I Put a Spell on You (2/2)

— Мы покурить выйдем. Если что, кричи, — наклонившись к ее уху, проговорил, чтобы слышала за звуками новой песни. Микаса ловко вывернулась и, послав ему странный взгляд, выдохнула смесью виски и ментола почти в самое лицо.

— Заставь меня.

Эрен завис, не сразу находя в своем арсенале нужную реакцию на подобную фразу, сдобренную лукавой ухмылкой. Догадался только кивнуть, натянуто улыбнувшись, и поспешил к выходу, где уже торчал Армин.

— Кислород, сынок, этот запах ни с чем не спутаешь, — блаженно раскинув руки, протянул Арлерт, запрокинув лицо ночному небу. Эрен одарил его усмешкой, хлопнув по плечу и встав рядом.

Задник клуба, куда они вышли представлял собой пустынную небольшую парковку, обнесенную дырявой сеткой забора и мусорными баками по углам. Над дверью заднего хода в кирпичной кладке стены тускло мерцал больным светом фонарь, сонно кружилась стайка ночных мошек, далеким эхом доносились тугие гитарные рифы и басы из недр здания, откуда-то из мерцающей звездами чернильной ночи доносились эфемерные шумы, гудок поезда, чьи-то голоса, шум прибоя от кромки залива неподалеку.

Прикрыв огонь зажигалки ладонью, Эрен прикурил и выдохнул дым в небо, почти по-летнему звездное. Даже табачный запах не смог перебить сладковатый аромат цветения сирени и чего-то характерного только для начала мая, согретого первыми теплыми лучами. Он и не заметил, как быстро пронесся месяц, самый насыщенный за последние три года жизни. И не осознал, как скоро окончание школы, после которого он не видел вообще никакого дальнейшего пути.

Пальцы Армина вдруг выхватили сигарету. Эрен удивленно наблюдал, как приятель, выглядящий диковато с потекшим от жары макияжем на глазах и губах, воровато оглянулся и сделал затяжку. Тут же закашлялся и вернул обратно.

— Мерзость, — скривился он. — Только Энни не говори, что я пробую.

Эрен вгляделся в четкий отпечаток губной помады на фильтре и готов было уже засмеяться в голос от пришедшей в голову ассоциации, как за спиной послышались посвистывания и шаги.

— Да, лучше скажи Энни, как пробуешь хуй своего дружка, блонди, — Эрен медленно обернулся, мгновенно ощущая, как под кожей прошило забытым со средней школы импульсом. Из полутьмы парковки вразвалочку направлялись четверо парней с глумливыми улыбочками. Судя по одежде, явно не посетители клуба — скорее быдловатые обитатели ближних поселков, где часто селились семьи шахтеров, фермеров и заводчан. — Вас с вечеринки выперли, педики?

Эрен прошелся по всем четверым незаинтересованным взглядом и затянулся, все же не рискуя поворачиваться спиной. Армина на всякий случай незаметно задвинул чуть за себя.

— Он к вам обращается, животные, — прикрикнул один из парней в мятой бейсболке.

— Вам рюкзак в школу не пора собирать, мальчики? — с усмешкой выдохнул дым, стараясь не смотреть им в глаза, чтобы не провоцировать лишний раз.

— Че ты сказал, обдолбыш?

— Я сказал: «Улица Сезам» уже закончилась, и всем мальчикам пора ложиться спать, а не шарахаться по сомнительным районам.

Не придумал ничего лучше, чем сыграть на возрастном превосходстве, решив, что парни, если не младше, то хотя бы ровесники. Ввязывать в драку Армина не хотелось совершенно. Это уже не школьный двор и привычные хулиганы: они за чертой Сины, парни незнакомые, на дворе — ночь, а в клубе — куча обдолбанных и пьяных готов, к которым подавляющее большинство жителей не питало любви.

— Пока такие животные как вы шарахаются по улицам, никто спокойно спать не будет, — четверка остановилась в жалких трех метрах. Эрен мельком переглянулся со стушевавшимся Армином. — Ебаный позор на теле этого острова. Валите обратно в свою Америку и там сношайте друг друга в очко.

— Ты нас с кем-то перепутал, друг, — выдохнул Эрен, стараясь звучать максимально нейтрально.

— Другу своему ты за щеку даешь, а ко мне так обращаться не вздумай.

