14. (2/2)

Марлен кивает, кладёт на барную стойку кошель с деньгами и садится за самых ближайший к выходу столик. Она слышит, как уже начинает тарабанить по крыше дождь. Она чувствует, знает, на неё смотрят. Неужели голос всё ещё тот? Да и кто мог его слышать кроме музыкантов и Брана за последнюю сотню лет?

Трактирщик приносит холодную ножку курицы сплошь залитую маслом и эль. Марлен никогда не была брезгливой в плане еды, но раньше она бы просто отказалась такое есть. Сейчас же во рту накапливается солёная слюна и невозможно сдержаться от того, чтобы не сглотнуть. Марлен не снимает перчаток, что она забрала из дома вместе с луком, колчаном и кинжалами, а помимо этого стащила у одного из собачек накладки на перчатки и сапоги. Теперь у неё десять кинжалов вместо двух, но Марлен всё равно чувствует себя безоружной.

Она также не снимает маски, когда ест, к элю не притрагивается, держит горло сухим. Из-за обилия масла и соли противно на вкус, но сейчас это самое вкусное мясо, которое она когда-либо пробовала.

Скрип стульев с нескольких столов. Марлен прекращает жевать лишь на секунду, как ни в чём не бывало продолжает, косо смотрит на садящихся за её стол мужчин. Она видит четверых, спиной чувствует ещё двух.

У того, что сидит справа от неё она видит меч. Тяжёлый и длинный. Срубит голову одним взмахом, а она ничего и сделать не успеет.

— Как давно в этих краях, малец?

Они думают, что она парень. Или придуриваются. Марлен ничего не отвечает, продолжает жевать, смотря в миску.

— Из неболтливых? — она слышит усмешку. — Налегаешь так на бедную курицу, будто сто лет не ел.

Марлен проглатывает кусок, чувствует, как дрожат пальцы, из-за чего сильнее сжимает кость. Она видит, как ей пододвигают кружку эля. Чужую. А её кружки и след простыл.

— Выпей, а то небось из-за соли весь рот разъело.

Она смотрит на того, кто говорит. Самый ближний справа. Он смотрит в её глаз пристально, переводит взгляд на повязку и маску.

— Что с глазом произошло? — он очерчивает своё собственное лицо круговым движением пальца. — И видимо со всей мордашкой в целом.

— Ожог, — всё ещё хрипло говорит Марлен первое, что пришло в голову. — Глаз выбили.

Мужчина усмехается. Он втрое больше неё, мышцы раскатистые, большие. Их видно даже под бронёй.

— Случайно не одна девчуля?

— Какая?

— Да у нас от хозяина поручение, — он махает рукой. — Найти его шлюху, что сбежала совсем недавно. Волосы белые, глаза странные. Один лиловый, а один красный. И шрам ещё на щеке есть слева. Где как раз у неё красный глаз и находится.

Он знает. Это видно по его расплывающейся ухмылке. Его нужно обезоружить первым.

Марлен резким движение хватается за рукоять и с размаху сносит голову двум стоящим позади. Окровавленный клинок смотрит на сидящих четырёх мужчин. Марлен выходит из-за стола медленно, слышит смех того, кого она обезоружила.

— Лиловый глаз сам показал себя.

Она пятится спиной к двери, открывает её и выбегает на улицу под их общий крик. Ещё одним махом Марлен перерезает поводья половине лошадей, заставляя тех бежать из трактира, развязывает свою лошадь и садясь на неё срывается с места. Грязь под копытами громко хлопает, дождь лезет в единственный глаз, а бушующий ветер срывает капюшон с головы. Марлен не оборачивается, ведёт лошадь подальше в чащу леса перед ней. Лошадь стучит копытами по редкой гальке, когда они выбегают к озеру. Марлен дёргает поводья в сторону чащи. Она слышит только свист стрелы, прежде чем упасть вместе с уже мёртвой лошадью, в глазу которой покоится стрела. Меч выскальзывает из рук. Марлен тут же ползёт к нему, подбирает двумя руками и направляет в сторону подъехавших на лошадях двоих мужчин. Третий выехал из чащи, откуда прилетела стрела.

— Куда ты собралась, ангел? Твой прошлый хозяин ждёт тебя вместе с новым.

Марлен срывает повязку с глаза, снова выставляет меч на Большого. Она так назвала самого крупного, его меч она держит в руках.

