Глава 8. Чем темнее ночь, тем ярче пламя (1/1)

Праздник плодородия в Пуату уже давно не отмечали так, как завещали предки?— с кострами, огненными колесами, лепешками, испеченными на камне, и ветками рябины над порогом. Кюре категорически не одобрял нехристианскую традицию, в годы Фронды праздники и шествия были официально запрещены Парижским парламентом, так что обычно юноши и девушки отправлялись танцевать в поля вокруг дольменов. Но в этом году кюре отправлялся в Пуатье к родным, новых запретов из столицы не поступало, потому было решено устроить танцы на площади, до утра кататься на лодках с факелами, а главное?— пить вино, сидр и от души веселиться. Тетя Жанна ворчала, Фантина хмурилась, но сестры де Сансе, решив, что праздников в их жизни слишком мало, прикололи букетики цветов к лифам и умчались танцевать, позвав Дени присоединяться. Парень весьма гордился собой?— с ярмарки он привез не только хороших мулов и ослов, но умудрился каким-то чудом выторговать вожделенного жеребца, о котором давно мечтал. Девушки и юноши привязывали ленточки к ветвям вяза, плясали, отбивая подошвы сабо, подхватывая факелы, уходили парами в поля, уверяя, что будут там приманивать добрых духов и просить о хорошем урожае. Мари-Аньес и Дени мгновенно растворились в толпе, рядом с Анжеликой возник веселый, хмельной землемер и увлек в фарандолу. Танцы, смех, запах вина и дыма от костров, неловкие, но горячие похвалы красоте, которыми ее осыпали, кружили Анжелике голову. Девушка плясала на площади бурре с брюнетом, у дольменов?— ригодон с блондином, легко дарила настойчивым юношам поцелуи, и сама не поняла, как оказалась в объятиях Артэма Калло. Раскинувшись на мягкой траве, она смотрела в темное небо, подмигивающее яркими звездами, чувствовала, что тело становится легким как пушинка. Землемер целовал ее так ласково, развязывал шнуровку корсета так умело, а ландыши пахли так сладко… В конце концов, она молода, вокруг цветет весна, сегодня праздник, а значит?— нужно веселиться, успела подумать девушка и мужские руки высвободили из корсажа ее грудь.—?Мадемуазель. Мадемуазель Анжелика! —?мужчина зачем-то оторвал губы от ее кожи и чуть отстранил от себя, не выпуская от объятий. Она подняла на него бездумные глаза, столкнулась с напряженным, странно-торжественным взглядом и моргнула.—?Мадемуазель, выходите за меня замуж!—?Глупец, слизняк, растяпа,?— бормотала Анжелика, продираясь сквозь кусты и оставляя на колючках куски платья. Кто так делает предложение? С какой стати он вообще решил ей делать предложение? При чем здесь брак, неужели этот мелкий служака, буржуа, кто он там??? полагал, что она согласится? Мягкая трава под луной это одно, а замужество?— совершенно иное! И если уже решил совершить такую глупость, разве нельзя было подождать и предлагать свое сердце … чуть позже? Девушка со вздохом поправила корсет, вспоминая, как обычно веселый и бойкий на язык парень жалко лепетал, что давно любит ее, просил прощения?— не устоял, ведь ?хотел, чтобы честно?. Идиот! Тюфяк! Что теперь прикажете?— резвиться с солнцем? Она зачем-то подняла голову?— с небес смотрела луна, круглая и хищная, как лицо тети Жанны. В сердцах топнув ногой, Анжелика оступилась, схватилась за куст, шипы вонзились в кожу. Боль отрезвила, слизнув с пальцев пару капелек крови она поправила волосы, вздохнула, обнаружив пропажу чепчика, выбралась на тропинку и зашагала в сторону замка, мечтая как можно скорее выбраться из этого леса, наполненного вздохами, шепотом и звуками поцелуев. Темно, холодно, мокро, пока она доберется до дома совсем продрогнет. Совсем рядом мелькнул огонек, от дерева бесшумно отслоилась темная фигура, с фонарем в руке, в тусклом свете полыхнули рыжие волосы.—?Мадемуазель де Сансе? Разрешите вас проводить? —?вежливо поинтересовался Огюст Монтадур, после небрежного поклона,?— хотелось бы обсудить один вопрос.—?Вопрос? —?устало поинтересовалась Анжелика, принимая предложенную руку.

—?Я слышал, что вы, мадемуазель, желаете получить освобождение от налогов и перевозить через таможню соль, делая вид, что в мешках мука? —?племянник Корна ловко подхватил собеседницу, когда та споткнулась,?— Я готов вам помочь.

—?С чего бы это? —?усмехнулась девушка,?— у вас доброе сердце?—?Доброе,?— не стал спорить таможенник,?— но еще меня интересуют деньги.