— Так, — шумно вздохнул Эрен, поворачиваясь, наконец, к ним всем корпусом и миролюбиво поднимая руки, — чувствую, общий язык мы не найдем. Так что давайте мы сейчас спокойно пойдем давать друг другу за щеку, а вы по своим делам. Идет?

— Нет, дорогая, не идет, — покачал головой самый говорливый. — Вы совсем оборзели. Шагу не ступишь лишний раз, чтобы не наткнуться на очередное педиковатое сатанинское дерьмо, — Эрен машинально дернул бровью, поняв, наконец, за кого их приняли. — Думаешь, ваши дружки могут спокойно осквернять наш город, говном стены мазать, людей похищать и пытать, блядскую заразу свою распространять, а мы будем терпеть и позволять вам тусоваться в ваших ебаных притонах? Не будет такого. Будь моя воля, я б вас вешал на столбах у дороги. Один раз мир уже очистили от ебаной скверны, пора бы снова.

— Но мы не сатанисты, — выглянув из-за плеча Эрена, проговорил Армин. — Мы просто с девушками пр… — Йегер резко ткнул его локтем в ребра, обрывая речь.

— Отлично. Тогда после вас, — заулыбался парень, — займемся вашими спидозными шлюхами.

— Мамашей своей спидозной займись, говноед, — Армин шагнул из-за плеча Эрена прежде, чем тот успел его схватить.

Буквально за долю секунды в воздухе мелькнула невесть откуда взявшаяся бита, которой один из парней со всей дури приложил замахнувшегося было Армина по животу. От болезненно стона и хрипа скрутило внутренности. Эрен, не успев ничего выдумать, налетел на напавшего. Тлеющий окурок с силой оказался вдавлен чуть ниже его глаза, и под оглушительный вопль Эрен дернул упавшего на асфальт Армина за локоть, чтобы хотя бы отшвырнуть подальше.

— Куда же ты, ублюдок? — в челюсть прилетел тяжелый кулак, рот мгновенно заполнился кровью, когда завалился на асфальт, потеряв равновесие. Мгновенно прилетело по ребрам и приложило, по ощущениям, битой по хребту, вынудив выпустить сквозь оскаленные зубы болезненный стон.

— Он мне глаз прижег! Мне в больницу надо! — верещал один из парней, пока пара рук подхватила Йегера под локти, рывком ставя на землю, хотя от полученных ударов стало тяжело держаться на ногах.

— Подождешь! — рявкнул парень и, замахнувшись, со свирепым выражением на лице ударил в живот. Эрен сжался от прошившей живот боли, жмуря глаза и с трудом вдыхая. Ноги предательски разъезжались, от падения удерживали только крепко держащие руки незнакомцев. Следующий удар пришелся по лицу. Бровь обожгло резкой болью, поселившей в голове назойливый писк, из рассеченной раны хлынула кровь. — Нравится, урод? — чья-то рука схватила волосы на затылке, рывком дергая, чтобы поднять его лицо. Расфокусированный взгляд едва остановился на тяжело дышащем, безумно улыбающемся парне в паре метров от себя. Все тело, казалось, стало одной пульсирующей раной, болезненно отзывавшейся на каждую попытку вдохнуть.

В растравленную голову внезапно залетела мысль: он не сопротивляется. Он отбил Армина, а себя позволяет забить, в тайне надеясь, что до смерти. Ему все равно, что будет, он не пытается защищаться, позволяет им сделать все, что хотят.

Следующий удар вновь выбил воздух из груди. Рвано вдохнув, услышал на периферии далекий визг «драка» и хлопок двери, слабый голос Армина где-то рядом.

Что же это? Вот так взять и помереть на заднем дворе задрипанного клуба, избитым до смерти компанией неадекватов? Отпустить все и позволить разобраться с собой, выжечь эту ересь из мира, не дать ему отравить близких людей еще больше. Не придется ничего решать, не придется искать свой путь через месяц, не придется терпеть стычки с отцом и вечное разочарование во взгляде, не придется изнывать от невозможности быть с любимой женщиной, не придется видеть безумную мольбу в выцветших серых глазах, не придется каждый гребаный день вспоминать бескровное лицо матери в зассанной подворотне, не придется знать, что загнал ее в могилу своими руками. Просто позволить и оборвать уже этот гребаный круг проклятий. Просто не сопротивляться.

Эрену стало разомкнул веки, запоздало ощущая, как по подбородку и скуле противной липкостью стекает кровь.

