая.—?У тебя нет выбора, у тебя никого нет кроме меня, потому что ты грёбанный трус.Я замотала головой, а ноги сами понесли назад, не дождавшись команды от впавшего в ступор мозга. Я попятилась медленно, дрожащей рукой прикрывая рот, но слова выскальзывали непроизвольно. Одни и те же:—?Нет-нет-нет,… нет……Генри медленно повернул голову на звук и уставился на меня как большая, красивая рыба своими огромными, стеклянными глазами, не до конца понимая, кто перед ним. Он пребывал в параллельной реальности, в мире полного безумия, заколдованный, изуродованный гораздо сильнее, чем я могла себе представить.Постепенно его заплаканным глазам вернулось сознание, они округлились. Они стали огромными как два озера, что глядели на меня в первый день встречи. В считанные секунды его глаза наполнились ужасом и отчаянием. Мне стало невероятно стыдно за свое вторжение, ведь я была непрошенным гостем и явно стала свидетелем того, что видеть не должна была. Попятившись назад, я задела бесполезную вазу на комоде, та с треском грохнулась на пол, и тогда я сорвалась с места и побежала. Я понеслась по сложным коридорам, инстинктом самосохранения интуитивно находя путь, пока за спиной в унисон раздавался спешный топот. Минуя по пять ступеней, я преодолела круговую лестницу и ринулась к выходу, тут же выпорхнув в сырость дня, как перепуганная птица из клетки. Сердце стучало как бешеное, кровь превратилась в ток, причиняя боль своей циркуляцией, слёзы следами улитки расползались по лицу от ветра, а я всё бежала, бежала в слезах, бежала рыдая, куда только могли глядеть залитые едкими слезами глаза…