— Ты подраться хочешь? — он слезает с лошади, берёт протянутый ему меч от другой собачки. — Как скажешь, бусинка.

Он делает первый замах легко, Марлен его отбивает. Большой смеётся. Он играет с ней, как с котёнком. Размерами наверняка похожи. Марлен сама делает замах, он его отбивает, с силой прикладывается, чтобы выбить меч из её рук, что и происходит. Он сокращает с ней расстояние в считанные секунды и бьёт кулаком со всей силы в лицо. Марлен отшатывается, падает от силы удара, чувствует смещённую перегородку, льющуюся из обеих ноздрей горячую тёмную кровь. Она капает быстро и сильно на гальку, смешиваясь с падающими каплями дождя. Большой бьёт её ещё раз, на этот раз в висок. Он промахивается, но Марлен всё равно заваливается ещё сильнее. Наконец он седлает её, обхватывает одной ладонью горло и давит. Сквозь бьющее в ушах сердце она слышит «да не убью я её, только придушу, чтобы меньше рыпалась».

Когда кислород перестал поступать в лёгкие, пальцы сами собой начали хвататься и пытаться оттянуть пальцы от шеи. Кинжалы. У неё есть кинжалы. Он приподнимает её над землёй и впечатывает в гальку, пытаясь выбить остатки сил на сопротивление.

Марлен нащупывает на бедре один из них, выдёргивает из ножен и вонзает прямиком в бок. По ощущению хватки на шее и расплывчатому выражению лица, то ничего не поменялось. Крепкие руки отпускают её шею и Марлен заходится в лихорадочном кашле, хватается за горло и пытается вдохнуть намного больше свежего воздуха, чем это возможно.

— Сука… — рычит Большой и будто бы хочет снова на неё наброситься, уже наваливается на неё. Марлен удерживается на одном колене, держа одной рукой массивный кулак. Большой плюётся в неё кровью, слова булькают где-то в горле и слышно, как сталь выходит из плоти. Марлен успела незаметно вытащить кинжал из перчатки и вогнала его до упора под рёбра Большого.

Марлен выдёргивает из его бока и второй кинжал, когда он падает замертво. Она вытирает тыльной стороной ладони кровь с лица, осматривает остальных двух. Один всё ещё направлял на неё натянутую стрелу, а второй достал кинжалы.

Кинжал, так она прозвала мужчину с кинжалами, побежал на неё. Нужно немного времени, совсем немного. Марлен смотрит на стрелу. Пять. Пятка Кинжала проваливается в гальку, но он не собирается останавливаться. Четыре. Три. Она чувствует, как напряжена спина. Два. Марлен берётся за острый кончик кинжала пальцами. Один. Она замахивается, мелкий кинжал метко попадает в Стрелу, так она прозвала мужчину с луком. Острие лезвия угодило в шею Стрелы, который в свою очередь выпустил стрелу. Она попала прямо в ухо Кинжалу и тот, не успев даже добежать до Марлен, прямо на бегу упал также замертво, как и Большой.

Никаких больше людных мест.

Марлен идёт к воде, снимает с себя импровизированную маску, не пытается смотреть в собственное отражение, покрывает рябью водную гладь, когда опускает туда руки в форме ковшика и выпивает по несколько заходов. У кого-то из них определённо должна быть фляга.

***

Марлен выработала привычку считать дни, складывать их в недели, недели — в месяцы, месяцы — в года. Она насчитала уже двадцать лет скитаний в никуда. Она не знает куда идёт. Одно знает — подальше от Брана, подальше от его собачек. Туда, где её не достанут.

В основном она передвигается только ночью, так меньше шанс встретить собачек бодрыми. Питается скудно, в основном быстро жарит пойманных белок или зайцев огнём своего заклинания, или ягодами, которые встретит по пути. Иногда она ловит себя на мысли, что не будь она в этой семье, не обучи они её тем знаниям, которыми она сейчас активно пользуется, — сгинула бы в первые месяцы. Она страдает от кошмаров, когда пытается поспать на дереве или в укрытых местах, чтобы её было не видно. А ещё она параноит. Часто параноит. Иногда ей видятся силуэты, когда там нет даже намёка на предмет или движущийся объект.

Но огонь не может стать очередной надоедливой иллюзией её собственного сознания. Не может же? Она остановилась на дереве, поскольку слышала голоса где-то внизу. Она надеялась, что они уйдут, но и перестрелять их из лука было возможным. Марлен слышит пьяные песнопения от мужчин, их языки путаются в словах.