— Вот же кусок дерьма, — недовольно прошипел парень и подошел ближе, чтобы, схватив за волосы, дернуть голову выше. — Не сопротивляется даже. Решил последней радости лишить?

Лицо парня расплывалось в бесформенный блик, словно сливаясь в лица всех, кто внезапно пронесся в памяти.

«Что ты делаешь?» — резкой болью в виске.

Что-то перемкнуло. Эрен сглотнул тошнотворно металлическую кровь.

«Вставай, — вкрадчивым низким голосом по позвоночнику. Его собственным голосом. — Ты уже позабыл?..»

Коротящими разрядами забегало под самой кожей, заволокло глаза пеленой.

Физиономия парня удивленно вытянулась, когда окровавленное лицо «куска дерьма» прорезала хищная улыбка, обнажившая зубы. Эрен сам не понял, какого черта напало на него, когда, с чувством плюнув кровью в лицо парня, вырвался из крепкой хватки, тут же заваливая его на землю всем телом, не обращая внимания на собирающихся на заднем дворе людей. Едва вырвавшийся рык незнакомца перетек в болезненный стон, когда со всей дури обрушил кулак в его нос, а затем снова и снова, пока тот не стал превращаться в кровавую кашу, и чьи-то руки не потащили назад, вновь обрушивая удар в спину.

— Какого черта, Йегер? — Эрен едва расслышал шипение пронесшейся мимо Энни и ухватил взглядом повисшего на другом парне Армина, которого девушка понеслась вызволять. Сам, вывернувшись из хватки, подхватил очередного незнакомца за грудки и рывком впечатал спиной в стену. Едва разглядел животный ужас в расширенных глазах прежде, чем обрушить на него очередной удар, не обращая внимания на разбитые костяшки. Внутри неистово клокотало что-то звериное, выпущенное, наконец, с тугого поводка на волю, внушавшее безумное желание вцепиться зубами и вырвать кадык, разорвать голыми руками на куски — убить того, чье лицо едва видел, зато домысливал на нем целое множество других.

— Копы! — заорал кто-то из толпы, когда послышались далекие звуки мигалки, на которые Эрен не обратил внимания, остервенело обрушивая удары на поверженного парня, пока чьи-то руки не подхватили за локоть и не дернули назад. Уже хотел было развернуться и удавить на месте, как над ухом раздалось голосом Микасы:

— Хватит с тебя на сегодня.

***

Hello darkness, my old friend,

I've come to talk with you again,

Because a vision softly creeping,

Left its seeds while I was sleeping,

And the vision that was planted in my brain

Still remains,

Within the sound of silence…

— Simon And Garfunkel — «The Sound of Silence».

— Блять, — болезненно зашипел, когда в лицо плеснуло холодной водой из бутылки. Все раны на коже лица мгновенно засаднило новой волной боли. Жмурясь и протирая глаза от залившей все лицо крови, с трудом сфокусировал взгляд на стоящем напротив Армине. Тот слабо улыбнулся, выглядя болезненно, словно его могло стошнить в любую секунду.

Благодаря Энни удалось сбежать с заднего двора клуба незамеченными. Девушка, явно нервничая, гнала по ночному шоссе около залива на предельно допустимой скорости, но все же остановила у ближайшей заправки с аптекой, куда унеслась Микаса, когда Армина начало тошнить, а Эрен заляпал кровью всю панель пассажирского сидения.

— Гондон, — раздраженно шипела Леонхарт, оттирая салфетками не успевшую схватиться кровь с приборной панели и пола своей машины. Эрен обернулся на нее, опираясь на бок машины, и болезненно усмехнулся. Она ни слова недовольства не высказала по поводу драки, даже похвалила, что «хорошо держит удар», но готова была разорвать за испачканную машину. — Что ты лыбишься, придурок?

— Ты б себя видел, — хрипло рассмеялся Армин и зашипел от боли в разбитой губе. Эрен и сам хрипло рассмеялся, осознавая, что они стоят в похожих полусогнутых позах друг напротив друга, в крови и гематомах, с несмытым макияжем, а сбоку рокочуще шумит залив. Захотелось срочно подойти поближе.

— Лучше, львенок? — все еще напряженным тоном, но уже гораздо мягче спросила Энни, обхватив лицо Армина в ладони, когда закончила с машиной. Тот болезненно поморщился от касаний, но кивнул.

— Похоже, мне тоже стоит походить в зал, а не в готский клуб, — Энни снисходительно улыбнулась и мягко поцеловала его в нос, не обращая внимания на пристальный взгляд Эрена.