—?О, так в деревне правду говорили, вы мечтаете о плаще капитана королевских мушкетеров? Желаю удачи, месье, но при чем тут я?—?Ну, такая умная и красивая женщина…?— несколько двусмысленно протянул Монтадур.—?Даже не вздумайте?— ощетинилась Анжелика, вспомнив мерзкие руки Корна-старшего.—?Что вы, мадемуазель! —?будущий капитан изобразил на лице выражение глубокого почтения,?— ни в коем случае не собирался идти путем любимого дядюшки и ставить вас в неловкое положение. Я имею ввиду, что такая женщина как вы?— умная, красивая, молодая, прекрасно справится и с гугенотами, и с новыми клиентами, и с контрабандистами на острове. У вас уже есть завод, есть скот, а еще?— прелестная способность убеждать и тонкая деловая сметка. Вы замерзли, разрешите? —?мужские руки набросили ей на плечи плащ и укутали в мягкое сукно, лишь на пару секунд задержавшись на плечах.—?Хорошо, месье, можете больше не воскурять фимиам в мою честь. Говорите, что вы предлагаете. Монтадур просиял, присвистнул, крепко прижал руку Анжелики к своему камзолу, резко свернул, потом еще раз и еще, и, наконец, вывел свою спутницу на поляну. Мадемуазель де Сансе на миг потеряла дар речи?— среди ландышей, на поваленном дереве сидела эффектная брюнетка в красивом платье. Лунный свет мешался с огнем фонаря у ее ног, переливался в складках белого атласного плаща на плечах, и женщина казалась серебряной статуэткой, одной из тех дорогих, безумно красивых безделушек, которые Анжелика мечтала потрогать в замке дю Плесси.—?Мадемуазель Анжелика де Сансе, мадам Жервеза Корн,?— племянник сержанта Корна искрился летним солнышком,?— мадам легко решит проблемы освобождения вашей семьи от налогов, взамен на сорок процентов от прибыли.

—?Добрый вечер, мадемуазель,?— кивнула жена главного сборщика налогов Пуату, жестом предлагая присесть рядом,?— я желала бы, чтобы все, о чем мы договоримся, оставалось между нами.—?Конечно, мадам,?— согласилась Анжелика, провожая недоуменным взглядом губы племянника, припавшие к локтю жены его дядюшки,?— я с удовольствием выслушаю вас. Однако, вы не находите, что сорок процентов от прибыли?— цена несколько завышенная? Какой период вы имеете ввиду?— прибыль с месяца, с двух?—?Я имею ввиду регулярную прибыль?— сорок процентов с каждой вашей повозки.—?Что, простите? —?поперхнулась свежим ночным воздухом дочь барона де Сансе.