Не почудилось. Действительно огонь. Точнее, свет от костра. Она видит мужские силуэты. Среди них нет ни одной женщины. Она слышит через раз смазано брошенное «ангелочек, ангел, ангелок». Ещё одна банда. Они теперь ходят скопом в десять и больше человек. Скорее всего видели трупы. Марлен даже их не прячет, даёт знать им, что будет, если они всё же смогут отыскать её.

Оставлять их тоже нельзя. Со своей точки обзора она насчитала пятнадцать голов. Эти пятнадцать скорее пойдут на корм диким зверям, чем упустят её. Марлен не хочет знать, сколько Бран назначил за её голову. Одно она знает. Ублюдок сделает абсолютно всё, чтобы вернуть её обратно.

Марлен ждёт час, ждёт два, прежде чем уснут все четырнадцать и останется один на посту. Она даже с далёкого расстояния видит, что парень, человек, молодой. Очень молодой. Ему лет двадцать. Совсем зелёный.

Он даже не слышит, как она подходит слишком близко к нему. Он даже не дёргается, когда слышит её прерывистый вздох во время замаха камнем. Парень падает без сознания, под его головой медленно растекается тёмная лужа крови. Он ей ещё понадобится. Марлен проверяет его пульс на шее. Живой и в отключке. Это то, что ей нужно. Она привязывает его к бревну и берёт первое оружие, что попалось ей под руку. Лопата. Об них марать кинжалы не хочется.

Она заходит в первую палатку к первой жертве. Его голова слезла с подушки, а сам он лежит чуть ниже. Марлен вытаскивает подушку из-под его тёмных волос и прижимает к лицу. Первые десять секунд ничего не происходит, а после начинают дёргаться конечности. Он просыпается окончательно, пытается схватить её за руки и оттащить, но сил уже не хватало. Его руки падают, тело обмокает, стоит отвратительный запах пота и мочи. Марлен вытаскивает его головой наружу только наполовину. Ей хотелось показать, как будет выглядеть каждая стоянка собачек, если они намерены искать её.

Она назовёт это собачьим кладбищем.

Вторая палатка была более вместительной, там было уже двое. С двоими она справлялась больше раз, чем живёт на этом свете. В этот раз хотелось увидеть страх в чужих глазах. Первой жертвой становится тот, что слева. Марлен будит его простым ударом по животу, когда тот распахивает свои серые глаза и даже не успевает сфокусироваться на объекте перед ним, Марлен бьёт его лопатой, от звона которой просыпается второй. Она хватает сероглазого за волосы и приказывает второму молчать, приложив указательный палец к собственным губам. Тот молчит, его и без того большие глаза распахиваются от испуга. Марлен его понимает. Когда охотишься за какой-то целью, последнее, что ты предполагаешь увидеть, — ту самую цель прямо перед собой, за которой ты гнался половину своей жизни. Если не всю.

Марлен достаёт кинжал и вспарывает горло сероглазому. Второй не успевает даже открыть рот, — Марлен метнула в него кинжал. Она в точности повторила то же самое, что и с первой жертвой, выволочив два трупа на улицу.

Третьего она бьёт кинжалом прямо в сердце, не дожидается его пробуждения, вынимает лезвие из плоти и вгоняет её в глаз. Четвёртого она душит проволокой, которая хранилась к него в рюкзаке. Пятому она вырезает глаза обоими кинжалами одновременно. Шестого, седьмого и восьмого, поскольку они спят в одной палатке, Марлен убивает быстро, — каждому из них она выворачивает шею. Девятого она вспарывает живьём, засунув ему в рот кляп. Десятого душит кишками девятого. Одиннадцатому Марлен засовывает ребром лезвие кинжала в рот и давлением выламывает нижнюю челюсть, им и режет ему горло. Двенадцатому Марлен сделала виселицу перед палаткой, поскольку ветка от дерева идеально висела над ней, разбудила его, оглушила ударом по виску и пока тот не мог сопротивляться надела ему петлю на шею, а после подвесила над палаткой. Он дёргался ещё пару минут, не сводя с неё глаз, пока полностью не обмяк. Тринадцатый оказался более чутким на сон, чем Марлен предполагала. Он проснулся, когда она встала над ним, размышляя, что с ним сделать. В темноте он смог разглядеть её, его глаза распахнулись и единственное, что он пролепетал: «пожалуйста». Марлен размозжила ему череп лопатой. Четырнадцатый проснулся из-за шума, успел выйти из палатки. Марлен огрела его лопатой прежде, чем он успел обернуться, но силы не хватило, чтобы вырубить его. Марлен приставила лопату к горлу четырнадцатого, постепенно начала давить ногой. Она слышала хруст трахеи, из его рта потекла кровь, а на самой лопате образовалась тонкая красная линия. От сильного давления Марлен отрубила голову четырнадцатого лопатой.