— Ты дрался как лев, — заверила она, заключая его в объятья. Армин хмыкнул и изможденно обхватил ее за талию, схоронив лицо на плече, но девушку, казалось, не заботило, что вещи испачкаются в крови и гриме.

Довольно усмехнувшись от представшей глазам картины, Эрен оттолкнулся от бока машины и, ведомый странным импульсом, заковылял в сторону блестящей переливающимися волнами береговой полосы. Налитые свинцом мышцы тянуло болью при каждом шаге, вся кожа ощущалась как единый гиперчувствительный ожог, и болела, казалось, от любого легкого касания. Хромая по каменистому берегу залива, вглядывался в поблескивающие пенистые гребни волн, с приятным шумом набегающие на берег, и, несмотря на боль, чувствовал странное умиротворение. Словно на груди разрезали тугие кожаные ремни, мешавшие сделать лишний вдох. Не волновала даже реакция отца при взгляде на его физиономию. Придумает что-нибудь. Сейчас важным оставалось только сонное движение волн, лижущих берег. Казалось, что они смогут

поглотить и растворить в своем неторопливом покачивании, уничтожить все ужасы в его голове. Добравшись по кромки берега, блестящего мокрым песком от воды, присел прямо так, не заботясь об одежде. Ладони зачерпнули холодную воду набежавшей волны и плеснули в лицо, тут же болезненно зашипел и зажмурился от разъедающей раны соли.

— Ты совсем дурак? — раздалось мелодично над головой. Проморгавшись, обернулся, чтобы встретиться взглядом с замершей над ним Микасой. Черное платье, покрытое налипшими листьями от зарослей по пути к берегу, колыхалось от легкого ветра, и снова казалась каким-то нереальным видением, пришедшим по грешную душу. Только ворох медицинский приблуд в руках выдавал земное происхождение. — Хочешь себе заразу занести какую-нибудь? — Эрен виновато улыбнулся, насколько позволяла рана в углу губ.

Микаса с протяжным выдохом присела на корточки рядом с ним, не заботясь о платье, и, открутив крышку бутылки воды, принялась поливать на ватные диски из разодранной упаковки. Вскоре мокрая вата начала осторожно проходиться по его лицу, промывая полученные ранения. Затем воду сменила перекись, и Микаса принялась слабо дуть на пенящиеся раны, чтобы минимизировать болезненные ощущения. Пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть ее так близко, потому что уже от одного осознания ее заботы в груди болезненно засаднило. После всего, что было в прошлом, и всего, что увидела сейчас, умудрялась переживать за него и пыталась действовать поласковее, хотя вряд ли он заслуживал чего-то, кроме звонкой пощечины.

— Микаса… — губы с трудом разлепились, когда рискнул приоткрыть глаза. Сосредоточенные серые глаза метнулись на его зеленые, пока осторожно приклеивала пластыри на рассеченные участки кожи. — Ты прости, что тебе пришлось это увидеть.

Микаса приподняла бровь, не секунду оторвавшись от своего занятия. Эрен разглядывал красивое лицо в обрамлении дрожащих на ветру черных прядей с затаенным, разливающимся внутри теплом. Невозможно прекрасная.

— Можно подумать, я впервые вижу, как ты дерешься, — хмыкнула она и вернулась к пластырям. Хотелось глупо сказать, что касания ее пальцев убирают боль гораздо лучше любых медицинский средств.

— В этот раз было иначе. Мне как сорвало. Я же чуть было тебе не заехал, — виновато опустил глаза, вспоминая остервенение, с которым разбивал лица тем парням.

— Не заехал бы, — тонкие пальцы заправили черные пряди за ухо и будто машинально провели по правой скуле, под самым глазом.

— Хочешь сказать, — сглотнул, — тебя не напугало то, что ты увидела?

Она закончила с последним пластырем и отняла ладони от его лица, заставив ощутить досаду от прекратившихся прикосновений.

— Нет, — пожала плечами, хотя взгляд стал скорее грустным, пока собирала обертки от пластырей и бинтов. Ладони вдруг обхватили его руку со сбитыми до крови костяшками, щедро полили перекисью, заставив вздрогнуть. — Меня скорее пугало то, что я видела в первые недели после возвращения в Сину.