Жервеза с легкой улыбкой сделала жест рукой, призывая к спокойствию. На пальце блеснуло дорогое кольцо.—?Мадемуазель, с моей помощью ваша семья за неделю получит документы, подтверждающие освобождение от налогов. Я знаю, что мой муж пригрозил поставить заслон для ваших мулов, поверьте, он это может. Так вот?— я сделаю так, что муж отменит свое решение, и груз, перевозимый вашими мулами, будут пропускать беспрепятственно. Главное?— обеспечьте чтобы все сопровождающие шли к месье Огюсту, уверена, они легко его узнают,?— мадам улыбнулась уголком губ и губы месье повторили это движение.Было что-то в этом жесте странно-интимное, легкое и одновременно пряное, словно запах на сеновале, и Анжелика почувствовала себя неловко. Да, она уже поняла, что у мадам с племянником мужа отношения самые короткие, зачем это демонстрировать?—?Я правильно поняла, вы обладаете волшебной властью над супериндендантом Пуату? —?протянула Маркиза ангелов, не в силах усмирить иронию. Собеседница насмешливо улыбнулась в ответ:—?Поверьте, я всегда сумею договориться с месье Тременом. Девушку передернуло от сытого удовлетворения в этом голосе. Так говорят женщины, уверенные в любви и поддержке, которые по утрам находят на столике цветы, конфеты, безделушки. Им дарят их просто так, потому что это приятно. И вечером, пока они расчесывают волосы за столиком перед большим зеркалом, их целуют в затылок и шепчут всякие нежности. Жаль, что у нее, Анжелики, зеркало совсем маленькое. Однако, предложение мадам заманчиво. Безусловно наглое и жесткое, но заманчивое. Сорок процентов, практически набивается в компаньоны, но или так, или?— никак. А ведь она уже простилась с надеждой о мулах и деньгах. После разговора с Корном, выслушав от родных жалостливо-уничижительные рассуждения об ее умственных способностях, Анжелика решила, что с нее хватит. Она дождется Берна, укажет ему на сержанта, и пусть разбираются сами. Гугенот?— воробей стреляный, договорится с главой налогов провинции, да и с контрабандистами, если постарается. Стройка закончена в срок, по документам Гийом гугеноту ничего не должен. Они снова останутся без денег, но и без долгов. Как в случае с рудником. А сейчас ей предлагают…—?Мадемуазель? Вы слушаете?Она вынырнула из воспоминаний, расправила плечи.—?Мадам, какие гарантии вы можете мне предложить?—?А вы мне? —?в тон ей уронила Жервеза, рассматривая собеседницу в упор, не моргая,?— мадемуазель, как приятно видеть ваш боевой задор, вопрос лишь в том, насколько он обоснован. Ну хорошо. Договоримся так?— через неделю вы получите документы. Тогда и поговорим более конкретно. Дочь барона спрыгнула с дерева, присела в реверансе перед будущими компаньонами?— хорошие манеры уместны всегда, так учили монахини.—?Господа, мы договорились. Когда мужчина и женщина скрылись за деревьями, Анжелика почувствовала такой душевный подъем, такую забытую лёгкость, что готова была пуститься в пляс и петь песни?— прямо тут, посреди затопленного лунным светом леса. Намеренно поплутав по знакомым тропинкам, от волнения свернула в сторону мельницы вместо дома, потом?— к деревне, потом к поляне, которую летом устилали ромашки, а осенью ведьмиными кругами поднимались грибы, и, наконец, промокшая от пота и ранней росы, уставшая и совершенно счастливая, Анжелика вбежала на холм, с которого открывался вид на замок. И замерла, потеряв вдох,?— над заводом разбухала туча дыма, темного и горького. Ветра не было, и ствол гигантского дымового дерева поднимался высоко в небо, заливая своей мерзкой, прогорклой чернотой луну и звезды. Маркиза ангелов открыла рот, чтобы закричать и тут полыхнул, разрывая дым, огонь. Таких огромных языков пламени Анжелика ещё никогда в жизни не видела. Оранжевые, красные, белые всполохи прорезали эту проклятую тучу, взлетая выше и выше, рассыпаясь искрами, и всё больше серо-чёрного дыма валило от завода. Дыма было так много, что даже огонь с трудом прорывал его. Сено?— поняла Анжелика. Остатки прошлогоднего сена лежали в фуражной вместе со старыми просмоленными колесами. Она бежала, всё глядя на пламя и забывая о дороге под ногами. Едва не потеряла тяжелые башмаки и не стала обуваться?— подхватила их, бросилась ещё быстрее. Огонь был разноцветный, переливчатый?— оранжевый, черный, красный, белый, в его глубине что-то темнело, потом вспыхивало багрянцем, загоралось мягким желтым цветом и снова темнело. Вновь и вновь в воздух фонтанами взлетали красные угли, плясали багровые и синие отсветы. А ведь это красиво,?— мелькнула шальная неуместная мысль,?— невероятно красиво. Она всё пыталась вспомнить, точно ли угнали скот на болота, точно ли работает водяной насос, который установил Гийом, хотя она, желая сэкономить, предлагала просто закупить побольше ведер?— ручей рядом, всего полчаса с тележкой. В воздухе летали обугленные стебли горелой травы, и всё отчётливее чувствовался запах гари. Завод был уже совсем близко. Продираясь сквозь окружавшие выгон деревья, не чувствуя ни царапин на руках, ни сбитых ног, Анжелика увидела, наконец, мечущиеся в дыму фигуры, услышала треск огня и плеск воды. Огонь стал меньше, определено меньше! Это она так долго бежала или просто пожар полыхал давно и все выгорело? Но дыма уже не так много, это совершенно точно, а то что во рту горько, это ничего не значит! Анжелика попыталась крикнуть, вдохнула дыма, закашлялась и в ту же секунду чьи-то пальцы сжали плечо и отбросили назад так, что она чуть не упала, больно подвернув ногу.—?Нет! Не лезь дальше! —?рявкнул незнакомый сиплый голос. Дени, вытирая мокрым разорванным рукавом кровь со лба, смотрел на сестру дикими глазами. Это был его голос, и его рука остановила её, но Анжелика рванулась?— подумаешь, брат перепугался, сейчас не до того!—?Что за чушь, я помогу! —?наконец-то удалось закричать и горло немедленно запершило от дыма.—?Сказал?— тут стой! —?он ухватил сестру за плечи, прижал спиной к дереву, с одежды его капала вода, и весь он был черным от сажи,?— не вздумай, слышишь, не лезь, будет только хуже! Злоба, которой сочились слова Дени, ударила наотмашь. Она вновь рванулась туда, где бегали и кричали люди, страшно грохотало пламя, попыталась указать на балку под крышей, которая почему-то была хорошо видна даже через дым и эту балку уже грызло пламя и если она рухнет, то… Брат перехватил ее руку, больно завернул за спину, прижав губы к уху прошелестел страшно тихо, но его шепот перекрыл гул огня:—?Хочешь помочь? Сиди тихо и не суйся! Тебя не должны увидеть! Только тогда, если Бог даст, обойдемся без лишних трупов! Дени нырнул в пожарище, из дыма донесся плачущий женский голос: ?Не виселица, только не виселица!?, Анжелика бросилась следом и в ту же секунду почему-то оказалась на земле. Попыталась встать, но не смогла шевельнуться, ноги онемели и не слушались. Из разъеденных дымом глаз хлынули слезы, она попыталась поползти вперед, к пожару или хотя бы назад?— под деревья, где было не так больно дышать, но не могла двинуться. Замерев, она тяжело втягивала дым носом, казалось, что воздуха не осталось, только этот чертов дым, почему она подумала, что его стало меньше? Закрыла рот и нос подолом, раньше нужно было это сделать, сейчас в легких только гарь и огонь, как на той проклятой балке, от которой страшно оторвать взгляд. На минуту огонь словно присмирел, и она увидела седые волосы Гийома, качавшего насос, женщину, размахивающую мешком, с которого что-то лилось, мужчин, бегущих с топорами и лопатами. Почему-то на этот раз она легко вскочила, кинулась к ним, но тут на одном из крестьян вспыхнула одежда и Анжелика снова рухнула, глядя, как Дени бросил горевшего на землю и стал поливать невесть откуда взявшейся водой из ведра?— вот, она знала, что будут нужны ведра! Брат снова куда-то бежал, люди с лопатами мчались за ним, незнакомый человек в черном кричал про торфяники, что-то несли, бросали, рубили, а женский голос завывал снова и снова: ?умоляю, только не виселицу!? Наконец, балка затрещала, накренилась, кто-то завопил, разгоняя людей, и стена завода обрушилась вместе с частью крыши. Дым вновь стоял стеной, мешая видеть, треск обожженного песчаника мешался с гулом пожара, то тут то там слышались несвязанные хриплые от дыма крики:?— В сторону!