В его палатке Марлен нашла топор и отрубила голову каждому, кроме двенадцатого и последнего. Он очнулся только когда Марлен закончила сажать головы на самодельные колья. Он выдал себя резким вздохом и шуршанием ног по земле. Он что-то бормотал, пытался ослабить верёвки и выбраться.

Марлен осмотрела своё творение, прежде чем повернуться к парню лицом. Она видит блики костра в его глазах. Его зрачки расширились. Боится. Он дрожит от страха, дёргает ногами, шаркает пятками по земле. Она делает шаг к нему, видит, как он вздрагивает, опускает глаза. Он что-то очень быстро бормочет. «Лунная дева, защити меня…», это всё, что она могла распознать. Она шагает к нему медленно и с каждым дюймом видит как сильнее сжимается тело.

Марлен опускается перед ним на корточки. Парень дрожит, сжимает губы. Она видит, как по его щеке течёт слеза. Блик костра слепит один глаз.

— Тебе страшно? — это всё, что она сказала. Парень поднимает на неё глаза. Он ей не отвечает. Марлен стирает слезу с его щеки. — Ты бы стал первым, кого я убила. Но ты всё ещё дышишь.

— Временно, — хрипит парень дрожащими губами. Она видит синяки на его плечах, когда рубаха сползла ниже.

— Да, — Марлен обводит взглядом лагерь. Пахнет железом, аммиаком и пóтом. — Если тебя найдут, передай им, что меня зовут «Лиловый глаз». Передай им, что это место я прозвала «собачьим кладбищем». И я похороню здесь Брана, когда доберусь до него.

Марлен выпрямляется и уходит.

— Если?

Слово едва вырывается трелью из шепчущих губ. Марлен останавливается, поворачивает к нему голову.

— Скоро на запах крови сюда прибегут хищники, — Марлен облизывает губы, в слюну попадает чужая кровь. Солёная, противная. От неё тянет в животе тошнотой. — Советую молиться усерднее. Животные нетерпеливые создания.

***

На это же утро её нашли собачки. Она их убила, но задели плечо. Стрела прочно засела, почти никак не вытащить. Марлен пробует её вытащить, шипит. Оно прошло насквозь. Она помнит уроки мамы. «Никогда не вытаскивай стрелу, которая прошла насквозь. В лучшем случае, сделаешь рану больше, в худшем, — порвёшь сухожилия или мышцы.»

Но и оставлять тоже нельзя. Можно получить заражение. Марлен втягивает через зубы воздуха, хватается рукой за древко стрелы и зажмуривается, резко выдёргивает древко и стонет. Она хватается за плечо, дышит так быстро, будто пробежала тысячи миль. Плечо горит, немеет.

Она нашла неплохое и укромное место. Её закрывает от чужих глаз небольшая горка, в трёх шагах от неё вода, с острым берегом намного выше водной глади. Под берегом есть укромное место на случай, если придётся прятаться прямо в воде. Она нашла и кучу тряпок за всё время собственного скитания. Стирала их тем самым мылом из дома, прежде чем помыть хотя бы плечо. Она не взяла нитки из дома, её там чуть не поймали другие подоспевшие собачки, благо, у тех двоих были лошади. Ей нужно зашить плечо. Рана кровоточит, пульсирует.

Закатное солнце медленно покрывает землю алыми лучами. Ей нужно поймать хотя бы одну белку или зайчика. Она попробует зашить рану их сухожилиями в качестве нитки, а коготки будет использовать в качестве иголки.

Она ведёт ухом, слышит шорох листвы, хруст веток. Это не животное. Гуманоид. Они все до одного неуклюжие, как хромая собака. Марлен тянется к луку, хватает его за рукоятку и вытягивает из колчана стрелу. Припадает к землистой стене, прислушивается, крепко сжимая рукой рукоять, между пальцами стрелу и тетиву. Мужчины. Они смеются где-то вдалеке. У неё есть время спрятаться. В том самом провале в воде.