Эрен протяжно выдохнул, припоминая, как шарахался от нее куда подальше и наверняка поражал абсолютно безжизненным взглядом. Шмыгнув ноющим от боли носом, отвернул взгляд к поблескивающим черными волнами заливу. Сигарета привычно легла меж губ. Затянувшись, чуть поморщился, выпуская дым, поглядел на металлическую зажигалку в своей ладони.

Не забывать.

— Я не хотел драться. Хотел, чтобы забили меня до смерти прямо там. А потом что-то перемкнуло, — не отрывая взгляда от оттиска гор на металлическом боку, произнес Эрен. — Получается, можно считать это четвертой попыткой самоубийства. Я тебе не рассказывал, — сглотнул он, кинув виноватый взгляд на подругу.

Микаса глядела на залив, подтянув колени к груди и беззвучно курила.

— Почему решил сказать?

— Не знаю, — тяжело выдохнул и нервно провел ладонью по волосам, ощущая, как некоторые пряди слиплись в сосульки от крови. Отчего-то вид Микасы, глядящей в горизонт, а не на него, молчащей с этим печальным обреченным выражением на точеном профиле, внушил тоску и ужас, царапнул по груди раскаленным клинком от того, какой далекой она вдруг показалась. Мучимый жаждой касания, протянул руку к подолу ее платья и принялся снимать налипшие листья. — Я просто… — впервые за три года появилось саднящее ощущение в носу, налилось комом в горле, — адски устал. Я виноват в том, что мама погибла, и не проходит ни дня, чтобы я об этом не думал. Я не могу дышать нормально, не могу делать то, что хочу, не могу жить свободно, потому что я не могу забыть этого. Я знаю, что мои руки в ее крови, и это просто сводит с ума… — сглотнув, с удивлением обнаружил, как отчетливо дрожит его собственная ладонь.

Серые глаза, наконец, поглядели на него, но теперь от этого взгляда хотелось съежиться, спрятаться, чтобы не чувствовать себя настолько жалким говном, натворившим бед и умудрявшимся жаловаться на них.

Микаса медленно покачала головой.

— Кто вбил тебе это в голову?

Эрен непонимающе сдвинул брови, глядя на посеребренное луной лицо, показавшееся вдруг воинственно свирепым вкупе с развивающимися по ветру короткими прядями. Словно прямо сейчас готова была вскочить на коня и отрубать головы врагам.

— Никто. Это правда, — глухо выдохнул. — Если бы…

— Ты был там? Ты знаешь, как это случилось? — напряженно спросила Микаса.

Эрен устало провел ладонью по волосам, тяжело вдыхая и прикрывая глаза.

— Я знаю, что после твоего отъезда у меня сорвало резьбу. Только и делал, что работал, пропадал на улицах или в общаге у приятеля, на учебу забил, и предки ругались из-за этого. Знаю, что я сильно расстраивал мать. Она всегда пыталась меня понять и поддержать, а я, — тяжело сглотнул, потерев переносицу, — только больно делал. Если бы я тогда был дома, она бы не понеслась ночью черт знает куда.

— Кто рассказал тебе об этом?

— Отец, — Эрен непонятливо выгнул бровь, обернувшись на нее. На лице Микасы мелькнула непонятная эмоция, после чего она неслышно хмыкнула, окинув его странным взглядом.

— Ничего не хочу сказать, но не мне тебе рассказывать, что твой отец всегда был занозой в заднице, — вдохнув дым, протянула руку к его лицу, осторожно убрала за ухо упавшие на лоб пряди. — Ты ни в чем не виноват, я уверена. Карла всегда доверяла тебе и относилась как к взрослому, не думаю, что в ту ночь она резко решила примерить роль мамочки-наседки.

— Тебя там не было, — довольно грубо буркнул Эрен, отворачивая голову от прикосновения. Не хотелось обижать, но она затронула слишком болезненную тему под углом, который он терпеть не мог обдумывать даже наедине с собой. Привык жить, зная только то, что услышал; привык думать, что свел мать в могилу своим отношением. Если сейчас Аккерман начнет вскрывать своими руками застарелые гнойники, черт его знает, какое дерьмо польется из него.

