2. Crush (1/2)
Его Величествопадает с ног, едва затыкаетсяэта проклятая зубодробительная музыкаи раздается крик: ?Записано!?. Падает, блаженно закатив глаза и промурлыкав: ?Я иду к тебе, Фрэнк!(*)?, и больше уже не откликается ни на какие внешние раздражители. Благо, падает король Джулиан хотя бы на мягкое ― на пузо подбежавшего к нему толстого звукооператора Дэвиса. До такси Его Величество приходится тащить, что, в общем-то, не так уж и непривычно. По крайней мере, Морис, волоча бесчувственное тело на руках, не испытывает никаких затруднений, а персоналстудии, включая Майка Ольсена ― пиар-менеджера Кинг Джея, ― никакого особого удивления. Все двери как по волшебству распахиваются, а машина, конечно же, ждёт сразу уцентрального входа. ― С ним точно всё будет в порядке, мистер… Ольсен, склонившийся к опущенному стеклу, сконфуженно потирает лысеющую макушку. Морис кивком уверяет, что понял: обращаются к нему. Конечно, жить в Штатах без фамилии ―значит, доставлять нормальным людямкучу мелких досадных неудобств. Но то, что записано в свежеполученном паспорте, произнести технически… почти нереально. Опять же, для нормального среднестатистического ньюйоркца.
― Конечно.Будем отпаивать его чаем и таблетками, всегда есть запас на такие случаи.
― Вам обоим уже оформили страховку. Может быть… Морис вполне согласен с тем, что ?может быть? было бы неплохо. Но, вспомнив последнюю попытку вызвать Джулиану врача (Его Величество, мгновенно забыв о серьезном алкогольном отравлении,забился в шкаф с воплем: ?Не трогай меня, глупый простолюдин!?), с сожалением качает головой. ― Не любит американскую медицину. Если загоню его в больницу, он, пожалуй, загонит меня в крематорий. ― О… да, он просто душка!
― Не представляете, какая. Ольсен торопливо хихикает. Подтверждая, что где уж ему представить, это же не о нем недавно написали, что Морт ― его общий с Джулианом сын. И снова тревожно косится на свою главную звезду, безмятежно уткнувшуюся обжигающе горячим лбом Морису прямо в колени. ― Что ж… удачи. Передайте ему, что всё получилось великолепно, я видел. Весёлого Рождества! ― И вам того же. Морис произносит это скорее с чисто формальной вежливостью. Рождество… для Джулиана, подхватившего простуду ещё три дня назад, наглотавшегося каких-то ?моментально ставящих на ноги чудо-таблеток? и рванувшего в канун Рождества записывать ?новую суперкрутую заставку для лучшего на свете дэнс-шоу?, оно вряд ли будет весёлым. ― Куда обычно? ― уточняет водитель, полуобернувшись. ― Да. Ольсен выпрямляется, отступает и машет своей пухлой короткопалой рукой. Улыбка растягивает губы, но в рассеянном взгляде за стеклами очков вполне отчетливо читается: ?Только не угробь моё самое ценное вложение, Господи Иисусе?.Машина отъезжает. Джулиан отвечает на звук мотора невнятным: ?Я тебе рявкну, Соня!? ― Он что, снова пьян?― негромко хмыкает таксист.