Вода кажется ледяной, когда Марлен только погружается. Источник совсем маленький, достаёт ей исключительно до пояса. Она прячется в тени, крепче перехватывает рукоять лука.

Голоса ближе.

— Эй, а это не вещи той суки?

— Да кто бы знал.

— Нет, я реально вам говорю, это её вещи! Она недалеко! Или, как обычно, спряталась от нас.

— Подождём её здесь. Она не дура, чтобы без запаса воды шляться по лесам.

Марлен затаивает дыхание, уши прижимаются, пытаются уловить каждый шорох. Они садятся на её место. Один из них решает подойти к водоёму выпить. Марлен наблюдает, как его руки зачерпывают воды, как водная гладь рябит. Он слишком близко к ней, одно неверное движение и увидит её. Нельзя рисковать. Он в любом случае может увидеть её. Задать только угол обзора. Нужно действовать. С остальными она справится после него. Марлен берёт древко стрелы ртом. Ей достаточно вытянуть лук, захватить его голову и потянуть вниз. Он с громким вскриком падает в воду, всплеском поднимая мелкие волны. Марлен прижимает рога лука к себе, не даёт собачке двинуть руками, ломает шею. Его падение в воду подняло шумиху. Её наверняка видели. Оттягивает его труп ближе к себе и пробивает острым концом лука глаз. Они не поверят, но внимание отвлечёт.

Она не успевает двинуться, её хватают за локоть и тянут из воды. Марлен резко вытаскивает кинжал из соседней перчатки. Он совсем тонкий как игла. Она бьёт прямо в сплетение вен, рука, с криком её обладателя, отпускает локоть. Марлен хочет отплыть, её снова хватают, на этот раз две руки двух чужих мужчин, силой вытаскивают из воды. Марлен снова вытаскивает кинжал из перчатки, замахивается на одного, но опережает её удар кулаком прямо в нос. Она чувствует солоноватый привкус крови на языке. Её припечатывают к земле, а два её кинжала-иголочки оказываются уже на её сплетениях вен, — запястье и внутренняя сторона локтя.

— Не дёргайся, зайчик, — сальная улыбка перед лицом, мужчина облизывает губы. Он него несёт пóтом. — Дяди тебя не обидят.

За ним ещё один мужчина, смотрит с высоты.

— Она?

Голос далёкий, она видит того парня, которого оставила на собачьем кладбище. Он весь забитый, кивает так быстро, насколько может, свистит сквозь выбитые зубы: «она». Она видит мелкие движения головой от стоящего. Парню быстро ломают шею в один громкий хруст. Его тело с глухим звуком падает на землю.

— Бран хорошо платит за тебя, ты знала? — Марлен молчит, смотрит на мужчину, чувствует, как иголки упираются прямо в вены. — И чего он в тебе нашёл, а? Ни сисек, ни задницы. Даже лицо страшное! У тебя что, между ног золото? Очень хочется проверить, — Марлен впервые брыкается, рычит сквозь зубы, сверлит взглядом. Их четверо, не считая двух убитых. Рот заполняется слюной и кровью. — Ну, не брыкайся, дяди очень устали по нескольку лет искать тебя. Расслабься, получай удовольствие.

Горло стягивают тиски. Не плакать. Не плакать. Она всё ещё пытается вырваться. Марлен сжимает зубы, когда одни чужие руки лезут под рубаху, а другие стягивают сапоги. Он держит кинжалы под идеальным углом. Марлен собирает всю накопленную слюну вместе с кровью и плюёт в лицо одного из них, который держал кинжалы. Она попадает немного в глаз. Он с несвязным возмущением отпускает её руку. Марлен выхватывает у него из руки кинжал и вспарывает глотку, резко разворачивается и вспарывает вторую. Она делает поворот на коленях, упирается пяткой в землю. Третий не отличался умом, побежал прямиком на неё. Марлен хватает его ногами за шею, падает на спину и проворачивается через плечо, оказываясь наверху и всаживая кинжал-иглу в глазницу. За это время четвёртый сократил расстояние, отпихнул её ногой в сторону. Марлен бьёт его по колену, сбивает с ног. В ушах стучит. Она слышит только своё бьющееся сердце. Она сжимает пальцами чужую шею, давит на подъязычную часть. Она дрожит. Её руки дрожат и она не слышит своего собственного крика. Она не видит, как краснеет лицо мужчины, как в панике пытается ухватиться за её руки. Перед глазами всё плывёт от пелены ярости и слёз. Она не чувствует, как он дёргает ногами в попытке избежать участи. Она не слышит, как ломается подъязычная кость, как его руки падают по обе стороны, и он обмякает. Её руки дрожат так сильно, что не может на них опереться.