— Как и тебя, — уверенно выдохнула она, но все же не попыталась коснуться вновь. — Одно понятно точно. Это чувство вины не дает тебе двигаться дальше, ты будто навсегда застыл в том дне, когда погибла мама. Но ты не хочешь быть слабым, поэтому копишь все это дерьмо в себе, пока оно не польется наружу как сквозь плотину. Как сегодня, — Микаса глядела на залив и говорила спокойным ровным голосом, но, по ощущениям, вспарывала тупым шилом все стежки швов на едва зарубцевавшихся ранах, заново принявшихся кровоточить. — Я хочу, чтобы ты знал, что я не злюсь на тебя. Не злилась даже, когда бросил меня в том письме, — Эрен прикрыл глаза, болезненным выдохом выпуская дым. — Мне было обидно и больно, но скорее из-за того, что так устроен наш мир, в котором мне снова и снова приходится терять тебя. И тебе нужно простить себя, если хочешь жить. Иначе однажды, — Эрен перевел взгляд на пристально глядящую на него девушку, — ни Армин, ни я не вытащим тебя.

— Я не могу, — выдавил он сквозь стиснутые зубы, сжимая в ладони зажигалку. Не забывать.

— Ты должен поговорить с ней.

Эрен вздрогнул от горького смешка.

— Точно, как я сам не догадался? Только вот, жаль, это никак не сделать.

В повисшей на берегу тишине волны с тихим влажным шелестом набегали на влажную полосу песка, вынося из недр залива ракушки и обтесанные камни, чтобы тут же утащить их обратно.

— Но если бы была возможность, ты бы хотел увидеть ее снова и поговорить? — вдруг тихо спросила Микаса.

Эрен печально улыбнулся, делая последнюю затяжку. Мать старался вспоминать редко, сразу переключаться на что-то, стоило родному образу расцвести в памяти.

— Очень.

— Думаю, — Микаса втоптала окурок в мокрый песок, — я могу это устроить. Обычно за это берут деньги, но по знакомству — так и быть.

Эрен подумал, что ослышался. Изогнув брови в крайнем скептицизме, насмешливо глянул на абсолютно серьезную девушку.

— Это самая странная шутка…

— Это не шутка, — она покачала головой и снисходительно улыбнулась, захлопав ресницами. — Ты же не думаешь, что я только гонорею насылать умею?

— Точно, — закивал он, округлив глаза, — бабушка — ведьма, проклятья, порчи и прочая ахинея.

— Иронизируй, сколько угодно, — фыркнула Микаса, обнимая колени руками, — но то, что произошло с теми двумя идиотами, ты объяснить не можешь. И ты знаешь, что я бы никогда не стала шутить на подобную тему.

Эрен испытующе окинул ее взглядом. Поверить в то, что пресловутые ведьмы со своим колдовством существуют — еще половина идиотизма. Поверить в то, что подруга детства связана с подобной ересью — билет в один конец до психдиспансера. Он и сам заигрывал с идеей того, что Аккерман связана с оккультизмом из-за ее внешности, поведения и влияния на него самого, но то было лишь в фантазиях, подчас не самых приличных. Совсем другое дело — обсуждать подобную тему всерьез. Он и в бога не верил едва ли ни с детства, не говоря уже о подобных персонажах фольклора и страшилок. Но Микаса, не страдавшая ни шизофренией, ни тягой к жестоким шуткам, звучала до странного убедительно и уверенно.

— То есть ты серьезно в это веришь? — недоверчиво, стараясь не улыбаться слишком, уточнил он.

— Я не верю, а знаю, — холодно ответила Аккерман. — И делала такое не единожды.

Эрен выпустил очередной короткий смешок, качая головой. Абсурдность ситуации зашкаливала.

— Ну и как это делается? Спиритическая доска, вопросы типа «подай знак, если ты здесь», — попытался изобразить потусторонний голос, так часто звучавший в фильмах про призраков и экзорцизм, — резко гаснущие свечи?

— Нет, без доски и вопросов, — хмыкнула Микаса. — А свечи нужны. Огонь — естественный источник энергии.

— Класс, — Эрен покивал, испытывая нечто странное от ощущения, что его зачем-то пытаются наебать, да еще и таким образом. — И что же мне нужно сделать? Череп чей-нибудь откопать?

— Я сделаю все сама. Но для этого нужен ваш дом, и чтобы никто не мешал, — расправив складки платья, произнесла Микаса, а затем взглянула в глаза самым серьезным взглядом без намека на смех. — От тебя потребуется самое сложное, — Эрен вопросительно выгнул бровь. — Поверить мне.

And in the naked light I saw

Ten thousand people, maybe more.

People talking without speaking,

People hearing without listening,

People writing songs that voices never share

And no one dared

Disturb the sound of silence...

— Simon And Garfunkel — «The Sound of Silence».