Коренной ирландец, с большим пониманием относится к подобным вещам ― поэтому Джулианом его не удивишь. Постоянный, любимый клиент. Его Величеству случалосьсадиться (или падать) в эту машину в самых разных позах и состояниях, так чтотеперь вопрос вполне оправдан. Морис тяжело вздыхает: ― Он идиот. Джулиан, не приходя в себя, недовольно мычит.Просунув руку между собственной брючиной и головой Его Величества, Морис щупает лоб. Просто чтобы удостовериться: очень горячий. ?Ну-ну, Морис, не более горячий, чем моя попка, которой ябуду сегодня трясти?. Именно так Его Величество сказал, когда утром Морис всячески пытался отговорить его от этой затеи. ― Я должен порадовать моих подданных! Попкой! И не только! С тяжелым вздохом Морис пытается уложить Его Величество (безмозглое, пожалуй) удобнее ― насколько это возможно в довольно узком салоне. Хотя бы чтобы Джулиан не дышал ему прямо в… ― Мори-и-ис, а… что сейчас между нами происходит, ммм? Джулиан произносит это, резко подняв всклокоченнуюголову.Высокий налаченный хвост напоминает птичье гнездо с торчащими там и тут бусинами, лицо… спотекшим сценическим гримом, пожалуй, стало похоже на устрашающую маску. Джулиан чихает. Но, кажется, даже в эти секунды не перестает многозначительно улыбаться. ― Мо-мо, ты что, не можешь потерпеть до… ― Ваше Величество, у вас просто жар. ― И разыгралось… ― Джулиан приобнимает его за плечи, устраиваясь удобнее, ― воображение? Не отпирайся, ты же тыкал меня лицом в свой… Таксист включает радио. Громко. Потом ещё громче.Сидит так прямо, будто проглотил палку, даже на миллиметр не поворачивает голову. Морис, мысленно благодаря его за это, страдальчески вздыхает. Стыд, чертов стыд. Опять. Опять это…. ― Король Джулиан,у вас температура, вообще-то всё могло кончиться очень плохо! Ваша затея с сегодняшней записью… ― Морис, я же говорил. ― Джулиан, пытаясь хоть как-то вытянуться на сидении, не придумывает ничего лучше, чем закинуть ноги Морису на колени. ―У нашего шоу заставка меняется каждый сезон. Подданным нужна новая к Новому году! Нужно больше меня! И… ― Они называются ?зрители?. Если вы забыли. ― Кто?
Джулиан снова чихает.Морисвручает ему платок, получает в ответ недовольное фырканье и уверяет: ― Чистый.
Но Джулиан все равно недоволен: ― С тобой невозможно разговаривать, ты скачешь с темы на тему и несешь какую-то чушь, а у меня вообще-то болит голова, и я… И он отключается снова. На этот раз ― завалившись назад и несильно, но гулко стукнувшись затылком об стенку салона. Морису остаётся только в очередной раз тяжело вздохнуть и начать слушать музыку. Думая о том, что таксисту надо бы дать на чай побольше. Всё-таки это Рождество. И всё-таки… он везёт короля Джулиана. * ― Я не буду. И король Джулиан капризно отпихивает большуюкислотно-зеленую кружку с бульоном. ― Я хочу мороженого. Персикового. Сейчас. Пошли за ним Морта. ― Ваше Величество, вы забыли, что Морт в зимнем оздоровительном лагере и все ещё не смог оттуда сбежать? ― Пусть принесет мороженое оттуда! ― О Боги… Морис поспешно прикусывает язык, но жалоба уже озвучена вслух, и Джулиан разве что не подскакивает на трёх взбитых огромных подушках кислотной расцветки: ― Какой ты бесчеловечный, Морис. Я же умираю!Что ты будешь делать, если я умру, что будет делать мой народ, и что будет с моим шоу, и… ― Ваше Величество… ― Морис, поколебавшись, опускает ладонь на смуглый лоб.― Пейте бульон, пока мы сбили вам температуру. И вы не умрёте. Джулиан косится на кружку. Дергает носом. Изаявляет: ― Он воняет луком! Мороженое им не воняет! Я точно умру! ― Ваше Величество…
― Я не хочу! Убери эту гадость. Слова король Джулиан подкрепляет чихом, после чего с несвойственной умирающим резвостью отворачивается к стене, натягивает одеяло повыше и красноречиво машет на Мориса высунутой пяткой. Тоскливо разглядывая ступню, Мориссо всей возможной учтивостью интересуется: ― Но почему суп ― гадость? ― Вообще-то я говорил про тебя!
Нога дергается ещё раз и исчезает под одеялом. И наступает тишина.