Её трясёт абсолютно всю, от кончиков пальцев до губ. Она дрожит так сильно, что не может совладать с собственным телом. Она сжимает и расслабляет руки, но дрожь ещё более сильной волной накрывает её. Марлен плачет. Давится, хрипит. Слёзы бегут так быстро, что она не успевает их убрать. Они падают на землю. Падают и падают, падают и падают. Паника сковывает её.

***

Пятьдесят лет скитаний. Пятьдесят лет абсолютного ничего. Иногда она даже просит в голове, чтобы это закончилось. Её по неосторожности убьёт одна из собачек или она живьём замёрзнет где-то в лесу. И каждый раз, когда встречаются собачки, каждый раз, когда они вовсю готовы взять её в любом из смыслов, — Марлен их убивает. Безжалостно, медленно, кроваво.

Ещё одну зиму на улице она не переживёт. Все пятьдесят лет она грелась исключительно из-за удачи найти заброшенный дом или несколько тёплых одеял, но последние месяцы до зимы не было ничего. Лес, лес, лес, лес и только лес.

Она бредёт по лесам последние недели до наступления зимы. Земля уже затвердела от холода, ступни колет от мороза, пальцы она уже не чувствует. Иногда она теряла сознание от переохлаждения, приходилось через силу вставать и идти дальше, когда казалось, что нужно остаться прямо здесь и сейчас. Она знает, что с ней. Она умирает. Долго и мучительно умирает от холода, как беглая бездомная зверушка. Иногда становилось тепло и хорошо, что будто бы так и надо. Марлен знает, что это её тело пытается обмануть, оставить здесь навеки.

Она не может остановиться. Не здесь и не сейчас. Пальцы горят, как от раскалённого жгута, которым её хлестали несколько часов. Марлен трёт бледные пальцы, когда видит впереди дом. В окнах света нет, по крайней мере в передних.

Её тело снова оживилось, она начала двигаться аккуратно по мере приближения к дому. В боковых тоже нет света. В одной комнате открыто окно. Она видит через него, что дом явно жилой. Сейчас вечер. Марлен хватается деревянными пальцами за карниз и аккуратно приподнимается, заглядывает внутрь. В комнате никого нет. В самом доме нет никакого шума. Всё аккуратно лежит на своих местах. Нет даже треска в камине, Марлен видела дымоход на крыше. Будто в какой-то момент все просто ушли отсюда. Марлен перелезает в дом. Ей нет никакого дела по какой причине дом опустел. Главное, что пустой. Нужно найти камин и дрова.

Марлен выходит из комнаты и её бросает в дрожь. В доме тепло. Она прерывисто выдыхает от смены температуры, сжимается. Здесь явно кто-то есть. Или был недавно. Марлен аккуратно идёт вперёд по коридору. Половицы скрипят под ногами. Нет совершенно никаких звуков. Даже за окном тихо. Это странно и жутко. Марлен дрожит, сцепляет пальцы между собой. Она слишком поздно слышит позади себя рывок и чужая рука хватает её за шею, а вторая закрывает рот.

Марлен резко пятится назад, прибивает напавшего к стене и бьёт его ещё несколько раз, а после выхватывает кинжал, вспарывая чужую ногу. Она перебрасывает мужчину через плечо, тот с громоздким звуком падает на спину. Марлен хватает его за горло, его чёрная борода путается под пальцами, бьёт по половицам затылком. Она душит его несколько минут, останавливается только когда мужчина перестаёт подавать хоть какие-то признаки жизни. Она встаёт на ноги, стряхивает дрожь с рук и с пальцев, оглядывается. Если бы он был здесь не один, другие бы подоспели на помощь. На глаза в тусклом свете попадается камин. Марлен трёт руки о штанины, подходит и закидывает туда дров. Она только хочет прошептать «игнис», как слышит плач. Детский плач. Младенческий.