—?Клянусь, вот крест, я сам видел! А как плакал, как убивался!

—?С дороги! Воды, сюда, сюда лей!

—?Умоляю, больно! Ваш батюшка бы никогда…

—?Священника! Зовите священника! Врач уже не поможет!

—?Сюда сыпь! Да пошевеливайся, проклятье!

На колени Анжелике упало что-то маленькое, обугленное, мягкое?— и девушка едва не закричала. Сгоревшая кошка. Она не заметила, когда посветлело небо, опустился ниже дым, затух огонь. Не сразу поняла, что люди уже перестали бегать, жадно пьют воду и зачем-то ворошат палками пепел, на выгоревшей дочерна земле пьяными слезами рыдает какой-то человек, размазывая разводы копоти по лицу, приговаривая: ?Ведьма, смерть, пауки… все кюре расскажу!?, а рядом без движения лежит женщина с окровавленным подолом. Она тоже была в гари, но Анжелика узнала ее по волосам. Дочка Солье, старшая. Беременная. Не выдержав, Анжелика вскочила с холодной земли и кинулась помочь. Пронзительный визг пролетел над затухающими углями?— увидев ее, плачущий мужчина закрыл голову руками и пополз в сторону. В ту же минуту рядом оказался школьный учитель, как его зовут-то? и попытался сотворить дрожащими руками знамение над головой мадемуазель де Сансе, упавшей на колени у окровавленной женщины. Анжелика непонимающе оглянулась?— все, кто был рядом, смотрели на неё, и эти взгляды были едва ли не страшнее почти догоревшего пожара.—?Убирайтесь! Убирайтесь отсюда немедленно! —?громовой голос мужчины в черном заглушил пьяные вопли ползущего по горячей земле несчастного. К кому он обращается, она так и не поняла, зато, наконец-то узнала в нем Берна,?— Убирайтесь! -повторил гугенот, - это прОклятый праздник, день вина, разврата и мерзости! Уповайте на милость Божию, может, он простит, а священник даст покаяться, прежде чем всех вас вздернут за поджог! Как во сне девушка смотрела на Дени, который, не глядя, подхватил на руки дочь кабатчика, Гийома, тащившего рыдающих и сквернословящих мужчин в сторону деревни, на других, которые шатаясь, пятились, глядя на пепелище с ужасом. Губы Анжелики не слушались, руки дрожали, ноги онемели. Она чувствовала под ладонями горячий пепел, ласковый и пушистый. Что-то твердое попалось под руку. Гвоздь. Берн сплюнул сквозь зубы, глядя на несчастных, грязных и обожженных крестьян, повернулся к Анжелике, и в его глазах полыхнуло отвращение.