Морис в задумчивости смотрит на золотистый, с пятнышками жира, довольно аппетитный куриный бульон. Быстро и без заморочек готовится, и при этом универсальная панацея, так говорят ньюйоркцы, хотя трудно сказать, насколько это оправданно. Его теплолюбивоеВеличество обладает почти лошадиным здоровьем и не слишком часто простужается. Может, поэтому каждая простуда ― оскорбление королевского достоинства. А простуда под Рождество, когда уже получены приглашения на самую крутую вечеринку в самый крутой клуб на двести семнадцатом этаже самого огромного небоскрёба… ― Жизнь оставляет меня, Морис. Я скоро увижу Фрэнка… и Иисуса… и прочих парней с неба… интересно, там есть манго? Джулиан бормочет это, не поворачиваясь, потом горестно вздыхает и накрывается одеялом уже совсем с головой. Наружу остаётся торчать только кончиккрашеного белого хвоста, в который собраны волосы. ―Смотри, солнце погасло, оно не в силах этого вынести…
Морис кидает взгляд за окно. ― Ваше Величество, это просто ночь. ― Вот именно, Морис… И снова тоскливая тишина, в которой слышно, как падает снег и как страдающий король что-то себе чешет.
― Ваше Величество. ― Морис предпринимает еще одну попытку начать переговоры.― Ваше Величество… ― Ну чего тебе? ― бормочут в ответ. ― Если вы выпьете суп, я… ммм… выполню любое ваше желание. Одеяло резко откидывают. Джулиан, полуобернувшись,кидает скептичный взгляд и со всем достоинством, какое позволяет слегка покрасневший нос, сообщает: ― Тыи так выполнишь любое мое желание. Я же твой король. Тем не менее, уже то, что он зашевелился, ― неплохой знак. Морис, слегка усмехнувшись, протягивает кружку: ― И всё-таки.
― А… какое желание? ― Любое. Джулиан смотрит на него широко распахнутыми глазами, с искренним любопытством. Детским. Точно так же, как смотрел впять,в восемь, в десять, в двенадцать. Забавно… его взгляд, когда он чем-то заинтересован или чего-то хочет, совершенно не меняется. Как бы ни менялось всё остальное. С трудом удерживая непонятно откуда взявшуюся улыбку, Морис уточняет: ― Кроме мороженого.
― А… ― Джулиан, покосившись на бульон и всё же сделав маленький глоток,с надеждой подается ближе, ―выкинуть Морта из окна или хотя бы подвесить на веревочке за ногу? ― Тоже нет. ― Тогда какое же это любое! ― Это… ― Морис снова мягко наклоняет чашку, заставляя сделать еще глоток, ― любое другое. Ответом служит недовольное ворчание: ― Какой же ты скользкий, отвратительный тип… а суп вкусный. Морис оставляет оба замечания без внимания, стараясь ничем не выдать торжества от своей… победы? Пожалуй, когда живёшь с королём, даже такое вполне можно счесть победой.
Так ведь было всегда. Его Величеству трудно что-то объяснить, еще труднее его переубедить и совсем невозможно ― заставить что-либо сделать против воли, даже если это пойдёт на пользу. Джулиан накрепко уверен только в собственной голове и собственном мнении на любой счет. Остальноеон не то что делит на десять, а, пожалуй, умножает на ноль. Или на ноль целых одну миллионную. Вероятно, это очень хорошая монаршая наследственность. Органично перетекающая в поистине ослиное монаршее упрямство.
Да, так было. И будет.
Если Король Джулиан считает нужным с температурой смертельно больного отплясывать перед камерой, записывая новую заставку, ― так и поступит. Если уверен, что двойное отрицание в английскомне ошибка, а лишь ?совсем-совсем нет!?, ― будет использовать его в интервью, шокируя тележурналистов, и плевать ему на все уроки и пройденные курсы.На которых он, кстати, всегда спихивал на Мориса своё домашнее задание… А ещё если король Джулиан уверен, что любое желание ― это любое… ― Морис!
Ему протягивают пустую чашку. Он забирает ее и ставит на стол. Коротко соприкасается ладонями с длинными, смуглыми пальцами Джулиана. Они успокаивающе прохладные. Температура не поднимается. Морис ждет какого-нибудь очередного проявления королевского недовольства, но неожиданно слышит совсем тихое: ― Спасибо... Его Величество откидывается назад. Морщится, расправляя длинные свалявшиеся пряди волос. Даже лежа в постели, он будто ждет каких-нибудь папарацци, которые, надо сказать, обожают караулить его на улице. Правда, сегодня, скорее всего, все папарацци режут рождественских гусей или нюхают кокаин. Это же Нью-Йорк. ― Я все ещё не могу встать, чтобы пойти на ту вечеринку… ― раздается жалобный голос. ― Не можете. Но до конца рождественских выходных они ещё будут. ― Не те… За этим замечанием следует тяжелый вздох, и смуглая рука прижимается к груди. Подумав, Морис мягкоберет ее в свою и начинает снимать кольца. На некоторых пальцах их по шесть, и примерно половиной из этих украшений можно убить. Ладонь поверх его ладони лежит совсем вяло, Джулиан наблюдает со страданием в глазах: видимо, почти физически ощущает, что с каждым снимаемым кольцом шансы провести ночь в клубе стремительно уменьшаются.