Пальцы, дыхание, всё тело немеет. Нет. Нет-нет-нет-нет-нет. Она не могла… Нет. Марлен идёт на звук, все внутренности сжимаются.

«Нет. Только не это. Пожалуйста.», твердит голос в голове. Слова сливаются в единое жужжание, её тошнит. Она подходит к наглухо закрытой двери, за которой во всю кричит, надрывается ребёнок. «Пусть там будет ещё кто-то. Пожалуйста, пусть там будет кто-то другой.»

Она толкает дверь внутрь, та хлопает по стене с оглушительным звуком. В небольшой комнате стоит люлька, кроватка, несколько корзин. Рядом с люлькой кресло, на ней книга и одеяло, рядом на небольшой тумбочке стоит свеча. Она ещё горит. В глазах стоят слёзы. Марлен на негнущихся ногах идёт к люльке. Всё, что было у неё в руках всё это время с грохотом упало где-то позади. Она чувствует, как бегут слёзы, с оглушительным звуком падают на пол.

Она нагибается в люльку. Ребёнок. Младенец. Ей на вид не больше двух месяцев, она кричит, надрывается, не обращает никакого внимания на округу. Марлен берёт её на руки и машинально укачивает, поёт колыбельную, пребывая в состоянии шока и ужаса. Её распахнутые от страха глаза смотрят на ребёнка в руках с такой болью, что дрожат руки, зудят слабо заживающие запястья. Слёзы бегут по щекам, Марлен постоянно приходится поднимать голову, чтобы холодные слезинки не упали на девочку. Марлен не может повернуться и уйти дальше за пределы этой комнаты. Её сковал первобытный страх.

«Пусть это будет кошмар. Пусть это будет кошмар.», твердит в голове самой себе, переходя на быстрый почти молящий шёпот.

Ребёнок успокаивается и только тогда Марлен может переступить с одной ноги на другую. Что с ней делать? Она не может взять её с собой, оставаться здесь не может, ребёнок умрёт от голода. У неё подкашиваются ноги, упирается одной рукой на подлокотник кресла, второй держит ребёнка. Дрожь бежит по телу.

Она всхлипывает, закрывает рот ладонью, чтобы не разбудить младенца. Прижимает маленькое тельце к себе, закрывает глаза. Она дрожит, бесшумно плачет себе в руку, закрывает нос пальцами. Она не знает, что делать дальше. Она в тупике.

Марлен пересиливает себя только когда дрожь полностью спадает, когда может нормально дышать. Она кладёт ребёнка обратно в люльку. Ей нужно придумать, что делать с ней. Она выходит из комнаты, опираясь на углы, косяки и стены, потому что без них она готова упасть.

Она идёт мимо человека, его мёртвое тело изредка подрагивает. Иногда его руки произвольно поднимаются, дрожат и опускаются, сжимаются пальцы. Марлен пытается не смотреть на него. Она идёт в ту комнату, из которой вышла. Там была кровать. Она встаёт в дверном проёме и не может, не хочет пройти. Она видит одну полностью пустую тумбу, на второй лежит перевязанный, пузатый от количества писем, конверт. Нет ни отправителя, ни получателя. Она открывает конверт и читает первое письмо. Как оказалось, нечто в виде личного дневника.

«14-е Марпенота<span class="footnote" id="fn_38366395_0"></span>.

Совсем скоро появится наш первенец. Элая настаивала, чтобы мы переехали сюда из шумного города, говорит, мол, ребёнок будет расти здоровым. Отказывать беременной жене — грех, поэтому мы здесь. Пришлось оставить дело писаря в местной газете, но это даже плюс. В конце концов, теперь я могу посвятить себя жене, ребёнку и писательству. И хозяйству. Элая очень настойчивая женщина, особенно в том, чего она хочет.»

Марлен читает следующий пергамент, садится на не заправленную постель.

«6-е Уктара<span class="footnote" id="fn_38366395_1"></span>.

Элая совсем побледнела. Она ничего не ест, только спит. А во сне то и дело шепчет что-то. Сегодня ей свело судорогой ногу, на любые попытки поесть её тошнит и вся еда выходит обратно.

Ночью у неё началась горячка. Меняю ей компрессоры каждые тридцать минут, — они высыхают на ней. Она заплакала, сказала, что это невыносимо. Я знаю, милая, знаю.»

Марлен пытается глубоко дышать сквозь сжатые в напряжении лёгкие, читает следующий пергамент, полностью измазанный в чужой крови.