Опустив на стол последнее кольцо ― усыпанный белыми и голубыми камнями перстень-коготь с мизинца, ― Морис неожиданно осознаёт, что без всего этого богатства рука почти ничего не весит. ― Давайте вторую. Они наверняка вам мешают. Джулиан мотает головой. ―Они ― часть меня! ― Даже от частей себя иногда надо избавляться. ― Поэтому Морт ведёт себя иногда так, будто хочет отрезать мне ноги? Морис негромко хмыкает в ответ на это предположение.Джулиан всё же подает ему руку, разрешая снять кольца и оттуда.Яркие и переливающиеся, то золото, то серебро… и тем неожиданнее обнаружить безымянный палец совершенно голым. Единственный из всех пальцев. Это тем более странно, учитывая, что у Джулиана целая обувная коробка колец, и в целом их больше, чем дней в году. ― Ваше Величество… Джулиан, возможно, начавший задремывать, томно приоткрывает один глаз. ― Ну что тебе надо? ― Вы забыли… Он осекается, понимая, что это прозвучит довольно глупо. Он же не нянька… Ладно, хорошо, нянька, но считать дешевые королевские кольца, десятками скупаемые во всех магазинах Манхэттена, ― уж точно не его обязанность.И всё же отчего-то Морис испытывает любопытство. И продолжает: ― …надеть кольца на этот палец? Джулиан тут же корчитгримасу. Выдергивает руку, складывает ее вместе со второйна груди. Опять жмурит глаз, запрокидывает подбородок и принимает вид уже не просто страдающий, но оскорблённый. ― Если ты не заметил, я никогда не ношу колец на этом пальце. Вообще никогда, Морис. И он снова тяжело вздыхает, кажется, готов опять отвернуться к стенке. Морис с некоторым трудом снова завладевает королевским запястьем и снимает оставшиеся три кольца с мизинца. ― Извините… есть слишком много других вещей, за которыми я должен присматривать. ― За какими это? ― Джулиан даже распахивает оба глаза и ревниво косится на него. ― У тебя что, есть другие кор… ― Например, за тем, чтобы Морт не отрезал вам ноги. Или за тем, чтобы вы завтракали. Или… Его Величество раздраженно жмурится. Кисть требовательно дергается: ― Нет-нет, только не занудствуй.И отдай уже королевскую руку. Это народное достояние! Морис послушно замолкает, норуку не отдает. Медленно касается тонкого безымянного пальца своим указательным. Легким гладящим движением проводит по коже. Джулиан опять распахивает оба глаза и смотрит ему в лицо, неожиданно начиная блаженно улыбаться: ― Ммм… да, мне нравится. ― Так почему вы не носите здесь колец? ― Я… Подушечка пальца касается костяшки и снова движется к ногтю. Джулиан почти зачарованно наблюдает за этим. Помедлив, поясняет: ― Я хочу в Лас-Вегас.
Морис останавливается. С некоторым сомнением тянется, чтобы подтвердить опасения: у Его Величества опять поднимается температура и начинается какой-то бессвязный бред. Но Джулиан сразу сердито отпихивается: ― Когда я спрашивал Шкипера, где круче всего жениться, он сказал: ?Клоуну вроде тебя? В Лас-Вегасе, там все такие же тронутые?. Я сразу понял: тронутые ― значит, с троном. Вот где женятся короли.И когда я буду там с кем-нибудь невероятным… Он мечтательно улыбается и прибавляет: ― На этом пальцедолжно быть одно кольцо. Оно будет. Когда-нибудь. Морис удивляется серьёзности, с которой произнесены последние слова. Даже не находится с ответом. Но тут же Джулиан многозначительно заявляет: ― С большим розовым камнем. Обязательно. Запомни это.