«10-е Уктара.

У Элаи начались роды, помогал ей как мог, но она умерла. Боги забрали её у меня. У нас родилась девочка. Она хотела назвать девочку Рози, а мальчика… Это уже неважно.

Я похоронил её на заднем дворе. Я больше не могу спать на этой постели.»

Марлен закрывает свободной рукой рот, слёзы снова накапливаются.

«11-е Уктара.

Я сделаю всё для маленькой Рози.»

Марлен всхлипывает, протирает глаза.

«12-е Уктара.

Рози не нравится моя борода. Она дёргает её, плачет, когда она колет. Я побреюсь, маленькая, только не плачь.»

«13-е Уктара.

Я совсем не сплю. Сижу в кресле у люльки, там же и сплю. В спальню почти не захожу, даже не смотрю в сторону заднего двора. Я туда никогда больше не зайду.»

Последний пергамент был свежим, Марлен нашла его рядом не в стопке. Чернила почти застыли на нём.

«16-е Уктара.

Стало сильно холодать, а мне неспокойно. Пришли какие-то мужики, стали расспрашивать про некую девушку, звали её ещё странно так, — ангелом. Один заикнулся про внешность, но я за несколько миль отсюда ни одной живой души не видел. И мужики странные были: грязные, побитые. Одним словом, — страшные. Если эта девушка здесь и объявится, попросится на ночлег-другой, я точно им её не отдам.»

Это стало последней каплей. Марлен рывком откладывает пергаменты в сторону, закрывает лицо руками и плачет навзрыд. Она задыхается от накопленных слёз и эмоций, давится их солью. Она никогда ещё не чувствовала себя настолько убитой.

Что она натворила? Что она сделала? Она впервые соглашается с Браном, только бешеное животное, а не человек способен на такой ужас. Она чудовище. Чудовищечудовищечудовище.

Марлен ревёт, кричит себе в руки от понимания безысходности. Ей плевать насколько это громко и слышат ли её. Она готова умереть прямо здесь и сейчас, потому что Марлен боится себя. Что она ещё может натворить и насколько масштабным этот ужас может быть?

Она стонет себе в руки пресловутое «нет-нет-нет…», но её «нет» не вернёт к жизни отца маленькой Рози. Это «нет» не вернёт всё обратно и Марлен не пойдёт другой дорогой. Пальцы дрожат, ногти царапают кожу. Она ужасна, отвратительна. Она недостойна жить, дышать этим воздухом, когда убивает ни в чём не повинных. Она заслуживает смерти. Самую долгую и мучительную. Но даже если Марлен умрёт, Рози останется всё тем же новорождённым младенцем, а её отец продолжит лежать в коридоре дома. Рози умрёт. Даже если не от руки Марлен, так от голода или болезни. Марлен тошнит от осознания. Рози умрёт. Голод или болезнь страшнее любого ножа.

Марлен нужно смириться. Это милосердие, а не грех. Но Марлен прекрасно понимает, что для неё это пострашнее греха. Она будет винить в любом случае себя. Потому что это она поставила саму себя перед самым ужасным выбором. Марлен всё ещё чувствует, как дрожат пальцы. Она трёт запястья до фантомной боли, шипит и смотрит на тонкую кожицу поверх ужасных ран.

Марлен поднимается на трясущиеся ноги, берёт с собой подушку. Это милосердие, это милосердие. Дверь распахнута, полено лежит около входа, это его Марлен уронила. Она чувствует, слышит, как бьётся сердце, как быстро и как больно ударяется о рёбра. Марлен хочет разорваться на части. Она снова заглядывает в люльку, Рози спит. Только сейчас Марлен замечает висящую над люлькой самодельную карусель из соломенных игрушек и верёвочек. Марлен сжимает губы, пытается не зареветь с новой силой.

Подушка втрое больше маленькой головы в кроватке. Марлен кусает себя за щеку. Не плакать. Она опускает подушку сверху. Это милосердие. Слегка фиксирует руками, закрывает глаза, жмурится. Она не выдерживает, всхлипывает, начинает дрожать и реветь с новой силой. Она не видит ничего, кроме мыльных силуэтов. Марлен плачет, не слышит больше ничего, кроме пульсирующей крови в ушах. Она монстр. Она чудовище. Это милосердие.

Марлен похоронила их рядом с могилой Элаи, женой и матерью тех, кого она убила.